Игра знамёнами. Часть вторая: «Крамола небесная»

Даже и мысли не возникло подождать ещё какое-то время и снова повторить попытку бегства.

Да уж – осталось только хвост между ног зажать.

Никогда ещё не встречал человека, который настолько бы его превосходил.

Да и человек ли он?

Поражённый этой внезапной мыслью, волк сам не заметил, как погрузился в глубокий спокойный сон.

Которым боги в последнее время награждали своего непутёвого сына всё чаще и чаще.

Даже прыгающие голые тела мерянок с раскрашенными лицами, неизменно всплывавшие последние часы перед его мысленным взором, стоило ему только на время забыть о всех напастях, наконец-то расточились в небытии.

Когда он снова пришёл в себя, в дупле опять было светло.

Значит – проспал всю ночь.

За исключением освещения, в их убежище ничего не изменилось. Шебарши всё ещё не было, а Стрелобой, похоже, впал в бессознательное состояние. Дышал он тяжело, с придыханием, с большим трудом выталкивая воздух из лёгких.

Волченя потрогал его лоб.

Сухой и горячий, что твоя печь.

И даже напиться дать ему нечего. Кожаная фляга опустела ещё накануне, а наполнить её во время бегства было некогда.

Да и самому пить уже очень хотелось.

И есть тоже.

Ну, воевода хоро-о-ош! – не сказал, ни куда уходит, ни насколько – просто исчез и всё! И что ему – до скончания века тут сидеть – этого гридня караулить? Да подстилку вонючую жевать?

Ну, уж нет! Не для того волк матерел, как угорелый гоняясь по лесам, сбивая лапы о корни и камни, да зарабатывал дырки в шкуре, чтобы вот так вот бесславно окочуриться в дупле!

Муж снова решительно поднялся, на этот раз, правда, с трудом разогнув затёкшие за ночь мышцы и сухожилия.

«Не знаю, свидимся ли ещё, но, на всякий случай, прощай – любитель чужих луков! Если выживешь, заберёшь мой трофей из седельного мешка на пегом жеребце».

Так подумал он, глядя на недвижного гридня.

Но вслух ничего не сказал.

– Прости меня, хозяин дуба! – прошептал он чуть слышно. – Мне совсем нечем тебя одарить. Позволь мне уйти без помех, ведь я не причинил тебе вреда!

Но дух дерева, видимо, не внял – спускаться вниз по стволу зверю оказалось куда трудней, чем забираться наверх. Тогда все ветки, сучки и наросты на коре были в подмогу. Сейчас же они словно сговорились сбросить зверя вниз.

Хотя анадысь его, наверное, подгонял… нет, не страх – его волки не испытывают – скорее, вполне простительное опасение за целостность собственной шкуры. И без того изрядно потрёпанной.

Последние сажени он преодолел едва ли не кубарем, чуть не грохнувшись вниз с высоты собственного роста.

Но не упал.

Хвала всем богам – наконец-то земля. Никогда больше он не полезет на дерево без крайней нужды!

Муж с наслаждением потопал сапогами по жухлой траве.

Ну что, волчонок – ещё помнём лесные тропы?

Ответ на этот вопрос давать не требовалось. Зверь и так прекрасно знал, что этих троп сейчас перед ним открываться – видимо-невидимо.

Но самая первая должна была привести к роднику.

Учуять воду оказалось делом не сложным. Судя по едва уловимым свежим дуновениям, она журчала где-то неподалёку.

Чтобы достичь вожделенного источника, волку потребовалось всего несколько сотен прыжков.

Вот он – на дне неглубокой ложбинки, поросшей по краям кустами боярышника.

Волченя плюхнулся ничком и принялся жадно лакать.

Уф-ф, ядрёна сиська – скусна то как!

Вода была на диво свежей, без малейшей гнилинки или запаха прели. Даже какая-то сладковатая.

Напившись вдоволь, он отвалился от родника и растянулся на земле.

Хорошо-о-о…

Лежал бы себе и лежал.

Если бы только не воспоминание о полусотне голых, но от этого не менее опасных мерян, желающих проделать в его теле на одну, а лучше на несколько дыр больше, чем это предусмотрели боги.

Да ещё о чересчур лихом воеводе, который, вполне возможно, тоже рыскал где-то неподалёку.

Поэтому лучше было побыстрее покинуть это место.

Но сначала наполнить флягу. А то мало ли что ещё может произойти.

Однако стоило волку присмотреться к роднику повнимательнее, он понял, что воду из него больше ни за что пить не будет.

Так вот почему она сладковатая!

Расстояние, отделявшее его от кустов боярышника, Волченя преодолел одним прыжком.

Так и есть! Сразу три тела!

Лежат в позах, каких их застала смерть.

Шебаршина работа! – больше некому.

Так – тела не то чтобы свежие – несколько часов пролежать успели.

Интересно, в какую сторону надо бежать, чтобы не столкнуться с воеводой?

Оставалось надеяться на чутьё зверя.

Но оно молчало.

Пришлось положиться на удачу.

Но и она подвела.

Пройдя примерно с полсотни шагов в выбранном направлении, Волченя наткнулся ещё на два трупа. После того как он его сменил – ещё на один. А затем, спустя небольшое время – на целую «лёжку» из полудюжины мерян.

Этих воевода, похоже, прикончил спящими, поскольку лежали они в характерных для этого занятия позах. Если бы не натёкшие под ними лужи крови, можно было подумать, что они всё ещё спят.

Интересно, они не замёрзли ночью? – вдруг влезла в голову неуместная мысль – Ведь уже осень, а они – голые.

Всего за полчаса метаний зверь обнаружил четыре десятка тел.

Лес, только что казавшийся светлым и даже каким-то радостным, всё больше напоминал мрачную страну смерти, в которую не раз попадали герои вятских преданий и былин.

Кстати, располагалась она примерно в этих же местах.

Даже жутко было представить, что тут творилось ночью. Воображение тут же нарисовало мечущуюся и разбегающуюся в испуге в разные стороны толпу мерян, для которых родная земля в один миг превратился в чужое и страшное место. И бесшумную тень, которая подобно безносой старухе Маране носиться между ним, сея смерть каждым своим прикосновением.

От осознания того что этот… то ли человек то ли демон… накрошивший бесову кучу народу, бродит где-то неподалёку, мужское отличие волка пришло в движение. Правда, совсем не так как давеча на поляне – теперь оно норовило наоборот – поглубже втянуться в муди.

А может быть, он видел сейчас и все его метания по этому лесу? Сидит где-нибудь за кустом, и скалиться, предвкушая очередную свою шуточку?

От таких мыслей Волченю и вовсе мороз продрал по коже.

А в следующий миг его предположение подтвердилось. Витязь и вправду всё это время был неподалёку.

Вот только следить за своим «подопечным» он никак не мог.

А как тут уследишь, если находишься без сознания?

Мало того – висишь вниз головой, подцепленный за ногу ременной петлёй?

Лапа зверя легла на оголовье кинжала.

Похоже было на то, что этой ночью лихой витязь, в полном соответствии с одной из самых излюбленных своих прибауток, всё-таки нашебаршил себе полон рот приключений.

Возможно даже в последний раз.

Конец осени. Залесье. Окрестности города Гостов

Протяжные звуки бубна разносились далеко окрест. Повинуясь их ритму, трое жрецов, облачённых в шкуры священных животных – бера, лося и кабана, обвешанных огромным числом бубенчиков и брекотушек, беспрерывно вертелись и скакали вокруг гигантского идола, вырезанного из цельного ствола огромного дуба. Изображал тот могучего мужа с суровым лицом, всклокоченной бородой, длинными волосами, простёртой вперёд десницей и встопорщенным удом.

К его подножию были привязано несколько голых пленников – вперемежку мужей и жён.

Не будь капище мерянским, можно было предположить, что волхвы готовятся принести жертву Волосу – хозяину всех лесов и повелителю всех зверей. Но кто знает этих дикарей, – каких богов они славят, помимо своих камней?

Святилище располагалось на вершине невысокого, но крутого пригорка, являвшего собой центр обширного городища. Включавшего, по меньшей мере, нескольких сотен домов с дворами, раскинувшихся вокруг капища замысловатой сетью улиц и переулков.

Городище было не только большое, но и хорошо укреплённое. Кроме двух рядов высокого частокола, за которым присматривали явно лучше, чем на том приснопамятном погосте, с двух сторон его прикрывали две узенькие, но топкие речушки. С третьей – немалых размеров озеро.

А с четвёртой стороны лежал широкий пустырь – стрелища в полтора-два, отделявший городища от другого поселения – куда менее обширного, но значительно лучше защищённого.

Точнее даже крепости. Она стояла на высоком холме с обрывистыми склонами, и была обнесена саженными бревенчатыми стенами с полудюжиной боевых веж.

Это и был тот самый Гостов, куда так хотели попасть княжич со спутниками.

Вот и попали.

Как бер в шкуродёр.

Здесь Волчене предстояло предстать перед судом наместника.

Вот только тому в ближайшее время явно будет не до этого. Ведь и самому Олегову сродственнику вскоре, по всей видимости, предстояло испытать на себе нечто подобное.

Тот самый пустырь, который в мирное время, скорее всего, использовался в качестве торжища, и, вполне вероятно – всё невидимое отсюда пространство вокруг холма, заполонили несметные толпы мерян. На глаз никак не меньше нескольких сотен. И они явно готовились к бою – яростно потрясали самым разнообразным оружием, и воинственно пританцовывали под звуки всё того же бубна, примитивно копируя движения жрецов на капище. Те же своими танцами, видимо, пытались снискать благоволения у богов. Дабы те даровали удачу в предстоящей атаке на город.

Волченя, как искушённый в воинском деле муж, мог предсказать её исход и так – без помощи высших сил. У дикарей не было с собой никаких приспособлений для того чтобы взбираться на стены. Разве что они будут делать это по вонзённым в брёвна копьям или топорам. Что при их «сноровке» вряд ли было возможно. Не смогут они и поджечь укрепления. Поэтому им, скорее всего – предстояло понести огромные потери и бесславно отступить.

Но знал он и другое – стены ведь тоже защищают люди. А если их боевой опыт ограничивается парой-тройкой стычек с такими же вот… мерянами, они вполне могут струхнуть, и показать атакующим спину. И тогда никакие крутые склоны и стены с вежами Гостов не спасут.

Но подобного никак нельзя было допустить. Хотя бы для того чтобы частично загладить собственную вину.

Для того чтобы выяснять что здесь происходит, их отряду потребовалось два полных дня. Гридням пришлось несколько раз пробираться в лагерь осаждающих, в надежде добыть хоть сколько-нибудь осведомлённого языка. Дважды приведённые полоняники оказывались пустышками, и ничего толком не могли рассказать. Кроме того что, мол, совсем скоро все святотатцы будут жестоко наказаны. И только третий, по всей видимости, какой-то вождь, поведал, наконец, отчего это мирная последние полвека меря вдруг разбуянилась и, поправ все законы, пошла войной на соседей.

По его словам, началось всё несколько лун назад. Когда по этим местам начал бродить какой-то странный проповедник. Он славил старых богов, и пугал всех гневом высших сил. Одевался при этом как жрец Волоса, вот только выглядел совсем не по-здешнему – ликом тёмен, волосом – черен, носом – горбат, взором же – яростен. Он стращал, что совсем скоро грядёт великая битва, за которой придёт неизбежный конец света. И требовал от людей сделать выбор – за каких богов они будут стоять в свой последний час – за старых, доставшихся от предков, или за новых – принесённых завоевателями. От этого, мол, зависит – попадут они после смерти в ирий или будут стынуть на вечном морозе.

При этом он творил лютые чудеса. Бывало, встанет против него с супротивным словом какая баба-большуха, так он из неё духа злого прилюдно изгонит. В виде ящерицы или змеи. Вынутой из малого разреза на шее. Или из уды. А скажет что поперёк муж добрый – заставит того окаменеть и целый день столпом стоять. Пока не смилуется.

И всё подстрекал он людей собраться с силами, да напасть на детинец наместника в Гостове. Мол, в нём весь корень зла.

– Да ещё и где угнездился? – вещал тот – В самом святом месте мерянской земли! Возле древнего капища отца-создателя!

Вон оно кстати – на небольшом островке посреди того самого обширного озера. Стоит себе камень-истукан, которому, то ли боги, то ли руки резчика придали черты, отдалённо напоминающие человеческие.

Кстати, судя по всему, деревянное изображение, вокруг которого сейчас скакали жрецы, явно копировали с него.

В общем, проповедник призывал народ напасть на крепость и вырезать подчистую всех её обитателей.

– Помяните моё слово люди! – надрывал он горло – Не сделаете этого сегодня – завтра они осквернят ваши святыни!

За короткий срок он успел набрать среди простого люда такой вес, что заставил обеспокоиться «лучших» – вождей, старейшин и жрецов. Они почуяли – ещё чуть-чуть, и власть может попросту ускользнуть из их рук. Существующее положение дел было для тех сродни небесной благодати. Позволяло и обзавестись весьма выгодными торговыми связями с соседними народами, и поднакопить немало добра. Терять которое, да ещё и по прихоти неизвестно откуда взявшегося святоши никому не хотелось. В общем «лучшие» заручились поддержкой богов, собрали отряд верных воев, и, улучшив миг, когда проповедник в гордом одиночестве держал путь из одной веси в другую, окружили его, потребовав немедленно покинуть мерянские земли. Более того – никогда в них больше не появляться. Под страхом лютой смерти.

И в этот раз никакие «чудеса» смутьяну не помогли – над воями жрецы провели особый обряд, и его чары на них не подействовали. Проповедника «проводили» до границ Залесья, и даже чуть дальше.

На этом вроде бы всё успокоилось.

Простой люд конечно, немного повозмущался, но не особо сильно. Но только до тех пор, пока – спустя буквально две седмицы, в одном из священнейших мест мерянской земли – капище на Клещином озере, не случилось нечто страшное. Причём произошло это прямо во время крайне важного обряда осеннего благодарения матери-земли, который ни в коем случае не предназначался для глаз иноплеменников. Последнее грозило потерей благосклонности великой богини. А разгневавшись, та могла наказать своих непутёвых детей неурожаем и мором скотины. После того же, что произошло там, даже трудно было представить, какое она придумает наказание. Чужаки не только увидели сам ритуал и посмели бросить дерзновенный взгляд на священный камень – когда разъярённые мужи бросились за ними в погоню, те учинили настоящую бойню, подло, под покровом ночи, перебив несколько десятков мерян! Таким образом, вместо священной крови дев, они заставили великую мать напиться руды собственных сыновей!

Тут-то народ, ещё не позабывший речей проповедника, по-настоящему взбурлил, и едва не истребив в одночасье собственную верхушку – тех самых вождей, жрецов и старост. Люди потребовали найти и вернуть изгнанника. А во вторую очередь – исполнить его завет – уничтожить Гостов – проклятую крепость находников, вместе с нечистым капищем принесённых ими в Залесье новых богов. Ведь святотатство наверняка произошло при их пособничестве. Так кричали три главных зачинщика восстания – три родных брата из богатого, но мало влиятельного доселе рода – Ёрш, Щука и Карась.

Это по их словам, было очевидно. Ведь нигде в другом месте по всей округе не было больше воев, способных на подобное.

Лучшим людям ничего другого не оставалось, как только перейти на сторону большинства. К крепости сначала подступили жители окрестных весей и городищ. Они перекрыли все дороги, по которым туда могла прийти помощь. Затем подошли люди из более отдалённых мест. Причём произошло всё настолько быстро, что наместник попросту не успел никого оповестить. Или не смог. А если и пытался – гонцов наверняка перехватили.

Вот поэтому-то маленький отряд, при других обстоятельствах преодолевший бы расстояние от Клещина озера до Ростова за считанные дни, и оказался отрезан от города едва ли не тысячей разъярённых мерян.

Тогда вторая группа доглядчиков, отправленная княжичем разведать другой берег водоёма, вернулась почти сразу. Ей повезло наткнуться на говорливого старичка-бортника, который подробно описал гридням, где они оказались, и как им добраться до нужного места.

Главная проблема оказалась связана с отрядом Волчени. После того как он вернулся в лагерь, княжичу со спутниками пришлось сначала добираться до того самого места. А потом ещё немало времени ушло на то, чтобы выходить раненного Стрелобоя. Теперь вот отряд был вынужден таиться за гребнем невысокого лесистого пригорка, в нескольких стрелищах к полуночи от города, и бессильно наблюдать оттуда за происходящим.

Причём почти в полной тишине. Лошадям, дабы те не ржали, замотали морды тряпками. Молчали даже вечно неугомонные отроки. Даже Рада с Огурой больше не обсуждали своё нудное виршеплетение. Сидят вон мрачные, и даже не смотрят друг на друга.

Теперь-то они, небось, навсегда запомнят, что за народ такой – меря! И не будут высокомерно цедить через губу: мол, в сортах чуди не разбираемся.

Сейчас этой самой мери здесь было столько.

Сколь бы не было велико воинское мастерство гридней княжича. Устоять против такого числа вооружённых мужей не смогли бы и легендарные богатыри народа, к которому некогда принадлежал волк. И тех и других попросту погребло бы под потоком стрел, копий и дротиков.

Даже камней.

Поэтому сейчас им оставалось только ждать.

И смотреть на жрецов, беснующихся у подножия гигантского идола.

Каждый из священников имитировал движения зверя, в шкуры которого был одет. Один переваливался с боку на бок и косолапил, изображая бера. Другой – скакал и мотал увенчанной рогами головой, что твой лось. Третий – водил у земли маской в виде кабаньего рыла, делая вид, что ищет жёлуди.

Учитывая, что кумир Волоса – ну, или какого-то другого бога, являл собой, по сути, ствол дуба, последнее смотрелось весьма двусмысленно.

Танец всё ускорялся, вместе со звуками бубна. Прыжки становились всё выше, движения – порывистее. Скоро должна была наступить развязка. Ведь долго в таком темпе ни один человек продержаться не мог. Даже под действием весёлых грибов, которых явно наелись эти жрецы.

Как они влияют на тело и сознание, Волченя знал не понаслышке. Когда он ещё принадлежал народу вятичей, его, как младшего сына, начали готовить в жрецы. Правда недолго – только до того времени, как на охоте погиб его старший брат. Тогда-то он и познакомился с этими растениями. Не иначе как сотворенными богами специально для таких вот обрядов.

Волк прекрасно помнил, как после одного – много двух таких вот грибков все мышцы наливались прямо какой-то неуёмной силой. Можно было беспрерывно прыгать и скакать на протяжении нескольких часов. Правда, движения при этом становились какими-то неестественными. Как у этих волхвов сейчас. Кроме того, куда ближе делался невидимый обычному глазу окружавший людей мир духов.

Последние там попросту кишели, как белые черви в лежалом стерве. В виде разных мелких животных они прыгали, скакали, летали. Едва не садились на голову. Причём каждый из этих «зверьков» имел свою особенность – совершенно невероятный цвет, да ещё какой-нибудь изъян, которого нет у настоящего зверя. Например, там запросто можно было увидеть синего труса с лисьим хвостом. Или жёлтого барсука с крыльями как у совы. Также там ничего не стоило встретить вечно скрытных лешака или кикимору. Волченя их тоже прекрасно помнил. Хозяин леса всем своим видом походил на оживший вековой пень, покрытый многолетним мхом и корявыми сучьями. Болотница была куда симпатичнее – хотя зелёная и вся в слизи да водорослях, однако с очень даже соблазнительным женским телом, со всеми неотъемлемыми в таких случаях частями.

Правда, завидев человека, они, в повседневной жизни почти не опасные, могли заманить его в какую-нибудь непролазную чащобу или гиблую трясину. Но это ещё было не самым страшным. Хуже было повстречать какого-нибудь злыдня или хмыря. А то и вовсе – навьего. Особенно под покровом ночи. Тогда найти спасение можно было только в немедленном бегстве.

Однако, не смотря на все опасности, побывав однажды в мире духов, вернуться туда хотелось вновь и вновь. Только часто гостить там не стоило. Каждое путешествие заканчивалось тяжёлым похмельем и упадком сил, преодолеть которое помогал уход опытного врачевателя и особый настой из трав. Поэтому совершать его молодым жрецам следовало только под присмотром старших товарищей.

Была и ещё одна особенность. Старые жрецы рассказывали – если постоянно есть эти грибы, боги гневаются, и те не оказывают такого же действия, что и раньше. И тогда, чтобы снова попасть в мир духов, придётся глотать больше веселушек. Чего делать категорически нельзя – если их перебрать, например, съесть зараз пять шляпок – можно уже никогда не вернуться. Душа уходит обитать в горний мир, а тело остаётся на земле. Оно дышит и даже совершает конвульсивные движения. Например, дрыгается, если ткнуть в него палкой. Но больше никак себя не проявляет. Отказывается принимать пищу и воду, и, вскорости, из-за жажды и истощения, следом за душой отправляется за кромку.

Один подобный случай Волченя наблюдал самолично.

Именно поэтому испокон веков такие грибы были под запретом для обычных людей. В том числе для воев. Наказание богов за подобное, как правило, следовало незамедлительно. Вкушать их могли исключительно опытные волхвы. И то лишь с какой-нибудь важной целью. Например – испросить благоволения богов на атаку Гостова.

Как поведал воям отряда всё тот же словоохотливый «язык», одобряют они её, или осуждают, должно было проясниться совсем скоро. Болтал тот много и с желанием, явно надеясь тем самым купить себе жизнь. Её мерянину, конечно, никто даровать не подумал – не те были обстоятельства. Но лёгкую смерть тот себе заработал.

Танец жрецов меж тем подошёл к концу. Бубен замер. Вместе с ним – все трое окруживших идол священников.

Толпа беснующихся мерян, собравшаяся для атаки на город, тоже подзатихла. Почти все взоры обратились на капище.

– Всем изготовиться! – разнеслась под деревьями чуть слышная команда Огуры, заменившего на воеводстве Шебаршу.

Гридни и отроки послушно зашевелились, давая крови прилить к отсиженным задам, и прочим частям тела, чтобы те не подвели в решающий миг.

Волченя взял под узцы пегого жеребчика.

Тот недовольно фыркнул.

К каждому из жрецов подошли помощники. От них все трое получили по священному орудию.

«Бер» – двустороннюю секиру, «лось» – короткое копьё, а «кабан» – здоровенный деревянный ослоп, в навершие которого были вставлены острые осколки кремня.

Замолкший было бубен снова подал голос.

Правда, невидимый отсюда игрок ударил по нему только один раз.

Протяжный звук разлетелся по всей округе.

Видимо это было сигналом к началу жертвоприношения.

Все трое жрецов стронулись с места, подняв над головами священные орудия.

Топор, копьё и ослоп одновременно опустились, разрубив шею, проломив голову и пронзив горло трём жертвам, привязанным к подножию истукана.

Три тела задёргались в смертельной агонии, орошая своих убийц и землю вокруг потоками крови.

Интересно – а что это за люди? Вряд ли какие-нибудь случайные путники. Подобное было бы чересчур даже для таких дикарей. Скорее всего – кто-то из своих.

Либо те, на кого пал священный жребий, либо… Не разделявшие общих настроений и вражды к пришельцам.

Последнее, кстати, выглядело очень даже логичным.

Дело-то мере предстояло куда как серьёзное. Видимо поэтому её верхушка и решила вспомнить древний обычай – приносить богам кровавый дар в обмен на военную помощь. А кого ещё отдать в жертву высшим силам, если не того, кто выступает против этой самой затеи?!

Бубен пропел ещё раз.

Орудия снова поднялись и опустились, оборвав ещё три жизни.

А спустя короткое время ещё раз.

Всё – живые пленники закончились.

Девять жертв. Счастливое число.

Вот только поможет ли?

После того как дар был принесён, все взоры обратились на озеро. Точнее на маленький каменистый островок в двух стрелищах от берега, на котором возвышался каменный истукан.

Перед тем как отправиться к праотцам, всё тот же полоняник успел примерно описать, что сейчас должно было произойти.

В случае если боги готовы были выполнить просьбу мерян, голова идола должна была засветиться огненным светом.

Явленное чудо означало бы, что атака будет успешной.

Насчёт рассказанного Волченя сразу крепко заподозрил, что никакое это не чудо. И если оно время от времени и происходит, то отнюдь не по воле высших сил. Это подсказывал ему всё тот же опыт обучения жреческой премудрости. Наставники не уставали повторять – лучшее чудо богов – тщательно подготовленное деяние рук человека.

Они там – в горних мирах, заняты своими делами, недоступными разуму смертных. И им зачастую бывает не до своих неразумных творений, которые копошатся где-то внизу, да вечно что-то выпрашивают. Так что если простенькое чудо можно организовать своими силами, нет никакой необходимости лишний раз беспокоить небесных владык. К тому же простому люду зачастую достаточно бывает простой уверенности – боги с ними. И нет никакой разницы – потекли смоляные слёзы у идолов по их воле, или этому малость подсобили земные слуги. Так что, вряд ли голова этого истукана сверкала огнём оттого, что её, например, изготовили из частицы одного из тех священных камней, которые могут менять цвет. Ведь их же нельзя было видеть иноплеменникам и иноверцам.

Скорее всего, дело было в другом. Для свершения такого чуда вполне достаточно было какого-нибудь волховёнка-сподручника, заранее укрывшегося на островке, и в нужный миг подпалившего трут, пропитанного измельчённым горючим сланцем.

Меж тем время шло, но на куске камня, торчащего из воды, ровным счётом ничего не происходило.

План сработал?

Подтверждая предположение, на островке вдруг откуда-то появилась маленькая, но отчётливо различимая на лазурной глади озера обнажённая фигурка.

Лёгкая, сухая и стремительная. Но в то же время вся преисполненная какой-то внутренней дикой силой, льющейся наружу, словно пена из меха с забродившей медовухой.

Словно дикий олень.

Нет – в этой фигуре не было ничего от травоядного.

Только хищник.

Пустельга!

Вышел из воды, что твой бог войны. Тот самый Перун, которого почитают все гридни.

Тогда, в лесу, он отправил на свидание с предками неполных четыре десятка мерян. Но когда уложил последнего, на краткий миг утратил бдительность и ненароком наступил в ременную петлю капкана, поставленную неизвестно кем и на кого. Вполне возможно, теми же лесовиками на случайного зверя.

Выбраться из неё для матёрого хищника в другое время не составило бы труда. Для чего нужно было всего лишь как следует раскачаться в тенёте и ухватиться за неё рукой. И Шебарша, безо всякого сомнения, справился бы с этой задачей. Если бы в темноте сослепу не налетел виском на толстый сук, надолго лишивший его сознания.

Так он провисел несколько часов. Ещё бы чуть-чуть и вряд ли смог очнуться.

Но, к счастью, на помощь к нему вовремя подоспел Волченя. Он перерезал ремень, на котором висел воевода, и помог тому прийти в себя.

И теперь вот он снова – здоровее всех здоровых – вызвался собственноручно выполнить опаснейшее задание, которое было по плечу только самому удалому вою.

Кроме того – он сам и придумал этот рискованный план.

Ничуть не смущаясь устремлённых на него сотен взглядов, Пустельга неспешно дошагал до подножия каменного идола.

Тот оказался ровно в три раза выше него.

Но витязя это не впечатлило. Он демонстративно развернулся к кумиру боком, взялся обеими руками за свой уд, и…

На каменные ступни их бога брызнула жёлтая струя.

Толпа ахнула.

Потрясённые жрецы возле деревянного идола упали на колени и простёрлись ниц, призывая богов наслать на их хулителя немедленную жестокую кару.

Которой не последовало.

Воздух сотряс неистовый яростный вопль.

Толпа готовившейся к штурму города мери немедленно пришла в движение. Только в другую сторону.

К озеру.

Это было похоже на прорыв бобровой плотины, который Волчене однажды довелось наблюдать. Когда ещё миг назад спокойная гладь реки нежданно взбурлила и обратилась в ревущий и сметающий всё на своём пути поток.

Эта же «стихия» немедленно начала поглощать саму себя. Меряне бежали совсем не так, как это сделали бы более или менее опытные вои. Те вряд ли бы потеряли голову в такой ситуации и двигались бы ходкой рысью. Что позволило бы сохранить силы для решающего рывка, кроме того – соблюсти необходимую дистанцию и не толкаться друг с другом. Дикарям же не хватило для этого ни разумения, ни сноровки. Каждый из них, впав в ярость, немедленно помчался к озеру с такой скоростью, с какой дозволяла сила ног. Само собой, она не могла быть у всех одинаковой. Эти мужи тут же начали сталкиваться, спотыкаться, падать и топтать друг друга. Но не прекращать бега. Крики боли, которые они издавали, долетели даже до леса, в котором укрылся отряд княжича.

После того, как самые быстрые из бегунов достигли кромки озера ситуация только усугубилась. Мастаков плавать среди мерян оказалось ещё меньше, чем умельцев правильно бегать. Поэтому столкновения продолжились и там. К тому же большинство из них полезло в озеро с оружием. И многие из них сразу пошли камнем на дно.

А толпа всё пребывала. И напирала. И продолжала со странным неистовством сама себя топить и топтать. В общем, то, что творило сейчас это несуразное воинство, было больше похоже не на стремление жестоко покарать богохульника, а на попытку бессмысленного самоистребления.

Волчене приходилось слышать от стариков, что подобное иногда происходит на далёкой Полуночи. Правда, не среди людей, а у тамошних мохнатых крыс. Когда их становиться слишком много, они собираются группами и дружно сбрасываются со скалы.

Возможно, так же, как на этих крыс, на бегущих и плывущих к нему мерян, смотрел с островка Шебарша. Во всяком случае, ни капли страха или неуверенности в его фигуре не чувствовалось.

Лица его отсюда было не разглядеть, но Волченя мог прозакладывать всё что угодно, что сейчас на нём присутствовала самодовольная усмешка.

Да уж, молодец – что твой удец – красен да вонюч! Какую кашу заварил!

Меж тем, задача, стоявшая перед отрядом, похоже, всё ближе была к благополучному решению. Пустырь под стенами Гостовского детинца всё быстрее безлюдел.

Вскоре там и вовсе не осталось мерян.

Если, конечно, не считать оставшихся лежать на земле нескольких десятков затоптанных насмерть и покалеченных.

Ну что – пора?

– Пошли! – отрывисто скомандовал Огура, словно услышав мысли Волчени.

До этого почти безмолвная, роща вокруг разом ожила и пришла в движение.

Волку ничего другого не оставалось, как присоединиться к общему порыву.

Перевалив через гребень, за которым до этого укрывался, отряд двинулся вниз по склону. Коней вели в поводу. Шли вперемежку – вои и отроки. Берёгшего ногу Стрелобоя вели под руки сразу два вьюноша. Быстро добравшись до кромки леса, дружно попрыгали в сёдла. Раненому гридню это помог сделать могучий Кремень. Не очень умелой Безымянке – воительница Рада.