Аджимушкай. Красные звезды в каменном небе. Том 2

Глава 3

– Воды нет… больше! – облизывает растресканные губы Немцов, пронзительно сверкая глазами в темноте, в отсветах чадящей коптилки, – Совсем нет. Как мы будем? Жратва понятно, тут пояса затянуть можно… И сухарь погрызть и консервой перебиться. А вот без воды, братцы, хана. Это уже не шутки! Тут край наступает.

– Почему нет? – глухо выдавливает Скибин, – А колодцы? Те, что наверху? Брали ли же… Не раз! С боем, но все-таки, набирали! И мы сколько раз ходили, еще веревкой с двумя ведрами хитро воду вытягивали? Через блочки? Набегались под пулями, как сумасшедшие…

– Да нет колодцев, Ваня! – поворачивается Волошенюк, откладывая автомат в сторону, – Можешь о них забыть… Как вчерашний день! И последний луч солнца на закате…

– Куда делись? – отзывается из мрака Чернышов, – Вот так встали и сами ушли? Ноги себе приделали? Так что ли? Такую природную систему переместить сложно. Это не дерево и не камень придорожный, чтоб взять и сдвинуть! Небылицы придумываешь, Толик!

– Один взорван, другой трупами забросали! – хмуро сообщает Волошенюк, – Фашисты, гады, туда мертвых животных набросали сначала, а потом погибших солдат и покойников из местных жителей. И в довершении всего, говорят, еще живых наших военнопленных скинули! Проволокой колючей скрутили, чтобы никто не выбрался. Сволочье бездушное! Падлы… Палачи настоящие, инквизиторы! До такого додуматься, это надо полным извращенцем конченным быть… Не от человека, а от шакала какого-то родится! Черное семя… Так что воду брать неоткуда. Все, пустыня у нас подземная раскроется во всей красе!

– Да как такое возможно? – удивлено возмущается Скибин, – Что за зверство? Это же не в какие правила войны не вписывается… Даже негласный кодекс чести насчет воды! А тут такое…

– Какой на хер кодекс? – возмущается Чернышов, – Какая честь? О чем ты, Ваня? Мы же с проклятым буржуем дело имеем, фашистского разлива! Думаешь, почему они на нас зуб точили, а потом войной пошли? Мы другой мир представляем – светлый, справедливый, счастливый для всех! У них – нажива, грабеж, угнетение. У нас – свобода, равенство и братство! И еще интернационализм! Ко всему прочему! Что их и бесит… Они нам такие человеческие простые вещи, как уважение, любовь и дружба, между народами, как основа государства, простить не могут! Не по ихнему, не по капиталистичеки-паучьи выходит! Ни жертв… ни крови! Вот и выплеснулся этот гнойник здесь, со всеми их низменными инстинктами и истинный скорпионовым ликом…

– Ужасно это все, дико! – грустно задумывается Немцов, – Ладно еще взорвать, но живых раненых военнопленных сбрасывать – это верх варварского цинизма и безумной жестокости! Даже звери так не делают… А тут… Настоящие монстры в человеческом облике. И откуда такое берется?

– Я же говорю, Коля – из капитализма! – с мрачной иронией говорит Чернышов, – Мораль денег и личных удовольствий. Ради этого перейдут все мыслимые и немыслимые границы. Мы учим чему – чувству локтя, помощи, товариществу, состраданию. А эти псы поганые, толстосумы? Там набей себе брюхо, забери у ближнего своего последний кусок, думай только о себе… Вот тебе и результат – весь мир кровью залит! Горе и разорение вокруг. Ради того, чтобы кто-то купался в золоте… Вот и вылазит из этого чрева фашистский ублюдок! И рушит все живое!

– Колодцев нет… – как в ступоре повторяет Скибин, – Воду не взять! Здесь в каменоломнях все пусто! Значит, все конец? От жажды никуда не скроешься, это не пуля! Сколько человек может продержаться без воды при самом лучшем раскладе? Дней десять максимум! Да и воевать как – стволы пулеметов охлаждать тоже нечем… Тут никак не разгуляешься! Фриц знал, куда бить!

– Небольшой запас есть, – тихо произносит Немцов, откидываясь головой на выступ скалы, – но это ненадолго! Разлетится как пух на ветру…. И моргнуть не успеешь! И останемся в пустом колодце катакомб… Как жабы в пересохшем русле! Сидеть и глаза пучить в темноте…

– Нет, ребята, не может такого быть! – рассуждает Волошенюк, – Чтобы мы так глупо сгинули. Эти каменоломни помогут, я уверен! Они нам жизнь уже не раз спасли… всем! Здесь находящимся. И в этот раз не подведут. Подземные боги, если где-то во мраке прячутся, они ведь за нас! Да и абсурдно как-то получается, я под обстрелами такими шел, что все вокруг чернотой выжигало, выжил, чтобы вот так, тупо от жажды умереть? Нет судьба, она коварна бывает, но не настолько! Главное сохранить ум ясным, не поддаваться эмоциям! Мы обязательно победим, выберемся из этой ситуации…

– Как, Толик? – гневно вздыхает Чернышов, – Нас за горло берут железной лапой. Обратный отсчет пошел на последние дни… Но даже если так, мы за это время такую феерию огненную фашистам устроим, что они еще потом в кошмарных снах это видеть будут! Хоть с водой, хоть без… я их стрелять и резать буду, пока в сознании и шевелюсь!

– Это понятно. Никто из нас сдаваться не будет! – твердо заявляет Скибин, – Будем сражаться как и раньше, еще с большим пылом! Нас такими штучкам не возьмешь… Только вот проглядели мы что-то в общей организации. Надо было участок с колодцами держать при любых обстоятельствах, или придумывать что-то насчет запасов воды на длительный срок!

– Каким образом, Ваня? – печально улыбается Немцов, – Нас с поверхности выбили, несмотря на все усилия… Перевес неимоверный. Кто знал что так все повернется? Вспомни, с каким запалом пламенным мы от переправы вернулись, вообще в надежде на Контрудар! И что мы в авангарде этого всего полетим, а не в арьергарде застрянем… под землей! Во всех вариантах длительное пребывание в катакомбах никто не рассматривал. Также и другие. Все так быстро и стихийно произошло, что никто и представить не мог, что мы все, несколько тысяч, в каменоломнях в окружении останемся! У Полковника, говорят, вообще задача стояла – отход наших войск прекрыть и сразу же до пролива! Но случилось немецкое кольцо… Вот теперь и увязли в подземной трясине…

– На прорыв надо, снова идти! – размышляет Чернышов, – Другого выхода нет! Торчать тут без воды… Какой смысл?

– Уже ходили! – скептически хмыкает Волошенюк, – И что? Только народу в степи положили немеренно, сократили наш подземный гарнизон наверно на треть точно…

– А что тогда? – горячится Чернышов, – Подыхать от жажды, как закупоренный хорек в норе… Я не хочу такой смерти! Я вообще думал, что воевать только в небе буду! И на землю спускаться только за дозаправкой. А тут мало что под землей, так и еще от засухи загибаешься! Так паскудно… Эти мрази фашистские честно воевать вообще похоже не умеют! Исключительно подлостью.

– Это надо перетерпеть, выход будет, я уверен! – упрямо повторяет Волошенюк, – Вспомни историю! Все крепости всегда брали измором – голодом и жаждой… Мы не исключение! Тоже крепость, весьма своеобразная… Так что определенная логика осады здесь есть. Что-то подобное должно было случиться! И к этому надо быть готовым. И пройти это все, и выйти победителем! И все эти действия фашистов, это тоже показатель… что противник нас воспринимает серьезно, как весьма грозную силу! Иначе все было бы по-другому!

– Все это мало утешает, если срок самой природой нам уже поставлен… Как приговор! – размышляет Скибин, – Просто так сидеть нельзя… в любом случае надо что-то делать, искать решение.

– Не боись! – пытается воодушевить товарищей Немцов, – Наш Полковник с Комиссаром обязательно что-нибудь придумают… Они у нас – таланты редкие, титаны! Все могут! Фашиста остановили, войска вокруг катакомб сковали! Уж с водой как-нибудь справятся. Нас тут целая армия скопилась. Вместе, хором, не пропадем!

– А что тут можно придумать, Коля? – наклоняется вперед к другу Скибин, – Тут хоть профессором будь, хоть головой об стену бейся… А вокруг один Камень! А наверху стволы пулеметные и минометные, плюс снайперы, как последняя изюминка! Вот и вся картинка фрицем намалеванная… Мы когда сюда, еще в начале мая попали, когда штаб охраняли, помнишь – все излазили, со скуки! И нигде и намеков на какие-нибудь водяные источники! Подземная пустыня… Одно только верблюды не ходят! Какие-нибудь мраком порожденные. И барханы этих волнистых пористых стен… Бесконечно, до темного горизонта!

– А если по близлежащим поселкам пошариться? – предлагает Волошенюк, – Тут же не один Аджимушкай рядом, населенных пунктов мелких достаточно. Может, до них прогуляться?

– Время прогулок на свежем воздухе, похоже, закончилось! Раньше еще можно было! – качает головой Чернышов, – По полям скакать, как конь резвый. Хоть под обстрелом, но шальным. А сейчас все, смерть в степи гуляет, припеваючи, простреливается каждый метр и носу лишний раз не высунешь, по малейшему движению бьют! Боеприпасов не жалеют… И вокруг территории каменоломен – видел? Колючкой несколько раз обколесили, минные поля, огневые точки по периметру! Все, запретная, опасная зона! Кто чужой – сразу огонь на поражение… Ни с той, ни с другой стороны не пройдешь. В клещи взяли… Кольцо сомкнули!

– В любой самой безупречной системе есть лазейка, а в нашей огромной запутанной паутине подземелья, тем более! – загорается новыми мыслями Немцов, – А я слышал, что эти каменоломни насколько протяженные, что даже до центра города можно по ним попасть, если знать дорогу, а некоторые ходы выходят прямо в дома поселка, к погребам и подвалам. Мы этим вполне может воспользоваться!

– Это предположение, не проверенное на практике! – хмуро замечает Скибин, – Я тоже подобное уже слышал, но по факту, мы изолированы в замкнутой системе, выходы из которой блокированы противником. Даже до соседних каменоломен добраться не можем. Что там о городе говорить?

– Если все это правда, про тоннели к домам, я думаю, фрицы уже приняли меры! – добавляет Чернышов, – Провели разведку, опросили жителей, и под угрозой расправы узнали всю нужную информацию! Ну и перекрыли все возможные подходы… Тут даже навскидку можно предположить что из такой мощной подземной системы может идти ход к ближайшей хате… Или постройки прямо над пустотами катакомб стоят. Все логично!

– А если у местных проконсультироваться, кто с нами в подземелье сидит? Все выяснить! – оглядывает товарищей Волошенюк, – Они должны знать все хитрости этой местности, и где проходы нужные и где воду можно добыть… Все ходы закупорить тоже невозможно! С такой раскинувшейся сетью каменоломен…

– Было бы у кого спрашивать… А то ведь уже никто ничего не скажет, – отмечает Чернышов, – как не ухищряйся!

– А что так? – недоумевает Волошенюк, – Тут же тьма народу сидит в северной части! Сам видел!

– Да опустело там все! – поясняет Немцов, – Разбежались они все… Бои стихли, они повыходили наружу, разбрелись по домам! Оно, может и к лучшему! Зачем им с нами тут маяться? Осталось несколько семей коммунистов и евреев, большей частью работников Военторга! Им путь наверх закрыт… Их сразу к стенке! И в плане секретов местного ландшафта они вряд ли что знают. Там больше городских, чем сельских знатоков подземелий. Так что сами выплывать в этой тьме будем! Как на боевой машине из смурных облаков!

– По камням само то! – ерничает Чернышов, – Сквозь вековые скалы и по черному лабиринту, от которого голова кругом идет, тоже… Без воды, с остатками непонятной еды, и с тремя патронами в винтовке! Просто шикарно.

– Значит… суждено нам так! – задумчиво произносит Скибин, – Просто так ничего не случается! Видимо должны мы этот путь подземный пройти! И доказать что боец Красной Армии может все!

– Все что нужно, что от нас требует долг солдата и просто советского человека, мы сделаем, сворачивать никуда не будем! – рассуждает Волошенюк, – Только вот у меня вопрос, допустим, найдем мы воду, я уверен, что-нибудь придумаем, все опять станет в обычное русло. А что потом, братва? Как все сложится в условиях блокады? Сколько нам еще здесь обитать, в этих брошенных пещерах? Десантом что-то совсем не пахнет… А фашист все изощренней и яростней становится. Дальше то, что?

Глава 4

Темнота каменоломен странно завораживает. Не отпускает, зовет в себя… Это похоже на опьянение, когда перестаешь думать и разум почти полностью вянет, теряется и исчезает… Чернота проема похожа на Запретную Дверь. Там что-то таится, и с нетерпением ждет, знакомое и грозное. Оно совсем рядом, оно манит бескрайностью пропасти и не отступит никогда. Здесь или в другом месте будет преследовать с терпением и молчаливой мощью скал.

Лейтенант штурмовой немецкой группы внимательно вглядывается в непредсказуемо колыхающийся мрак и поднимает руку. Отряд останавливается. Солдаты замирают как окружающие камни. Слышно только дыхание и биение пульса. Вокруг тихо. Кое-где в тоннелях видны просветы от взрывов в предвходовой зоне.

– Что дальше герр лейтенант? – звучит шепот тенью появившегося унтер-офицера, – Здесь похоже никого нет. И никаких баррикад и укреплений коммунистов. Дальше заряды не пробивают. Монолитная скала! Впереди черная бездна!

– Красные никуда не делись! Здесь даже трупов нет… Мы обвалили только козырьки! И они забились вглубь пещер, – скупо бросает лейтенант, – я полагаю они деморализованы. Поэтому с чутьем охотника ищем красных кротов! Фонари не включать… Света через проломы пробивается достаточно, чтобы обнаружить противника. Держимся в тени, отслеживаем каждое малейшее движение. Работаем отделениями, в случае соприкосновения, параллельными коридорами обходим с флангов, и подавляем очаг сопротивления по заданной схеме. По возможности берем в плен, как можно больше. Особенно командиров. Нужна информация об этом подземном гарнизоне. Кто они и чем располагают.

– А если они нас заманивают в ловушку? И все это хитрый маскарад?

– Тут один камень и пустота! Придумать что-то сложно… Места для маневра нет. Каменный тупик! Единственное неприятное что нас ждет, это удар из-за угла, что мы исключим и ярость загнанного раненого большевистского зверя! На что мы ответим всей огневой мощью гранат и ручных пулеметов. Шансов у них нет…

– Главное не запутаться здесь… Все так переплетено, что голова начинает кружиться! Ориентиры теряются, будто засыпаешь… Или тебя усыпляют. Нужно держаться меток. И не терять тыл из зоны внимания. Тогда мы все пройдем…. Смотрите, там огонек мелькнул! И еще раз…

– Где? Не могу разобрать… Какая-то мутная взвесь висит.

– Вон туда налево, в конце тоннеля! Видите?

– Точно! Это уже кое-что. Похоже напали на след подземного зверя! Теперь ступать бесшумно, не высовываться, оружие к бою! Выдвинуть разведку… Трое вперед, прощупать что там! Явно что-то живое скрывается. Это уже не игра света, источник изнутри идет. Сейчас подчистим эти штольни от жидовско-комиссарской заразы! Всех выведем…

Штурмовики рассыпаются по ветвистым коридорам, занимая позиции. И с ловкостью матерых охотников начинают медленно продвигаться вглубь. Пока ничего не происходит, но вот появляется еле различимый покачивающийся профиль очевидно постового передовой линии обороны. Он словно прислушивается, замирает… И тут, огненными жалами пули прошивают фуфайку и сбивают каску. Что-то грузное с тяжелым выдохом падает вниз. Немецкий отряд устремляется вперед. В боковом ответвлении вырастает еще один контур, слабо освещенный, рядом за грядой камней еще несколько… Неистовый ливень пуль обрушивается, сшибая смутные цели. Все происходит очень быстро. Сопротивления почти нет. Отдельные невнятные выстрелы и все… Становится очень тихо. Повисает обволакивающая Чернота.

– И это все? – усмехается лейтенант, – Так просто? И где хваленное упорство подземных комиссаров? Похоже, предыдущие группы были не достаточно умны и последовательны….

Солдаты возбужденно переговариваются, осторожно включая фонарики, чтобы осмотреть поле боя и забрать трофеи… Часть отряда, тем не менее, берут периметр под контроль, держа на прицеле все проходы. Лейтенант наблюдает за деятельностью подчиненных, зачарованно оглядывает величественный свод над головой, делает шаг, поворачивается, хруст камня по сапогом. И… пространство рвется! От ослепительного сплошного взбесившегося огня! Будто вырвавшегося из самых глубин этой каменной преисподней. Сумрачные скалы окрашиваются пронзительным призрачным пламенем.

Бурлящий огнем поток сносит рассеевшихся по периметру штурмовиков, бросает их на выступающие камни. Кажется вся тьма ожила и ощетинилась огненными копьями выстрелов. Фашисты пытаются дать отпор, но атака такая внезапная, что тех, кто был наготове сбивает сразу, а кто хоть чуть-чуть замешкался, им не хватает тех роковых секунд сориентироваться, определить цель и точно ответить. Красноармейцы появляются словно из ниоткуда, как призраки. Все происходит в считанные минуты, немецкий отряд оказывается в хитром капкане, в котором вязнет и теряет ориентиры. Кто-то падает сраженный шквалом обстрела. Кого-то, по углам, добивают штыками и ножами… Кому удалось вырваться из засады, путается в коридорах, как в коварной паутине, и там наткнувшись на патрули подземного гарнизона, находит свою скорую смерть.

– Отлично, братцы! Кажись всех выкосили! – Бармет вытирает нож, склонившись над трупом тучного штурмовика, – Неплохо с чучелами получилось! Клюнул фриц на наживку!

– А куда он денется, фриц этот? – из узкого тоннеля выходит политрук Горошко, – с двумя дымящимися пистолетами в руках, – - Мы еще не то придумаем! Это так, на первое время… Прелюдия, так сказать!

– Твоя идея, Николай! Ты у нас мастер на изобретения, самые невероятные! – меняет пустой диск на ручном пулемете капитан Скрыль, – Очень даже потрясающе для комиссара! Тебя бы в диверсионный отряд, а не на партийную работу! Что такое агитация по сравнению с твоими боевыми подрывными талантами. Не меньше взвода гансов уложили, и все благодаря твоему плану!

– Одно другому не мешает, – рассовывает в кобуру и за пояс пистолеты Горошко, – где слово, где дело, все должно во взаимосвязи пребывать!

– У тебя их сколько, артист? – улыбается Бармет, кивая на торчащие стволы и рукояти, – Не многовато для одного?

– Нормально. Само то… Четыре их у меня, – с гордостью произносит политрук, поглаживая оружие, – два «ТТ», один Стечкина и люггер трофейный. В тоннеле в ближнем бою самое удобное. Я с двух рук бью!

– По македонски? – спрашивает Скрыль, – Лихо однако…

– Именно так! Плотность огня высокая.

– Как приноровился? – устало облокачивается на пулемет Скрыль, – Я слышал, неудобно с двух рук сразу стрелять. Прицелиться толком не успеваешь… И в сторону ведет сильно. Теряешь контроль и точность.

– Есть такое… Но это от неопытности, в первое время случается. А если прилежно упражняться, так лучше и быть ничего не может. Особенно в таких тесных коридорах как наши! Когда враг маячит, перекрывая весь проход… Что может быть лучше? Винтовка в окопах, на открытой местности хороша. Бьет на километр и больше. А здесь что? Куда с ней? От стены к стене! Как будто в доме у себя стрелять в комнатах, бандурой такой… Тут автомата и то много. Поэтому в стычках в наших извилистых узких коридорах, пистолет наиболее оптимальный вариант.

– Ты ими увешан как пират! – замечает Бармет, – Просто Эдвард Тич, «Черная борода»! Тот тоже также ходил, только у него вроде еще больше было… Палил из них как артиллерийская батарея! Враги от одного вида разбегались.

– Видать неплохой воин был! Сорви-голова… Аристократов и прочих зажравшихся господ гонял. Это хорошо. В мире справедливость должна быть. Равенство. За это мы все и боремся, так или иначе… Вот бороду еще отпущу в этом подземелье и буду точно как этот самый флибустьер! Кошмар на фашистов наводить, – усмехается Горошко, – здесь и одного дня, в этой каменоломне хватит, чтобы измениться кардинально!

– Недолго ждать! Мы и так уже зарастаем, все в щетине, толком не побреешься тут, только клочья волос рвешь! – охает Бармет, – А рожи уже у всех черные! От грязи и копоти. Воды почти нет… Можно без оружия фрицев пугать. Выглянул из трещины в земле, зыркнул глазам и все, караульный подох тут же!

– Ничего, это временно! Отмоемся… Покантуемся еще малость в подземелье этом, и на волю! Когда наши подойдут с десантом, – с нотками мечтательности произносит Скрыль, – а что касаемо оружия, так я мелочь не люблю! Мне бы калибр побольше. Чтоб с громом и молнией! Чтоб сразу в клочья… Любую мразь! Вот он родимый, друг и товарищ на века… Пулемет – это вещь! Величайшее изобретение военной мысли. Удивительная мощь и грация, настоящее вдохновение запечатленное в металле! Сколько ума и страсти. Обожаю… Это же наследие богов-громовержцев, не иначе! Как полыхнет, как только начинает отбивать ритм, у меня внутри будто пробуждается что-то великое и необъяснимое. Сливаюсь с ним воедино. Он как живой, как воскресший зверь фантастический из мифов! Нет слов… Ну а ты, Георгий что предпочитаешь? К чему душа военная лежит?

– Нож люблю. Быстро, надежно, незаметно. И никаких осечек как в огнестреле быть не может. Все в твоих руках! А так в целом все что удобно, в зависимости от ситуации! Иногда и голыми руками задавить можно. Это уж как карта ляжет…

– Понятно, – кивает Скрыль, – бойцы вон урожай собирают, сегодня прилично! Штурмовиков снаряжают богато. От гранат до пулеметов! Даже жратвой на время задания. Поэтому куш хороший взяли!

– Будет чем воевать, – довольно качает головой Бармет, – а то с боезапасом у нас туговато… Некоторые подразделения винтовку на троих, а то и на пятерых делят. Сам видел. Так что эти проникновения в катакомбы очень кстати. Не надо под пулями к фашистским окопам ползти за добычей! Сами приходят сюда… Весьма удобно!

– А я не люблю немецкое, – поеживается от холода Скрыль, – особенно автоматы. Херня полная! Только шпану пугать! И то как повезет… Крайне неудачные виды. Есть конечно у них отдельные образцы, заслуживающие внимания, но наше родное ближе. И толковей!

– Придется осваивать все заморское, свое уже заканчивается! – отмечает Горошко, – Хотим или нет, а придется новую грамоту осваивать. Да и вообще тактику надо менять. Фашистов нужно заманивать сюда глубже, все каменоломни сделать единой Ловушкой с разными уровнями, а не держать глухую оборону на линии входов. Бить их здесь, на нашей территории, только по нашим правилам. Навязывать свою игру… А так они уже все наши посты вычислили, все огневые точки, все входы и щели. А любая статичность – это половина поражения в сражении. Принцип любой охоты – будь незаметным, перемещайся… Не дай себя обнаружить, будь неведимкой!

– Предлагаешь их и дальше сюда запускать? – изумляется Скрыль, – Не рискованно?

– Хуже сидеть закупоренным в одном месте. Да, впускать! Пусть заходят, почти свободно… Далеко не уйдут! Запутаются как рыба в сети. А невод катакомб очень огромный! Не вообразить… Я бы вообще отказался от четкого базирования, а создал бы мобильные летучие отряды как гусары Дениса Давыдова и кружил бы по темным галереям до изнеможения и полного уничтожения. Им здесь не закрепиться. Никак! Другой формат… сбивающий всю их баварскую респектабельную логику! Тут им полный конец настанет… Для гансов здесь могилу можно огромную организовать. С размахом! Весь керченский гарнизон вместить. И крест железный громадный на верху поставить… Как напоминание о всех диких и жестоких завоевателях!

– И как это все мыслишь? – озорно спрашивает Бармет, – Как это все провернуть?

– Да тут особо и стараться не надо. Все готово… Создано самой природой. Немного фантазии и все обернется фатальной западней для «непобедимого Вермахта». Массу интересного можно наделать на каждом шагу – от банальных растяжек до очень занятного минирования. Тут им на головы потолки рушить можно. В ямы сбрасывать… целыми подразделениями. Блокировать на тупиковых участках. Создать сеть различных засад, самых необъяснимых. Утягивать вглубь мрака и бить наверняка!

– Очень шатко… Я бы сказал непредсказуемо, – озирается Бармет, – куда чаша весов качнется! Тьму местную не просчитаешь… Это всегда путь по краю. Я за крепость! Нечего фашистскому отродью здесь гулять! Заманивать их малыми группами и давить здесь, это все замечательно. Но лучше фрицев снаружи из амбразур косить, да и вообще близко не подпускать! Тогда мы обретем вес и все, что здесь происходит будет надежно скрыто.

– Немцы тоже не дураки, – холодно произносит Скрыль, – Они все просчитывают тщательно. Когда начнут нести серьезные потери под землей, они сюда не будут лезть с такой прытью, как сейчас. Перейдут к другой тактике. Это очевидно.

– А что тут еще может быть кроме штурма? – поворачивается Бармет, – Им наше присутствие здесь поперек горла! Мы в тылу у них сидим, и не просто сидим, а долбим каждую ночь! Какой армии это понравится? И чем скорее они с нами разделаются, тем им лучше… Только мы им не дадим этой возможности. А дождемся наступления нашей армии, и вместе сокрушим врага лютого!

– Осада, – задумчиво выдыхает Скрыль, – когда они удостоверяться в бесполезности лобовых атак, перейдут к измору. Также как с любой крепостью. Еще в стародавние времена. Перережут все возможные пути к нам. Будут нас петлей голода и отсутствием самого насущного душить. Как это обычно бывало и раньше в истории.

– Ну у нас сейчас не Средневековье, – замечает Горошко, – такой большой район как эти каменоломни с сумасшедшим переплетением ходов, контролировать сложно. Это не замок на открытой местности осаждать. Здесь все гораздо тяжелей и непредсказуемей. Подземелье по побережью огромное, теряется на десятки километров, некоторые тоннели говорят, аж в центр города ведут. Тут весь полуостров изрыт этими хитрыми змеиными коридорами, даже старожилы за голову хватаются… Это непростая задача для фрицев! Почти не разрешимая. Так что справиться с нами осадными методами будет очень трудно. Мы везде!

– Наша система к сожалению изолирована от других, – сообщает Бармет, – мы отрезаны даже от своих ближайших соседей, что засели в Еврейских катакомбах. Там говорят морпехи и кавалеристы сражаются и 1 запасной полк Крымфронта. Так мы до сих пор с ними связь установить не можем.

– Найти проход всегда можно, хоть по поверхности, хоть снизу. Пробить часть стен на худой конец… В таком громадном сооружении старом, природы и человека, можно много чего сотворить, – стоит на своем политрук, – тут во мраке все может быть. И хорошее и плохое. Главное штурвал повернуть в правильную сторону!

– Знать бы еще где эта сторона! – с налетом грусти смотрит Скрыль в темную даль, – А то бредешь в потемках, и не угадаешь, что тебя за ближайшим поворотом ждет. То ли ангел спасения, то ли черт полной погибели. Словно играешь в какую-то дьявольскую игру! И ты в ней просто пешка…

– Насчет ангелов это вряд ли, – усмехается Бармет, – а вот бесов здесь вероятно, достаточно. Самых разных! Мрак наплодил щедро…

– Тьма наш союзник сейчас, если не самый близкий друг! – улыбается Горошко, – Да и чертей всех под ружье поставим, заставим присягу принять… Пусть повоюют за правое дело, им полезней будет.

– Нечисть за свет воевать никогда не будет, черт он и есть черт! – категорично заявляет Скрыль, – И его братья в фашистских мундирах над нами по камням скачут. Так что одни мы здесь… Кому свет и жизнь нужна!

– И мы за нее постоим! Нас много в каменоломнях, одно радует, – отмечает Бармет, – Как бы ни было, а сила в этом подземелье огромная собралась! Фашистам нас не взять. И сами катакомбы произведение удивительное, неоднозначное, Николай прав, тут вся логика ведения войны рушится.

– И если это все усилить, – добавляет Горошко, – получится настоящая гиблая топь для фрицев. Многих их утянет наша каменоломня, только немного сообразительности и все. Фокусы можно получше чем в цирке показывать! Все исходные материалы имеются.

– С чучелами ты здорово придумал, и главное места нужные выбрал, – воодушевленно произносит Бармет, – все как по нотам прошло! Ни разу не сфальшивили!

– Фрицевская щука любит блестящее, – улыбается политрук, – вот наживку и заглотила! И попалась на крючок! Мы еще много таких натаскаем. Улов будет завидный. Ловля только началась. Они думают, что нас в угол загнали и охотятся, но пусть тешатся этой мыслью, на самом деле все наоборот…

– А у меня чего-то совсем ничего не придумывается, фантазия истощилась, – откровенничает Скрыль, – все напротив доходит до предельной простоты и ясности. Упал за камни, выбрал наилучший сектор обстрела и молоти от всего сердца! Пока последняя черная гадюка не издохнет… пока патроны не кончатся. А там уже и в рукопашную можно!

– А я все еще не могу привыкнуть к этому подземелью, – делится Бармет, – путается все. Весь этот масштаб конструкции каменной, утопающей во мраке, в уме не вмещается. Я привык картинку видеть целиком. Поэтому в разведке на поверхности, мне проще. Для того чтобы оценить ситуацию, мне нужен все охватить взглядом со стороны. И тогда просчитав все варианты, выносить верное решение. А эти катакомбы словно играют с тобой в черной каменной маске, усмехаются… Как увидишь эту завесу тьмы колыхающуюся, как заводь мутную, так и думаешь что хочешь, что там может случиться и как все повернется.

– Да, они далеко не просты, камешки все эти вокруг, – кидает короткий взгляд на нависшую скалу Скрыль, – иногда такое чувство охватывает, будто смотрят они на тебя, как живые! И очень не по себе становится. Кто это может быть? Зачем следит? И главное невидимый совсем. Или мы уже себя так здесь накручиваем?

– Чем запутанней и сложней, тем лучше, – не унимается в своих идеях Горошко, – если нам трудно, каково противнику придется! Они же теряются здесь с первых метров… А дальше и говорить не надо, собьются с курса и пойдут вглубь этой пропасти! Навеки…

– Если захотят они еще сюда спуститься, – скептически бросает Скрыль, – после таких расстрелов в упор, как сегодня. Им солдат терять в таких количествах ежедневно не резон, они прагматичны до каждой мелочи. Уверен, что они пойдут на что-то другое.

– Заставим! – твердо чеканит Бармет, – Куда денутся! И наверху шороху наведем ночью и здесь в пограничной зоне покрошим. Но пускать дальше все-таки их нельзя! Таково мое мнение. В кошки-мышки здесь с врагом играть нельзя. Эта территория должна быть для противника закрытой.

– Нельзя нам наружу особо высовываться, – наставляет Горошко, – они уже огневых точек накрутили по периметру, носа не высунешь. Снайперы во всю орудуют. Погодите еще минами все обнесут. Тогда шагу не ступишь! Пусть лучше к нам заявляются. Мы встретим со всей широтой русской души… Тьма и лабиринт брошенный – наши козыри! Считай, дополнительное оружие. Здесь нужно сражения основные вести. Ловить врага, накидывать черное покрывало и бить безжалостно! Изводить заразу фашистскую в этой Глубине…