–Ты, батюшка, просто устал, всё один и один, помощника бы тебе надо, – сочувственно прикрыл, своими сильными ладонями, беспокойно бегающие по столу, сухие ручки старика князь.
–Так надо, Феденька! Надо! – подпрыгнул на седалище дьячок, – давно надо. Всё ищу и ищу, кому бы знания эти, а тож, я ж, не вечный. Помру и как тогда? Кто будет вот это всё хозяйство? – кивнув на стол, обвёл глазами заставленные рукописными книгами и заваленные берестяными свитками полки, – а кого? Как и кого учить этому? Какого из дворовых ребят не брал, не пробовал, не то и всё тут! К великому князю может, в эту зиму, съездить мне? Там в монастыре, среди послушников пошукать?
–Да, хорошо, съезди, батюшка, съезди, – рассеянно согласился собеседник, прислушиваясь к возникшему за окном, в льдисто-сиреневом вечере, звуку.
–Вразнос гонит, – потянулся вслед на ним чутким ухом дьячок, – лошадь неподкованная, – различив усилившийся, более слышимый, костяной перестук конских копыт по замёрзшей земле.
–Да, неподкованная и уставшая, – подтвердил князь вставая, – нельзя с животиной так, он её, если не загонит, то ноги точно вдрызг разобьёт, снега то, пока что, совсем ещё нет.
–Подожди, Федя, не уходи, – испуганно взмолился дьячок, – если так, то это беда, беда какая-то. Прошу тебя, князь, пусть сюда эта весть, чтоб нам вместе её встретить. Все же знают, что ты сейчас здесь, значит и гонца сюда приведут.
–Хорошо, – согласно кивнул обмельчавший потомок Данииловичей, – как скажешь, батюшка, – улыбнувшись преданно, как собака, глядящему в его встревоженное лицо, метису, полутатарину-полурусскому, правнуку, неведомо какими судьбами занесённого на Русь, византийца, – здесь подождём и вместе покалякаем, – грузно опустил тело в добротно сколоченное деревянное кресло.
—Ты, малец, чей будешь, то? – негромко спросил князь у стоящего на коленях, заполошенно дышащего подростка, – и хватит ужо лбом о пол стукать, вставай, – повелел, снова делающему земной поклон, холопу.
–Ивана…, культяшного – я сын…, он меня и послал, – сделав попытку приподняться, взмолился к хозяину, —барин, можно я на полу посижу? Ноги не держат, – получив в ответ разрешающий кивок княжеской головы, обмяк, сидя полубоком, упираясь руками в пол, – я с тятей поехал обоз сопроводить, который ты в Междуречье отправил, – князь покосился на подтверждающе моргнувшего дьяка, – мы…, ну не я с отцом, а поверенные твои, всё честь по чести сдали, всю дань…, а управляющий имением брата твоего, почему то приказал все телеги на дальние склады гнать и там разгружаться…, а когда мы туда стронулись, то отец мой, на той стороне откуда солнышко сейчас всходит, тучу пыли заприметил и старшОго нашего по обозу, Алексашку Кузнецова спросил, а мож это татары? За данью едут. Тот и говорит, что похоже что так. Только зачем же, нас тогда, подальше от княжеского двора усылают? Ну мы, там, на задворках, на ночлег расположились, а отец мой, со старшИм, пошли потихоньку, с дворней княжеской поговорить, с роднёй мамкиной. Вернулись уже заполночь, а чуть свет, они чалого запрягли, меня на него посадили и велели скакать что есть духу, домой, и велели передать тебе, князь, что Усман, главный баскак татарский, к нам сюда собирается, а зачем и почему, того не сказали, – устало выдохнув последние слова и пожав плечами, – может и сами не знают.
–Это всё? – вопросил медленно встающего с пола, пошатывающегося от усталости мальчика, дьячок.
–А ещё, старшОй, наказывал передать, почему то тебе, батюшка, что поедет телег татарских, – показал на пальцах число, – а с ними конников, вот столько по столько, – сжимая и разжимая кулачки показал число непрошенных гостей.
–Смотри-ка, Трофимыч, какой мальчонка то, смышлёный, а ты говоришь…
–Да ну его, князь, – снова уставившись взглядом в стол возразил домоуправитель, – пробовал я с ним прошлой зимой…
–Что-то, я не помню.
–Да где тебе помнить, Федя, ты ж ползимы, после того пира великокняжеского, больной провалялся.
–Да уж…, отравили меня тогда…, сурьёзно…, а кто и как, и по сей день…, ну да ладно. Так что, почему у тебя с ним, батюшка, не получилось?
–Неслух! Ох и неслух. Малец то смышлёный, но невнимательный и торопыга. Дерзит ишшо, скока раз его по губам бил, никакого толку, – сокрушённо помотал головой, седой как лунь старик.
–Ну, значит так, – повелительно проговорил князь вставая с облегчённо заскрипевшего кресла и подходя к подданому, напряжённо выпрямившемуся, осознающему, что здесь и сейчас, навсегда меняется дальнейшая судьба его, – как тебя? Федькой кличут? Ты смотри-ка, тёзка мой. Ну, это, совсем хорошо. В-общем так, как татары уедут, сразу же, мы с тобой, оба, вместе с батюшкой, будем заниматься, раз он один не справляется. Хорошо? – спросил потрепав потные взлохмаченные волосы на голове мальчика, приласкав его, как родного.