Петр (с мягкой улыбкой): Небо надлежит нам слушать больше, брат. Небо. (Поднявшись со своего места). А оно говорит нам, что всякое серьезное дело лучше обсуждать вместе со всей общиной, перед лицом Господа, чтобы избежать соблазнов и напрасных кривотолков. Но раз уж ты хочешь, чтобы я тебе ответил, то не буду скрывать от тебя… Много разных слухов доходило к нам о тебе. Много, много разных слухов. (Медленно идет по сцене) Слышали мы, что во многих общинах, которые ты основал, творятся именем Господа множество чудес и знамений. Говорили, что обращенные тобой и пророчествуют, и исцеляют, и изгоняют демонов, и разговаривают на чужих языках, как на своем родном, словно не желая смириться с властью естественных законов и торопя его приход… Не буду скрывать от тебя, брат, что многие из нас были смущены этим. Да и как было нам не смущаться? Ведь такие рассказы мы слышали и прежде – и про Симона Мага, и про эллинских богов, и про вавилонских чародеев, вот почему некоторые из нас сомневались и не принимали слышанное в расчет, рассудив, как мне кажется, вполне справедливо, что не стоит придавать большего значения вере, которая держится на одних только чудесах, пока она не показала свою силу, опираясь только на одну себя… (Остановившись за спиной сидящего Павла). Ведь никто же не станет сомневаться, когда на его глазах вода превращается в вино или отрицать, что тот, кто тридцать лет едва ходил, теперь отбросил свои костыли и побежал, словно мальчишка. Не так ли разве принуждают нас и эллины, заставляя принять то, в чем хочет убедить нас разум, но ничего не в состоянии сделать для нашего спасения?.. Или ты думаешь, что те, кто видели исцеление хромого, заодно исцелили еще и свою душу? А те, кто сподобился говорить на чужих языках, научился разговаривать с Небесами?.. Разве чужим голосом зовем мы Небо, веря, что рано или поздно они нам ответят?
Павел (не оборачиваясь): Ты судишь опрометчиво, Кифа.
Петр: Я сужу, как подсказывает мне сердце, брат. А оно подсказывает мне, что если и есть какие чудеса, которые лучше всего свидетельствуют о нашей вере, то это чудеса любви и милосердия, творить которые повелел нам Господь прежде всего прочего.
Павел: А я говорю тебе, что ты судишь опрометчиво, Кифа! (Поднявшись со своего места и повернувшись к Кифе, который во время следующей реплики Павла садится на скамью). Ах, как же ты хорошо все рассудил, оставив веру без подпорок и лишив ее языка, которым она могла бы оправдаться!.. Только что прикажешь нам делать с остальными, Кифа?.. С теми, кто ковыляет к своему Господу, опираясь на чудеса, как на костыли и принимая их всем сердцем, словно сладкое лекарство? Уж не ваше ли милосердие подсказывает тебе лишить их надежды и оставить без помощи, словно новорожденных котят? (Негромко смеется). Хотел бы я посмотреть, много ли останется верующих между Иерусалимом и Смирной, если вдруг завтра случиться иссякнуть чудесам и люди перестанут подбадривать рассказами о них себя и друг друга? Боюсь, не одни ли вы с Йохананом?.. (Отойдя, идет по сцене, иногда искоса поглядывая на сидящего Петра, ворчливо). Или, может, ты думаешь, что если их вера не умеет обходиться без подпорок, то пусть себе и тонут, чтобы не мешать спасаться таким вот, как ты, Йоханан или Йакоб?.. Ну, тогда ты можешь быть уверен, брат Симон, что пока у меня еще есть хоть какие-то силы, я буду свидетельствовать о том, что видели и слышали мои глаза и уши. Как слепые прозревали, глухие начинали слышать, немые говорить, как люди радовались, видя, как нарушается естественный порядок вещей, как надежда мало помалу закрадывалась в их сердца, чтобы окрепнуть и, наконец, стать верой, которая передавалась, словно огонь от огня, от одного к другому – от матери к сыну, от брата к сестре, от соседа к соседу, и как эта вера рождала новые чудеса и заставляла людей пророчествовать и говорить на чужих языках, не стесняясь, что кто-то примет это за признак слабости и скажет им, что они верят не так, как им следовало бы… (Ворчливо) Впрочем, сколько мне известно, вам ведь не привыкать быть глухими и не слышать того, что на слуху у всего мира. Иначе вы бы не стали хулить ни Павла с его чудесами, ни самого Господа, о котором вы проповедуете, что он пришел к одним только сынам дома Израилева, как будто это не Израиль гнал его, когда он ходил среди вас, не находя себе ни пристанища, ни подаянья, или как будто это не Израиль распускал о нем слухи и торопил его к кресту, чтобы потом распять вместе с разбойниками и убийцами, чтобы преследовать даже саму память о нем, изгоняя и убивая тех, кто исповедовал его имя?.. Я знаю, Кифа, что многие теперь любят называть его «славой Израиля», хотя любой, кого ты спросишь на улице Иерусалима, скорее вспомнит о нем, как о его позоре, который следует поскорее забыть… (Сутулясь, медленно идет по сцене).
Небольшая напряженная пауза.
Петр (глухо, без выражения): Так значит, все это правда…
Павел молча продолжает мерить шагами дворик.
Все, что нам рассказывали о тебе, и что мы с негодованием отвергали, считая все эти рассказы, глупыми выдумками? (Растеряно смеется). Выходит, что все эти нечестивые люди, которые рассказывали о тебе, говорили правду, когда клялись, что ты отвергаешь Закон и Израиль и ни во что не ставишь Тору, хотя и не устаешь ссылаться на нее, когда у тебя появляется в этом нужда?..
Павел молчит. Небольшая пауза.
Но как же так, брат?.. Разве не сам ты проповедовал язычникам славу Израиля, так что они слушали тебя с трепетом и страхом? Разве не внимали они вслед за тобой Торе и Закону, как это и было когда-то обещано Аврааму?.. Почему же теперь ты говоришь вещи, от которых веет холодом и кажется, что воздух становится вязким, словно кровь?
Павел: О каких это вещах ты говоришь, брат? (Подходя ближе). Уж не о том ли, что Всевышний даровал нам Закон не для того, чтобы он без конца терзал и мучил нас, а только для того, чтобы он служил нам путеводителем к Господу?.. Или о том, что Сын Человеческий призвал нас всех туда, где уже никто не будет делить людей на иудеев и эллинов и хвастаться тем, что Господь родился в нашем Назарете, как будто Всемогущий, не мог бы найти ему для рождения подходящего места где-нибудь у персов или киттиев?.. А может, ты боишься услышать, что Всемогущий царствует не над одним только Израилем, и не одному Израилю уготовал спасение?.. (Негромко). Ах, Кифа, Кифа… Ты ведь не думаешь, надеюсь, что все это придумал Павел, которому вдруг захотелось поставить все с ног на голову?.. Да разве дело в Павле, Кифа? Или ты полагаешь, что воля Божья не найдет средств исполнить задуманное и без всякого Павла? А может, ты веришь вместе с эллинистами, что Всемогущий прислушивается к нашим советам и требованиям, так что при желании мы можем заставить Его делать то, что кажется нам справедливым и разумным? (Насмешливо). Что ж, попробуй… Попробуй, а я посмотрю, как удастся Иерусалиму удержать налетевший ветер или собрать упавший в песок дождь… Как он сумеет поймать свет сверкнувшей молнии или крик журавлей, когда они летят из Мицраима на север!.. Или, может, ты думаешь, что цыпленок, который вылупился из яйца, нуждается в скорлупе?.. А какая ему в ней нужда, Кифа?
Петр: Нужда?.. Какая ему в ней нужда? (Быстро поднявшись, делает несколько шагов к Павлу, хрипло). Тогда, может быть, ты скажешь мне, зачем же Он тогда избрал нас прежде, чем сотворил эту землю и это небо?.. Зачем обещал нам через пророков того, кто придет, чтобы очистить нас от скверны и освободить от власти греха?.. (Повышая голос). Или это не Он послал нам Спасителя из среды Израиля?.. Или Иешу не был иудеем? Не молился в Храме? Не исполнял субботу? Не читал Тору и пророков? (Почти кричит, едва ни наступая Павлу на пятки). Или, может быть, он был не из колена Давидова?.. Зачем же тогда ты говоришь, что он оставил нас, как ненужную скорлупу, от которой больше нет никакого прока?..
Павел (резко повернувшись к Петру, так, что тот почти наталкивается на него): А я и не знал, Кифа, что нам еще есть какое-то дело до его плотского тела, которое когда-то ходило по Иерусалиму и испытывало жажду и потребность во сне. (Наступая на Петра, заставляя того пятиться). Или ты думаешь, что он остался иудеем и после того, как Всемогущий воскресил его и дал ему нетленное тело? Или – что он все еще будет иудеем, когда сядет рядом с Божиим престолом, чтобы судить живых и мертвых и царствовать над теми, кто сохранил ему верность? (Тесня Петра). Тогда не останавливайся на полпути и скажи заодно, что Всемогущий тоже из иудеев, Кифа! И что Ему тоже следует исполнять Закон и ходить в синагогу, и не зажигать над землей субботнее солнце!..
Отступая от Павла, Петр вынужден опуститься на скамейку.
(Наклонившись над сидящим Петром, громким, яростным шепотом). Только не говори мне, что я кощунствую, брат. Потому что куда уж мне с моими кощунствами до тех, кто хочет нарядить Всемогущего в одежду первосвященника или заставить Его помнить субботний день!.. Куда мне до тех, кто ищет мудрость в жалких апокалипсисах, которые обещают Израилю молочные реки и хлебные берега и поэтому хранятся и переписываются почти в каждом доме, и чье безумие простирается так далеко, что они думают, будто Небеса будут поступать так, как написано в их книгах!.. Словно небеса никогда не рушили то, что строилось с таким трудом и потому казалось всем вечным! Или они не смеялись наперекор всем вашим книгам над тем, что казалось всем понятным и само собой разумеющимся?.. (Почти кричит, не давая Петру открыть рот). Разве Он человек, чтобы ему отчитываться перед тобой в своих делах, Кифа!..
Петр (хрипло и негромко): Опомнись, брат… Или ты забыл, как Он клялся нам, что никогда не нарушит своего слова?
Павел: А я говорю тебе, что Он не человек, чтобы ему отчитываться перед тобой и плясать под твою свирель, словно критская танцорка!.. (Смолкает, глубоко дыша).
Петр молчит. Долгая пауза, в продолжение которой Павел какое-то время стоит молча, глядя на сидящего, затем медленно делает круг по дворику, после чего возвращается и садится на скамейку напротив Петра.
(Негромко и устало). Лучше послушай меня, Кифа… Он не человек, чтобы Ему отчитываться перед нами. Он – Бог, который направляет свой корабль туда, куда считает нужным, и который заставляет нас порой делать страшные вещи, которых мы потом стыдимся. Он отнимает у нас разум, заставляя думать, что все, что ни делается, делается во благо себе и другим. Хотя кто мы такие, чтобы рассуждать о благе, о котором знает только Он один?.. Или ты все еще думаешь, что можешь посоветовать Ему, что делать и как себя вести?.. Что ж, попробуй, если тебе не жалко своего времени …
Петр (с трудом, словно у него перехватило горло): А теперь пойди и скажи все это им!.. Йоханану, Фесту, Ананию, Йакобу, – а уж заодно, и всем, кого встретишь на улице, – плотникам, строителям, рыбакам и торговцам… Иди, скажи им, что их Бог обманщик, потому что Он давно уже забыл все клятвы и теперь больше занят эллинами, чем тем народом, который Он вывел из Египта и которому клялся в вечной верности… Пойди, обрадуй их тем, что Моше сорок лет ходил по пустыне только затем, чтобы спасти киттиев, эллинов и сирийцев!.. Скажи им, что Бог обманул их, и они уже давно не возлюбленный народ Божий, а только дорога, которая ведет другие народы к спасению, – ворота в Царствие небесное, через которые проходят язычники, – доска, которую небеса проложили через грязь, чтобы другие не запачкали себе ноги, – лопата, которую отбрасывают в сторону после того, как работа оказывается сделанной!.. Иди, скажи им это, если, конечно, у тебя найдется смелости открыть перед ними рот…
Павел (холодно): Ты можешь не сомневаться, Кифа. Я не побоялся бы сказать это даже самому Господу, если бы ни был уверен в том, что он прекрасно знает об этом и без какого-то там Павла.
Долгая пауза. Петр и Павел молча смотрят друг на друга.
Петр (тихо): Мне кажется, что тебе все-таки следует немного отдохнуть, брат. (Обернувшись к дверному проему, хрипло). Йоханан!.. (Громко). Йоханан!.. (Павлу). Скоро придут братья, и ты сможешь сказать им все, что посчитаешь нужным.
Появляется Йоханан.
(Йоханану). Пожалуйста, проводи нашего гостя в его комнату.
Павел (поднимаясь на ноги, насмешливо): Надеюсь, ты не поставишь у моей двери стражу, опасаясь, чтобы я, чего доброго, не сбежал, испугавшись нагоняя от старших братьев?.. Не забывай, Кифа, что я все-таки римский гражданин и стража у дверей могла бы подмочить мою репутацию… (Негромко посмеиваясь, уходит вслед за Йохананом).
Оставшись один, Петр какое-то время стоит, молча глядя на дверь, за которой скрылись Йоханан и Павел, затем медленно опускается на циновку
Пауза, в завершение которой на сцену возвращается Йоханан.
Петр (услышав шаги, подняв голову): Проводил?
Йоханан (с порога): Да, равви. (Оглядывается, понизив голос). Я только не понял, что такое он говорил про стражу у его дверей?
Петр: Он так шутил, Йоханан… Сначала он кричал, а потом решил немного пошутить… Разве ты не слышал его криков?
Йоханан (продолжая оглядываться на дверь): Нет, равви.
Петр: Он кричал так, что у меня заложило уши. Потому что невозможно было что-нибудь разобрать за этими словами, которые бьют тебя, словно тяжелый молот и засыпают, словно песчаная буря… Боюсь, что если ему придет в голову закричать вдруг в полный голос, у нас провалится крыша… Ты, правда, ничего не слышал?
Йоханан: Ничего, учитель.
Петр: А ведь он кричал так, будто его пытали, били плеткой или растягивали на дыбе. Как человек, у которого отняли все, чем он дорожил, так что теперь ему изо всех сил приходится доказывать, что он еще существует…
Йоханан (шепотом, снова косясь на дверь): Мне показалось, равви, когда я уходил, что он был как будто не совсем в себе, словно немного пьяный… Что-то шептал, бормотал, и махал руками…
Петр (поднимаясь на ноги): Боюсь, что если он чем и опился, то не вином, а небом, – или тем, что он за него принимает. (С неожиданным раздражением). Словно пьяница, который, потеряв всякую меру, шумит и кричит, и колотит железо о железо, забыв, что Бог приходит к нам только в тишине и всегда оставляет нас одних вместе с нашим шумом и пустой болтовней… (Поднимаясь на ноги) Пойдем. Времени не много. Надо закончить с каменщиками и приготовить все к приходу братьев… (Негромко). Боюсь, что их ждет сегодня не самый приятный вечер…
Уходят.
Картина третья
Декорации первой картины – пустой холл психиатрической клиники.
Поздний вечер, горят только темно-синий ночник над ведущей в коридор дверью и лампа на столе дежурной медсестры. Сумрак окутывает все помещение, клубится по углам. За стеклами четырех выходящих в холл дверей – мертвенный тускло-синий свет ночников.
Медленно и бесшумно открывается крайняя дверь и в дверном проеме появляется голова Павла. Осторожно осмотревшись, он выходит из-за двери и, сделав несколько шагов, останавливается.
Павел (шепотом): Йорген… (Смолкнув, прислушивается). Йорген… Йонатан…
Короткая пауза.
Йонас…
Раздается едва слышный голос: «Мы здесь… Павел… Мы здесь». Одновременно из-под стола на четвереньках выползает Йорген.
(Заметив Йоргена, быстро). Тш-ш-ш…
Вслед за Йоргеном из-под стола выползают Йонатан и Йонас.
Тш-ш-ш…
Йорген (подползая к Павлу): Ты видишь, как мы хорошо спрятались?..
Павел (быстро): Тш-ш-ш…
Йонас (не поднимаясь на ноги): Это я придумал, учитель…Что-нибудь случилось? Да?
Йонатан (подползая): Что-нибудь случилось, учитель? Скажи, нам, что случилось?
Павел (быстро): Тише, тише… (Громким шепотом). Если не хотите перебудить всех, то говорите шепотом… (Опустившись на колени). Идите сюда… (Нетерпеливо). Да, идите же, идите…
Йорген, Йонас и Йонатан подползают ближе.
(Положив руки на головы Йонаса и Йонатана, громким шепотом). Я позвал вас, чтобы сказать вам нечто очень важное. То, о чем вы узнаете первыми… Ты, Йонатан, и ты, Йорген, и ты, Йонас… Вы будете первыми, кто услышит об этом… Поэтому, если вы готовы слушать, то слушайте и радуйтесь. Я позвал вас сюда, чтобы сказать вам, что время, наконец, настало. Оно уже близко… (Негромко смеется). Вы слышите?.. Оно пришло… Это время, которое мы столько ждали, сегодня уже здесь и стучится в наши двери… Слышите? (Смеется).
Небольшая пауза. Собравшиеся прислушиваются, озираясь, словно и в самом деле ожидая услышать, как время стучит в двери. Затем вновь молча смотрят на Павла.
Йорген: Ты хочешь сказать, что Он уже где-то близко, да?..
Павел: Да, Йорген. Да!.. Это Он… Совсем рядом… Слышите?.. (Негромко смеется).
Йонатан и Йонас растерянно озираются.
Йонас (тревожно): Но ведь ты говорил, что у нас еще есть немного времени… Помнишь?.. Немного времени, чтобы приготовиться к Его приходу. Разве ты не говорил нам это?..
Павел: Немного времени? Немного времени?.. (Сердясь) Не говори глупости, Йонас. Что такое немного времени?.. Я говорил вам только о сроках, которые не знает никто, кроме одного только Отца… Или ты думаешь, что Господь обязан отчитываться перед тобой за каждый свой шаг и ставить тебя в известность, когда Он появится и что будет делать?.. Похоже, ты опять забыл, что Он приходит, когда захочет и не принимает во внимание никакие оправдания, так что мы всегда должны бодрствовать и быть готовыми к Его приходу… Только не говори мне, что ты слышишь об этом первый раз, Йонас!
Йонас (растерянно): Значит, время уже пришло?
Павел: А разве нет?.. Оглянись и посмотри, – разве это не оно стоит у тебя за спиной?
Йонас быстро оглядывается. Короткая пауза.
(С мягким укором). Ах вы, жалкие маловеры, жалкие маловеры!.. Сколько еще мне учить, чтобы вы не спотыкались на каждом шагу, словно дети?.. Лучше скажите спасибо Тому, Кто послал вам такого Павла, за которого вы можете держаться, словно за перила, не боясь свалиться и свернуть себе шею…
Йорген (жалобно): Павел!..
Павел (прижав палец к губам): Тс-сс-с-с… (Озираясь по сторонам). Поэтому оставьте все сомнения и слушайте только то, что вам говорит милосердный Господь, чей голос я слышал сегодня, пока вы спали.
Йонас: Ты опять разговаривал с Господом, учитель?
Йонатан: Да?.. Ты разговаривал с Господом?
Павел: Как могу я, ничтожный человек, разговаривать с Господом, Йонас?.. Конечно, это Он разговаривал со мной, снизойдя в своем милосердии к моим немощам. Я только слышал Его голос, который пронзил мне сердце… (Глухо). Голос, от которого земля раскололась бы на части, и небо упало бы на землю, если бы только они могли его услышать. Потому что Он сказал мне, что час уже близок. (Громким шепотом). Он так близок, что можно дотронуться до него рукой или разобрать у себя за спиной его дыхание, которое опаляет кожу не хуже огня… (Прислушиваясь). Слышите?.. Разве не похож он на свист выпущенной стрелы, которая летит тебе прямо в сердце?
Йонас всхлипывает и жмется к Павлу.
Да, Йонас, да… Потому что это час Божьего гнева. Час, когда земля и море отдадут своих мертвых, чтобы они были судимы вместе с живыми… Слышите? (Напряженно вглядываясь перед собой, протягивая вперед руку, звенящим шепотом). Вот он. Тут. Уже совсем близко…
Напряженная пауза.
Йорген (привстав с колен, глядя в сторону, куда показывает Павел, шепотом): Что там, учитель?
Павел: Ты еще спрашиваешь, Йорген?.. А разве ты сам не слышишь – что там?.. Не слышишь, как лязгают в ожидании грешников засовы и отпираются ворота, ведущие в адские бездны? Как воет, разгораясь, адское пламя?.. А хочешь знать, почему оно воет, Йорген?.. Потому что время близко и Книга Жизни уже положена пред Тем, кому дана власть вычеркивать из нее имена грешников и вписывать имена тех, кто заслужил быть вместе со своим Господом… Слышите, как шелестят ее страницы, Йорген?
Короткая пауза. Йонатан и Йонас, привстав, вслушиваются в тишину.
Йонатан: А разве мы еще не заслужили быть вместе с нашим Господом, Павел?
Йонас: Да, учитель. Разве мы мало молились или бодрствовали?
Йонатан: Или плакали…
Йонас: Или постились…
Йонатан: Разве мы уже не заслужили быть вместе с Ним в Царствии Небесном, учитель?
Павел (с неожиданной яростью, громким шепотом): Ах, вы жалкие, безумные глупцы!.. (Быстро схватив Йонаса и Йонатана за волосы, пригибает их головы к земле). Или вы думаете, что одного только вашего жалкого хныканья будет достаточно для того, чтобы войти в Царство Небесное?.. (Трясет головы Йонаса и Йонатана).
Не пытаясь вырваться, Йонас и Йонатан молчат.
Или вы забыли, что так думают только лицемеры, которые надеются проскочить на небеса, не заплатив за это ни одной слезой и ни одним вздохом?.. Лицемеры, которые молятся и постятся, подсчитывая, сколько задолжал им Господь за их молитвы и добрые дела… (Трясет). А может, вы думаете, что Царство Небесное можно купить вот так вот, за какую-нибудь горсть серебра? Как будто я никогда не говорил вам, что никто из вас не спасется и не войдет на небо, если не станет в эти последние времена еще и божьим воином, готовым, не щадя своей жизни, сражаться с Сатаной?.. (Отпуская Йонатана и Йонаса, успокаиваясь). Ах вы, жалкие безумцы, жалкие безумцы!.. Лучше бы вы почаще вспоминали, что Господь пострадал за вас не понарошку, как какой-нибудь паршивый актеришка, а пролил за вас кровь на самом деле, так что было бы, по крайней мере, справедливо, прежде чем мечтать о Царствии Небесном, отплатить Ему за то добро, которое Он для вас сделал… Или ты думаешь по-другому, Йорген?
Йорген: Конечно, нет, учитель… Я думаю, что это было бы справедливо… Еще бы. (Громким шепотом). Но только… (Осекшись, какое-то время смотрит на Павла). Как же мы будем сражаться с Сатаной, если у нас нет для этого никакого оружья?.. Ты ведь сам рассказывал нам – у него такие длинные когти, что он может в один миг вырвать из земли целую дубовую рощу?..
Павел (негромко посмеиваясь): Еще как может, мой храбрый Йорген. Целую дубовую рощу, словно какой-то пучок травы.
Йонатан: А еще ты говорил, что он пышет жаром и огнем, так что легко может сжечь даже целый дом.
Павел: Да, мой бесстрашный Йонатан. Целый дом, да еще со всеми его жильцами в придачу.
Йонас (замирая от страха): И что он может стать таким страшным, что всякий, кто посмотрит на него, сразу умрет от страха…
Павел: Да, мой мужественный Йонас. В ту же самую минуту. (Понизив голос). Но хуже всего совсем не это. (Поманив к себе сидящих, шепотом). Хуже всего, что он умеет прикинуться таким добрым и ласковым, что никому и в голову не придет подумать про него что-нибудь плохое… Ах, если бы вы только знали, как он умеет вселять надежду. Утешать. Улыбаться. Раздавать подарки. Как он умеет делать свой голос мягким, а глаза теплыми. (Резко). Он только забыл, что нельзя обмануть Господа, который видит всегда самую суть и не обращает внимания ни на белый халат, под которым бьется черное сердце, ни на белую шапочку, под которой свили себе гнездо черные мысли, ни на ложь, на которую не скупится его ядовитый язык. (Помедлив, Йоргену, который, кажется, хочет что-то сказать, негромко) Да, Йорген, да… Похоже, ты знаешь, о ком я говорю… Ты ведь узнал его, сынок?
Йорген (догадываясь): Так это он?.. Он?.. (С изумлением) Не может быть!
Йонас и Йонатан недоуменно переглядываются.
Павел (негромко): Да, Йорген.
Йорген: Но как же это, учитель? (Растерянно хихикает) Неужели, это он?
Йонатан: Кто это, кто это? (Йоргену). Ты знаешь? Знаешь?
Йонас: Кто это, Йорген?.. Кто это, Павел?.. Мы его знаем, да?.. Скажите нам.
Павел: Скажи им, Йорген.
Йорген смущенно хихикает.
Йонас: Скажи нам, Йорген.
Йорген: Это доктор. (Хихикает). Наш доктор… Да, Павел?
Йонатан (изумлен): Доктор!
Йонас: Ты хочешь сказать, ты хочешь сказать, что это… что это… (Йонатану). Ты слышал?.. Он сказал, что это наш доктор… Но разве наш доктор может быть Сатаной?
Павел: Тш-ш-ш… (Быстро зажимает Йонасу рот). Тш-ш-ш… Разве я не говорил вам, что у стен тоже есть уши? (Отпустив Йонаса). Будьте осторожны, ибо враг ходит где-то рядом. И он не оставит вас в покое, если догадается, что вы узнали его тайну.
Йонас: Господи, Павел, но как же это так?.. (Йонатану, шепотом). Ты слышал, Йонатан? Слышал?..
Павел: Попридержи язык, Йонас, попридержи язык… Пускай об этом знают пока только вы трое. Ты, Йорген и Йонатан. Только вы трое и больше никто.
Йонатан: И больше никто?
Павел: И больше никто, Йонатан. Потому что время еще не пришло, хотя оно уже совсем близко… Вы поняли меня?
Йонас (возбужденно): Я так и знал, так и знал… Но что же нам теперь делать, учитель?.. (Оглянувшись на дверь, громким шепотом). Ведь он может нас убить… (Хихикает). Разве хватит у нас сил, если он вдруг нападет на нас?
Павел: Ах, глупые, глупые, дети… Да, неужели вы думаете, что Господь стал бы требовать от вас невозможного?.. Разве Он уже не дал вам в руки оружие, с помощью которого вы одолеете все адское воинство? Или это не я стою рядом с вами, готовый всегда прийти вам на помощь и дать вам новые силы?.. Поэтому слушайте меня, слушайте меня, Йорген, Йонас и Йонатан, слушайте меня, потому что через меня с вами говорит Тот, Кто не пожалел для вас даже своей собственной жизни… (Поманив к себе сидящих, громким шепотом). Все, чему вам надо пока научиться, это притворяться и делать вид, что вы ничего не знаете и ни о чем не догадываетесь… Улыбайтесь, когда видите их и отвечайте на вопросы, когда они вас о чем-нибудь спрашивают, как ни в чем не бывало… Будьте хитры как змеи и кротки, как голуби. Замечайте все, что происходит, и рассказывайте обо всем мне. Следите за каждым их шагом, прислушивайтесь к каждому их слову и вздоху, ловите каждый взгляд…
Пока он говорит, одна из дверей медленно открывается и на сцене появляется Йорк. Никто не замечает, как он медленно подходит и останавливается за спинами сидящих.
(Йонатану). Ты будешь смотреть за Ребеккой, Йонатан. (Йоргену). А ты – за доктором… (Йонасу). А ты, Йонас, будешь во все глаза смотреть за ними обоими. За доктором и Ребеккой, и потом опять за доктором, а снова за Ребеккой, ничего не упуская и все запоминая…
Йонас: Значит, госпожа Ребекка тоже?.. Да? Она тоже?
Павел: А ты, наверное, думаешь, что хвост кобеля может гулять сам по себе, Йонас? (Тихо смеется).
Йонас: Хвост кобеля! (Смеется).
Йонатан и Йорген смеются вслед за ним.
Йорк негромко мычит. Йонас, Йонатан и Йорген вскрикнув, оборачиваются.
Павел: О, Господи!.. Йорк!..
Йорк мычит.
Что тебе здесь надо, Йорк?.. Иди спать, Йорк, иди спать, милый… Йонас отведет тебя, пока ты не перебудил всех остальных.
Поднявшись, Йонас пытается взять Йорка за локоть, но тот вырывается и, отойдя в сторону, недовольно мычит.
Йорк!.. Йорк!.. Ты ведешь себя, как непослушный мальчишка!.. Да что это с тобой?
Йорген: Наверное, он хочет, чтобы ты рассказал ему свою историю, учитель… Ты ведь знаешь, как он любит слушать, когда ты рассказываешь ее. Да, Йорк?.. Ты ведь хочешь, чтобы Павел снова рассказал тебе про дамасскую дорогу?
Йорк негромко мычит, и кажется, что в его мычании можно разобрать слова, которые он силится произнести: «Павел… Дама-а-аск… Павел… Да-а-а-маск… Да-а-а-а-м-а…»
Слышите, слышите?.. Он говорит «Дамаск»… Ты ведь расскажешь ее, Павел?.. Мы тоже хотим послушать ее еще раз. Правда, Йонатан?
Йонатан: Да, учитель. Расскажи нам ее.
Йонас: Расскажи нам…
Йорк мычит. Йонатан тянет Йорка за руку, и тот послушно садится на пол.
Павел: Ах, вы хитрые лисы, хитрые лисы… Неужели же вы думаете, что я не вижу все ваши хитрости?.. (Сердито). Но только пусть никто из вас не думает, что это просто какая-то очередная история, которую можно услышать на каждом шагу, чтобы тут же ее позабыть ради каких-нибудь пустяков. Пусть каждый из вас помнит, что то, что однажды случилось со мной, рано или поздно случится с каждым из вас. Во всяком случае – с теми, чьи сердца еще не очерствели настолько, что с их коростой уже не сможет справиться даже божественное слово.
Йонатан: Мы помним, учитель.
Йонас: Мы помним…
Йорген: Мы помним.
Павел: Ну, тогда, надеюсь, вы не забыли, что это случилось со мной пятого Иулая, в самый полдень, когда тень уже совсем исчезла под ногами и солнце палило в полную силу, в то время как мы двигались с моими спутниками по старой дамасской дороге, направляясь в Дамаск… Наверное, мы неправильно рассчитали наш утренний переход, потому что вместо того, чтобы переждать жару в гостинице, мы оказались в пути во время самого пекла. Я шел, думая только о том, как я разделаюсь с теми, кто проповедовал назорейскую ересь и оскорблял Закон и пророков. С каждым шагом ярость моя все увеличивалась, и иногда мне даже казалось, что я слышу, как она клокочет в моем сердце, и тогда наше движение к Дамаску начинало казаться мне страшно медленным, а путь долгим, как долог летний день под палящим солнцем. Мои спутники устали и просились отдохнуть, но я подгонял их и требовал, чтобы они забыли обо всем и думали только о том, зачем мы идем в Дамаск. Так мы шли уже довольно долго, как вдруг дневной свет в моих глазах померк и я увидел перед собой сияющую фигуру, которая парила над дорогой, словно опасаясь коснуться камней, по которым ходили человеческие ноги…
Йорк негромко мычит.
Да, да, Йорк, да. Это был Он. Он. Но тогда я еще не знал этого и поэтому спросил, стараясь побороть овладевший мною страх: «Кто ты, господин? Ответь мне, кто ты? Кто ты? Кто?..» И так я спрашивал его довольно долго, а когда Он, наконец, ответил, то мне показалось, что прямо над моей головой разорвалась небесная завеса и ударила молния. Потому что Он сказал мне… Ты ведь помнишь, что он сказал мне, Йонас?
Йонас (тихо): Да, учитель. Он сказал: «Я – Тот, кого ты гонишь, Савл…».
Павел: Да, Йонас, да… «Я – Тот, кого ты гонишь и Кто изнемог от ран, которые ты нанес Мне, Кто истек кровью, от твоих ударов". Тогда я спросил Его, полный ужаса, потому что я чувствовал, что Он был во всем прав передо мною: «Разве я когда-нибудь поднимал на Тебя руку?.. Или проливал Твою кровь?.. Или исторгал из твоей груди слезы?» (Положив руку на плече Йонаса). Но Он ответил мне…
Йонас (тихо и восторженно): «Ты гнал, мучил и убивал верных моих, а значит, гнал, мучил и убивал вместе с ними и Меня…»
Павел: Да, Йонас. Так Он сказал, чтобы погрузить меня в море отчаянья, в котором я уже готов был захлебнуться и утонуть, если бы только Он не захотел моего спасения и не протянул мне Свою руку… Помните, что Он сказал мне, как только раскаянье пробудилось в моем сердце?
Йорк мычит.
Йорген (быстро): Он сказал тебе, Он сказал… Иди и проповедуй всем языкам благую весть о Том, Кто умер и вновь был воскрешен милосердием Божьим, чтобы самому стать Домом для всех верных… Домом для всех верных и… и… (Сокрушенно). Я забыл… Забыл.