"Слава Тебе, Господи," – в стотысячный раз повторил про себя Алексей Петрович, мельком оглядывая мало-помалу наполнившийся людьми храм.
–Здрасьте, дядь Лёш, – послышалось в затылок сопение Александра Ивановича.
Топчущийся в недлинной очереди на помазание Алексей Петрович оглянулся:
–"Начальница" тебя прислала? – тихонько рассмеялся Алексей обнимая радостно рассмеявшегося Санька.
–Нет-нет. У меня всё равно дежурство только в понедельник, чё просто дома сидеть? И так все там толкутся, и я ещё, – горячим шёпотом запротестовал "бравый капитан".
–А кто все то?
–Так: тёща, с тестем же, им одним дома страшно видите ли, четыре девки, и я! Хорошо ещё Андрюха работает, а то они и его бы притащили, слушать как они причитают и голосят. А здесь хорошо, – широко улыбаясь повертел головой вокруг, – так хорошо!, я даже и не думал, что так может быть. И чё я, дурак, раньше в церковь не ходил? Не понимаю…
–Алёша, а чего мне бояться? – недоумённо пожал плечами отец Николай, – ну оштрафуют, ну и что? Что первый раз что ли? Ну закроют, опечатают, тогда подчинимся. Но только, когда это будет от властей, а не добровольно. Я правда, всем своим предложил, чтобы они дома побыли, а сам хотел, пока эта непонятность, службы вдвоём с Петькой, – посмотрел на стоящего рядом, держащего елей и кисточку, засмущавшегося как девочка, пятнадцатилетнего сына, – а они ни в какую, – посмотрел на битком набитый алтарь, – все припёрлись, кому надо и кому не надо. Хотя конечно, позавчера, когда объявили всё это, я ссыканул сначала…, а потом, сижу у себя, смотрю на дядю Ваню(написанный, уже после кончины, портрет масляными красками) и вдруг, мне показалось, что он грозит мне оттуда кулаком: "ты чего это удумал, Колька?! А работать кто будет, всё я что ли?!" Ну и… Ладно, пойду, пора мне. Даже не представляешь, дядь Лёш, как я рад тебя видеть! – повернувшись в сторону алтаря, продолжив за умолкшим и терпеливо ожидающим псаломщиком, – ЯКО ТВОЕ ЕСТЬ ЦАРСТВО, И СИЛА, И СЛАВА, И НЫНЕ, И ПРИСНО, И ВО ВЕКИ ВЕКОВ! – размашистым, армейским шагом удалился продолжать службу…
––
"Обычно, здесь на Благовещенье поболее народу было," – сожалеюще вздохнул Алексей Петрович, оглядев немногочисленную паству. Посмотрев на засунувшего ухо под накинутую на исповедника епитрахиль отца Николая, сосредоточенно упёрся взглядом в пол.
–А ты как?! – задохнулся от удивлённого восторга Алексей Петрович почувствовав вплетающиеся в левую руку пальчики жены.
–Маму попросила с Олечкой посидеть, а сюда папа привез, – ответила, как кошка трущаяся об его плечо головой, Жанна.
Алексей Петрович покосился вправо. Точно: тесть стоял на своём "излюбленном" месте, чуть ли не лбом упершись у икону Николая Чудотворца; пристально вглядываясь в него; неслышно шепча, еле видно двигающимися губами, "вопросы"; замолкая прислушиваясь к "ответам" и согласно "кивая" поклонами.
–А как они? Им же нельзя, карантин, а они старики…
–Алёшка, ты у меня непроходимый дурак, честное слово, – тихонько рассмеялась Жанна, над два года более молодым, чем её родители мужем.
–А, ну да. Чё ты ржёшь, я просто забыл. Ты что-то мне сказать хочешь? – улыбаясь посмотрел на, чуть отстранившуюся от него, решительно вытянувшуюся "по стойке смирно" Жанну, – говори, не тяни, а то время то идёт.
–Алёша, я беременная…
У стремительно падающего в чёрную бездну Алексея Петровича, хлопнув, раскрылся за спиной парашют, ну, или, выросли крылья.
–Я сначала, сама себе не поверила, нет, думаю, – хлюпала носиком плачущая девочка, – не может такого быть, никогда не может такого быть, я за прошлую неделю столько денег на "полоски" перетратила! Смотрю и не верю! И нормально провериться негде, всё закрыто, дурдом. Через Катюху(подстреленная прокурорша), кое-как договорилась, вчера всё точно и подтвердилось(так вот зачем, ты так категорично потребовала, чтобы я вчера, сразу после обеда, был дома), – посмотрев на "освободившегося", радостно улыбающегося ей, наконец-то дождавшегося её, батюшку, – ну всё пошла, моя очередь, – прижав крестообразно сложенные руки к груди и склонившись перед мужем в поясном поклоне, прошептала, – простите меня!
–Бог простит, – уверенно ответил Алексей Петрович…
Перемога("Братия, я не почитаю себя достигшим; а только, забывая заднее и простираясь вперёд, Стремлюсь к цели, к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе"):
–Алёша, Алёша, иди ты, побудь с ней, я не могу, – проснулся Алексей Петрович от плача рыдающей на его груди Жанны, – Господи!, лучше бы она кричала и корчилась как раньше, чем так – как сейчас! Она дрожит всем тельцем и молчит, зубки стиснет и молчит! А мне так страшно, Алёша! Так страшно! Я с ума сойду!
Проснувшийся Алексей Петрович выбрался из постели и торопливо просеменил в соседнюю комнату. Когда Алексей, с бешено колотящимся от тревоги сердцем, упал на постель рядом с дочерью приступ уже утих.
–Доброе утро, папочка, – проговорила обескровленными губами девочка, не отрываясь, пристально, разглядывая что-то на потолке. Поймав слабенькими ручками вытирающую, пот со лба и, усеянного редкими веснушками курносого личика, руку Алексея торопливо чмокнула её, – я так рада тебя видеть.
Сердце Алексея Петровича начала сжимать и разжимать "рука накачивающего тонометр врача":
–Доченька, почему ты сейчас молчишь? Зачем? Ты нас жалеешь? Не надо, прошу тебя, нам так ещё тяжелее, – взмолился Алексей Петрович, не отрывая взгляда от умирающей дочери.
–Нет, папочка, не из-за этого. Я знаю, что вам так тяжелее. Просто я не хочу, чтобы они смеялись надо мной.
–Кто?!
–Злобные духи. Это они делают мне больно, и хохочут, хохочут. Они над всеми нами так издеваются. Собираются огромными, неисчислимыми толпами, мучают нас и хохочут, веселятся нашим страданиям.
–О, нет! О, нет! – "приползшая, как побитая собака" Жанна, тихонько опустилась на колени перед "пыточным ложем", – Господи, что нам делать?, что нам делать?
–Будем спать все вместе…, пока всё не кончится, – объявил вердикт Отец Семейства…
Олечка умерла перед Страстной. Похоронили её рядом с тем – кто её крестил.
–Он, когда ограду для себя заказывал, сразу на два места сказал чтобы, – печально говорил руководящий "всем процессом" настоятель храма, – и мне перед самым уходом наказал, сказал: "чтоб, рядом со мной, положил, Олечку мою, смотри мне!", и, – как-то обрадованно усмехнулся "Колька", – кулаком, как всегда погрозил мне…
––
–Ну, Герцог, мы, Вас, слушаем. Каковы предварительные итоги по сбору урожая на ферме EVG1966?
–Отвратительные, Ваше Императорское Величие, просто отвратительные.
–Оооо,уууу! Как меня это бесит!
–Меня это бесит не менее, Вас, Ваше Императорское Высочество! Так вот: смертность…, издевательские цифры, просто издевательские, не то что, запланированных нами, пятидесяти пяти-шестидесяти процентов смертности, от существующего там сейчас количества особей мы не достигли, но и даже смехотворного минимума в десять-пятнадцать процентов!
–Абсолютный провал! Впустую потраченная на этих гнид энергия!
–Совершенно с Вами согласен, Ваше Императорское Высочество!
–Хоть какие-то положительные результаты, Герцог?
–Нууу… Во-первых, мы ещё раз убедились, что девяносто девять процентов особей-носителей Фермы поклоняются нам, так как они послушно попрятались по своим земляным норам, стоило только лишь слегка припугнуть их. Во-вторых, четвёртый светильник не возгорелся, а трое уже светящих там притухли, значительно притухли, особенно третий, самый молодой.
–Да эти! Да какие они последователи Источника Жизни?! Так только: пищат много, очень много, аж задыхаются от восторга перед своим собственным писком, а делают мало…
–Ваше Императорское Высочество!
–Хорошо, хорошо! Молчу!
–Как, Вы, думаете, Герцог, в чём причина столь низкой смертности от, по-боевому модифицированного нами, вируса?
–Ну тут, ответ однозначен, Ваше Императорское Величество, – Прямое Вмешательство Творца!
–И?! Так, что, Вы, предлагаете, Герцог? Прекратить всё?
–НЕТ!!!
–Целиком и полностью поддерживаю, Вас, Ваше Императорское Высочество! Пусть этот проект и приносит нам неисчислимые убытки, предлагаю: продолжить уничтожение обитателей фермы EVG1966, бросив на это все возможные ресурсы. Желательно до полного уничтожения всех обитателей этой планетки.
–Уху-хуху-ху! Уху-хуху-ху! Собственноручно разорвала бы каждого из них!!! Каждого!!! Как я их ненавижу!!!
–Как скажете, Ваше Императорское Высочество! Продолжайте, Герцог!
–Слушаюсь, Ваше Императорское Величество!
––
–Жанночка, – обнял Алексей Петрович стоящую у открытого в лето окна, мечтательно поглаживающую себя обеими руками по животу женщину, – можно мне в Лавру съездить? Говорят уже открыли, можно уже. Отпустишь?
–А можно подумать, если я скажу нет, то ты меня послушаешься, – тихонько рассмеялась Жанна, поворачиваясь к начинающему "набычиваться и обижаться хулиганистому мальчишке", – конечно поезжай, как я могу тебя не отпустить? Ведь я ‐ нормальная православная жена, – погладив по голове радостно оживившегося "жеребчика", – парикмахерские вроде, тоже открылись, так что постригись перед дорогой, а то я тебя таким "бармалеем" никуда не отпущу…
–Господи, прости меня, за то, что я говорю это, Господи, прости, – стоящий на коленях, в пустом Трапезном храме, Алексей Петрович плакал. Вытянувший к нему ухо иеромонах, время от времени поправляя синюю резинку маски, терпеливо слушал, – Господи, если бы я знал, что мне предстоит – я бы не пошёл этим путём. Прости меня, Господи, но я бы не пошёл! Я – трус, Господи! Господи, какой же я трус!
–Вечернее правило, утреннее читать не забываешь? – спросил батюшка, дослушав "горький вопль" исповедника, – постишься? Святых Отцов читаешь? Евангелие? Земные поклоны? А Четьи-Минеи?… Как это нет?! Чтоб обязательно начал! Имя данное, Вам, при Святом Крещении? – прочитав разрешительную и благословив, отпустил, – иди с миром, причащайся…
"Сейчас, моя родная, только чай допью, забегу, наберу в дорогу водички святой и выезжаю домой", – дописал Алексей Петрович вотсапсообщение, сидя в абсолютно пустой комнате, заставленной двухъярусными кроватями.
–Вы в Послушниках у Старца! – весело прокричал в приоткрывшуюся дверь детский голосок.
Алексей Петрович чихнул, поперхнувшись горячим чаем, подскочив со стула, бросился к захлопнувшейся двери, стремясь поймать, неведомо зачем пришедшую в мужской корпус, озорницу.
"Никого," – озадаченно смотрел туда-сюда вдоль коридора Алексей Петрович, – "куда она могла деться? Явно же видел, мордочка смеющаяся, волосики светло-русые, вьющиеся, густые-прегустые, переливающиеся прям…"
–Да что вы прям – все спрашиваете и спрашиваете про старца? – досадливо проворчала возюкающая по полу шваброй уборщица.
Прощающийся с парнишкой администратором, Алексей Петрович прислушался.
–Сказано же вам, нет его сейчас, нигде нет, карантин, спрятался он, чтоб не заразили, не дай Бог! – остановившись, посмотрела на печально опустивших головы молоденьких супругов, – да и зачем он вам, если что-то вам нужно, и так будет…
–Совершенно верно! – вмешался в разговор, идущий из умывальника, свежевыбритый красномордый паломник, – сказано же! – ткнул жирным указательным пальцем вверх, – что Господь, с каждым, выстраивает личные отношения!…
Набрав полную полторашку и бросив её в рюкзак, Алексей Петрович быстро печатая шаг, "дешманскими" китайскими кроссовками пошёл на выход из Лавры.
"Что за?! – замер, так же как и немногочисленные остолбенелые фигуры, уже перед самыми воротами, – что это ещё за "паноптикум"?
Старец шёл навстречу в сопровождении двух дюжих охранников в камуфляже и двух келейников: сорокалетнего и молоденького первогодки. Напоминающий раскрывшую крылья чёрную курицу, распахнувшую их над прячущимися под ними, цыплятами желторотиками, монах неторопливо шёл, время от времени благословляя решающихся "рыпнуться" к нему "овец", прямо на Алексея Петровича.
–Чего лыбишься? – осенними листьями прошелестел вопрос из уст, не смотрящего на напряжённо-серьёзное Алексея, старца, – первый раз, что ли, Домой не в обосранных штанах приезжал?
–Да, вроде как, да, первый раз.
–Ясно. Пошли, милок, поговорить мне с тобой надо.
–Бить будете? – всхлипнул Алексей Петрович.
–А поможет? – заинтересованно посмотрело снизу вверх лицо, напоминающее голову советской "синей" курицы.
–Пока – плохо помогало.
–Тогда надо, обязательно надо…
Молоденький послушник, оглянувшись назад, на оживлённо перешептывающихся между собой охранников, посмотрел на спины сидящих на скамейке старца и Алексея Петровича:
–Чего это они? Вроде разговаривать собирались, а сами сидят и молчат. Час уже.
Стоящий рядом с ним, сосредоточенно перебирающий лествицу монах, посмотрев исплаканными глазами на, неведомо почему вырванного старцем из оравы других мальчишек, послушника, попросил:
–Ну, так давай и мы, тоже помолчим…
—А если он не вылезет? – спросил Алексей разглядывая маячащего на горизонте, закованного в злато-серебряные латы рыцаря.
—Вылезет, не может не вылезть, он гордый, а тут вызов на бой! А он всегда уверен, что победит, – убеждённо возразил Старец.
Рыцарь вздыбил тревожно заржавшего коня. Из разрывающейся ткани мироздания начал проявляться Дракон. Сначала появившаяся, как маленькое чернильное пятнышко, тьма, сгущаясь и увеличиваясь, превратилась в многоглазое, страшнее самой смерти чудовище. Рыцарь опустил загоревшееся оранжево-золотым пламенем копьё, пришпорил коня и безстрашно ринулся прямо на раззявившего пасть Дракона.
—О, нет! – испуганно охнул Алексей, глядя как всадник вместе с конём прыгнули прямо внутрь, прямо в светящуюся нестерпимо белым светом пасть.
Дракон содрогнулся и стал неумолимо уменьшаться.
—Ну, вот и всё, – безстрастно констатировал Старец, наблюдая как конь топчет копытами, соскользнувшую с копья, чёрную ящерицу.
—Георгий? – спросил Алексей.
—Нет.
—А кто?
—Сам спроси.
—А как?
—Лёха! Ты чё, совсем дурак, что ли? – удивился Старец.
—Христос Воскресе! – что есть силы крикнул Алексей в сторону гарцующего на горизонте Рыцаря.
Рыцарь, лихо отсалютовав и перебросив в левую руку копьё, откинул забрало:
—Воистину Воскресе!
—Доченька моя, – всхлипнул Алексей глядя на развевающиеся за спиной, стремительно скачущего сквозь вселенную, расплёскивающего Копытами Коня лужицы галактик, Рыцаря, Белые Крылья…
–Я поехал, – осторожно спросил у старца Алексей Петрович, – или мне можно остаться?
–Давай, давай, ехай уже, – подтвердил монах, – какой ещё остаться? Мало ли что хочется? Если мы только то, что нам хочется будем делать – кто тогда работать будет? Иди давай уже, а я здесь ещё побуду, так мне здесь хорошо, – обвёл взглядом старик застолблённую православными крестами землю…
Решительно купив на последние деньги, билет на верхнюю полку в купе, еле успевая на отходящий поезд, Алексей Петрович нетерпеливо переминался перед разглядывающей его паспорт улыбчивой пожилой проводницей.
–Проходите, проходите, четвёртое купе, – кланяясь Алексею Петровичу проговорила женщина.
"Чего это она мне "челом бьёт"? Дурак ты, Лёха, она просто штыри, контрящие лист перехода из вагона на перрон, вытаскивает. Совсем уже", – ругал сам себя Алексей Петрович, пробираясь по коридору вагона. Перезнакомившись с попутчиками и убедившись, что им дальше, чем ему, полез в "свою нору", спать…
Маленький, двухлетний пацан ревел благим матом на руках мамочки:
—Мама! Я больше туда не вернусь! Не хочу! Мамочка, мне там страшно! Оставь меня здесь! Пожалуйста! Они меня там всего покусали! "Вавка" вот у меня! Вот ещё! И вот! И вот!
—Алёша! Алёшенька, перестань, перестань сейчас же, – одетая в Царские Одежды Мать всех христиан, то строго, то ласково успокаивала, слёзно вопящего малыша, – "вавки", твои, мы тебе вылечим. А Домой тебе ещё рано, ты ещё не всё сделал. И, Я, всегда рядом с тобой, как же, Я, тебя там, одного среди этого зла оставлю? А если все, по Домам попрячутся, кто тогда работать будет? Один, Отец, что ли?
Алексей Петрович проснулся. Слез со своей полки и взяв всё необходимое вышел в коридор из спящего купе. Стоя перед окном, глядя на мелькающие там, среди зелёных листьев, золотые лучи восходящего солнца, как смог помолился.
"ОХ, ГОСПОДИ! ЧТО ЭТО?!"
Внутри Алексея Петровича , вскипая пузырьками шампанского возопил сводный детский хор:
"Величаааем, величаааем, тя, Святителю наш Сергие, и чтим Святую пааамять твою, ты бо молиши за нааас, Хриииста Бооога Нааашего!"
"Только бы не разреветься, только бы не разреветься," – успокаивал сам себя Алексей Петрович, тараща слезящиеся глаза в, мелькающую вдоль железнодорожного полотна, лесополосу.
–К лекциям готовитесь? – поинтересовался подошедший сзади молоденький проводник.
–Угу, – согласно кивнул, не в силах что-то объяснять через сдавленное горячим комом горло, Алексей Петрович.
–А чё в коридоре? – поинтересовался парнишка потирая заспанное лицо и поправляя на шее верёвочку православного крестика, – а у вас купе полное! А идите сюда, здесь час назад все вышли и до самого конца уже не будет никого. Здесь, Вам, спокойно будет и никто не помешает.
Поблагодарив доброго мальчишку, подумав:
"Смотри-ка, Лёха, тебя уже за препода начинают принимать, надо б тебе "харю попроще" делать, а то на самом, стоишь такой, с книжками и тетрадками, "доцент" ёлы-палы!"
Зашуршала открываясь дверь:
–Вот, – довольно улыбающийся, уже одевший рубашку и пиджак парнишка втиснулся в купе и, поставив на стол стакан чая, положил рядом пачку печенья, – позавтракайте, профессор, ехать то ещё далеко. Ненене! – категорично запротестовал на засуетившегося было, собравшегося идти за деньгами в своё купе Алексея Петровича, – это подарок, от меня, я же, так-то студент, летом только, маме помогаю, вместо отца здесь, а он на даче, на огороде-то, сейчас самая горячая пора. Так что так! Вот и решил, Вам, услужить, авось и мне, как-нибудь зачтётся!
Перезагрузка завершена.
(Postscriptum)
"Облетев Землю в корабле-спутнике, я увидел, как прекрасна наша планета. Люди, будем хранить и преумножать эту красоту, а не разрушать её!" – так писал Гагарин после возвращения на Землю.
А сейчас, на этой прекрасной планете, ежедневно, убивается в абортариях около ста пятнадцати тысяч детей, что чуть не дотягивает до количества, ежедневно умирающих, по разным иным причинам, человеков, из числа родившихся и живущих на Земле людей. И первый же вопрос, который слышат, покинувшие земную юдоль, совершившие Преступление, родители, это:
–Мамочка! Папочка! За что?! За что вы меня убили?! Почему вы не дали мне пожить на этой прекрасной планете?! Почему?! Почему расценивая свою жизнь как бесценный дар, будучи готовы за каждую минуту своей жизни отдать все сокровища мира, вы решили что мне жизнь не нужна, так как она(моя жизнь) помешает вашему комфорту?!
Долгое время, лично я, не мог, мой разум отказывался понять – как?!, как Бог может любить КАЖДОГО человека? В голове постоянно всплывал вопрос:
–Да как же так: Христос – оплёванный, изувеченный, умирающий от невыносимых мук на кресте, молится за тех, кто всё это с Ним сотворил?
До тех пор, пока я сам, лично, не встретился с дьяволом во плоти. Пока, понимая, что – это: не галлюцинация, не бред, не подсевший в чужую плоть бес, а именно он, воплощённая ненависть ко всему роду человеческому; пока: не ощутил его смрадное дыхание, не увидел горящую в глазницах ярость, не почувствовал кожей исходящий от него космический холод. Тогда, и только тогда, я осознал, что он ненавидит всех человеков ОДИНАКОВО; что он не разделяет праведников и грешников, невинных младенцев и изгаженных грехами стариков; что ему, всё равно кто перед ним: Серафим Саровский или Чикатило, апостол Пётр или Робеспьер, блаженный Августин или доктор Менгеле, христианский священник или ведьма-сатанистка. И только понимание того, что – изо всех сил старающиеся услужить дьяволу, из кожи вон лезущие человеки, будут им же и наказаны страшнее всего в признательность за их верную службу, – примирило меня с Постулатом Абсолютной Любви Божией.
Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора.