Дон Гуан: Я спрашиваю: что это такое?
Сганарелль (заглядывая в кастрюльку): Макароны, ваша милость.
Лепорелло (заглядывая вслед за Сганареллем): Так точно, ваша милость, макароны.
Дон Гуан (ледяным голосом): Мы что – итальянцы?
Сганарелль и Лепорелло молчат.
(Выразительно глядя то на одного, то на другого). Я вас спрашиваю, – мы итальянцы? Ну, отвечайте же, отвечайте!
Сганарелль: Никак нет.
Дон Гуан: Что значит «нет», мерзавец?
Сганарелль: Я хотел сказать, что мы не итальянцы, ваша милость.
Дон Гуан (ядовито): Слава тебе Боже! (Лепорелло) Ты того же мнения, болван?
Лепорелло: Во всяком случае, за себя я ручаюсь.
Дон Гуан: Тогда скажи, негодяй, почему я провожу каждый день в обществе этих проклятых спагетти? Хотите, чтобы они у меня полезли из ушей?
Лепорелло (тихо, Сганареллю): А ты говоришь, «о небесном»…
Дон Гуан (грозно): Что?
Сганарелль (плаксиво): Но вы ведь сами знаете, ваша милость. Денег нет, а главное, никто не хочет иметь с нами дело. Бакалейщик отказал нам на том основании, что у него, видите ли, взрослая дочь, и он не желает, чтобы она набралась новых веяний, которые идут от вашей милости.
Лепорелло: Скотина.
Сганарелль: Мясник тоже не желает отпускать нам в кредит, хотя у него и в помине нет никакой дочери. Уперся и все тут.
Лепорелло: Просто мерзавец.
Сганарелль (Лепорелло): Да, погоди ты! (Дон Гуану). Булочник стал запрашивать за свои булки такие деньги, словно он печет их из райской пшеницы. Молочник заявил, что ему было во сне явление неизвестной святой, которая пригрозила ему, что если он не перестанет отпускать вам товар, то все молоко в его доме будет киснуть, аж до седьмого колена. А о зеленщике так и совсем говорить не хочется…
Молча подцепив вилкой макароны, Дон Гуан с отвращением их разглядывает. Небольшая пауза
(Жалобно). Покушайте, хозяин.
Лепорелло: Скушайте хотя бы немного. Я тут где-то недавно читал, что в макаронах почти столько же витаминов, сколько и в сале.
Дон Гуан (с тоской): Что же ты тогда не принес мне сала, мошенник?.. О, Господи! (Страдальчески морщась, отправляет макароны в рот. Жует, закрыв глаза).
Короткая пауза. Лепорелло и Сганарелль смотрят на жующего Дон Гуана.
(Открыв глаза). Нет ли хоть какой-нибудь приправы?
Сганарелль: Как же, ваша милость! Вот соль. (Подвигает солонку).
Лепорелло: А вот и перец. (Подвигает перечницу).
Дон Гуан (тоскуя): Ах, скоты!.. (Посыпает макароны сначала солью, потом перцем). Скоты! (Мрачно жует).
Сганарелль: А вечером я приготовлю вашей милости капустные котлеты. Пальчики оближите.
Дон Гуан (с отвращением): Оставь навсегда эту мысль, негодяй, а не то я сам понаделаю из тебя котлет. (Жуя). Этакие худосочные, жилистые, тощие шестидесятилетние котлетки…
Лепорелло довольно хихикает.
(Лепорелло). А уж из тебя подавно, негодяй!
Лепорелло: Как же вы сегодня мрачно шутите, хозяин.
Дон Гуан: Шучу, как ем… (Некоторое время жует молча, затем оглядывается на окно). Что это за шум?
Сганарелль (поспешно задергивая штору): Наверное, опять мальчишки подрались. Не извольте беспокоиться.
Бросив на стол вилку, Дон Гуан поднимается из-за стола и подходит к окну.
(Пытаясь помешать Дон Гуану отдернуть штору). Ей-Богу, какой-то пустяковый шум… Ей-Богу, пустяковый…
Дон Гуан: Пусти. (Смотрит в окно). Ах, мерзавцы!.. (Сганареллю). Так это, по-твоему, мальчишки?
Слышен звон разбитого стекла.
Сганарелль (пугливо оглядываясь на окно): Господи!…
Лепорелло (заглянув на улицу): Еще один фонарь разбили.
Сганарелль: Не обращайте внимания, хозяин. Глупый, неотесанный народ…
Сорвав с груди салфетку и швырнув ее на стол, Дон Гуан быстро подходит к стене, на которой висит оружие.
(Жалобно): Давайте поедем в деревню, хозяин. Будете пить молоко, гулять на свежем воздухе…
Лепорелло: Вот-вот. Рыбку ловить… Очень даже недурно.
Дон Гуан (сдернув со стены одну из шпаг): Я вижу, вы уже совсем сдурели, болваны… (Крестя шпагой воздух). Не видите? Я стар и слаб. И потом, куда не убежишь, везде найдешь все ту же глупость и недоваренные макароны… (Негромко и грозно). Ну, держитесь… (Убегает).
Сганарелль: Ваша милость! (Бежит за Дон Гуаном, но сразу останавливается, растерян). Убежал. (В отчаянье). Боже правый! Лепорелло! Что же теперь будет?
Лепорелло: Что будет?.. (Театрально смеется). Помяни мое слово – кровь и ужас! Море крови и целая гора трупов!
В то время, как Сганарелль поспешно подходит к окну и отдергивает штору, Лепорелло склонившись над кастрюлькой, быстро уплетает макароны. Короткая пауза.
Сганарелль (глядя в окно): Боже мой!
Лепорелло (с набитым ртом): Ну? Что там?
Сганарелль: Ах, Господи, Лепорелло!..
Лепорелло (взяв кастрюльку, быстро подбегает к окну и становится за спиной Сганарелля, с удивлением): Как? Двое уже лежат?.. Ну, теперь-то они узнают, каково это, вывести из терпения нашего хозяина… Не нахожу слов, чтобы выразить им свое сочувствие. (Жует).
Сганарелль (страстно): Господи! Сделай так, чтобы все это оказалось сном!
Лепорелло (с набитым ртом): Да, ты только посмотри на этот Аустерлиц!.. Даже отсюда видно, что они наделали от страха в штаны!.. (В азарте). Молодец, хозяин! Так их! Лупи, что есть силы!.. Да, посильнее, посильнее! (Сганареллю). Видал, как припустились?.. По спине его, да покрепче!.. Вот смеху-то! Прямо в лужу! (Жует).
Сганарелль: Ах, да он убьет их!
Лепорелло: И за дело, ей-Богу, за дело… (Отойдя, ставит кастрюльку на стол). Не бей чужие фонари. Не ори под окнами. Не ломай дверные ручки… (Вытирает салфеткой Дон Гуана губы и сразу возвращается к окну). Ай, да хозяин! Вот теперь я, по крайней мере, знаю, что такое быть старым и слабым. Это когда человек уже ни на что не годен, как только на то, чтобы отдубасить пятерых здоровых негодяев.
Короткая пауза.
Сганарелль (с облегчением): Убежали.
Лепорелло (подойдя к столу и быстро подцепив вилкой макароны, отправляет их в рот; с набитым ртом): И все-таки хотел бы я знать, что это за сны такие, после которых человек приходит в этакую вот ярость?
Сганарелль (отходя от окна): А вот это нам знать совершенно необязательно. (С ужасом). Лепорелло!
Лепорелло (невинно): Чего?
Сганарелль: Ты съел хозяйские макароны!
Лепорелло: Еще чего, съел! Если хочешь знать, я только избавил хозяина от твоей жалкой стряпни.
Сганарелль (с ужасом): Хозяйские макароны!
Лепорелло: Увидишь, он будет мне за это весьма признателен.
Сганарелль (в отчаянье): Да, что же это такое!
Входит Дон Гуан.
Лепорелло (поспешно отходя от стола): Уж до чего ваша милость была великолепна! Раз, два и готово!..
Дон Гуан вешает шпагу на стену.
Сганарелль: Как же вы нас напугали, хозяин.
Лепорелло: Если вы не будете против, в следующий раз я, пожалуй, проучу этих наглецов сам.
Дон Гуан: Прежде не забудь составить завещание. (Подходит к столу).
Короткая пауза.
(Задумчиво). Ах, негодяи… И кто же это из вас так основательно распорядился моими макаронами?
Лепорелло: Видит Бог, хозяин. Вы сами и распорядились.
Дон Гуан: Сганарелль?
Лепорелло (поспешно): Да, съели же, съели. Будучи в столь сильном волнении, легко не обратить внимания на такие-то пустяки!
Дон Гуан (Лепорелло): Мне следовало бы как следует тебя вздуть, голубчик. Но, принимая во внимание, что к вечеру у тебя наверняка случится заворот кишок, я, так и быть, сделаю вид, что ничего не заметил. (Грозно). Быстро почисти мои шляпу и плащ!
Лепорелло поспешно убегает. Дон Гуан вытирает лицо салфеткой, затем снимает со стены перевязь. Короткая пауза.
Сганарелль (осторожно): Хозяин собрался на прогулку?
Дон Гуан (надевая перевязь): Не твое дело.
Сганарелль: Конечно, ваша милость. Но если я скажу, что в вашем нынешнем положении это очень и очень опасно, то можете считать, что я вообще вам ничего не говорил.
Дон Гуан молчит, занятый пряжкой перевязи.
(Упрямо). Помилуйте, хозяин! Может прийти врач. Полицмейстер. Да кто угодно!
Дон Гуан (цепляя шпагу): Вот и придумай что-нибудь. Скажи, что я просил не беспокоить. Что отдыхаю. Пусть подождут.
Сганарелль (помедлив, почти со слезами): Боюсь показаться вашей милости чересчур назойливым, но только обратите внимание, – на дворе моросит, ей-Богу, моросит…
Дон Гуан: Да, ты сегодня просто какая-то классная дама, Сганарелль!.. (Мягко). Обещаю тебе, что не позже, чем через два часа ты опять сможешь морить меня своим ужасным цикорием.
Вбегает Лепорелло. В его руках – плащ и шляпа.
Сганарелль: Ах, ваша милость, ваша милость…
Лепорелло помогает Дон Гуану надеть плащ.
(Уныло). Закройте хоть лицо.
Лепорелло (вслед уходящему Дон Гуану): Да, глядите, чтобы вашу милость не продуло.
Дон Гуан уходит.
Сганарелль (сокрушенно): А ведь я его почти уговорил… (Идет к двери, через которую только что ушел Дон Гуан). Пойду, запру двери. (Лепорелло). А ты иди через черный ход… (Сердито). Да, смотри, не отставай от него ни на шаг!.. Слышишь? Ни на шаг! (Уходит).
Подойдя к столу, Лепорелло цепляет вилкой остатки макарон и отправляет их себе в рот. В этот момент в кабинет сначала заглядывает, а потом входит молодой человек с несколько нагловатым и, вместе с тем, застенчивым, выражением лица. Это – Рудольф Пищик, репортер одной из городских газет. Занятый макаронами, Лепорелло его не видит.
Пищик (подходя ближе, нерешительно): Приятного аппетита, господин Гуан…
От неожиданности Лепорелло давится макаронами, и кашляет, схватившись за горло.
(Хихикая). Ох, простите меня! (Быстро стучит Лепорелло по спине). Так лучше?
Лепорелло (откашлявшись): Довольно!.. (Подозрительно разглядывая гостя). Какого черта вы тут делаете?
Пищик: Не сердитесь, господин Гуан. Моя фамилия – Пищик. Рудольф Пищик из «Веселой пчелы». (Застенчиво улыбаясь). Вы не станете вызывать полицию?
Лепорелло (обходя вокруг гостя): А уж это зависит от того, зачем вы сюда пожаловали, господин пчеловод.
Пищик: Прошу вас, господин Гуан! (Быстро доставая блокнот и ручку). Всего лишь несколько слов для нашей газеты. Читатели просто умирают от любопытства…
Лепорелло: Кто это вам сказал, что я Гуан? Господина Гуана, как видите, сейчас нет, и, сказать по правде, я что-то не совсем уверен, что он обрадуется, если вы попадетесь ему на глаза.
Пищик: Разве господин Гуан уже не находится под домашним арестом? (Берясь за перо). Это новость…
Лепорелло (сердито): Постойте, господин писака. Что, разве я вам сказал, что господина Гуана нет дома? Его нет в этой комнате, а это, черт возьми, не одно и то же! (Поворачиваясь к Пищику спиной, про себя, озабоченно). Что же теперь делать?
Пищик (в спину Лепорелло): Надеюсь, это не помешает мне его увидеть, сударь?
Лепорелло: Господина Гуана? (Заложив руки за спину, идет по сцене).
Пищик: Господина Гуана, сударь.
Лепорелло: Нашего дорогого господина Гуана?
Пищик: Ну, да, сударь.
Лепорелло: Самого господина Гуана?
Пищик: Вы сделаете мне большое одолжение.
Лепорелло: Вы так хотите его видеть?
Пищик: Непременно хочу, сударь!
Лепорелло (возвращаясь): Господина Гуана?
Пищик (с недоумением): Ах, сударь!
Лепорелло (которому, похоже, пришла в голову какая-то мысль): Знаете, что я вам скажу? (Остановившись перед Пищиком, какое-то время, прищурившись, смотрит на него).
Короткая пауза.
Вы его увидите.
Пищик: Покорнейше вас благодарю.
Лепорелло: Но только вот, что я вам должен сказать, господин бумагомаратель. (Поманив к себе Пищика, заговорщицки). Идите сюда.
Подойдя, Пищик наклоняется к Лепорелло.
(Вполголоса). Имейте в виду, – разговаривать с господином Гуаном дело не простое. Он скрытен, нелюдим, подозрителен и, к тому же, доложу вам, страшно обидчив. Кроме того, сударь, он приходит в ярость, когда посторонние называют его Дон Гуаном, и предпочитает называть себя чужими именами и говорить о себе в третьем лице. А уж, если бы вы только знали, как его трудно разговорить!.. Словом, будьте каждую минуту начеку.
Пищик: Обещаю вам, что я все это непременно учту. (Обернувшись к двери). Это его шаги?
Лепорелло: Как же. Его. (Торопливо). Да, не забудьте самое главное. (Громким шепотом). Говоря между нами, этот господин Гуан страсть как любит деньги… Дайте ему немного. Да не скупитесь, не скупитесь! Иначе ничего не узнаете.
Сганарелль (появляясь в дверях, Лепорелло, сердито): Ты еще здесь?
Пищик: Разве?.. (Убегая, выразительно в сторону Сганарелля). Господин Гуан…
Сганарелль: Что такое?
Лепорелло (тихо, Пищику): Так не забудьте… (Исчезает).
Короткая пауза, в продолжение которой Сганарелль и Пищик изучают друг друга.
Пищик (робко): Господин Гуан…
Сганарелль: Я не Гуан.
Пищик: Ах, простите меня, ваша милость!.. Умоляю вас. Всего несколько слов для нашей газеты.
Сганарелль: Для какой такой еще газеты? (Подозрительно). Это Лепорелло вам сказал, что я Гуан?
Пищик: Да, нет же, ваша милость, это я сам ошибся… Скажите, это все ваши книги?
Сганарелль: Это книги господина Гуана. (Подозрительно). Это Лепорелло вас впустил?
Пищик: Нет, это я сам вошел.
Сганарелль: Не знаю, кто вы такой, сударь, но только хозяин будет очень недоволен.
Пищик (роясь в карманах): Позвольте же мне поскорее сгладить это неприятное впечатление. (Достает деньги). Разумеется, в меру моих слабых возможностей.
Сганарелль (глядя на деньги): Что это?
Пищик: Это? (Хихикает). Деньги.
Сганарелль: Разве вы хотите дать мне денег?
Пищик: А разве нет, господин…э-э…
Сганарелль: Сганарелль… Приятно слышать, что тебя называют господином… Вы всем раздаете деньги?
Пищик: Ну, что вы! Только тем, кто отвечает на мои вопросы. Это называется «гонорар».
Сганарелль (забирая из рук Пищика деньги): Премного вам благодарен, сударь… Если вы хотите меня о чем-нибудь спросить, то валяйте.
Пищик: Тогда скажите мне, господин… э-э…
Сганарелль: Сганарелль.
Пищик: Какое прекрасное имя!… Скажите же мне, господин Сганарелль, что вы чувствуете сегодня, когда шум вокруг вашего имени несколько утих и страсти, так сказать, улеглись? Обиду? Разочарование? Может быть, даже раздражение?.. Скажите мне, что испытывает человек, перестав, так сказать, быть центром внимания?
Сганарелль (не без важности): Что касается шума, сударь, то с шумом у нас, слава Богу, все пока обстоит благополучно. Когда хозяин бывает недоволен, шум вокруг моего имени стоит такой, что только держись!… (Спохватившись). Надеюсь, вы не станете печатать в вашей газете ничего такого?
Пищик (записывая): Будьте спокойны… И все-таки интерес к вашей персоне, – я хотел сказать, к персоне господина Гуана, – в последнее время заметно угас. Не собирается ли он в связи с этим предпринять что-нибудь еще? (Лукаво). Может быть, порадовать нас новой книгой, господин Сганарелль?
Сганарелль: Побойтесь Бога, сударь!.. Нам хватит и той, которой он нас уже порадовал!
Пищик: Но ведь она так и не увидела свет? Неужели же после трагической кончины господина Фергиналя не нашлось ни одного издателя, который захотел бы ее издать?
Сганарелль: Слава Богу, сударь, об этом теперь можно не беспокоиться. Хозяин спрятал свою книгу так хорошо, что до нее уже не доберется ни один издатель. (Посмеиваясь). Я хочу сказать, сударь, что она спрятана в весьма надежном месте. Если у кого есть охота, то пусть, конечно, попробует, поищет.
Пищик: Вот уж никогда не думал, что книги пишутся для того, чтобы их прятать!
Сганарелль: Уж не знаю, сударь, для чего, да только если с человеком вдруг приключилась такая беда, что его угораздило написать какую-нибудь книгу, то лучшее, что, по моему мнению, он может сделать, так это спрятать ее, как можно дальше. В самое надежное место, какое он только сможет найти… Видите этот камин?
Пищик с удивлением смотрит сначала на камин, затем на Сганарелля.
(Посмеиваясь). Мудрено будет сыскать место более надежное.
Пищик (искренне удивлен): Но почему? Зачем?
Сганарелль: Э, сударь, это вы спросите лучше у него.
Пищик: Понимаю… Еще немного гонорара?
Сганарелль (приятно удивлен): Я, право, стесняюсь. Вы и без того уже обгонорарили меня с ног до головы.
Пищик: Я обгонарарю вас еще больше, если вы расскажите мне кое-что еще. (Достает деньги). Как насчет истории связанной с именем господина Командора?
Сганарелль (немного удивлен): Ах, сударь!.. Да, ведь ее в нашем городе знает почти каждый.
Пищик: Мне было бы приятно услышать ее, так сказать, непосредственно от очевидца.
Сганарелль (польщен): Это, конечно, преувеличение, сударь, но кое-что я вам рассказать могу. (Доверительно). Признаться, я сам никогда не мог слушать эту историю без душевного трепета. В ней, как вам должно быть известно, рассказывается, как безбожный соблазнитель Дон Гуан обольстил чистую и целомудренную вдову злодейски убитого им господина Командора, упокой Господь его несчастную душу… (Смолкает, глядя на деньги, которые держит Пищик).
Пищик протягивает деньги Сганареллю.
Покорнейше благодарю. (Прячет деньги, воодушевленно). А теперь, сударь, представьте себе глухую ночь, во мраке которой прячется развратный соблазнитель, надеясь, что он скроет его преступление. Представьте благородную вдову, испытавшую горечь падения и терзаемую все сильнее чувством вины и раскаянья… Ах, сударь! Достаточно представить улыбку победителя и ужас, охвативший его жертву!.. Я так и вижу их лица в свете едва мерцающей свечи!.. Эти слезы, падающие на атласную подушку! Эти рвущиеся из груди рыдания, которые не могут заглушить бесстыдные ласки и лобзания!.. Эх, сударь! Чье бы сердце не содрогнулось, окажись он невольно свидетелем этой сцены! (Смолкает, вытирая слезу).
Короткая пауза.
Но чаша небесного терпения уже переполнилась!.. (Торжественно и грозно). Слышите? (Смолкает, указывая куда-то за окно).
Пищик (оглядываясь): Что?
Сганарелль: Да, шаги же, сударь, шаги. Это идет статуя господина Командора. Та самая, которую его вдова поставила на его могилу. (Топает). Они все ближе, сударь. (Топает). Боже мой! От их шума дрожат стекла и сыплется штукатурка. (Топает). Бам. Бам. Бам… (Сцепив на груди руки). Какой ужас, сударь! Любой, кому не посчастливилось оказаться в этот час поблизости, просто окаменел бы от страха. (Топает так сильно, что звенят подвески люстры). А теперь представьте себе ужас господина Гуана, когда он услышал, как эти шаги приближаются к его двери. Вот она распахнулась, и что же, сударь, он видит перед собой? Увы, сударь! Он видит перед собой орудие божьего гнева, которое, протягивая к нему свои каменные руки, зовет его своим каменным голосом! (Завывая). «Дон Гуан!… Я пришел за тобой! Все кончено. Кончено… Кончено…». Кончено, сударь! (Закрыв лицо руками, опускается в кресло).
Короткая пауза.
(Спокойно). И уж тут, как говорится, ничего не прибавить, не убавить.
Пищик (осторожно): Прошу меня простить, ваша милость, но то, что вы мне рассказали, можно услышать на каждом углу, тогда когда я хотел бы узнать, что было на самом деле.
Сганарелль молчит.
Ваша милость?
Сганарелль (негромко, погасшим голосом): То, что случилось на самом деле, молодой человек, слишком бесчеловечно, чтобы заставить трепетать сердца и служить уроком. По правде сказать, я даже не совсем уверен, что хорошо это помню
Пищик (настойчиво): А вы напрягите свою память, господин Сганарелль. (Протягивает Сганареллю деньги). Напрягите, и я уверен, что вы прекрасно все вспомните.
Сганарелль: Но только из уважения к вашей настойчивости, господин писатель… (Прячет деньги). Все дело в том, сударь, что господин Командор имел несчастие жениться на женщине весьма невоздержанной в проявлении своих чувств, чтобы не сказать больше. Вы, конечно, понимаете, что я имею в виду… Не проходило и месяца, чтобы она не заводила себе нового любовника, да все больше норовила выбрать из молодых, что, конечно, не могло долго оставаться секретом. Тем не менее, господин Командор, занятый своими военными подвигами, долгое время оставался относительно этого печального обстоятельства в совершенном неведении. Когда же какая-то добрая душа просветила его, наконец, насчет действительного положения вещей, то он впал в такое отчаянье, что посчитал, что единственным избавлением для него может стать только смерть… Это весьма распространенный вид безумия, как вам должно быть известно, сударь, потому что вы человек образованный. Мужчина приписывает женщине все мыслимые добродетели, какие только существуют на свете, а когда оказывается, что это, мягко говоря, не совсем соответствует действительности, то он отчего-то совершенно теряет разум, хотя, по правде сказать, ему больше пристало бы радоваться тому, что с его глаз, наконец-то, спала пелена и он может видеть истинное положение вещей… Короче говоря, сударь, когда господин Командор узнал всю правду, его жена как раз была в связи с господином Гуаном. Можете быть совершенно уверены, сударь, что случись это немного раньше или чуть позже, на месте господина Гуана оказался бы кто-нибудь другой. Но, видно, судьбе было угодно распорядиться, чтобы этим человеком стал именно он… (Смолкает, задумавшись).
Короткая пауза.
Пищик (осторожно): Что же случилось потом?
Сганарелль: А то, что и должно было случиться, сударь… Командор вызвал Дон Гуана и с легкостью позволил ему убить себя даже не поинтересовавшись, отвечает ли это желанию самого господина Гуана… Я ведь предупреждал вас, сударь, что в этой истории нет ничего поучительного.
Пищик (недоверчиво): Вы сказали, позволил себя убить?.. Неужели, это правда?
Сганарелль: Я это видел сам, сударь, и, притом, своими собственными глазами.
Пищик: Как раз в этом я не сомневаюсь… Но как же это было?
Сганарелль: Весьма обыкновенно, сударь. Сначала господин Командор сражался с господином Гуаном на равных, потому что он был превосходный фехтовальщик. Потом он стал больше защищаться, чем нападать, и, наконец, улучив момент, бросился прямо на шпагу господина Гуана, да так ловко, что почти сразу испустил дух. (Со вздохом). Бедный, бедный Командор… (Сердито). Так что, если вам придется где-нибудь услышать, что господин Гуан убил господина Командора, плюньте этому вралю прямо в лицо.
Пищик: Уж будьте спокойны. (Быстро записывает).
Сганарелль: Господин Гуан после этого лишился сна и аппетита и почти месяц не выходил из дома. Очень переживал.
Пищик (записывая): Бедняга.
Сганарелль: Теперь-то что. Дело прошлое. (Поднявшись, подходит к Пищику, решительно). Но вот, что я подумал, сударь. Что если вам напечатать в вашей газете, что господин Гуан вовсе уж не такое чудовище, каким его считает этот грубиян – зеленщик?.. Он заботливый хозяин и, ей-Богу, неплохой человек. А все эти разговоры, о том, что он сумасшедший, – так это просто какая-то ерунда… Я бы мог дать вам за это немного своего гонорара. (Достает деньги).
Пищик: Думаю, в этом нет ничего невозможного. (Берет деньги).
Сганарелль: Уж сделайте такое одолжение… А если бы вы еще упомянули, что господин Гуан не пьет, не курит и ведет весьма умеренный образ жизни, то я был бы решительно счастлив. (Протягивает Пищику деньги).
Пищик (принимая деньги): Обязательно напечатаем.
Сганарелль: Тогда нельзя ли еще добавить, что господин зеленщик и господин бакалейщик торгуют некачественным продуктом, от которых у добрых людей случаются изжога и понос? Да и господин мясник тоже. (Протягивает деньги).
Пищик (принимая деньги): Можно и это.
Сганарелль: Благодарю вас от всего сердца, сударь.
Пищик: Может быть, что-нибудь еще?
Сганарелль (доставая последние деньги): Тогда уж напечатайте заодно, что его старый слуга – добрый малый и умеет неплохо готовить. А вот Лепорелло, так тот, напротив, порядочный повеса. Можете себе представить, сударь – грязные руки вытирает прямо о штаны.
Пищик (забирая у Сганарелля деньги): Напечатаем и про штаны.
Сганарелль: Я бы обгонорарил вас еще, да, боюсь, эти были последние.
Пищик: Тогда не стану вас больше задерживать. Прощайте, господин Сганарелль. (Раскланявшись, направляется к двери).
Сганарелль: Прощайте, господин писатель. (Вслед Пищику). Да, напечатайте все это большими буквами, чтобы все обратили внимание!
Пищик (в дверях): Можете не беспокоиться. Самыми преогромными. (Исчезает).
Короткая пауза.
Сганарелль (бормочет, с грустью ощупывая пустые карманы): А при гонораре-то быть все-таки много приятнее… (Со вздохом). О, Господи, Господи… (Уходит через ту же дверь, что и Пищик).
Свет медленно гаснет.
Когда он вновь загорается, перед нами – заросшее кустарником и деревьями кладбище. В центре сцены – круглая песчаная площадка, от которой расходятся в стороны несколько аллей. За желтеющей листвой едва угадываются очертания надгробных памятников и крестов. У левой кулисы, возле самой крайней аллеи, расположена могила Командора. Сам памятник скрыт густой и еще зеленой листвой большого дуба; видна только ограда и нижняя часть мраморного постамента. У правой кулисы, за оградой, скромное, не скрытое листвой, надгробье. Это могила Франциски.
В сопровождении Сторожа появляется Дон Гуан.
Сторож (продолжая разговор): Да только, я, ваша милость, с этим никогда не соглашался. Не гоже было громоздить такую громадную статую, тем более что все знали, что покойник был хотя и соразмерно сложен, но роста вполне обыкновенного. Не Голиаф… (Звеня ключами). Попробовали бы они счищать с этого величия птичий помет, да убирать паутину, так, небось, заговорили бы по-другому. (Понизив голос). И потом мне кажется, что сам господин Командор недоволен, что из него сделали такое вот посмешище. Особенно в последнее время. (Смотрит вверх на скрытую листвой и поэтому невидимую для зрителей статую Командора). Ей-Богу, раньше-то у него было совсем другое выражение лица… Видите? Эти морщины на лбу. А эта складка у губ? Готов поклясться, что раньше их не было. А глаза-то, глаза? Он словно, так и ест тебя глазами. (Шепотом). Неровен час, заговорит.
Дон Гуан: А разве тебе самому никогда не хотелось поговорить с ним, старик?
Сторож: Боже упаси! Я люблю, чтобы покойник лежал смирно и не нарушал естественного хода вещей. (Перебирая связку ключей). Во всем должен быть порядок, ваша милость. Их дело лежать, да ждать Страшного суда, а наше – навещать их, да молиться. А ежели покойники начнут разговаривать или ходить туда сюда, так ведь слабонервные люди, чего доброго, подумают, что наступил конец света. (Посмеиваясь). Совсем-то я вас заболтал, ваша милость. Давайте-ка, лучше я открою вам оградку нашей маленькой Франциски. Вот уж была светлая душа, упокой ее Господь… (Идет к ограде, окружающей скромное мраморное надгробье над могилой Франциски.
Дон Гуан остается стоять на месте, по-прежнему, не отводя взгляд от статуи Командора.
(Открыв калитку в ограде). Ну, вот… Я пойду, а вы стукнете мне в окошко, когда будете возвращаться.
Дон Гуан (протягивая сторожу монетку): Возьми, старик.
Сторож: Храни Бог вашу милость. (Уходит).
Дон Гуан вновь смотрит на статую Командора. Пауза.
Дон Гуан: А старик не соврал. Ты, похоже, в самом деле, недоволен… Или это тени так легли на твое лицо? (Подходит ближе). Рад тебя видеть, приятель. (Сняв шляпу, кланяется и вновь смотрит вверх на статую, удивленно). Что такое?.. Ты, в самом деле, сердишься?.. Да, ведь не на меня же, черт возьми!… Ну, ну, остынь. Разве на небесах есть место для обид и гнева? Или существуют такие обиды, которые, не оставляют нас даже там?.. Как! Даже там?.. Скажи, пожалуйста, какая незадача… Выходит, небо совсем не так уж и далеко от земли, как нас всегда уверяли? И на руках у нас все же есть кой-какие козыри? Не смотря ни на что?.. (Опустив на мгновенье голову и затем вновь подняв лицо к статуе, серьезно). Выходит, мы не так уж и бессильны, приятель, коль умудряемся пронести с собою в Вечность наш гнев, обиду, ненависть, печаль?.. Что скажешь, Командор? (Смолкает, глядя на статую).
Короткая пауза.
Что? Ни полслова?.. Жаль… А было б интересно тебя послушать… Ну, Бог с тобой. (Отвернувшись от статуи, делает несколько шагов по сцене).
Короткая пауза.
(Вновь повернувшись к статуе, негромко). Когда бы все легло не так нелепо, я думаю, что мы нашли бы с тобой общий язык… (В смятении делает шаг назад). Что это было, черт?.. Ты мне кивнул?.. (Пятясь). Эй, эй… Ты что шалишь?.. (Негромко). Кивнул, словно старому приятелю, а заодно и напугал почти до смерти!.. Фу, черт… (С сомнением). Да нет. Не может быть. (Медленно подходит ближе, не отрывая взгляда от статуи Командора, вполголоса, напряженно). А почему бы нет?.. (Громко). Эй, ты там, наверху! Как прикажешь это понимать?.. Или ты решил ободрить старого Гуана и теперь даешь ему понять, что он не одинок?.. Ах, каменный насмешник! Уж не хочешь ли ты сказать, что если у Гуана нет друзей на земле, то они найдутся у него на небесах?.. Хотя б один?.. А это неплохая новость, черт возьми! (Положив ладонь на грудь). Я сохраню ее вот здесь, приятель… Признаться, я догадывался об этом прежде, теперь же буду знать наверняка. (Негромко). Коль это слово еще имеет смысл… (Опустив голову медленно идет к ограде Франциски, негромко). Фу, черт… А сердце так и бьется… (Вновь повернувшись к статуе, громко). Дай только срок, – я сам тебе кивну… (Опустив голову, подходит к ограде).
Короткая пауза.
(Вновь повернувшись возле ограды к статуе). А, кстати, слышал, что болтают про нас с тобою в городе?
Короткая пауза.
Не притворяйся, – вижу, что слыхал. Недаром говорят, что от мертвых нельзя утаить ничего. Они знают все, вот только почему-то молчат, как рыбы… (Грозит статуе пальцем, насмешливо). Хорош приятель, нечего сказать, – взял, да и утащил прямо в адское пекло, разбойник! Набросился на бедного Гуана, как кот на мышь!.. Смотри у меня!.. (Медленно открывает калитку, остановившись на пороге и вновь обернувшись к статуе Командора, негромко). Когда б ты знал, приятель, как я рад, что ты стоишь здесь, рядом с моей Франциской. Так, словно оберегаешь ее покой и отгоняешь от нее недобрые сновидения… И впредь, прошу тебя, не оставляй ее своей заботой… (Сняв шляпу, раскланивается со статуей, после чего, с непокрытой головой, заходит за ограду. Какое-то время стоит молча, затем смахивает с надгробья опавшие листья и садится на скамейку внутри ограды).
Пауза.
(Тихо). Это я, Франциска… Здравствуй.
В одной из аллей появляется Лепорелло. В его руках закрытый черный зонт. Он осторожно крадется, стараясь не шуметь. Иногда он останавливается и прислушивается. Заметив Дон Гуана, быстро прячется за деревьями. Долгая пауза.
(Словно продолжая вслух неслышный для зрителя разговор, негромко). Ах, нет же, нет. Не говори мне так. Зачем же нам опять спорить?.. Ты спорила со мной уже однажды. И что теперь?..
Короткая пауза.
Вот если бы я мог сказать: вернись, мы все начнем сначала… Пролаять, проорать, пропеть, чтоб прослезились ангелы, чтоб камни залились слезами, чтобы Луна рыдала в небесах над бедными Гуаном и Франциской… Вот только у кого есть такие силы? И кто настолько безумен, чтобы отважиться приказывать времени? (Бормочет). Нет, нет, Франциска. Все намного проще… (Смолкает, опустив голову).