– Да вот, гордость видимо у меня, – ухмыляясь начал Антон.
– Угу, – раздался вдруг над головой порыкивающий голос дяди Саши, – гордость говоришь? А кого её нет? Ты давай, говори в чём дело или пошёл отсюда.
– Я…, я это, – чуть не плача от какого-то детского испуга запинаясь заговорил Антон.
– Вы, знаете, – вновь писклявым голоском прервал полубессмысленную речь исповедника батюшка, – всё, хватит пока что. То есть, отставить!, короче говоря. К причастию я Вас конечно же не допускаю, а на службу завтра приходите, обязательно приходите. Дождитесь когда всё закончится, мне есть что Вам сказать…, думаю что есть.
Повинно покивав головой, строго рассматривающим его, застоявшимся в очереди бабкам, на совершенно ватных ногах добрёл до ближайшей лавки и обессиленно шлёпнулся на неё. Посидев немного и послушав как хор молодых голосов вовсю распевает умоляя:
– Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!
Совсем растерялся когда толстый, обросший лохматой бородой пожилой мужик в священнической одежде пошёл по периметру помещения держа в левой руке толстую палку с горящей свечой, а правой размахивая сильно дымящим кадилом. Народ в церкви, кроме тех кто стоял в очереди на исповедь, как перепуганные овцы, сбился в кучку в центре храма. Антон, на которого цыкнула какая-то из бабок, тоже послушно всунулся "внутрь стада", как и всё, зачем то, поворачиваясь вслед за сердито зыркающим и что-то себе под нос бормочущим дядькой. Дождавшись когда всё закончилось и люди начали потихоньку "растекаться по углам", Антон потихоньку прокрался на выход и, мелко семеня, выскользнул из помещения. Оказавшись на улице облегчённо вздохнул и пошагал со двора.
– Фа-фаамм!!!
Раздался за спиной то ли автомобильный, то ли паровозный гудок. Антон инстинктивно бросился в сторону. За рулём того "крузака", который только что стоял, а сейчас отъехал от храма и катил на выход, сидел лысый, гладко выбритый мужик лет сорока пяти, с головой похожей на китайскую тыкву. Смерив "безлошадного утырка" презрительным взглядом, "крутой кент" газанул и скрипнув колёсами выскочил со двора в проулок.
"Ты смотри-ка, презирает он видите ли меня, более крутым себя считает", – усмехнулся внутри себя Антон, – "а у самого, "крузачок" явно "несвежий", вон как коптит уже…, так, стоп! Значит – это не священника машина, а на чём же тогда ездит то батюшка, который со мной сейчас разговаривал?"
Катя пришла уже ближе к полуночи. Антон несколько раз собирался позвонить завотделением и каждый раз его что-то останавливало.
"Идиот! Надо ж было у неё номер телефона спросить и записать, вот если не приедет сегодня, что опять "в контору" звонить и именно её "заказывать"? Что-то стрёмно как-то…"
– Привет, – голосом лет пятнадцать-двадцать прожившей с мужем жены поздоровалась с ним ещё вчера совсем не знакомая девушка.
Просунувшись мимо стоящего в коридоре Антона и уронив в комнате довольно увесистую сумку, буднично-усталым голосом спросила:
– Ужин есть?
Опять же перекусивший в "макдональдсе" Антон растерянно развёл руками:
– Надо было сказать, я б чего-нибудь купил…
– Ага, ну да, конечно, всё тебе надо говорить и напоминать, – точь-в-точь как Лена заворчала Катя открыв взвизгнувшую "молнией" сумку и зарывшись в неё, – я так и думала, что пожрать у тебя ничего нет, поэтому и в "пятёрку" забежала. Щас, чего-нибудь приготовим, а то вторые сутки на перекусах, хорошо что на работе, всё более-менее, спокойно, короче…
Непрерывно что-то вполголоса бубня себе под нос, лихо сварганила то ли "гавайское", то ли "мексиканское" блюдо с макаронами. Антон наблюдал за ней как зачарованный, чувствуя временами, как сердце сладко стискивает ностальгическими воспоминаниями, о том времени, когда Лена, вот также, до того, как они резко и вдруг "сказочно разбогатели", приходила с работы, и так же как эта молоденькая, осунувшаяся от усталости девушка, с ворчанием готовила ужин, кормила совершенно не приспособленных к домашним делам мужа и сына.
Наскоро проглотив свою долю еды с тарелки и со вздохом попросив:
– Помой? Будь другом?
Побрела в ванную захватив с собой объемный, хрустко шумящий полиэтиленовый пакет. Вышла где-то через полчаса в какой-то, дико розовой пижаме "заляпанной" ярко-синими бегемотиками.
Как-то "привычно" чмокнув его в лоб, еле сдерживая зевоту проговорила:
– Спокойной ночи. Надумаешь помирать – разбуди.
Завалилась на послушно пружинящий ортопедический матрац, отвернулась к стене и сразу засопела.
"Что это? Что происходит?", – совершенно не чувствуя ни сна, ни реальности спросил сам себя Антон, – "половина первого ночи. Надо б тоже спать лечь…, а зачем?"
[– Так, товарищ прапорщик, давайте ещё раз, сначала и по порядку.
– Товарищ майор, – исподлобья покосился Антон на строго-ровно сидящего напротив него военного прокурора, – в третий раз уже всё сначала и до конца рассказываю…
– Ты, десантура, не бузи! Надо будет и пять, и десять раз мне всё подробно пересказывать будешь!
– Затем? И так понятно, что кто-то, наверху, хочет "стрелки перевести"…
– А я, по-твоему, дурак?! Думаешь сам, ничего не понимаю? – хищно прищурился офицер на слегка испуганного Антона, – слушай сюда! Я – русский офицер в четвёртом поколении, и никому, и никогда, солдата в обиду не давал, и не дам! Так что, не получится ИМ, всё на "козлов отпущения" свалить…, по крайней мере, не с моей помощью…
Антон поёрзал на стуле, подтягивая всё время сползающие из-за отсутствия ремня штаны и зарапортовал:
– Мы выдвинулись … числа, … года. Колонна состояла из…
"Духи" ударили, по идущему впереди БТРу, наперекрёст, из двух противоположных точек, из серьёзных, новых гранатомётов… (Как выяснилось позже – израильского производства. Да и вообще, вооружены они были совсем не "по чину", не какое-то там советско-китайское и американское старьё, а всё "с иголочки", одних крупнокалиберных пулемётов было более двадцати, более чем достаточно, чтобы разнести их среднюю, двигающуюся "домой" колонну, в пух и прах.)
– Всё?
– Всё, а что ещё? Ведь я, товарищ маойр, только и помню самое начало, поскольку на броне первого БТРа сидел. Сзади. Если б спереди, или посерёдке, то всё, не разговаривал бы сейчас с Вами. А так, меня разрывами от гранатомётов не задело. Уже когда сам БТР изнутри рванул, сдетонировал, меня как куклу тряпичную, и об песок…, в себя пришёл, осмотрелся, вроде цел, АКа как в обнимку держал свой так и…, встал, голова болит и кружится, но вроде не падаю, смотрю дома невдалеке виднеются, кишлак – не кишлак, а что делать? Побрёл туда, а там, слава богу, комендатура. Вот и всё.
– Ну да, вроде всё, да не всё, – майор покряхтев, отложил авторучку, которой, слушая рассказ Антона, делал какие-то пометки в разложенных перед ним бумагах. Глубоко и тяжело вздохнув, почесал лоб и аккуратно сложив разномастные бумажные листочки в канцелярскую папку, закрыл её.
– Прапорщик, давай без протокола, всё останется между нами, вы брали какой-либо груз в предыдущем населённом пункте?
Антон, исподлобья глянув на прокурора, вильнул глазами и упёрся взглядом в лоб:
– Не могу знать, товарищ майор, потому как, такие действия находятся вне моей компетенции…
– Антон, сынок, послушай меня внимательно…, ваш конвой разгромили не "духи", и даже не "америкосовский" или британский спецназ…, а вообще, хрен его знает, кто. "Наверху" все вконец "пересрались" и собираются это дело строго настрого засекретить. Поэтому, я принял, единоличное решение, освободить тебя из под стражи за отсутствием состава преступления, поскольку в расположение нашей воинской части ты вышел с документами и с личным оружием. И есть медосвидетельствование о перенесённой тобою сильной контузии. Дело же вот в чём, из всего личного состава вашего конвоя практически никого в живых не осталось, старший комсостав выбит весь, те из рядовых и прапорщиков кто выжил находятся в крайне тяжёлом состоянии, и не факт, что вылечатся…
– Почему?
– Им могут помочь "благополучно" молчать и дальше, поэтому, я и принял, ЕДИНОЛИЧНОЕ решение о твоём освобождении, потому что, из твоей родной части, хрен ОНИ тебя "выцарапают"…, ты же, мне вот что скажи, всю вашу технику разнесли в клочья, а вот, ЗиЛ-131, госномер …, почему-то, остался целёхонький. Ты чего, чего так побледнел? Плохо тебе? – встревоженно вгляделся в похолодевшего от страха Антона, согласно кивнувшего на его вопрос, – совсем плохо или дотерпишь?
Получив утвердительный кивок, продолжил:
– Так вот, я этот сраный грузовик, сверху донизу, ничего, только ваше барахло солдатское, матрацы, рюкзаки и прочая дребедень. Мы всей следственной группой только что по винтикам его не раскрутили, и, так и, ничего. Антоша, пожалуйста расскажи мне в чём дело, лично для меня, я эти сведения никогда и никак против тебя не использую. Обещаю. Слово Офицера.
– В предыдущем пункте, к нам вояки местные обратились, сказали, что ихние аксакалы договорились о беспрепятственном проходе нашей колонны аж до …, но с условием, доставить туда небольшой груз. Наш капитан, как чуял, не хотел, так они ему, мол "наверху" всё согласовано, он вышестоящее командование запросил, те отвечают, да мол, так точно, берите и везите. Вроде б и хорошо, считай суточный переход без всяких проблем, да ещё по такому участку, только вот…