Часть вторая
Те же декорации. На балконе, за столом заканчивается свадебный обед. Оттуда доносятся голоса и смех. Нижний зал погружен в полумрак, здесь горит только одна лампочка над баром. По правой лестнице медленно спускается Орфей. Он доходит почти до конца лестницы, затем садится на ступеньки, достает губную гармошку и негромко наигрывает «Лили Марлен». Пауза, в завершении которой на сцене появляется Вергилий. Он спускается по той же лестнице и садится несколькими ступеньками выше Орфея. Не замечая его, Орфей продолжает играть. Пауза.
Вергилий (напевает): Возле казармы, в свете фонаря, кружатся попарно листья сентября…
Обернувшись к Вергилию, Орфей продолжает играть.
(Напевает). Ах, как давно у этих стен я сам стоял, стоял и ждал, тебя, Лили Марлен… (Негромко). Вам надо бежать, господин Орфей.
Орфей продолжает играть.
Слышите? Немедленно
Перестав играть, Орфей молча смотрит на Вергилия. Короткая пауза.
Ну, что вы так на меня смотрите, как будто я предлагаю вам пойти и повеситься? Все, что я сказал, это то, что вам надо немедленно бежать отсюда.
Орфей: Вы это серьезно?
Вергилий: Да, господин Орфей. Пока еще не поздно.
Орфей: Наверное, вы сошли с ума, господин Вергилий… Хотите, чтобы я дал деру прямо из под брачного венца? На глазах у изумленных гостей?.. (С усмешкой). Боюсь, господину рейхсканцлеру это не понравилось бы. Да и остальным тоже. (Продолжает негромко играть).
Небольшая пауза.
(Прекратив играть, резко). Вы, что, в самом деле, думаете, что кто-то может убежать из своей собственной шкуры?.. Выбраться из собственной истории? Надуть свою собственную судьбу?.. Перехитрить свою тень?.. Черта с два, господин классик, черта с два!
Вергилий: Всегда есть шанс, господин Орфей.
Орфей (сердито): Рассказывайте это молоденьким гимназисткам, господин сочинитель.
Вергилий: Поверьте мне. Пусть небольшой, пусть совсем крошечный, но он есть.
Отвернувшись, Орфей вновь подносит к губам гармошку и играет. Небольшая пауза.
(Негромко). И все-таки он есть, господин Орфей.
Орфей продолжает играть.
(Наклонившись к Орфею). Заклинаю вас, бегите. Бегите, пока еще есть время.
Орфей (оторвавшись от гармошки, насмешливо глядя на Вергилия): Вы что же, действительно полагаете, что оно у нас еще есть?.. Нет, вы в самом деле так думаете?
Короткая пауза. Вергилий молчит.
(Негромко). Тогда, позвольте мне напомнить вам слова одноногого сумасшедшего еврея… Он сказал когда-то, что придет время, когда времени больше не будет… Ей-Богу, не знаю, что он имел в виду, но иногда мне кажется, что это сказано про нас с вами. (Проходящей мимо Эринии, которая уносит в посудомоечную грязную посуду). Госпожа Эриния…
Эриния останавливается.
Вы ведь все знаете наперед, не правда ли?.. Скажите мне, ради Бога, есть у меня хоть какой-нибудь шанс?.. Самый пустяковый, крошечный, размером с один жалкий пфенниг?.. Ну, хоть какой-нибудь?.. Скажите мне, умоляю вас!
Эриния молча, с едва приметной улыбкой, смотрит на Орфея. Пауза.
(Вергилию). Вот видите. Ни малейшего. (Эринии). Спасибо, госпожа Эриния.
Эриния уходит.
(Вергилию, негромко). Ни малейшего, господин Вергилий. (Вновь подносит гармошку к губам).
Вергилий (тихо): Вот именно поэтому, господин Орфей.
Орфей: Что?
Вергилий: Именно поэтому.
Орфей (резко): Нет.
Вергилий: Да, господин Орфей.
Орфей: Я уже сказал вам. Нет. (Играет).
Вергилий: Да, черт бы вас, наконец, побрал!
Орфей, не отвечая, продолжает играть. Короткая пауза.
Или вы хотите, чтобы я назвал вас трусом?
Орфей продолжает играть.
Трус!
Орфей играет.
Трус!
Орфей играет.
Трус!
Орфей играет.
Дерьмо! Дрянь! Безвольный ублюдок!
Орфей (обернувшись): Мне кажется, вы что-то мне сказали, господин классик?
Вергилий: Я сказал, что вы безвольный ублюдок, господин Орфей. Что вы трус, дрянь и дерьмо. Было бы гораздо лучше для всех нас, если бы вас пристрелил какой-нибудь русский снайпер…
Орфей быстро хватает Вергилия за горло и опрокидывает его на ступеньки.
(Хрипло, пытаясь вырваться из рук Орфея). Пусти… Больно… Пусти!.. Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!..
Орфей: Заткнись!
Эвридика (подойдя к балкону и заглядывая вниз, негромко зовет): Милый…
Орфей отпускает Вергилия.
(Заметив Орфея). Ах, вот ты где. (Легко сбегает по ступенькам). Ушел и оставил меня одну. Какой же ты все-таки противный… О чем вы тут секретничали, господин Вергилий?
Вергилий (приводя себя в порядок): Так… Ни о чем.
Орфей: Он назвал меня дерьмом.
Эвридика: Господин Вергилий!.. (Хохочет). О, Господи!.. Это правда?
Орфей: Правда. А еще он назвал меня ублюдком и скотиной.
Эвридика (с ужасом): Господин Вергилий!.. (Хохочет).
Вергилий (поднимаясь со ступенек): Не слушайте его, милая барышня. Вы же видите, он просто вне себя от счастья. Если не ошибаюсь, это называется синдром новобрачного.
Орфей (не оборачиваясь): Дурак.
Вергилий (отступая наверх по ступенькам): Вот видите. Это сейчас пройдет.
Эвридика: Орфей! (Вергилию). Что у вас тут случилось, господин Вергилий?
Вергилий: Ничего… (Поднявшись по ступенькам, исчезает).
Эвридика: Ничего. (Опускаясь на ступеньки рядом с Орфеем). Вы поругались?
Орфей: Нет.
Эвридика: Правда?
Орфей: Если тебе интересно, то он хотел, чтобы я дал деру. Прямо сейчас, немедленно, через вон ту дверь.
Эвридика: Он хотел, чтобы ты сбежал? Правда? Прямо из-за свадебного стола? (Стараясь казаться серьезной). Боже, какой негодяй!.. (Неожиданно и звонко смеется). О, Господи, Орфей! (Хохочет). Я представила, как ты крадешься в темноте, словно чердачный кот, а за тобой со всех ног гонятся наши Эриннии… (Хохочет). Ой, не могу!.. (Хохочет).
Какое-то время Орфей смотрит на хохочущую Эвридику, затем отворачивается. Пауза.
(Отсмеявшись, вытирая слезы). Ох, Орфей…
Орфей молчит.
(Тормошит Орфея). Ну, посмотри же на меня… Ведь я теперь солидная замужняя женщина. Не то, что прежде. (Смеется). Знаешь, какой ужас тебя ждет?.. Я буду ходить на рынок, ругаться с зеленщиком, варить обед и штопать тебе носки. Буду с утра до вечера ходить по дому в старом халате, ворчать, вытирать пыль и заставлять тебя снимать грязную обувь. (Смеется). Но ведь ты меня не разлюбишь?
Орфей молчит. Короткая пауза.
(Положив голову на плечо Орфея). Господи, если бы ты только знал, какие они скучные. Болтают о какой-то континентальной блокаде и единой Европе. Обсуждают последнюю статью твоего отца и ругают министра труда. А я хочу петь, смеяться, играть в фанты. Кормить птиц, ездить на пони, вышивать бисером, танцевать… (Капризно). Орфей!..
Орфей: Тебе никто, кажется, не мешает. Танцуй.
Эвридика: Ты это говоришь так, как будто в этом есть что-то неприличное.
Короткая пауза.
(Подняв голову, негромко и бесцветно): Я пошутила, милый… На самом деле, если мне что-то и хочется, так это поскорее уехать отсюда… Собрать вещи, поймать такси, сесть в поезд… О, Господи! Стоит мне только представить, как колышутся занавески в купе, как мне хочется плакать… Поедем на Крит.
Орфей: На Крите англичане.
Эвридика: Черт бы их побрал!.. Тогда на острова, на побережье, в Фессалию, куда угодно.
Орфей молчит. Короткая пауза.
Орфей…
Орфей: Пожалуй, это скорее будет похоже на бегство.
Эвридика: Плевать мне, на что это будет похоже. Разве мы не заслужили с тобой немного солнца и моря?
Орфей: Не знаю.
Эвридика: Совсем немножечко, чуть-чуть?
Орфей молчит. Короткая пауза.
Значит, по-твоему, всего этого мало?.. А умереть? Думаешь, это так приятно? Знаешь, что должна скоро умереть и не знаешь даже, как и когда.
Орфей: Ты уже умерла.
Эвридика: Что?
Орфей: Мы оба уже умерли. И при этом, давным-давно.
Эвридика: Орфей…
Орфей: И не одни только мы. Весь мир давно умер и даже не заметил этого… Сдох под забором, как последний забулдыга, у которого нет даже имени.
Эвридика: Орфей, пожалуйста…
Орфей (холодно): Хорошо, я не буду.
Пауза.
Эвридика (негромко): Знаешь, мне в последнее время кажется, что мы все время ходим по хрупкому и тонкому льду. (Поднимаясь со своего места). Стоит чуть посильнее ударить ногой, как мы провалимся неизвестно куда, так глубоко, что нас уже никто, никогда не найдет.
Орфей молчит.
(Спускаясь со ступенек). Если прислушаться, можно даже услышать, как он трещит. (Ударяет ногой об пол). Слышишь? (Прыгает). Слышишь?..
Орфей: Перестань, ради Бога.
Эвридика: Нет, ты только послушай. (Прыгает).
Орфей: Эвридика!..
Эвридика: Ужас, правда? (Прыгает). Слышишь, какой треск?
Орфей: Не слышу.
Эвридика: Это потому, что ты заткнул себе уши и ничего не хочешь слышать. (Прыгает). Вот… Вот… Вот… (Прыгает).
На балконе, возле левой лестницы, появляются Рейхсканцлер и Профессор.
Рейхсканцлер: Нет, вы только посмотрите на нашу девочку… Ну, что за прелесть – просто пчелка! (Спускаясь). Прыгает, как ни в чем не бывало… Нет, просто пчелка, просто пчелка. (Остановившись на лестнице, Эвридике, громко). Браво, фрау новобрачная, браво, браво. (Негромко аплодирует).
Остановившись, Эвридика оборачивается.
Вы так легко прыгаете, что можно подумать, что это прыгает какая-нибудь птичка… (Спускаясь вниз). Нет, нет. Не благодарите меня. Потому что я говорю вам это от чистого сердца. (Останавливается на последней ступеньке). Когда мужчина видит чистую женскую красоту, он сам становится и лучше, и чище. Это мы все должны благодарить вас, милая фрау Эвридика, за то, что вы согласились стать украшением нашего скучного мужского общества.
Эвридика: Но я совсем не собиралась вас благодарить, господин рейхсканцлер.
Рейхсканцлер: Нет? (Профессору). Вы слышали?.. Какая прелесть!…Оказывается, она даже не собирается меня благодарить… Какой же у вас, все-таки, острый язычок, фрау… э-э… Эвридика… (Смеется).
Эвридика (подходя ближе к лестнице, на которой стоит Рейхсканцлер и Профессор). Кажется, я вспомнила, что хотела вас спросить, господин Рейхсканцлер.
Профессор (предостерегающе): Эвридика…
Эвридика: Ах, ничего такого, господин профессор, не волнуйтесь… Во всяком случае, это не имеет к вашей пьесе никакого отношения… Я только хотела спросить господина Рейхсканцлера, правда ли, что существуют такие места, такие скрытые от чужих глаз места, где евреев убивают, а потом сжигают в специальных печах?.. Знаете, такие большие кирпичные печи с железными воротами и высокими кирпичными трубами?.. Мне рассказывали, что вокруг там всегда растет прекрасная картошка, морковь и свекла, а особенно, клубника, такая большая, что она всегда получала первые премии на сельскохозяйственных выставках, и все из-за этого пепла, который остается после.
К перилам балкона подходит Вергилий.
Однажды, все это даже приснилось мне. Такой длинный, серый сон, похожий на бесконечный больничный коридор. Там была колючая проволока, собаки, и очень много детей. Они вели себя так тихо, что можно было подумать, что они знают, что смерть находится от них на расстоянии вытянутой руки…
Шум на балконе стихает. Смолкают голоса.
Господи, сколько там было детей, господин рейхсканцлер!
Рейхсканцлер (Профессору): Вы слышали? Просто какой-то, я извиняюсь, доктор Юнг, в самом деле. (Эвридике). Как, вы сказали, деточка? Евреев? (Профессору). Случайно, вы не знаете кто это такие? Какие-то, прошу прощенья, евреи.
Профессор молча пожимает плечами.
(Эвридике). Вы случайно не ошиблись? (Кричит, обращаясь ко всем). Кто-нибудь знает здесь что-нибудь про евреев, господа?
Короткая пауза. На балконе царит единодушное молчание.
Господин Вергилий, может быть вы?
Вергилий: Они написали Библию, господин Рейхсканцлер.
На балконе слышится приглушенный смех.
Рейхсканцлер: Скажите, пожалуйста… И откуда только у вас такие глубокие познания, господин Вергилий?
Вергилий молча пожимает плечами. Подойдя к перилам балкона, Правила и Эринии негромко посмеиваются.
(Повернувшись к Профессору). Вы слышали?.. Так вот кто, значит, написал эту смешную и местами, прямо скажем, неприличную книгу?.. (Выходя на середину сцены и повернувшись лицом к балкону, укоризненно). Ай-яй-яй… Послушайте, господа, я, конечно, читал это собрание вредных сказок и не нашел в нем ни капли вкуса. Я скажу вам даже больше – это в высшей степени вредная книга, от которой следовало бы всеми силами оберегать подрастающее поколение. Ни в коем случае, господа!.. Можете себе представить – в ней буквально говорится следующее… (Хихикая). Нет, вы только послушайте. Не вари козленка в молоке его матери … Ну, разве это не дикость? (Хихикает).
Правила и Эринии негромко смеются. Короткая пауза.
(Сердито). Я часто думаю, что стало бы всеми нами, если бы мы пошли следом за сочинителями это аморального опуса? Что стало бы с нашей цивилизацией, начни мы витать в облаках и слушать бабские сказки, вместо того, чтобы лить металл и строить дороги? (В сторону стоящих на балконе Правил). Ну-ка, господа Правила, скажите нам, что бы тогда было со всеми нами?
Первое Правило: Ничего хорошего, господин Рейхсканцлер.
Рейхсканцлер: Вот именно, господа. Ничего хорошего. (Эвридике). Ничего хорошего, милая фрау. Ровным счетом, ничего хорошего.
Эвридика (тихо): Но вы не ответили на мой вопрос, господин Рейхсканцлер.
Рейхсканцлер: Разве? (Быстро повернувшись к Профессору). Герр профессор… Разве я не ответил? (Обращаясь к находящимся на балконе). Господа?..
Правила и Эринии негромко выражают согласие. Короткая пауза.
А может быть, нашу милую фрау интересуют детали? (Эвридике). Может быть, вас интересуют детали, деточка? Так сказать, подробности? (Смотрит какое-то время на Эвридику, затем на балкон, затем вновь на Эвридику).
Короткая пауза. Правила и Эринии вежливо посмеиваются.
Если вас интересуют подробности, то тут я вам, к сожалению, действительно, ничем помочь не могу. (Снисходительно, обращаясь к окружающим). Возможно, нашей милая фрау это еще не известно, но, к счастью, мир состоит совсем не из деталей и никому ненужных подробностей, но из холодной решимости и точного расчета. (Подходя к Эвридике почти вплотную, неожиданно изменившимся бесцветным голосом, негромко). Впрочем, если вы все-таки настаиваете, то я мог бы еще добавить, что если кто-то не хочет идти в ногу со всем миром, то, если я правильно понимаю, это значит только то, что он собственными руками добывает глину и обжигает кирпичи для той печи, в которую он сам себя потом загонит, чтобы поплотнее закрыть за собой ее железные дверцы, милая фрау Эвридика. (Помолчав). Надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать? (Смолкнув, пристально смотрит на Эвридику).
Короткая пауза.
Профессор (негромко): Господин Рейхсканцлер…
Эвридика и Рейхсканцлер продолжают стоять, глядя друг на друга. Небольшая пауза.
Эвридика (негромко): Я поняла, господин Рейхсканцлер.
Рейхсканцлер: О! Я не сомневался в этом ни одной минуты.
Эвридика (без всякого выражения): Да, господин Рейхсканцлер…
(Медленно отходит от Рейхсканцлера и идет по сцене).
Короткая пауза.
Профессор (настойчиво): Господин Рейхсканцлер. Время.
Рейхсканцлер (спохватившись): Да, да, да. Лечу. (Орфею, помахав рукой). Господин Орфей!.. (Обернувшись к балкону, всем вместе). Господа!
Правила и Эринии приветливо махают в ответ. Рейхсканцлер и Профессор скрываются за дверью с надписью «Администрация». Правила и Эринии расходятся по комнатам. За одной из дверей наверху исчезает Вергилий. Балкон пустеет. Орфей и Эвридика остаются одни.
Эвридика медленно идет по сцене, затем, неожиданно рассмеявшись, садится на нижнюю ступеньку левой лестницы.
Эвридика: Боже мой!.. (Беззвучно смеется, закрыв лицо руками).
Короткая пауза.
Боже мой! (Орфею). Ты слышал? Слышал?
Орфей молчит.
Орфей…
Орфей: Не глухой.
Эвридика (кричит, взорвавшись): Не смей так со мной разговаривать! (Сквозь слезы). Дурак… Какой же ты все-таки, дурак, господин солдат… (Спрятав лицо в ладонях, плачет).
Короткая пауза.
Орфей (равнодушно): Ну, наконец-то я действительно вижу перед собой замужнюю женщину. (Достает губную гармошку).
Эвридика (кричит): Дурак! Дурак! Дурак!..
Орфей невозмутимо наигрывает «Лили Марлен».
(Вскочив на ноги, сквозь слезы). Ничтожество!
Орфей продолжает играть.
Поганое, вонючее ничтожество! (Стремительно бежит через всю сцену к вешалке, и, схватив стоящий на полу чемоданчик Орфея, возвращается назад и швыряет его на пол). Убирайся!
Орфей продолжает играть. Короткая пауза.
Я сказала тебе – убирайся!
Орфей играет.
(В ярости пиная чемоданчик ногой). Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!
Из раскрывшегося чемоданчика вываливаются вещи Орфея, – одежда, какая-то книга, тетради, фонарик. Закрыв лицо руками, Эвридика, плача, садится на пол. Короткая пауза.
Орфей (перестав играть): А теперь собери все назад.
Эвридика (глухо, не отнимая руки от лица): И не подумаю.
Пожав плечами, Орфей вновь возвращается к губной гармошке. Пауза.
(Сквозь слезы, негромко). Дурак… (Помедлив, начинает складывать в чемоданчик разбросанные вещи).
Сыграв несколько аккордов, Орфей перестает играть, но продолжает насвистывать мелодию песни, глядя, как Эвридика укладывает в чемоданчик вещи. Пауза.
(Захлопнув крышку чемоданчика и вытирая ладонью слезы). Ну, что, доволен?
Орфей продолжает насвистывать. Пауза.
(Негромко). Кто-то сказал мне недавно, что в год под колесами машин гибнет двадцать тысяч человек.
Орфей продолжает насвистывать. Короткая пауза.
У тебя есть платок?
Продолжая свистеть, Орфей достает из кармана платок и, вытянув руку, протягивает его Эвридике.
(Улыбаясь сквозь слезы). Может быть, ты мне его все-таки принесешь?
Насвистывая, Орфей продолжает держать платок в вытянутой руке. Короткая пауза.
Ну, какой же ты, все-таки, мерзавец! (Вскочив, быстро подходит к сидящему Орфею и, одновременно, выхватив у него одной рукой носовой платок, а другой губную гармошку, отбегает в сторону).
Орфей: Отдай!
Эвридика из всех сил дует в гармошку, извлекая из нее совершенно несуразные звуки.
(Вскочив со ступенек). Отдай, тебе говорю! (Бросается к Эвридике, пытаясь отобрать у нее гармошку).
Спасаясь от Орфея, Эвридика прячется за стол, не переставая играть.
Орфей (остановившись у стола): Отдай.
Эвридика: Отними. (Дудит).
Орфей пытается поймать Эвридику, но, всякий раз, она оказывается на противоположной от него стороне стола. Так повторяется несколько раз. Наконец, он настигает ее и пытается отнять губную гармошку.
Орфей: Отдай!..
Изворачиваясь и отбиваясь, Эвридика продолжает, что есть сил, дуть в гармошку. Какое-то время они борются в молчании, нарушаемом только звуками несчастного инструмента, пока не оказываются в центре сцены, где Орфею удается повернуть Эвридику к себе лицом.
Орфей (тихо): Отдай…
Эвридика (почти шепотом): Отними.
Долгая пауза. Орфей и Эвридика, замерев в центре сцены, смотрят друг на друга.
Между тем, на площадке левой лестницы появляется Отец. Какое-то время он молча смотрит на стоящую внизу пару, затем негромко кашляет, надеясь привлечь к себе внимание. Но ни Орфей, ни Эвридика, кажется, даже не замечают его, продолжая смотреть друг на друга.
Длится пауза.
Отец (неуверенно): Сынок…
Орфей молчит. Пауза.
(Откашлявшись). Сынок…
Орфей (продолжая смотреть на Эвридику, издалека): Да.
Отец: Не мог бы ты уделить мне несколько минут, сынок?
Орфей (по-прежнему не глядя на Отца): Конечно, папа.
Отец: Я бы хотел, чтобы ты посмотрел мою коляску. В последнее время мне что-то перестало нравиться правое колесо.
Орфей: Хорошо папа.
Отец: Вдруг ни с того ни с сего начинает стучать, скрипеть, греметь, как живое. По правде сказать, меня это нервирует.
Короткая пауза.
(Неуверенно). Но если ты сейчас не можешь…
Орфей (продолжая смотреть на Эвридику): Я ведь сказал, хорошо.
Отец: Наверное, стерлись подшипники. Или набилась грязь. Кто его знает.
Орфей (издалека): Никто.
Отец: Вот и я говорю… Раньше можно было купить вещь задешево и не жалеть об этом всю жизнь. А теперь покупаешь втридорога, а на следующий день бежишь с ней в мастерскую… Знаешь, во сколько мне обошлась эта коляска?
Орфей молчит. Короткая пауза.
Ты себе, сынок даже и представить этого не можешь.
Орфей (издалека): Да… Нет… (Глядя, наконец, на Отца). Пойдем… (Отпуская Эвридику). Есть какие-нибудь инструменты?
Отец (доволен): А как же. Целая гора. (Подъехав к самому краю, Эвридике, которая по-прежнему смотрит на Орфея). Будьте здоровы, милая Эвридика.
Эвридика: Будьте здоровы, господин лауреат.
Отец: Ну, зачем же так официально. Мы ведь теперь одна семья. Зовите меня папой, мне это будет очень приятно.
Эвридика (глядя на Орфея, поднимающегося по лестнице): Хорошо, папа.
Отец: Вот и чудесно… Просто замечательно. (Орфею). Пойдем, сынок. (Исчезает вместе с Орфеем).
Оставшись одна, Эвридика какое-то время стоит в центре сцены, потом медленно идет к правой лестнице и садится на нижнюю ступеньку. Какое-то время она сидит молча, затем, поднеся к губам гармошку, извлекает из нее несколько звуков, в которых с трудом можно различить мелодию «Лили Марлен». Положив гармошку на ступеньки, замирает, опустив голову на колени. Долгая пауза, в завершении которой на балконе возникает фигура одной из Эриний. Она смотрит на сидящую Эвридику, затем – стараясь не шуметь – легко подходит к двери Фрау Дитрих и негромко стучит в нее. Не дождавшись ответа, заглядывает в дверь.
Эриния (вполголоса): Мадам… Мадам… Ваш выход, мадам.
Фрау Дитрих (появляясь в дверях): Иду, иду… (Оглядываясь по сторонам). Где она?
Эриния молча показывает ей на сидящую внизу Эвридику.
(Подходя к перилам балкона, некоторое время смотрит на Эвридику, бормочет): Смотри-ка, как выросла. Совсем стала большая… Летит время-то, летит, летит…
Эвридика, оглянувшись, смотрит на Фрау Дитрих. Короткая пауза.
А какая красавица-то. Ну, просто загляденье… Так бы вот и смотрела, не отрываясь… Ну, как? Узнала меня, доченька?
Эвридика (поднимаясь со ступенек): Это ты?.. Нет, это правда ты? Моя кормилица?.. Вот уж не думала, что встречу тебя здесь.
Фрау Дитрих: Ах, ты моя ненаглядная! Да, где же мне еще и быть сегодня, доченька, как не рядом с тобой?.. (Спустившись на несколько ступенек и остановившись). Ты ведь не станешь от меня убегать, не станешь прятаться или кричать? Мы ведь с тобою всегда так славно ладили. Еще тогда, когда ты лежала в своей маленькой деревянной колыбельке. Помнишь, как она скрипела, когда я качала тебя?
Эвридика (тревожно): Что это стало с твоим голосом, кормилица?
Фрау Дитрих: Ну, до чего же весело она скрипела!.. А ведь это было совсем недавно, кажется, что еще вчера. Я качала ее ногой, а ты засыпала под ее скрип под своим теплым одеяльцем.
Эвридика (вдруг догадавшись): Нет! (С негромким стоном опускается на ступеньки, закрыв лицо руками).
Короткая пауза.
Фрау Дитрих (спустившись еще на несколько ступенек, тихо): Да, дочка, да. Время пришло… Пора.
Эвридика (поднимая голову): Так значит это ты? Моя смерть?.. Нет, это правда ты? Да?
Фрау Дитрих: Да, доченька… Но ведь ты же не станешь сердиться на меня за это?.. Подумай, мне ведь тоже надо как-то зарабатывать себе на жизнь. Вот и приходится соглашаться на такую работу, которую больше никто не берет.
Эвридика (кричит): Нет, нет, нет! Неправда!.. Скажи, что ты шутишь, кормилица!
Фрау Дитрих молчит. Короткая пауза.
(Тихо). Ты ведь не станешь обижать свою маленькую Эвридику?
Фрау Дитрих (посмеиваясь): Свою маленькую Эвридику… Ты, и правда, была такая маленькая, что все называли тебя «орешек». А если случалось, что тебя не могли долго найти, то кто-нибудь обязательно спрашивал: «и куда это закатился наш маленький орешек?»… Вот ведь как было.
Эвридика: Но почему именно сегодня? Почему не завтра? Не через неделю? Не через год?.. Господи, кормилица!..
Фрау Дитрих: А вот этого я уж не знаю, доченька. Разве меня спрашивают? Сказано сегодня, так значит, так тому и быть.
Эвридика: Нет, нет, послушай меня, погоди… (Торопливо). Хочешь, я отдам тебе все свои бусы? Янтарные, гранатовые, бирюзовые? Бусы из малахита и яшмы, из сердолика и сапфира, из слоновой кости и жемчуга?
Фрау Дитрих, держась за перила, опускает ногу на следующую ступеньку. Видно, что это дается ей с большим трудом.
Все свои золотые кольца и подвески.
Фрау Дитрих осторожно и медленно спускается по лестнице, держась за перила.
Все свои серебряные гребни и все браслеты.
Остановившись на середине лестнице, Фрау Дитрих тяжело опускается на ступеньки.
Все свои платья и ленты… Все, что ты только захочешь.
Фрау Дитрих (устало): Сказать тебе по правде, дочка, мне тоже все это уже порядком надоело… Каждый раз, одно и то же, одно и то же… Скалить зубы, нашептывать на ухо какие-то ужасы, а в ответ выслушивать все эти бесконечные крики, стоны, сомнительные предложения. А ведь играть-то надо в полную силу, чтобы зритель тебе верил, – да, что там зритель, дочка! Чтобы ты сама верила в то, что произносит твой язык и что делают твои руки… (Поднимаясь на ноги, негромко). Помнишь, как звенели серебряные колокольчики на твоей колыбельке? Динь-динь-динь… Маленькие, веселые колокольчики… Иди, доченька, помоги мне спуститься.
Эвридика: Нет! (Бросается наверх по правой лестнице. Добежав почти до конца, внезапно останавливается, упершись взглядом в загораживающую ей дорогу одну из Эриний).
Пауза. Какое-то время Эвридика и Эриния молча смотрит друг на друга. Виновато улыбаясь, Эриния пожимает плечами. Повернувшись, Эвридика медленно спускается на две ступеньки и садится.
Фрау Дитрих (стоя на соседней лестнице): Ну, посмотри на меня, дочка. Всего-то дела, – умереть. Умрешь и вместе с тобой умрут и звезды, и птицы, и шум дождя. Мигрень, сыпь, круги под глазами. Любопытные соседи, грязная посуда, недосоленный суп, недоваренные овощи, подгоревшее мясо, умрет скисшее молоко и толкучка в общественном транспорте, кашель, насморк, грязь под ногтями, морщины, страх перед завтрашним днем, умрут миллионы дураков и дур, недостиранное белье, головная боль, тревога, воспоминания, заботы, умрет глупость, самодовольство, косые взгляды, реклама стиральных порошков и средств от перхоти, пустая болтовня, зависть, неуверенность, зубные врачи, обиды, телефонные звонки – все то, что делает человеческую жизнь похожей на Ад. (Медленно спускаясь). Да ведь, между нами говоря, доченька, никакого другого Ада, кроме этого, пожалуй, и нет. Так не лучше ли оставить его тем, кто смотрит вокруг себя оловянными глазами и слышит только то, что мелет его пустой язык?.. (Останавливается).
Короткая пауза. Эвридика поднимается и неуверенно делает несколько шагов вниз по лестнице. В продолжение следующего монолога Фрау Дитрих, она медленно, ступенька за ступенькой, пока не оказывается внизу.
Да, да, милая… Стоит только сделать один маленький шажок, как никто уже не будет тебе мешать, надоедать, давать советы, подсказывать, огорчать, выводить из себя, никому и в голову не придет тебя поучать или ждать от тебя того, что ты не можешь дать. Ничто не заставит твое сердце биться сильнее или замирать от ужаса… Знаешь, доченька, люди боятся смерти, потому что они привыкли быть послушными рабами, так что они даже и не подозревают, какую власть она им дает… (Делая еще несколько шагов вниз). О, если бы ты только знала, доченька, что это за власть! Уж поверь мне, старой. Она слаще меда и вкуснее глотка холодной воды в жаркий день. Власть над всей землей, над всем миром, над самой последней травинкой и над самой далекой звездочкой, которую может разглядеть глаз в ясную августовскую ночь. (Понизив голос). Знаешь, я, конечно, в точности не могу сказать, но, может быть, она простирается даже на самого всемогущего Творца… Кто знает, доченька?.. Ведь когда у человека уже ничего не осталось, когда у него нет даже самого себя, то кого же ему тогда, скажи на милость, бояться и от чего зависеть? (Медленно спускается).
Короткая пауза.
Эвридика (спустившись с последней ступеньки): Ты говоришь так убедительно, что я тебе почти верю.
Фрау Дитрих: Это потому, что я говорю тебе правду, дочка. Подумай, что бы это был за мир, где лгала бы даже смерть?.. Нет, нет, милая, смерть всегда говорит только правду… (Спустившись с последней ступеньки). Пойдем, девочка. Пора.
Эвридика (глухо): А как же твои зрители, кормилица?
Фрау Дитрих (подходя): У смерти всегда только один зритель, дочка. И только ради него-то она хлопочет и выбивается из сил… (Подходя). Дай-ка мне свою руку… Вот так. Вот так. (Взяв Эвридику за руку, медленно ведет ее за собой). Мы пойдем медленно, не спеша, потому что там, куда мы отправляемся, нас никто не ждет, и никто не станет ругать нас, если мы опоздаем или придем не вовремя…
Короткая пауза. Фрау Дитрих медленно ведет Эвридику в сторону посудомоечной.
Эвридика (неожиданно остановившись, пытаясь вырваться): Еще одну минутку! Всего только одну минутку, кормилица!
Фрау Дитрих (не отпуская): Тише, тише, ягодка моя.
Эвридика: Только одну минутку!
Фрау Дитрих: У тебя скоро будет целая Вечность, доченька. Целая Вечность, со всеми ее чудесами, без конца и края. (Тихо смеется и тянет Эвридику за собой). Она похожа на море. Такая же тихая, такая же бездонная… Ах, если бы ты только знала, доченька… (Скрывается вместе с Эвридикой в посудомоечной).
Долгая пауза, в продолжение которой на сцене один за другим молча появляются почти все остальные действующие лица, кроме Профессора и Рейхсканцлера. Сначала на балконе появляются Эринии; прислушиваясь, они заглядывают вниз, затем осторожно спускаются в зал. За ними появляются Правила, и сразу вслед за этим Вергилий подкатывает к краю лестничной площадке коляску Отца. Правила помогают ему спустить коляску в зал. Собравшиеся перешептываются, время от времени поглядывая на дверь посудомоечной. Неожиданно тишину нарушают глухие рыдания Отца.
Одно из Правил (почти не скрывая раздражения): Нельзя ли немного потише?..
Вергилий (успокаивающе потрепав Отца по плечу): Ну, будет вам, господин лауреат. Будет вам…
Между тем, из комнаты Эвридики появляется Орфей. Он медленно подходит к перилам балкона, какое-то время стоит молча глядя вниз, затем также медленно спускается по левой лестнице. Останавливается, задержавшись на последней ступеньке. Пауза.
Отец (сдавленно): Мои соболезнования, сынок… Видишь, как все нескладно… (Глухо рыдает, закрыв лицо руками).
Первая Эриния: Наши соболезнования, господин музыкант.
Первое Правило: Наши соболезнования, господин Орфей.
Орфей медленно опускается на ступеньки, и, почти сразу, из посудомоечной появляется Фрау Дитрих. Все присутствующие замирают, повернув головы в ее сторону. Ни на кого не глядя, Фрау Дитрих медленно идет к правой лестнице, затем с большим трудом начинает подниматься по ее ступенькам. Несколько раз, тяжело дыша, она останавливается и отдыхает. Все присутствующие смотрят на нее, но никто не двигается с места, чтобы предложить ей свою помощь. Наконец, добравшись до балкона, Фрау Дитрих, обернувшись, несколько мгновений смотрит на стоящих внизу, затем медленно скрывается в своей комнате. Долгая пауза, которая заканчивается появлением Профессора и Рейхсканцлера. На их рукавах уже надеты широкие траурные повязки.