Чёрный Демон
Чёрный лохматый кот запрыгнул на забор и уставился своим единственным глазом на работавших в огороде людей. Второй глаз, затёкший и затянутый поблекшей плёнкой, лишь изредка открывался, что доставляло коту неудобство, и он то и дело теребил его грязной лапой.
– Кыш отсюда, урод! – закричал мужик, подняв лопату и пригрозил животному со свирепым видом, – Вишь, Лена, какого гостя занесло! – кивнул он жене.
– Оставь ты его, Лёш, – устало поднялась с колен хозяйка, – бездомный, видать!
– Во-во, ты на его рожу посмотри! – не унимался Алексей.
Кот зло посмотрел чету Рогожиных, изогнул взлохмаченную запылённую спину и зашипел.
Алексей кинул в него комок земли, попав в кошачью лапу. Чёрный кот подпрыгнул и исчез по ту сторону забора.
– Зря ты… – укорила мужа женщина.
Утром около магазина Елена Рогожина услышал разговор двух баб. Они стояли возле магазинного крылечка и, покачивая головами, обсуждали деревенские новости.
– Ужас просто! – тётка в наброшенном на плечи платке горестно вздыхала и теребила за рукав собеседницу, – Утром в стайку зашла, а там не одной живой курицы! Лежат, голубушки мои, мёртвые! – она заплакала.
– Успокойся, Тось! – вторая женщина погладила тётку по плечу, – Лето только началось, других купить успеете! А отчего умерли-то, не знаешь?
– Кто ж его знает, все как одна под насестом! Может, мор какой, а?
– Ох, беда… – поддакнула вторая.
– Мужик мой кота какого-то во дворе видел. Чёрный, говорит, одноглазый. Еле прогнал! А тот шипит, лапой грозит. Васька говорит, что чуть на него не набросился!
– Вот беда-то!
Рогожина не стала подключаться к этому разговору и быстро пошла к своему дому. Опять этот чёрный кот! Действительно, странный котяра!
Им-то с Алексеем что, они на лето только в деревню приезжают, а вот местным, да!
Так и забылось бы это происшествие с курами, если б ночью случайно не разбудил Елену Алексей. Услышав какой-то скрежет, он молча поднялся и подошёл к окну. Елена видела, как, отодвинув занавеску, отпрянул муж, непроизвольно закрывая лицо руками. Пытаясь что-то сказать, он то и дело показывал пальцем в окно и не мог произнести ни слова. Испуганная, она соскочила с кровати и подбежала к Алексею. Скользнув взглядом по стеклу, Рогожина почувствовала, как предательски подкосились ноги, и в горле застрял испуганный вскрик – прямо на них смотрел тот самый чёрный кот, взъерошенный, с оскаленной мордой. Единственный глаз смотрел злобно, а в зрачке отражались их с мужем перекошенные лица!
Алексей успел поддержать жену. Он по инерции задёрнул занавеску, и супруги обессиленные опустились на пол.
– Что это он?! – у Елены дрожали губы, – Откуда он взялся на нашу голову? – она уткнулась мужу в плечо и зарыдала.
Пришедший в себя Алексей промолчал и продолжал вслушиваться шорохи за стеной, гладя супругу по голове.
– Что это я? – ни к кому не обращаясь, вдруг спросил он, – Здоровый мужик, а какую-то кошку боюсь?!
Подведя супругу к постели, Рогожин осторожно прикрыл её одеялом.
– Я сейчас! – шепнул он ей, – Только с этой тварью разберусь!
Кота под окнами уже не было. На земляной завалинке чётко отпечатались кошачьи следы. Их было много, он почти спрессовались, и было видно, что не один час этот чёрный демон просидел под окном.
– Эй, котяра! – крикнул в темноту Алексей, – Страху хотел нагнать?! – он погрозил кулаком, – Я тебе нагоню, тварь такая!
В Девятовке началась чёрная полоса: то куры подохнут, то гуси у кого-нибудь пропадут, как будто и не было их вовсе. А у Степана Чадова свинья чахнуть стала. Чем только не отпаивал, даже ветеринара из района привёз. Тот разводил руками и давал какие-то советы, выписал порошки для добавки в корма, да только всё-равно подохла хрюшка. Так и не выяснили, от какой болезни.
Самое страшное началось потом – стали умирать мужики. Один, второй, третий…. Непонятная сила начала косить мужское население девятовцев. С утра здоровый, вроде был, к обеду занемог, а к вечеру из дома уже раздавался бабий вой, и все понимали, что в этот дом пришла беда. По заключению районных врачей все смерти происходили молниеносно, болезнь протекала всего один день, но факт смерти был всегда один – сердце. Странно: если инфаркт, то почему в течении дня?
А потом кто-то вспомнил про чёрного одноглазого кота. Связав все ниточки, уточнили, что его всегда видели во дворах тех домов, где впоследствии появлялись покойники.
Мужики собирались кучками, строя различные предположения, бабы боялись выходить из домов и строго-настрого запретили ребятишкам гулять на улице.
Участкового забросали жалобами, и он, растерянный, ничего не понимающий, принимал участие в мужских сходках.
– Савелич! – однажды на одном таком неофициальном собрании обратился к нему кто-то из мужиков, – Узнай-ка насчёт бирюка того, что недавно в дом Матрёны-колдуньи въехал! Кажись ведь сын её!
– А ведь точно, Николка-Поганец появился! – хлопнул себя по коленке Степан Чадов, – Как я запамятовал, мы ведь с ним в начальных классах учились! Стоп…. – он вздрогнул, – Кеша Харитонов, Витёк Распутин, Гена Басов…. Это ж одноклассники наши!
Все уже понимали, что умершие мужики каким-то образом были связаны с этим Николкой-Поганцем, сыном Матрёны-колдуньи, которую так боялись все жители ещё в советские времена.
– А почему Поганец-то? – поинтересовался Алексей, который находился здесь же, стараясь внести свою лепту в разгадывание этой непростой шарады.
– Да, пакости всегда всем делал, и в классе, и на улице! С ним и не дружил никто – зверёныш ещё тот! Мать-колдунья его так звала, по имени не слышали никогда. Вот кличка и прилепилась!
Сына колдуньи решили пока не трогать. На людях он не появлялся, во всяком случае, днём. Чем жил, на что жил – никто не знал. Потому и не вспомнили про него сразу.
Дня через три участковый Савелич немного прояснил ситуацию. Жил этот Николка Ярдов под своей настоящей фамилией то в Черемхово в Сибири, то где-то под Омском, а теперь в родные пенаты вернулся. Но самое интересное было то, что и в тех краях от неизвестного мора гибла животина, как раз в тех населённых пунктах, где жил этот упырь, в чём уже никто не сомневался. Слава богу, людских смертей не было!
– А мы ещё думаем, чем он питается! – с обидой выдохнул на очередном сборе один из мужиков, – Нашей кровушкой и питается! Знамо, мать его всему научила. А чёрный кот – это он, точно вам говорю!
– Видел его кто вообще-то? – поинтересовался Рогожин.
– Вон Савелич и видел! – мужик указал на участкового.
– Да…., – уточнил тот, – точно! Глаз ведь у него бельмом подёрнут! Вот, чёрт! – Савелич виновато посмотрел на окружающих, – Как-то не очень верится во всю эту бесовщину. Мне тем более не положено верить!
Решили отправиться к колдуньему дому, чтобы окончательно развеять все сомнения. Пошли вечером человек пять, у остальных нашлись неотложные дела, но их никто не осуждал, потому что бояться кота – это одно, а бояться Чёрного Демона в человеческом обличье – это другое!
Они не успели. Дом стояла на окраине, поскрипывая незапертой калиткой. В пустой комнате гулял ветерок, подвывая в трубе, отчего самым отважным становилось не по себе. Холодок пробирался под одежду, отчего Степан Чадов невольно поёжился:
– Действительно, ведьмино гнездо!
– Ушёл, Поганец! – с сожалением вздохнул участковый, – даже прописаться не успел. Я у него только паспорт и посмотрел…. Я так думаю, что мстил он вам за что-то: то ли за обиды детские, то ли от зависти на вашу жизнь благополучную!
– В образе кота высматривал всё, а потом уже человеком свои тёмные дела творил! – продолжил мысль Савелича Алексей, – Вот и получается, что верь не верь, а всё это на самом деле так!
– В розыск я его, конечно, подам, – разъяснял мужикам участковый, когда шли обратно, – Только вот что ему предъявлять буду: с поличным не пойман, улик никаких….
– И будет так скитаться по стране упырёнок этот, скотину морить, страх своей кошачьей мордой на людей наводить! – разочарованно сказал Чадов.
Чёрный кот и вправду исчез. Перестала гибнуть скотина, не стало внезапных человеческих смертей. По осени сгорел ведьмин дом, за что бабы ругали мужей, предрекая возвращение Чёрного Демона. А тот, наверно, гулял уже по другим местам, наводя ужас на сельчан своим единственным глазом и злобным оскалом кошачьей пасти….
А вот верить в эту историю или нет – каждый решает сам.
Пасечник
По роду своей профессии я часто выезжаю в различный места нашей страны. То на Урал попаду, то в Мончегорскую тундру. От заданий редакции отбоя нет, вот и мотаюсь по всей России! Только сейчас я о другом – о случае, который до сих пор не даёт мне покоя, который переворачивает мой впечатлительный ум, предлагая различные интерпретации.
Я еду в Сибирь. Задание простое: написать очерк о знатном животноводе, который много лет держит первенство по разведению крупного рогатого скота в Бурятии.
Справившись с несложным заданием быстро, пытаюсь использовать оставшиеся два дня, отведённых мне редакцией, максимально интересно.
Пока думаю в гостинице, куда же отправиться отдохнуть, сосед по номеру предлагает свой вариант:
– Съездите в Саянский Лог. Интересное селение, скажу Вам! Староверы живут, семейские по-местному.
– Далеко? – спрашиваю.
– Да нет, в соседнем районе!
Отправляюсь в Саянский Лог. Село добротное, старинное. Семейские мало чем отличаются от нас. Разве что мало открыты для общения, да семейная иерархия скроена по-другому.
– Сейчас время другое, приспособились под веяния перемен! – усмехается глава администрации, – Старики умерли, а молодёжь жить по-новому хочет. Как им запретить? Это раньше было – сказал глава семейства своё слово, и попробуй ему возразить! Быстро возжами по спине да на несколько суток в сарай!
Брожу по окраинам Лога. Нравится мне тайга! Ветром из-за кедрача доносится вкусный (именно вкусный) запах саган-дали, ароматной травки, которую по одному листочку добавляют в чай. Ну, не пил я вкуснее этого чая!
Иду вдоль небольшой речушки, отхожу от берега и всё дальше углубляюсь в лес. Попав на небольшую поляну, с удивлением осматриваю окрестности: по всей поляне раскинулась пасека.
Стройными рядами протянулись улицы ульев. Синие, зелёные… Я присвистнул от удивления. Заметив человека возле ульев, подхожу к нему. Мужик как мужик: высокий, жилистый, на вид лет шестьдесят, на голове соломенная шляпа. Окладистая седая борода, взгляд пытливый, недоверчивый.
– Заблудился что ли? – не отрываясь от своего занятия, спрашивает он. В руках держит что-то наподобие лейки, только маленьких размеров.
– Да нет! – я пытаюсь настроить его на миролюбивый лад, – Просто гуляю!
– Тот самый журналист что ли?
– Какой? – спрашиваю удивлённо.
– А тот самый, что из Москвы!
Я непреднамеренно усмехаюсь:
– Ну, у вас и новости здесь разносятся! Даже по тайге!
– У нас так… – кашлянув, вздыхает пасечник.
Я пытаюсь узнать что-нибудь о его личной жизни, поскольку в голове крутится новый сюжет очерка. А он, подняв на меня глаза, вижу, пытается понять: что же надо этому заезжему корреспонденту?
– Красиво здесь у вас, тихо, – пытаюсь продолжить беседу, но пасечник делает вид, что не слышит моих слов, – Как зовут-то Вас, хоть скажете?
– Отчего ж не сказать, – он отрывается от своего занятия, – Евграф Кузьмич зовут, так и запиши.
– Понятно.
– Медовуху пьёшь? – внезапно спрашивает он.
– Конечно! – я ещё не пойму в чём подвох этого вопроса, – Правда, ещё ни разу не пробовал!
– Сейчас вынесу, жди!
Пасечник крупными шагами заходит в дом, стоящий недалеко от пасеки. Крепкий дом, как и сам хозяин. С резными наличниками, с флюгером на крыше. Надо же, думаю про себя, даже здесь в красоте жить людям хочется! Пока нет хозяина, вынимаю из кармана свой миниатюрный «Самсунг». Не захочет он фотографироваться, знаю! Делаю несколько снимков и поспешно убираю фотоаппарат в карман.
– Вот, возьми, писатель! – слышу голос хозяина. Он несёт литровую банку с напитком.
Аккуратно беру медовуху:
– Поговорить хотел….
Пасечник машет рукой:
– О чём говорить-то?
– Да вот о Вас и хотел, о пчёлах. Всё-таки один в тайге, а я бы вот не смог, например….
– Я ж тут спокон веков живу! – вижу, как на бородатом лице проскальзывает улыбка.
– Испокон веков – это сколько? – не унимаюсь я.
Заметно, что хозяин пытается принять какое-то решение, а потом вдруг машет рукой:
– Пошли в дом!
Он усаживает меня за добротный стол, а сам выходит на улицу. Оставшись один, осматриваю убранство дома. Да, застыло время в этих стенах! Всё из крепкого леса, да только почернело уже от времени, хоть и трухи не видно. Ни одной фотографии на стенах, ни иконы, как положено в старинных домах.
Вполне сносное жилище, только скучно здесь. Даже кровать вон явно дореволюционного года выпуска. Чудно! Замечаю в углу сундук. Музей у него здесь что ли?! А ведь с улицы почти современный дом!
Внезапно послышался звон бубенцов. Удивлённо, чуть не опрокинув лавку, на которой сидел, подскакиваю к окну и застываю в полном недоумении: прямо на пасеку заезжает тройка белых коней, запряжённая в покрытую лаком коляску. Под звон колокольчиков пристяжные бьют копытами, разбрасывая куски дёрна, а коренник, крупный жеребец с обезумевшими от бега глазами, тянет вверх морду, пытаясь избавиться от боли, причинённую натянутыми удилами. Остановив коней, спрыгивает на землю ямщик.
Я всегда удивлялся буйству своей фантазии, но в этот раз она превзошла саму себя. Что это за люди, сходящие с коляски? Какой-то господин в котелке протягивает руку даме в шляпке. Я вижу, как ветерок отбрасывает её вуаль, и дама невольно щурится под лучами солнца, стараясь сохранить на лице улыбку. Замечаю, как к ним спешит… Евграф Кузьмич, широко раскинув руки и явно приглашая гостей в дом. Господин в котелке кивает ему головой, а потом, видимо спохватившись, обращает внимание дамы на целые ряды ульев, раскинутые по поляне. Конец 19 века, мелькает в моей голове, чудеса! Пасечник повёл господ вдоль ульев, о чём-то рассказывая. Кони, уткнувшись в изгородь, время от времени потряхивали головами, а ямщик подтягивал постромки, то и дело посматривая на господ.
Отпрянув от окна, пытаюсь соображать. Кино снимают? Тогда почему я не знаю, ведь такие вещи должны нестись по местным краям со скоростью звука! Если не кино, тогда что?
Выскочив за дверь, удивлённо замираю. Где-то щебечет незнакомая мне птичка, скрипит на коньке флюгер, но никаких признаков только что заехавшей тройки я не вижу. Да и хозяин куда-то исчез. Понимаю, что бред, но только что здесь ходили люди, а теперь одна тайга жаром пышит.
– Евграф Кузьмич! – кричу я с крыльца. Ещё подождав, решил возвращаться в Саянский Лог. Не став заходить в дом, отправился по тропинке обратно. Подумал, что как только приду в себя, непременно вернусь на пасеку с утра. У меня завтра целый день перед отъездом, да и очень уж заинтересовал это странный пасечник. Тем более, банку с медовухой забыл! Ладно, всё завтра, на сегодня и так впечатлений достаточно!
Спрашиваю в администрации про пасеку, на меня смотрят, как на сумасшедшего:
– О какой пасеке спрашиваете, товарищ Волжский? У нас тут отродясь пасек не было! А за мёдом в город ездим! А где Вы пасеку видели?
– Думаю, километрах в пяти…
Глава администрации удивлённо пожимает плечами:
– Вам в наш местный музей надо сходить. К сожалению, он уже закрыт, но с утра застанете Антонину Ивановну.
Директор музея, пожилая женщина с родинкой на щеке, сразу понимает суть моего вопроса. Естественно, не говорю ей об увиденном в окне пасечника. Журналист апеллирует фактами, а не личными эмоциями.
– Видимо, Вы говорите о пасеке, что сгорела во времена известных событий гражданской войны.
– Возможно.
– Так вот, по имеющимся у нас документам, она сгорела летом 1918 года. Понимаете, эта пасека самому Чистякову мёд поставляла, поэтому угроза уничтожения её никак миновать не могла. Очень уж злы были наши на господ!
– А Чистяков – это…
– Местный купец. Он и в Верхнеудинске лавки имел, и даже в Иркутске, понимаете?
– То есть, она была обречена. А пасечник?
– О нём с той поры никакой информации. Знаем только, что и предки его этим промыслом занимались. Мёд ведь во все времена ценился, поэтому бедняком его назвать никак было нельзя. А тут война эта, мужики свободу почувствовали. Думаю, вместе с пасекой погиб.
– Имени его, естественно, не сохранилось....
– Знаете, нет. Сколько таких пасечников по стране, тем более в те страшные времена!
– Ну да! – я благодарю Антонину Ивановну за исчерпывающую информацию и иду в гостиницу.
Каким-то образом я умудрился попасть в прошлое: то ли параллельная реальность позволила мне увидеть картинку столетней давности, то ли ещё что, но видение моё было настолько реальным, что я не сомневался – было!
На поляну, где наткнулся на пасеку, я не пойду. Знаю, что кроме назойливой мошкары и шелеста листьев ничего нового не обнаружу. Будь что, это давно обнаружили бы местные ребятишки. Уж, они бы точно знали о пасеке!
В городских архивах надо покопаться, а на это нужно время.
Позвонил редактор. Для меня новое задание и притом срочное! Приказано возвращаться назад. Объясняю ему, что намечается интересный сюжет, но начальник, как всегда, стоит на своём. Ну и ладно, выпрошу сюда ещё командировочку!
Вечереет, да и уезжать надо. Через пару часов уходит в город последний автобус.
Стою на берегу и вспоминаю о фотоаппарате. Просматриваю кадры, но только… нет на снимках никакой пасеки! Река есть, кедрач, поляна…. Только пасеки нет!
Уже в поезде ещё раз просматриваю снимки. Нет! Нет ни дома, ни ульев. Интересно всё-таки – о пасеке никто не слышал, а я с пасечником разговаривал, о Чистякове только по бумагам знают, а я его в окне видел, да ещё с дамой! То, что это был тот самый купец, я уже не сомневался….
Спасение
Ноябрь набирал обороты по всей сибирской шири. Начало месяца, больших морозов пока не было, но реки уже начали подмерзать, а лёд, ещё не окрепший и чуть запорошенный снегом, предательски потрескивал под ногами.
« Вот утону, так будет тебе весёлая жизнь!» – ругался Максим, всё дальше уходя прямо по речке от мостоотрядовского городка. Речка петляла среди поросших по берегам кустов, и их тени мрачно отражались при лунном свете на недавно выпавшем снегу.
Сегодня вконец поругался с начальником участка. Максим сам, конечно, не сахар, но так себя унижать он позволить не мог! Водитель второго класса, да у него опыта не занимать, а посадили на какой-то убогий столетний миксер, который и ремонту-то давно не подлежит! Вон Лёшке Стругацкому и то уазик дали, а за что спрашивается? Он без году неделя водителем! Месяц Максим ещё терпел, пытаясь вдохнуть жизнь в эту покалеченную технику, даже два рейса на мостовые опоры сделал, а сегодня опять полный швах – сдох допотопный аппарат. Максим к начальнику, а тот ремонтируй и всё! Слово за слово…. Психанул Максим, наговорил «в три короба» шефу, и, не переодеваясь, рванул прямо в Посольское, благо до него было не больше десяти километров. До утра где-нибудь пересижу, а с утра до города на автобусе, думал он, вот и пусть потом в конторе разбираются, кто прав, а кто нет! С его-то профессией не пропадёшь! А вещи потом можно забрать, нет такой проблемы.
Ухнуло под ногами, вздрогнул лёд, и Максим не сразу понял, что проваливается в чёрную пучину. Зашлось сердце, едва ледяная вода коснулась тела. Она мгновенно проникла сквозь робу, и кирзовые сапоги, превращаясь в пудовые гири, потащили вниз. С открытыми от нахлынувшего ужаса глазами, Максим осознал явное приближение своей гибели. Он яростно махал руками, пытаясь определить местоположение спасительной поверхности. Чернота, сгустившаяся со всех сторон, стучала в воспалённом мозгу – конец, конец! В лёгких заканчивался воздух, и в отчаянной попытке Максим попытался сбросить ненавистные сапоги. Злость на себя, на свою беспечность придавала силы, и ему удалось скинуть один сапог, другой. Теперь телогрейка! Господи, какой же тяжёлой бывает зимняя одежда!
Глоток свежего воздуха ударил в мозг и теплотой пронёсся по замерзающим жилам.
Уже не чувствуя холода, Максим плыл. Не было ни страха, ни радости от чудесного спасения. Да и спасения ли, коли, не было видно вокруг ни берега, ни звёзд над головой!
Максим почувствовал, как чьи-то руки схватили его за запястья и потащили вперёд. Захлёбываясь, он пытался рассмотреть своего спасителя, вот только брызги, что летели прямо в глаза, да учащённое дыхание незнакомца сливались в единую картину. Чернота…. Внизу, вверху, впереди.
Максим спал. Вернее, ему казалось, что спал. Он явно видел, словно на кадрах кинофильма, как пробирались они запорошенными огородами к освещённому фонарём дому. Переставший чувствовать замёрзшие ноги, Максим хлопал себя по леденеющим плечам.
– Потерпи! – с сочувствием посмотрел на него жилистый парень, тот, что так кстати оказался в нужное время на безжизненном ночном берегу. « Он что, не мёрзнет что ли?» – почему-то равнодушно мелькнула мысль.
В доме играла музыка, и пришлось долго стучать в окно. Тепло, словно эфир пахнуло в лицо, когда в проёме распахнутой двери показалось милое девичье личико. Максима провели прямо к топящейся печи и усадили на старый диван, приютившийся у стенки.
Несколько пар сидели за столом и шумно обсуждали какие-то новости, совсем не обращая внимания на гостя. Максим удивился, что так и не увидел ни магнитофона, ни какого-нибудь плейера, откуда бы лилась эта красивая и очень грустная мелодия.
– Выпьешь? – подошёл его спаситель.
– Да, – кивнул головой Максим, но захотелось спать. Он так и уснул сидя, прислонив голову к диванным поручням. И ему было абсолютно всё-равно, кто эти люди, как их зовут и по какому поводу они здесь собрались. …
– Ну и зачем ты на берег пошёл, Миша? – послышалось откуда-то издалека.
– Веру свою встречал, дядь Макар! – шмыгая носом, оправдывался парень.
– Пять лет, как уплыла, а ты каждый год ходишь! – недовольно кряхтел старческий голос.
– Вернуться обещала.
– Вернуться! Она до тебя утонула, какое такое возвращение теперь!
– Вот-вот, – вставил кто-то, – лежишь под своей корягой, вот и лежи! Да ещё этого заморыша притащил! Если б из наших был, а то….
– Заткнись, Федька, – вспылил Миша, – тебе о чём говорить? Ты со своей Еленой Прекрасной бултыхнулся в речку на машине, там и притаись!
– Ага, у них теперь всё на двоих: и тина, и песок! – хохотнул один из гостей.
– Кто бы рычал…. – обиделся Федька.
Звякнули рюмки.
«Забавно всё, – думал Максим,– и дом этот, и утопленники. Тёплая печка, мягкий диван, музыка». Потом голоса стали удаляться. «Может, и не тонул я вовсе?» – пришла запоздалая мысль.
Почувствовал, как кто-то бьёт его по щекам. Открыв глаза, увидел испуганного Лёшку Стругацкого. Тот, стоя на коленях, яростно пытался разбудить Максима.
– Ох! – выдохнул он, едва заметив вздрогнувшие веки.
– Ты откуда? – не понял Максим, садясь на землю. Она была мёрзлой, и холод тонкой змейкой начинал проникать под спецовку. Ноги, колени, грудь. Заметил, что нет сапог, нет телогрейки, нет шапки. Возвращалось сознание чего-то страшного, уже свершившегося.
– Ты чего, дурак, вытворяешь?! – кричал Лёшка, – Сергеич всю округу на уши поднял, когда догадался, что ты ушёл! Да ещё на ночь!
В машине опять вернулось ушедшее тепло. Успокоившейся Стругацкий крутил баранку и поглядывал на Максима:
– Да, брат, устроил ты переполох! Ладно, я догадался, что ты в Посольское направился! – Он самодовольно хмыкнул, – Представь: ночь, холод. Все разбрелись на твои поиски, а я по следам, да к речке! Дальше соваться не стал, вижу, лёд ещё не устоявшийся. Ну, думаю, на тот берег ты перебрался. Чудом, но сумел. На машину и на другую сторону! Крюк через Посольское пришлось давать. Вот в той развалюхе тебя и нашёл! На весь берег одни эти стены!
« Если б ты видел что это за развалюха!» – хотелось сказать Максиму, но передумал.
– Повезло. Одного понять не могу, как это ты не замерзнуть умудрился? – всё философствовал Стругацкий, – Ни костра тебе, ни крыши над головой, даже одежду куда-то раскидал, а как-будто с печки выполз, а? Бегал всю ночь что ли?
– Бегал! – кивнул головой Максим. Ничего не хотелось рассказывать, тем более никто не поверит в этот странный сон с чудесным спасением. Всего ночь прошла, а как всё изменилось….
– Да! – неожиданно вскрикнул Лёшка и едва не перевернул уазик на повороте, – Тебе миксер новый идёт! Старый в город на базу, потому как ресурс свой выработал! Это не я, это Сергеич сказал. Так вот. Конечно, у тебя второй класс, опыт опять же…. А мне от этого драндулета никуда не деться!
– Дурак ты!– едва слышно сказал Максим.
– Чего?
– Ничего, на дорогу смотри!