Игра знамёнами. Часть первая: «Крамола земная»

Глава 2
«Меньшее из зол»

Конец зимы. Пустые холмы

Да-а-а, земляной змей – если и бывают победы, которыми могут гордиться их творцы, то та сеча на Неспанке была явно не из таких. Её скорее можно было назвать битвой упущенных возможностей. Если под Менском они с братом ни на один миг – не считая глупой выходки набольшего боярина – не выпускали нити сражения из своих рук, то на этой забытой богами речушке всё с самого начала пошло наперекосяк.

План, придуманный Пустельгой, сразу показался черноградскому князю авантюрным – слишком много в нём было «если». Если Шебарша без помех доберётся до лагеря нежданных союзников, миновав все вражьи дозоры. Если те без возражений примут его план. И самое главное – если Всеслав даст его осуществить.

Однако слишком уж в незавидном положении оказалось полуденное войско. Выбраться из него можно было, пожалуй, только бросив недавно захваченный Менск и бесславно убравшись обратно. Да и то – с рыжего волка сталось бы повиснуть на хвосте и как следует оттрепать их на дорогу. А тут Соколовичам предоставился реальный шанс – не только выбраться из ловушки, в которую превратился город, но и одним махом завершить войну. Упустить такую возможность было бы непростительно.

Послание, которое передал Олег, было писано двумя знаменитыми витязями: Ерусланом, служившим самому светлому князю – владыке Благодатной степи, и Потыка – наследника боярина Шигоны – главы варяжского клана полуденных земель. Они заверяли Соколовичей, что готовы поддержать их силами своего отряда. В котором было добрых четыре сотни тяжелооружных воев.

Как потом выяснилось, эти двое повстречались в степи, на зимней охоте. Поначалу было повздорили из-за добычи и даже затеяли поединок. Но потом помирились и принялись вместе полевать туров. На ловах они оба и узнали о начале войны с Всеславом. Потык сразу загорелся принять в ней участие, а Еруслан решил поддержать новоиспечённого друга. Витязи собрали свои дружины и поспешили по следам ушедшего войска. Уже в дороге их нагнал отряд гридней, посланный самим светлым князем. Тот, как известно, очень щепетильно относился к вопросам чести, и, прослышав про подлый поступок рыжего волка, решил непременно его покарать. А ещё, после недавних событий, почитал себе кем-то вроде верховного арбитра правдивых земель.

Добравшись до полочанских рубежей, и разузнав последние новости, витязи рассудили, что просто так дуром соваться к Менску глупо – надо сперва разведать обстановку, установить связь с Соколовичами и разработать план совместных действий. Однако Волх настолько плотно перекрыл своими разъездами все подступы к городу, что больше седмицы к нему не удавалось пробиться ни одному посланцу. И если бы не безрассудство Олега, в купе с явной благосклонностью богов, то неизвестно – как бы всё повернулось.

Этим поступком младший сын покрыл малую толику неоплатного долга, который висел на нём с того рокового дня…

Перед мысленным взором князя снова из ниоткуда возникло небесной красоты женское лицо с бездонными васильковыми очами…

Ладушка моя… На глаза накатила пелена.

Земляной змей – опять её вспомнил – зарекался же!

Святослав скрипнул зубами и с силой сдавил коленями бока своего жеребца, едва не передавив тому нутро. Гнедой оскорблёно заржал и взвился на дыбы. Князь чуть не потерял равновесие. Чтобы не грянутся оземь, ему пришлось резко рвануть удила.

Прости, старый друг… Всадник примирительно потрепал скакуна по тёмной холке. Тот несколько раз обиженно всхрапнул. Его бока мелко дрожали.

Приступ смертной тоски по ушедшей жене князь привычно подавил, заместив её злостью на младшего сына. Это в очередной раз сработало.

Надо же! Сколько лет прошло, а всё забыть не получается!

Святослав очнулся от своих дум и огляделся по сторонам. Вои, которые ехали впереди, завидев, что с предводителем что-то не ладно, застопорили ход. На их лицах был написан немой вопрос.

Сзади подъехал Молчан. По его мрачному лику вряд ли можно было что-либо прочесть. Хотя в матовых глубинах глаз витязя трепыхался едва заметный огонёк тревоги.

Какие же они у него прозрачные… Словно падевая роса. Отец всегда говорил, что люди с такими глазами самые опасные. Куда страшнее, чем с черными или даже зелёными. С теми-то сразу всё понятно – урождённые злодеи да колдуны. Либо убить попытаются, либо чары нашлют. А вот что у этих на уме – одни боги знают…

Никогда бы средний Соколович не допустил к себе близко такого человека, если бы не верил ему так, как Молчану. Ну, так и преданность личного телохранителя князя зиждилась на гораздо большем, чем простая верность вассала сюзерену…

В ответ на безмолвный вопрос Святослав едва заметно покачал головой и стронул коня. Мрачный витязь молча последовал его примеру.

Маленький отряд продолжил путь.

Тот пролегал по длинному невысокому взлобку, разделявшему густой хвойный лес и замёрзшее болото. Последнее лежало по правую руку. С его заснеженного полотна изредка доносились негромкие булькающие трели. Это перекликались между собой рябчики, уведомляя друг друга об опасности.

Слева из рощи долетало только едва различимое ухом шелестение сосновых лап, которые безустанно теребил лёгкий ветерок.

Впереди в утренней дымке маячила цепочка приплюснутых лысых холмов, напоминавшая издалека своим видом нижнюю челюсть гигантского ящера, остовы которых иногда находили на подмытых водой речных берегах.

Это и была цель, к которой следовала кавалькада.

Под конские копыта стелился утоптанный снежный наст.

Князь незаметно для себя опять погрузился в воспоминания. Перед его мысленным взором снова возникли берега Неспанки.

По плану Шебарши Соколовичи должны были дожидаться союзников на широком плёсе возле плоской горы. Места там как раз хватало и для тех и для других. Таиться при выдвижении сил было незачем – ведь туда же планировалось заманить и полочанское войско. Чтобы потом разгромить. Однако рыжий волк – чтоб ему земляной змей ядра откусил – непонятно как – не иначе как с помощью чародейства – разгадал все планы. И опередил Соколовичей, раньше них заняв тот треклятый плёс. Оттого и сражение пришлось принимать раньше запланированного срока. Да ещё и на условиях, навязанных противником.

Оттого Святославу с самого начала не понравилась та лёгкость, с которой его сыновцу Ярополку удалось разделить в бою длинник полочан. Но времени убедить брата не бросать в прорыв последний резерв ему не хватило. Да и вои рвались в бой. Не послать их в ту атаку означало потерять доверие собственных гридней. Поэтому пришлось пойти у них на поводу. Однако как только его лучшие бойцы унеслись в безрассудную погоню, как им казалось – за самим полочанским князем, у противника откуда-то сразу появились силы, чтобы закрыть дыру в длиннике. После чего в битве установилось странное равновесие. Выжидая результатов прорыва Некрасы, полуденцы больше не спешили атаковать. Их противники тоже как будто чего-то ждали. Сеча затухла. Вои только вяло переругивались, перестреливались да сходились в честных поединках, словно на ристалище.

Святославу во всём этом почудилась ловушка. Как позже подтвердили пленники, предчувствия его не обманывали – Всеслав действительно подстроил этот прорыв, чтобы заманить в засаду и разгромить резерв полуденного войска. А потом атаковать остальные силы. В итоге его план практически осуществился. Если бы только не своевременный подход Потыка и Еруслана.

Поэтому когда после почти часа вялой сечи полочане вдруг нежданно сомкнули ряды и навалились на длинник Соколовичей, у князя захолонуло сердце. Но, к счастью, чуть позже вражеское войско так же неожиданно прекратило напор, и начало быстро уходить вверх по руслу Неспанки. Удар оказался всего лишь обычным отвлекающим маневром.

Победа была куда как значима – благодаря ней Соколовичи не только отстояли Менск, но и взяли под свой контроль всю полуденную часть Полочанского княжества. Всеслав потерял около трёх сотен убитыми и тяжко ранеными, не считая нескольких десятков пленных. Однако полки полуденного войско поредели ничуть не меньше. Причём если у противника основную массу побитых составляли легкооружные кмети, то у Соколовичей большей частью посекли отборную гридь. Его собственную, Святославову.

Да и шанс покончить войну одним ударом оказался бесповоротно упущен.

Взять в полон главного своего противника – Всеслава, можно было только при немалой благосклонности богов. И что самое обидное – те её проявили – рыжий волк сам загнал себя в ловушку, из которой было практически невозможно выбраться. Однако потом высшие силы почему-то отвернулись – треклятый рыжий чародей вместе со своим сыном-оборотнем и доброй сотней кметей исхитрились каким-то образом выбраться из западни. Да так, что ни один человек из полуденного войска не видел, куда они делись! Просто пропали и всё – словно в воду канули.

Не иначе земляной змей помог! В который раз вспомнив об упущенных возможностях, Святослав досадливо поморщился.

Пожалуй, единственное, что с преизбытком окупило тяжёлые потери, это захваченные пленники. Особенно удивил Олег. Мало того, что он стал едва ли не главным творцом этой победы, так ещё и в битве явил себя настоящим героем.

Ринуть в прямой схватке самого Дуная – эт-т-то… Не просто блестящее начало пути воя… Это, возможно, рождение новой легенды. А что? – в истории было немало таких случаев.

Святослав снова поморщился. Своего последыша черноградский князь не любил. Не мог любить. Хотя открыто этого никогда не показывал. Слишком многого он из-за него лишился. Сразу, как только тот явился на свет.

Даже сейчас, спустя почти двенадцать зим, князь не мог забыть её бездонные васильковые глаза…

Впервые он увидел их в окрестностях Чернограда, на охоте, когда в азарте погони за уходящим лосем сломя голову нёсся по лесу. Точнее зверь от него уже ушёл, но князь не мог остановиться и гнал коня просто ради скачки. Чтобы выплеснуть обуявшую его страсть.

Очи принадлежали невысокой стройной светловолосой юнице, стоявшей под раскидистой ольхой. Священным деревом народа северян. Святослава так поразила их чистая глубина, что он наконец остановил почти загнанного коня.

Интересно, чем она здесь занимается? – подумал он тогда. – Собирает целебные травы?

Повернув голову, чтобы лучше её разглядеть, средний Соколович не заметил, как налетел грудью на толстую ветку и чуть не сверзился с седла. Происшествие сопроводил взрыв звонкого девичьего смеха.

Князь вспыхнул и грозно нахмурил брови. Да кто она такая, чтобы насмехаться над ним? Юница же смотрела на зрелого мужа без малейшего страха и даже с каким-то вызовом.

Святослав не помнил, что на него тогда нашло. Возможно, в крови ещё не остыл азарт погони и охотничий инстинкт требовал чем-то возместить потерянную добычу. Единым духом он вскочил на конский круп и, оттолкнувшись от него, словно коршун на горлицу обрушился сверху на хрупкое девичье тело.

Грубо подмял её под себя…

Князь ожидал отчаянного сопротивления и приготовился овладеть юницей силой. Однако та словно ждала его, и сама подалась навстречу…

Соитие вышло на диво страстным и пьянящим. Войдя в незнакомку, Соколович захмелел, словно от ковша доброго творёного кваса. И забыл где находится, с головой погрузившись в бездонные васильковые колодцы… Попал в полон к лебединым рукам и белоснежным ногам, равно с силой и нежностью смыкавшимся у него за спиной. Святослав страстно лобзал сладкие губы, румяные ланита, нежные девичьи перси. Светлые волосы, разбросанные по траве, дурманили его доселе неведомыми ароматами. Такого он не испытывал никогда и ни с кем. Ни с жёнами, ни с оной из многочисленных наложниц.

Всё это стало особенно удивительно после того как князь понял, что он – её первый мужчина…

В чувство его тогда привел протяжный вой охотничьего рога. Святослав стряхнул с себя наваждение, сразу вспомнив, кто он, и где находится. Испустив семя, он оставил распростёртое тело и пардусом запрыгнул обратно в седло.

И снова оказался удивлён. Он ожидал, что его мимолётная возлюбленная попросит взять её с собой или одарить чем-нибудь за доставленное удовольствие. Поэтому приготовился мягко ей отказать ей в первом случае или бросить шеляг во втором.

Однако ни того ни другого не произошло. Юница быстро накинула на себя рубаху и встала, молча и с какой-то едва заметной усмешкой глядя на князя. Сам не зная почему, Святослав снял с пальца золотой перстень со смарагдом и протянул его незнакомке.

Та дар приняла и тут же словно растворилась в кустах, успев напоследок ещё раз одарить своего мимолётного возлюбленного загадочным васильковым взглядом.

После этой встречи прошло несколько лун, и он о ней почти забыл. У князя было по горло других забот – он уже несколько лет пытался усидеть на шатком Черноградском столе, лавируя между группировками местной знати. С трудом, но получалось. Ярослав Хромой знал, кого отправить присматривать за самым сильным княжеством правдивых земель. Хотя, честно говоря, особого выбора то у него и не было. Первенец Владимир – тогда ещё живой – был очень нужен отцу в самой Столице. Второй сын – нынешний великий князь – ленивый и слабохарактерный – не обладал нужными качествами. Четвёртый – Всеволод, уже тогда славился книжной премудростью, но уделял своей библиотеке слишком много времени, и ему было мало дела до мирской суеты. Ну а два последыша – Игорь и Вячко, тогда ещё пачкали пелёнки. Вот и выходило, что кроме Святослава некому. Тот выбранной ему ролью тяготился, но перечить отцу не смел.

Черноград по всем статьям уступал Столице. Не только и не столько размерами и богатством – хотя и этим тоже. В первую голову отличалось отношение местных жителей к тому, кто сидит на их столе. Если жители города на Славутиче давно уже почти не обращали на это внимания – главное, чтобы можно было спокойно торговать и зарабатывать пенязи, то на Руси всё обстояло совсем не так.

Там своих князей привыкли чтить за доблесть и древность рода. Правящая династия в этом государстве не пресекалась почти семь веков – куда уж там Соколовичам. Этого не произошло даже во времена страшного нашествия готов. Которым, кстати, жители этой земли, в отличие от всех окрестных народов, так до конца и не покорились. Пятьсот лет Русью верховодил род Лебедяничей, чьей столицей был древний и богатый город Голунь. Тогда княжество имело куда большие размеры, нежели сейчас, да и называлось по-другому – Артания. Но старые князья полегли под мечами прикинувшихся друзьями врагов, которые позвали их в дальний поход, а потом перебили всех скопом во время победного пира. На смену павшему роду пришла плоть от его плоти – династия Чернавичей. Её основатель – князь Чёрный – дальний родич погибшего правителя, уцелел, поскольку готовился стать жрецом и не пошёл в поход вместе с остальными. Однако после таких событий ему пришлось менять посох волхва на меч полководца и брать власть в свои руки. Он то и заложил нынешнюю столицу княжества – город Черноград. Там долгое время сидели его потомки.

Однако правителей этой земли словно преследовал жестокий рок. С момента истребления первого правящего дома прошло только два века, как такая же кара постигла и второй. Вероломные хазары, которые долгое время были союзниками Чернавичей, пригласили весь их род на грандиозный праздник в честь победы над общим врагом. Пиры и шумное веселье продолжались целую седмицу. А завершилось всё кровавой резнёй. Ошибки своих предшественников хазары не повторили – в живых не осталось ни одного прямого потомка основателя династии. Правда, уцелело множество побочных – дальнее семя Чёрного, излитое им в дочек и сестёр мелких вождей, которых ему приводили согреть ложе чуть ли не в каждой веси, где ему доводилось останавливаться. Но они не имели и малой толики того уважения, которым пользовались погибшие. И никто из них не был способен сплотить народ перед лицом внешнего врага.

Чем тут же не преминули воспользоваться хазары. Вскоре в Черноград прибыли их послы, потребовавшие безоговорочного подчинения. Такого насмехательства люди не выдержали. Посланцев разорвали на части, и вместо ответа отправили обратно их окровавленные куски. Ну а после такого Руси ничего другого не оставалось, как только обратиться за помощью к закатному соседу. Благо на престоле в Столице тогда сидел сам Святослав Грозный, – далеко не худший полководец в истории правдивых земель. В его честь, кстати, и был назван средний Соколович. Этот князь не только взял Черноградское княжество под свою опеку и защитил его от страшного нашествия, но и, в отместку за преступление, разнёс в клочки государство самих коварных хазар.

Правда платой за это, как того и следовало ожидать, стала потеря независимости. Свыкнуться с которой жителям некогда сильной державы было очень тяжело. Утешить их не могло даже то, что присоединив княжество к своим владениям, Святослав впервые собрал под своей рукой воедино все правдивые земли. После чего вполне резонно принял титул великого князя.

Однако если сплотить Русь перед лицом внешней опасности бесталанные потомки Чёрного не смогли, то постоянно подзуживать народ к восстанию и упрекать новую династию в самоуправстве, напоминая о былых славе и процветании, они были вполне в состоянии. Чем беспрерывно и занимались, начиная с момента смерти грозного князя.

И этот гной в теле Руси копился вот уже почти сотню лет.

За это время он прорывался два раза. Впервые – при сыне Святослава, Владимире, который силой отобрал престол у родного брата. В Чернограде тогда посчитали, что это достойный повод отложиться. Но новоявленный великий князь их очень быстро в этом переубедил, в кратчайшие сроки взяв под контроль главные города княжества и лишив голов зачинщиков бунта. Второй раз подобное произошло, когда между собой в смертельной схватке схлестнулись уже внуки великого полководца – Ярослав Хромой и Мстислав Храбрый. Последний из них предложил знатным родам Руси принять его сторону, обещая вернуть им в награду былые привилегии. И это помогло одержать ему знаменитую победу под Лиственом. Однако прожил он после этого недолго. Практически ни одного из своих обещаний он не выполнил, и ему вскоре устроили «несчастный» случай на охоте. Законных наследников этот князь после себя не оставил. А незаконным никто не захотел подчиняться – и своих, мол, хватает.

Кстати, один из потомков Мстислава служил сейчас в дружине среднего Соколовича. И даже стяжал там себе славу одного из лучших витязей. Это был тот самый Шебарша, заслугами которого была выиграна битва на Неспанке.

Вскоре после «несчастья» на охоте, над Черноградским княжеством снова нависла угроза. На этот раз со стороны благодатной степи. Русь же в который раз никто не смог объединить, и её лучшие люди опять пошли на поклон к великому князю. Святославов отец подумал для вида, и снова принял её под свою руку, но теперь уже значительно урезал права местной знати. Та покряхтела, но согласилась – другого выхода то всё равно не было.

Однако контролировать гадюшник, который составляли несколько десятков родов разной степени силы и влияния, из Столицы было проблематично. Поэтому одним из условий, которое выдвинул Ярослав Хромой, было то, что на Черноградском столе будет сидеть его сын. Вот и пришлось Святославу с головой погрузиться в эту кашу, кипящую без малого уже сотню лет.

С тех пор любое его действие, будь то решение на княжьем суде, или принесение жертвы богам в очередной праздник, вызывало ярые пересуды. Не прошло и года, как Святослав принял княжество, а он уже боялся сделать лишний шаг. Оттого и начал ценить средний Соколович редкие мгновения одиночества, когда ему удавалось оторваться от своей свиты на охоте и ускакать куда-нибудь подальше в лес.

Он обратился за советом к отцу – как же сломать этот лёд между ним и его подданными? Тот предложил сыну примкнуть к одной из группировок местной знати – лучше всего самой могущественной. Той, которой принадлежали земли в междуречье Снови и Десновой. Для этого надо было взять в жёны дочь её вожака – боярина Лютобора. Причём женой не младшей а ведомой. Только в этом случае – оценив честь, которую им оказали, лютоборичи приняли бы князя за своего. И он обрёл бы на Руси крепкую опору.

Однако посоветовать такое было куда проще, чем претворить в жизнь. Прежде всего потому, что у Святослава уже имелась ведомая жена, Киликия. Пусть и постылая. Да и была она не абы кем, а родственницей самого повелителя ромеев, сидевшего за Сенеморем в далёком Цареграде. Причём к тому времени она родила ему двоих сыновей. И сверстать её из ведомых можно было только за ОЧЕНЬ серьёзный проступок.

Вторая причина была не менее веской. Черноградский князь до этого несколько раз видел дочь Лютобора – Некрасу. И хотя к тому времени она уже слыла лихой воительницей, брать в жёны эту уродину ему хотелось меньше всего на свете.

Земляной змей! – С таким то страшилищем ложиться в постель? – не приведите боги! Лучше уж дальше мучиться с ромейкой!

Ярослав впечатлительного отпрыска как мог успокоил. И раскрыл ему глаза на истинное положение дел. Он давно уже выяснил, что скрывающаяся под маской покорной жены Киликия – шпионка василевса. И уже несколько лет исподволь способствует укреплению позиций ромейской диаспоры в правдивых землях. Которая, к тому времени, настолько усилила своё влияние, что начала играть в местной политике вполне самостоятельную роль. Этому не мешало бы дать окорот. Помочь могло, например, позорное изгнание княгини обратно на родину. Для чего вполне достаточно было уличить её в чём-нибудь предосудительном. Лучше – да и легче всего – в измене. Это был бы хороший щелчок по носу повелителю ромеев, который в последнее время возомнил, что может давать советы самому великому князю.

Ну а с некрасивым лицом и буйным нравом невесты ради успеха дела можно было и смирится. Тем более что никто не мешал Святославу находить утешение в объятиях более симпатичных наложниц.

Средний Соколович был по этому поводу другого мнения, но спорить с отцом снова не посмел.

Уличить Киликию в измене и вправду не составило большого труда. Тем более, что она особо и не скрывалась, почти в открытую встречаясь с одним ромейским купцом, который довольно часто наведывался в Столицу.

Как же его звали? – Святослав задумался.

Земляной змей – забыл!

Однако это всегда происходило на его подворье. Поэтому, чтобы поймать их с поличным, Ярослав организовал в своём великокняжьем дворце приём самых именитых и богатых гостей со всех правдивых земель и окрестных стран.

Само собой, был среди них и этот… как же его там?

Отец закатил для купцов грандиозный пир, который затянулся до глубокой ночи. Когда же он был в самом разгаре, Киликия и её полюбовник, посчитав, что за ними никто не наблюдает, потихоньку выскользнули из-за пиршественного зала.

Спустя полчаса Ярослав с сыном нежданно подняли шум и предъявили обвинение старосте ромейских гостей, мол, его люди не уважают хозяина терема, позоря его под собственным кровом. Само собой, это вызвало бурный всплеск заверений в невозможности подобного. Как витиевато говорил купец, степень уважения, которое он испытывает к хозяину этого дома, может сравниться только с его же любовью к собственному повелителю.

На что Ярослав ответил предложением воочию убедиться в справедливости обвинений. Когда толпа подгулявших бояр и прочих гостей с шумом вломилась в спальню Святославовой жены, все обомлели при виде голой княгини, гордо стоящей в позе львицы с задранным на голову платьем. И жилистой задницы ромейского купчика.

Полюбовника Киликии тогда едва не разорвали на куски. К счастью, самосуда удалось избежать – из рук разъярённой толпы, как было заранее оговорено, его спасла дворцовая стража. Двумя же днями позже, уже после суда, который единодушно приговорил смерть виновнику, Святослав попросил ристалища, не отказав себе в удовольствии лично зарубить ромея в честном поединке.

А его жёнушка с позором отправилась на родину, лишённая сыновей и всего имущества, нажитого в правдивых землях. Таким образом, осуществилась первая, самая лёгкая часть плана, составленного отцом.

Впереди был сложный этап. Средний Соколович, скрепя сердце и взяв волю в кулак, поехал в гости к боярину Лютобору – сватать его дочь.

Там он сразу понял, что Некраса откуда-то заранее узнала о цели его миссии. Поскольку уделяла князю чересчур уж много внимания. Пиры сменялись охотами, охоты состязаниями, состязания – пирами, и на каждом дубовая дева садилась подле Святослава. И всякий раз, улучшив момент, недвусмысленно предлагала ему уединиться.

Князь поначалу отмалчивался. Однако по прошествии нескольких дней, когда дальше тянуть стало попросту некуда, согласился.

Некраса решительно повела его на сеновал. Там она, не мига не медля, скинула с себя сапоги со штанами, которые имела обыкновение носить вместо платья, и упала спиной на большую охапку соломы. Её широко раскинутые ноги явно приглашали ухажёра к активным действиям.

От этих воспоминаний Соколовича даже передёрнуло.

Чтобы заставить себя лечь на неё сверху, ему пришлось сделать поистине героическое усилие. Возбуждение долго к нему не приходило, хотя Лютоборова дочь старалась как могла.

Наконец в памяти князя неожиданно всплыла та самая давешняя васильковоглазая незнакомка, встреченная на лесной опушке. Его естество тут же волшебным образом воспряло и Святослав бросился в «бой».

А для него это оказался именно бой, самый настоящий. Который, к счастью, длился совсем недолго. Излившись в Некрасу, Соколович приготовился с облегчением с неё слезть. Однако она не дала этого сделать. Крепко обняла его всеми конечностями, едва не переломав князю рёбра, и жарко зашептала на ухо. Она говорила, что с самого начала знала, зачем Святослав сюда приехал, и что он правильно сделал, прогнав от себя коварную ромейку. Ещё говорила, что она готова принять от него свадебный дар, и что будет верна ему до самого смертного часа, пока боги не разлучат их.

Чтобы выбраться из этого полона целым, князю ничего другого не оставалось, как вручить ей этот самый дар – первое, что попалось ему под руку – украшенное яхонтами золотое запястье.

Наутро он шёл к Лютобору с тяжёлым сердцем.

Тот, естественно, всё уже знал – князя встречала большая толпа людей, облачённых в праздничные одежды. Вокруг торжествующего боярина собралась, наверное, вся его ближняя родня.

По правую руку от него стояла буквально лучащаяся счастьем Некраса. На ней неожиданно были не привычные для неё мужские рубаха и порты, удобные для упражнений с оружием, а женское платье. Которое, правда, шло ей словно говяде – боевая сбруя. В ладони его «невестушка» сжимала подаренное ей ночью золотое запястье.

– С чем пожаловал, князь? – в упор спросил боярин.

В его голосе явно проскальзывали триумфальные нотки. Ещё бы – породниться со Святославом означало для него прочно занять первое место в местной иерархии. После самого князя, конечно.

– У тебя, боярин, есть то, что перед богами принадлежит мне – ответил Соколович ритуальной фразой.

– И что же это? – прозвучал столь же ритуальный вопрос.

Тут Святослав неожиданно замолчал.

Его внимание привлекла юница, которая стояла по левую руку и чуть позади от Лютобора…

Не может быть!

Это же она – та самая васильковоглазая незнакомка!

Правда, вместо прежнего скромного наряда на ней был роскошный убор из паволоки и целая россыпь драгоценных украшений. Её белокурых волос почти не было видно из под частой золотой сеточки, унизанной сотней мелких речных перлов.

И, тем не менее, это была именно она – князь не мог ошибиться.

Но почему она по левую руку от Лютобора?

Это же значит… Это значит…

Земляной змей!

Последние сомнения развеялись, когда юница озорно подмигнула ему, а потом едва заметно указала ему глазами на свою левую руку. Когда князь бросил туда изумлённый взгляд, узкая ладошка разжалась, и Святослав увидел в ней свой давешний дар – драгоценный перстень со смарагдом.

– И что же здесь принадлежит тебе?

Святослав стряхнул оцепенение. Пауза после заданного вопроса затянулась, поэтому боярин повторил его снова.

– Твоя дочь… – ответил он неожиданно охрипшим голосом.

Люди в толпе зашептались.

Они, конечно, и до этого догадывались, зачем здесь собрались, но теперь это предположение обрело под собой твёрдую почву.

– Мы были единым целым перед лицом богов – продолжал князь. – И она приняла от меня свадебный дар.

Он шагнул к боярину. Некраса радостно подалась ему навстречу и подняла вверх дареный браслет.

Однако тут же застыла в недоумении – Соколович протянул руку вовсе не ей, а её старшей сестре…

– Вот эту твою дочь я хочу взять в жёны – заявил Святослав.

Та показала всем смарагдовый перстень.

Собравшиеся вокруг ахнули…

– Ладислава… – изумлённо выдохнул Лютобор – это правда? Как это могло произойти?

– Правда… – тихо ответила та.

Её голос, услышанный впервые, показался князю небесной музыкой.

Однако дальнейшее объяснение скомкалось из-за впавшей в неистовство первой его неудачливой невесты. Она кричала, что убьёт свою проклятую сестру, которая отбила у неё жениха, и никто не сможет ей в этом помешать.

Помешать ей, конечно, смогли. Правда, для этого на юную воительницу пришлось навалиться сразу пяти здоровенным мужам. Да и те покряхтывали, удерживая неистовую родственницу.

Ситуация вскоре прояснилась для всех сторон.

Пятнадцать зим назад Лютобор чудом выжил в жестокой битве. В какой-то момент он оказался один против десятка врагов. Тогда боярин поклялся Хорсу, что если спасётся, то отдаст ему в жрицы свою старшую дочь. Как только она у него родиться.

Волею судьбы он спасся, и появившейся на свет спустя год Ладиславе выпала доля стать служительницей солнечного божества. Когда та немного подросла, её отдали на обучение в святилище, где юница и жила последние годы, лишь изредка появляясь в родительском доме.

Как в тот день.

Тем удивительнее было, где она умудрилась встретиться со Святославом. Но и это вскоре нашло объяснение. Оказалось, что она таким способом приносила жертву Хорсу, обязательную для посвящения в жрицы. Перед тем как пройти этот обряд, каждая послушница должна выйти в лес и отдаться первому встречному.

Считалось, что этим первым встречным обязательно будет сам бог, который примет её девственность и тем самым разрешит себе служить.

И так уж вышло, что этим первым встречным оказался черноградский князь.

Всех присутствующих такое объяснение вполне удовлетворило. Более того – многие увидели в этом руку судьбы. Ещё бы – Ладислава – старшая дочь, и свадебный дар князь преподнёс ей раньше, чем Некрасе. Да ещё и принял у неё девственность вместо бога.