Аджимушкай. Красные звезды в каменном небе. Роман. Том 1

Глава 10

13 мая 1942 г.. Аджимушкайские каменоломни. По спутанному лабиринту катакомб, освещаемому тусклым, размазанным желтоватым светом электрических лампочек, порывистым шагом идет командир в распахнутой шинели. Его сопровождают два представителя особого отдела с автоматами ППШ-а наизготовку.

Лицо главного резкое, вытянутое, серо-угрюмое, под стать мрачному камню подземных коридоров, и вместе с тем полыхающее внутренним неистовым огнем… Иногда кажется, что он рожден этим страшным непредсказуемым подземельем. Настолько в нем мало видится привычного человеческого.

Два-три раза маленькую, но важную процессию останавливают посты, но больше для того, чтобы показать, что порядок соблюдается даже под землей, дисциплина на должном уровне… Узнавая впереди идущего в лицо, постовые довольно вытягивались в «струнку», улыбаясь и шепчась за спиной. Солдаты и младшие командиры его знали, уважали и даже любили. Он был фигурой культовой, высокой, можно сказать кумиром простых армейских масс.

Трое суровых командиров, еще попетляв по хитросплетениям штолен, наконец доходят до своей цели.

Это штаб Крымского фронта, надежно укрытый от бомбежек и обстрелов в недрах Аджимушкайских каменоломен.

Откинув брезентовый полог, командир в шинели попадает в небольшое помещение, зыбко освещенное несколькими электрическими лампами, подвешенными у потолка, отчего силуэты находящихся здесь людей кажутся шевелящимся подземными чудищами, как на картинах испанских художников мастеров живописи темных кошмаров. Собравшиеся, заметив, кто пришел, резко встают, почти вскакивают, приветствуя…

– Садитесь! – небрежно бросает вошедший.

Среди собравшихся высоких чинов в глухом утлом полутемном отсеке катакомб, можно разглядеть прибывшего недавно с Тамани Семена Михайловича Буденного и командующего Крымским фронтом генерал-лейтенанта Дмитрия Тимофеевича Козлова. После появления внезапного гостя, все напряженно молчат. Лишь с поверхности доносится тяжелое уханье взрывов, визг самолетов и стрекочущая оружейная стрельба….

Вошедший никто иной, как Лев Захарович Мехлис, армейский комиссар 1 ранга, любимец товарища Сталина и фигура очень грозная, внушительная и значимая на Крымском фронте. Уже несколько месяцев, фронтом управляет фактически он…

Мехлис обводит всех цепким, пронзительным стальным взглядом, сутулясь и задумчиво потирая пальцы от подземного холода. Кажется, что его взгляд ощупывает и касается физически, заставляя некоторых вздрагивать… Комиссар похож на беспощадную мифическую хищную птицу, готовую или лукаво отступить или наброситься на жертву… Он будто ожившая подземная химера, долго ждавшая своего появления. И теперь раскрывшаяся в своей абсолютной власти.

– Разрешите доложить обстановку… – робко начинает кашляя, кто-то из заседающих.

– Я и так знаю всю обстановку! – резко с металлическими нотами в голосе обрывает Мехлис, – Войска бегут в панике, полный хаос на позициях… Ну что, просрали фронт, товарищи командиры? – язвительно выдавливает комиссар, сжимая руки в кулаки так, что белеют костяшки пальцев, – Виноваты все… И я тоже! Мы опозорили страну и должны быть прокляты! Но Вы…

Мехлис останавливает тяжелый немигающий испепеляющий взгляд на генерал-лейтенанте Козлове. Гнев распирает его настолько, что он даже не находит слов и воцаряется гнетущая пауза, при которой слышится дыхание присутствующих и треск электрических лампочек. В нависшей фигуре комиссара есть что-то темное, пугающее, демоническое, словно ожила одна из блуждающих теней каменоломен.

– Я потратил столько времени и сил, чтобы из вашего крымского колхоза сделать подобие армии… – наконец с неприкрытой злостью выдавливает из себя Мехлис, – А Вы, – он вскидывает изогнутый как коготь указательный палец на генерала, – и с этим не смогли справиться! С тем, что Вам приподнесли на блюдечке, ценой бессонных ночей и напряжения всех сил и людских ресурсов! Из той орды, которую я застал в начале года, я сделал то, что стало способно воевать. Я поднял боевой дух среди расхлябанности и дезертирства… Добился перевооружения и пополнения личного состава. И что? Каков результат всего этого? Трупы по всей степи! Сокрушительное поражение и бегство? Такое и в кошмарном сне не приснится…

– Лев Захарыч, кто ж знал, – начинает оправдываться Козлов, – что немцы контратакуют, еще и в южном направлении, где их не ждали! Что у них новые танки и реактивные шестиствольные минометы… И свежие дивизии…

– Молчать! – взрывается Мехлис, и потом уже спокойно добавляет, – С этим разберемся позже… И по всей строгости военного времени! Ответят все! Времени на пустые байки у нас нет. Не об этом сейчас надо думать! Как будем спасать остатки фронта? Иначе нас всех перебьют в степи, как куропаток…

– Я предлагаю создать отряды прикрытия для обеспечения переправы отступающих войск, – высказывается Буденный, – чтобы задержать наступающего врага и дать возможность эвакуировать наши армии на Тамань.

Мехлис задумывается.

– Это правильно, – наконец произносит он, – из кого формировать?

– У нас есть 1-й запасной полк комсостава и пограничники 95 —го полка, – сообщает Буденный, – их можно усилить вспомогательными частями – курсантами военных училищ и войсками охранения НКВД.

– Что ж, пожалуй, это какой-никакой выход в сложившийся ситуации, – оживляется комиссар, – возьмите лучших из лучших, самых преданных и надежных, кто еще остался! Только личное мужество солдат и командиров, может спасти нас… Кто возглавит арьергард? Кандидатуры есть?

– Так точно, есть, – отзывается из полутьмы Козлов, – я думал о них, на самый крайний случай. И видимо он настал…

– И кто же?

– Заместитель начальника штаба 51-й армии по боевой подготовке, полковник Ягунов Павел Максимович, – продолжает Козлов, – ему можно поручить эту задачу, я уверен, он справится!

– Ягунов… Ягунов… Да припоминаю, 138 стрелковая дивизия, с января на нашем фронте, толковый командир, смелый и опытный, что удивительная редкость в ваших крымских войсках! Значит так… Готовьте приказ с 14 мая о назначении Ягунова командиром сводного отряда и начальником этого участка обороны. У кого еще есть, какие предложения относительно сложившейся ситуации?

Ответом шуршит тишина смятения из неуверенных движений и легких покашливаний.

– Как обычно… – усмехается Мехлис, – Инициатива через край! Молчание под стать этим угрюмым могильным камням! Ну тогда все… На сегодня разговоров и собраний хватит. Я выезжаю на позиции. Всем успеха, он нам сейчас очень понадобится!

Мехлис быстро выходит, пропадает как тень, будто его и не было, а штабисты, облегченно вздохнув, шелестят бумагами и планшетами, негромко обмениваются короткими репликами, и поспешно расходятся.

Уже в темном, узком коридоре, тихо звучит голос одного из последних выходящих:

– Да, жаль Павла Максимовича…

– Ты о чем?

– Да о том самом. Ты представь только, в какую мясорубку его кидают. В нынешней обстановке… Они же все теперь смертники! Весь арьергард…

– Ну, Ягунова так просто не возьмешь! Он командир бывалый, может и обойдется… Не в такие передряги попадал! И выходил с честью…

– Не обойдется! Там такая махина прет, что всех наших ресурсов здесь и близко не хватит. Три армии не устояли! А тут небольшой отряд… Максимум несколько тысяч. Кого он успеет собрать? И чем наступление фашистов сдерживать? Винтовками? Ни авиации, ни артиллерии нет! Это самоубийство…

Сейчас одно негласное правило – кто не успеет в ближайшее время переправится – всем конец! Так что шансов у отрядов прикрытия просто нет. Их всех уже можно заносить в списки безвозвратных потерь Крымского фронта! Вот так и подписывают людям приговор…

Глава 11

…Керченский порт напоминает огромный муравейник – люди, в основном военные, толпами напирают на пирс, пытаясь попасть на отходящие на Тамань суда, сметают все на своем пути. Все пространство береговой полосы запружено колышущейся человеческой массой плотно прижимающихся друг к другу солдат, как туго перевязанные прутья. Кажется ожила и движется сама земля. Рядом черными металлическими скелетами горит брошенная техника, напоминая каких-то инфернальных существ или вторгшихся мстящих демонов.

Сзади, с запада, доносится канонада фронта, а кружащиеся хищной стаей немецкие бомбардировщики, практически беспрепятственно бомбят и расстреливают толпы людей как живые мишени… Зенитки почти все разбиты, а редкие истребители с правого берега не выдерживают превосходящего натиска Люфтваффе и падают огненными кометами в темные бурлящие воды пролива… Других самолетов нет. Аэродромы Крыма горят в степи огромными густыми факелами.

Скопление солдат и техники уже не первые сутки становится беззащитными движущимися и статичными целями. Идет просто тотальный расстрел с воздуха…

Перегруженный эсминец отчаливает от пристани и не успевает набрать скорость, как в него попадает бомба… Сноп огня и куски раскаленного железа кошмарным фейерверком летят в стороны! За борт выбрасывает человеческие останки и еще живых горящих факелами… Еще два попадания разламывает корабль пополам и он в течении считанных минут уходит на дно, высоко задрав носовую часть, с которой спрыгивают в воду люди, в надежде спастись. Но пулеметные очереди фонтанами взбитой воды настигают качающихся в волнах….

Рядом покосившийся и порядком осевший гражданский пароход с военными, еще больше кренится и едва не зачерпывает воду. Кто-то не удерживается и срывается за борт, в море, кто-то отчаянно цепляется за поручни. Пароход выравнивает курс, и дав продолжительный гудок упрямо, как тучный жук, «ползет» к таманскому берегу, утопающему в призрачной серой дымке.

Далеко не всем удается сесть на какое-нибудь судно, катер или баржу. Люди прижатые ураганным обстрелом к берегу, сами сколачивают плоты, надувают камеры, набивают соломой шинели и мешки, плывут кто на чем может… И становятся легкой добычей фашистских воздушных стервятников.

Сотни пловцов расстреливают с воздуха, сотни сносит неодолимым течением в открытое море, где они быстро тонут…

Волны Керченского пролива наливаются, становятся без преувеличения густого Красного цвета… Будто река, вытекающая из Преисподней. Пролив заполняется тысячами трупов… Которые почему-то в воде принимают вертикальное положение и качаясь в волнах, эта армия мертвецов, словно куда-то шествует… Маршируя в багровых водах. Это зрелище завораживает размахом трагедии и своей странной адской величественностью Смерти.

А воздух оглашается пронзительным ревом самолетов с черным крестами, словно фатальными погребальными вестниками Судьбы, которые азартно и неистово охотятся за новыми целями на воде – кораблями, лодками, плотами и просто одиночными плывущими людьми… «Охота на дроф» с суши перемещается на море… Перемалывая всех живых яростным огнем бомб и пулеметов… Лишь счастливчикам удается добраться до обетованного правого берега.

А чуть в стороне, полыхает город – сама Керчь, громадным черно-алым пожарищем… Кажется, сгорает весь мир, реальность сворачивается как подожженная бумага. Город бомбят не менее интенсивно и методично, накатываясь целыми эскадрильями.

В невообразимо огромном пламени от горизонта до горизонта полыхает все – люди, дома, машины, деревья… Все сгорает как картонные фигурки и декорации. Темный бешенный Ураган фашистских атак сносит все… оставляя только черное выжженное пепелище…

…Из дымящихся руин обугленного развороченного дома, из под груды обломков, выползает полковник Верушкин, грязный и окровавленный, в порванной, почти клочками висящей форме….

Он ошалело оглядывается по сторонам, и тяжело вдыхает раскаленный воздух, едкий и обжигающий от пороховой гари, и почти сразу начинает кашлять.

Вся улица разрушена до основания. От некогда уютных южных зданий остались курящиеся зловещие кладбищенские надгробья.

Над городом висит плотная дымовая сумрачная мгла, такая, что невозможно понять, что сейчас – утро, день или вечер…

Все затянуто стелящемся, ползущим темным змеем, дымом от взрывов и пожарищ.

Верушкин встает на ноги и держась причудливо раскрошенных остовов стен, медленно, шатаясь, начинает пробираться сквозь сизый туман…

Над головой, в небе истерично пугающе завывают немецкие пикирующие бомбардировщики, кружась черной хищной стаей.

Переступая через завалы камней, полковник едва не падает, натыкаясь на что-то мягкое… Он наклоняется ниже и в зыбко колышущемся от ветра, смоге видит двух лежащих красноармейцев, которых разметало в стороны.

Они мертвы… Один разорван почти полностью до неузнаваемости. Другой зажат камнями с разбитой головой. Оба утопают в лужах запекающейся от огня крови…

Верушкин вздыхает, находит в разломанных опаленных камнях целую винтовку, перезаряжает и осторожно двигается дальше.

На улице пустынно, где-то мелькают какие-то непонятные тени… И полковник инстинктивно вскидывает оружие, так как обстановка неизвестна и враг мог уже зайти в город…

Но тени вблизи оказываются мирными жителями, военных почему-то уже нет…

Верушкин проходит несколько перекрестков, двигаясь от центра на север, в сторону переправы, где еще слышны звуки боя…

На одной из улочек он замечает небольшую группу семенящих куда-то пригнувшихся горожан. Они спешат навстречу, в клочьях порохового тумана.

Верушкин направляется навстречу, чтобы узнать обстановку, но тут громадный взрыв впереди встает сплошным темным столбом, разнося бегущих людей в стороны… Самого полковника сносит ударной волной, бросая в груду камней за спиной.

Откашливаясь и осматриваясь, Верушкин аккуратно крадется среди развалин. Перед ним горит здание… Пламя бешено, закручиваясь огненным торнадо, вырывается из темных слепых глазниц окон, унося вверх тучи черного коптящего дыма…

Полковник подходит ближе и видит страшную картину. От группы шедших к нему людей ничего не осталось, кроме кусков обожженного мяса, оголенных костей и ручьев теплой крови.

Верушкин сжимает зубы и перехватив винтовку, устремляется сквозь висящий удушливый дым к горящему порту….

Глава 12

…Взрывы, мощные и дикие, взбивают на дыбы степь, засыпая волнами прелой земли окопы у поселка Аджимушкай. Еще одно звено немецких бомбардировщиков, распарывая редкие облака, практически беспрепятственно уходит на переправу… Остановить их некому! Зенитки Красной Армии разбиты и догорают на высотах в опаленном бурьяне рваными черно-скорбными кострами…

Полковник Ягунов, отряхиваясь от комьев земли, и поправляя каску, поднимает бинокль и напряженно всматривается в линую горизонта… Впереди все затянуто непроницаемым темно-серым дымом. Земля кажется, дрожит откуда-то глубоко снизу… Доносится гул дальней нестихающей канонады. Сбоку полыхает Керчь огромным черно-желто-красным пожарищем от обильно, не прекращающихся сыплющихся с неба бомб черных стальных фашистских стервятников. Создается впечатление, что распахнулись врата Преисподней, и оттуда прорвалось адское пекло и повалили тяжелые смоляные клубы погребального дыма…

По дороге, чуть вдалеке, тянутся бескрайние колонны беспорядочно отступающей Красной Армии. Ягунов вздыхает, стискивает зубы и еще раз оглядывает окопы…

Суровые и угрюмые лики солдат будто вросли в землю в почерневшей обугленной степи…

Полноценной линии обороны практически нет. Окопы вырыты наспех, без должного соблюдения всех правил и учета особенностей ландшафта. Времени нет… Приходится довольствоваться тем, что есть.

Полностью открытая местность, как свеже расстеленная скатерть. Что здесь можно сделать в кратчайшие сроки, когда враг уже готов появится буквально через считанные часы во всеоружии?

Налеты фашистской авиации становятся все чаще, накатываясь как морские волны на прибрежные скалы.

Вот и опять характерное завывание «Юнкерсов» заставляет вжаться в землю… и прочувствовать каждой костью и мышцей, неописуемое сотрясение всего Окружающего, которое кажется, не выдержит, пойдет трещинами и рассыплется мириадами осколков, как зеркало, обнажая черный провал Смерти…

Взрыв рядом вновь окатывает штормовой волной земли и острых раскрошенных камней, почти замуровывая… Полковник с трудом откапывается, и тут сверху мелькает вытянутая тень.

Он резко оборачивается, ища оружие… В развороченный окоп спрыгивает высокая фигура, озираясь по сторонам.

Ягунов поднимает автомат, но всмотревшись, отводит ствол в сторону.

– Парахин? – удивленно восклицает полковник, – Вот уж кого не чаял здесь встретить! Я думал, ты уже эвакуировался, и на той стороне пролива, в штабе заседаешь! А ты будто с неба свалился!

– Ага! Как архангел из-под облаков, – смеется Парахин, – жарковато тут у вас…

– Как архангел? Может быть… – улыбается Ягунов, – Особенно с комиссарской звездой на рукаве и красным дьявольским огнем в глазах! Точно! Ты как здесь, Иван Павлович?

– Мимо проходил, решил поздороваться… Шучу! По приказу я… К тебе отправили, Павел Максимович! Для помощи в организации обороны. Потому как, чует мое сердце, тут непростая каша заваривается!

– Еще какая! И нам это все расхлебывать… Товарищ старший батальонный комиссар! Все очень неоднозначно… Но то, что ты здесь, это хоть одно здравое решение командования за эти дни! Лучшего бы я и желать не мог! Ты-то мне и нужен!

– Уж прямо я? От меня одного фронт не сдвинется…

– Как знать! Для армии важна личность и талант вести за собой. А у тебя этого в избытке!

– Чего бы то ни было, а одного человека все равно мало. Я так понял, формируется сводный отряд прикрытия? Переправу защитить? Что тут у вас?

– Сводный… Может официально оно и так! А на деле… Солянка! Собираем гвардию из тех, кто здесь по сути случайным образом оказался! И запасники, и пограничники, и разбитые фронтовые отступающие части, и различные вспомогательные соединения! Уже кого только нет…

– Но я особо никого не вижу на позициях. Где они все?

– Рано еще… Здесь только небольшой заградительный отряд больше для разведки. А основные силы у нас за спиной!

– Где? – вертит головой Парахин, – Там же степь голимая, воронками изрытая….

– В местном подземелье, в каменоломнях. Там база и госпиталь. И личный состав размещается. Плюс гражданские от бомбежек спасаются… Там уже целое поселение в недрах земли.

– Брошенные пещеры? Я бывал там пару раз до наступления, там склады были, место мрачное, дикое… Просто греческий Тартар! Как там люди сидят в холоде и мраке?

– Нормально. Главное – надежная защита от обстрелов и налетов авиации. Толща камня, глубина катакомб закрывают как подземная крепость!

– Подземная крепость? Интересно. Такое не предугадаешь… Полная неожиданность! Если все продумать, очень даже ничего получится!

– И противник дезориентирован. С виду ровная пустая степь… Никого нет. А в нужный момент появляются войска прямо из под земли! Эти каменоломни нам здорово сейчас помогают! Без них нас бы уже одними авианалетами бы смели! Так что ждем фрица в гости, Иван Павлович!

– Понятно. И как скоро? Что разведка говорит? Далеко противник?

– Мы и есть своего рода разведка… Там впереди чехарда полная! Все с катушек слетело… По анализу ситуации, я думаю уже утром мы сойдемся с тевтонской броней!

– Успеем собрать нужное количество? В катакомбах много солдат?

– Для этого боя… необходимого числа не найдешь! Тут своя специфика! Ладно, пошли комиссар, окинем свежим взглядом наши новые подземные владения, и подумаем как здесь фашисту ловушку устроить!

…Когда бомбежка ненадолго стихает, полковник и комиссар, где по окопам, где по изрытым взрывами сопкам, по вывороченной горелой земле с удушающим едким запахом, пробираются сначала к поселку Аджимушкай. А потом, спустившись вниз, оврагами и откосами, проходят к малозаметным входам в старые штольни. Миновав посты, они спускаются в черноту проема катакомб. Их сразу же обдает каким-то могильным, хищным холодом, сырой затхлостью и стойким запахом разложения… Но здесь на удивление оживленно. И военные, и гражданские, суетятся как рабочие пчелы в подземном улье… Снуют быстрыми, едва уловимыми тенями. Хмуро и озабоченно проходят воинские подразделения, разные по количеству, от нескольких человек до десятков и сотен. Санитары несут на носилках раненых. Кто-то перетаскивает армейские ящики, какую-то утварь… Где-то вдалеке коптит полевая кухня. Связисты тянут длинные, свисающие провода. Кто-то целыми семьями, тащит весь свой хозяйственный скарб и даже животных – коз, кур, коров, гусей… Горят костры и самодельные факела. С громким лаем скачут собаки, по углам, сверкая своими феерическими колдовскими глазами, сидят кошки. Тут и там носятся дети, затевая, даже здесь свои шальные игры… Все бурлит как живой кипящий котел. И напоминает или огромный цыганский табор или настоящее Вавилонское столпотворение!

Ягунов и Парахин, чуть ли не протискиваются через пеструю толпу, и идут дальше в зловеще шевелящуюся темноту. Проход вглубь под углом вниз кажется чарующим черным водоворотом, утягивающим безвозвратно вниз…

Однако впереди маячит зыбкий мутновато-желтый свет…. Пройдя несколько метров командиры попадают в довольно сносно оборудованный широкий коридор, освещенный электрическими лампочками на расстоянии 10—15 метров… Все это выглядит очень необычно, словно в невнятном рваном сне.

– Откуда свет? – спрашивает Парахин, едва не спотыкаясь на попавшимся под ноги скользком камне, – Никогда бы не подумал! Когда я здесь был, мы с фонарями ходили…

– Время не стоит на месте! – улыбается Ягунов, – прогресс пришел и сюда, в эти заброшенные древние владения Мрака! Вдохнул немного жизни в эти мертвые обители камня… Два трактора работают в качестве генераторов. Вот такой подземный бульвар образовался! Для романтических прогулок… Но не все штольни освещены. Только самые значимые объекты. Большая часть этой подземной системы лежит в полном мраке.

– Ну это понятно! На эти многокилометровые запутанные тоннели никаких проводов, никакого электричества не хватит! Здесь мрак первозданный… Совсем другой мир! Царство нетронутой Тьмы! Как непредсказуемое каменное болото. Чуть не туда – и утонешь! И как такая Громадина в природе образовалась? Неужели одной шахтной выработкой!

– Все верно! Здесь добыча известняка была еще с античных времен – камня ракушечника. Из него строили дома и храмы! Вот за столетия и родился этот сложный многоярусный запутанный Лабиринт, как головоломка! Ее бы еще разгадать…

– Какое средоточие мрака! Поразительно! Я с юности в шахте работал на Донбассе, достаточно долго. Забой – как родной дом! Но такого как здесь не было… Тут он какой-то странный, тягучий, словно живой. И будто сразу в пропасть проваливаешься! И летишь неизвестно куда… В обычной шахте такого нет. Там как-то все рукотворно и осязаемо. Конкретно! А тут все размыто, как в тумане идешь, или в трясине утопаешь…

– Да место специфичное… Но оно нам сейчас просто необходимо. Все эти прелести подземелья нам только на руку! Огромная мощь камня, беспросветная тьма, почти непроходимый лабиринт…. Лучшей маскировки и не придумаешь! Это подземное сооружение рук человеческих и природы впечатляет! Словно смотришь в саму Бездну…

– Все это хорошо, в плане обороны, но вот с остальным, главное сильно не засмотреться! И не забыть, откуда пришли! Мрак коварен, утягивает как голодная топь…

– Ну мы здесь в гостях у бога Аида, и ненадолго! – улыбается Ягунов, – Это, Иван Павлович, временное укрытие! Так что вся Тьма просто не успеет ничего сделать…

– Что ж будем надеяться что наше пребывание здесь ограничится поверхностной экскурсией… А то для длительного обитания здесь совсем уныло и тягостно.

– Выполним поставленную задачу и отойдем на переправу! Все это быстро кончится, даже по всем грубым расчетам. И мрак оставим мраку! Так, вот мы и пришли! Нам нужен этот участок… Здесь находятся воинские соединения, которые еще не знают об отрядах арьергарда. Их нужно срочно включать в наше формирование.

Полковник и комиссар оказываются в достаточном просторном зале, где в полной походной боевой амуниции скопилось большое количество солдат. Ягунов выходит вперед, на возвышающийся выступ скалы… Красноармейцы, заметив в качающейся огромными тенями полутьме прибывшее начальство, быстро поднимаются и начинают строиться в шеренги.

Из смоляной темноты вырастает высокий, крепкого сложения командир, лихо отдавая честь:

– Товарищ полковник! Разрешите доложить?

– Докладывайте… – кивает Ягунов, внимательно вглядываясь в темные смазанные лица, кажущиеся ожившей старой истертой огромной иконой.

– Полк резерва командно-политического состава фронта готов к эвакуации на Таманский берег! Докладывает командир полка капитан Левицкий! Мы готовы выступить…

– Отставить! – сурово гремит эхом голос Ягунова, отражаясь от хмуро нависших скал, в темноте тускло поблескивают стекла пенсне, – Никакой эвакуации не будет… Вы все остаетесь здесь! И поступаете в мое распоряжение.

– То есть как? Не будет… – осекается Левицкий, замирая с полуопущенной рукой, – У нас же был приказ идти к переправе!

По рядам солдат пробегает недовольный гул. Бойцы переглядываются и обмениваются короткими репликами. По силуэтам людей прокатывается бурное колыхание как волна по морской глади.

– Обстановка на фронте быстро меняется, товарищ капитан! У меня приказ командующего фронтом генерал-лейтенанта Козлова… Вот ознакомьтесь! Я – полковник Ягунов Павел Максимович, начальник отдела боевой подготовки Крымского фронта, заместитель начальника штаба фронта. Это мой ближайший помощник – старший батальонный комиссар Иван Павлович Парахин. Согласно приказу, все воинские группы и подразделения, находящиеся в районе поселка Аджимушкай, переходят в наше с комиссаром подчинение. Я назначен начальником этого участка обороны. Мы формируем сводный отряд, в задачу которого входит обеспечение эвакуации войск Крымского фронта! Всех трех армий…

– Так значит арьергард? – тихо выдыхает Левицкий, о чем-то напряженно задумываясь, – Из всех, кто здесь оказался… Только чем это может обернуться?

– Товарищи! – выступает вперед Парахин, – Как вы знаете, враг прорвал линию фронта на Акмонае и рвется к Керчи! Мы не должны допустить, чтобы фашистский сапог топтал землю этого древнего и славного города! Мы должны стать неодолимой каменной скалой, о которую как темные волны разобьются фашистские полчища! На кону стоит самое бесценное – жизни наших товарищей. Мы должны их спасти, дать возможность переправится раненым и бойцам вышедшим из акмонайского пекла, на спасительный Таманский берег… Армия – это прежде всего поддержка друг друга. Это боевое братство! Если мы не в состоянии оказать помощь товарищу в окопе, закрыв собой, то грошь нам цена… От нас зависит многое, если не сказать Все!

Стоять будем до конца, и докажем, что такое Красное Армия! Наше дело правое! Победа будет за нами!

По толпе прокатывается легкий ветер обрывочных фраз…

– Все выполним комиссар! Фашисту рога сломаем… Не в первой!

– Вот и переправились на тот берег… Что ж дальше то будет?

– А почему бы часть войск из порта не повернуть в нашу сторону? Там кого только нет! А мы что – резерв…

– Задача непростая, но мы ее выполним!

– Вот так поворот…

– Наконец-то настоящим делом займемся! Доконало в тылу сидеть…

– С нашим командованием не соскучишься…

– Что у нас вообще происходит? То одно, то другое!

– Все бегут… как зайцы! Видимо одни мы в реальном строю и остались…

– Все здесь перепуталось!

– Насколько нас здесь хватит?

– Теперь хоть что-то ясно становится….

Парахин поворачивается к Левицкому:

– Что за ропот?

– Не обращайте внимание, возраст… У меня народ проверенный, много ветеранов Гражданской войны. Старая закаленная гвардия! Сейчас поворчат немного и успокоятся. Я их знаю, надежней людей нет…

– Что ж, тогда нам повезло, – осматривается комиссар по сторонам, – да, место здесь непростое…

– С людьми повезло, с каменоломнями тоже, – замечает Ягунов, – здесь хорошая база и надежное убежище от обстрелов. В степи сейчас настоящий ад. Так что у нас есть уже большое преимущество. Частично мы уже не видимы для врага. И можем устроить ему массу ловушек. Используем все, что есть… Что с укреплениями наверху, капитан?

– Три линии окопов, но все сделаны наспех, без должной продуманной крепкой системы, и соблюдения требований к полевым укреплениям. Противотанковых заграждений и минных полей нет. По сути – чистое поле… Так и будем фрицев встречать?

Ягунов задумавшись, смотрит в темноту… Потом медленно произносит:

– Это хоть что-то, в отличие от других участков всего полуострова… Есть от чего оттолкнуться!

Парахин достает планшет:

– Может возвести дополнительные укрепления? Солдат хватит…

– Не успеем! – хмуро бросает полковник, – Немцы уже близко. Осмотрим позиции. Распределим людей… Вышлем разведку! Мы должны быть готовы встретить врага в полной боевой готовности и сразу нанести опережающий максимальный урон. Активная оборона, переходящая в неожиданные контратаки! Только так…

И еще… Все отступающие армейские группы разворачиваем и включаем в нашу оборону! Это тоже приказ…

Парахин кивает:

– Сделаем! Только вот отступать уже почти некому… Все кто был, похоже уже на переправе! Лишь совсем малые отряды просачиваются. Основные силы точно в порту! Нам остается только то, что есть в районе катакомб…

– Соберем всех кто окажется на нашем направлении, – поясняет Ягунов, – сейчас нам каждый солдат важен.

– Помимо всего, у нас еще есть проблема, – внимательно и испытующе смотрит Левицкий на командиров, – с боеприпасами и оружием. У меня половина личного состава с одними ремнями на поясе. И пилоткой на затылке… Даже пистолетов нет! Не говоря о гранатах и пулеметах… Мы же к эвакуации готовились, нам никто ничего не выдал! Хоть с голыми кулаками в бой иди! На танки и до зубов вооруженные фашистские легионы… С этим как быть?

Ягунов тяжело вздыхает:

– Да, мне еще так воевать не приходилось! Даже в самые трудные и суровые времена Гражданской! Оружие распределим… У кого что есть! Здесь где-то на складах был запас с иранскими винтовками. Надо проверить. В других частях есть несколько пушек, минометы, пулеметов достаточно… Взводы с ПТР. Справимся!

– Нам хоть немного авиационной и танковой поддержки, было бы надежней! – сдвигает фуражку на затылок залихвастским пацанским дворовым жестом Парахин – привычка рабочей юности, – Да и артиллерии не помешало бы! Тогда бы все повеселее пошло…

– Артиллерия была вся на Акмонае! Стянута к передовой линии, – сообщает Левицкий, – И понятно, что ее уже больше нет! Танковые подразделения сгорели в степи… Остатки говорят, у завода Войкова еще сражаются, вместе с каким-то бронепоездом. Аэродромы все разбомблены, в первые же часы наступления, самолеты даже не успели взлететь! Ближайший к нам – горит в Багерово… С Кубани никакой помощи нет! Мы уже в огненном кольце, и оно все стремительней стягивается. Так что нам придется серьезно покрутиться в в этом тайфуне!