Tasuta

Обжечься светом

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

– Вы мне скажите.

– Из-за чего вы испытываете вину?

– Скажите, почему он молчит?

– Ваш друг? Вы спрашивали у него?

– Я спрашивал.

– Эдуард, прошлый раз вы рассказали кое-что, о своей матери. Элин? Маленьким ребенком вы боялись уколов и странных процедур, от которых вам было и больно, и некомфортно. Вы могли лежать несколько часов в одном положении, а когда устраивали истерики, вас усыпляли. Это делал ваш отец. Элин редко появлялась, но в такие дни вы ходили вместе в кино, читали привезенные ею книги, это она подарила вам компьютер.

Я поднялся на кровати.

– Это я все рассказал?

– Думаю, она постаралась, чтобы вы не помнили этого.

– Десять лет назад Макс узнал, что мой отец делал со мной на самом деле. Это было не лечение моей болезни, она была побочным эффектом того, что он делал. Макс заставил его уйти и с тех пор заботится обо мне. Вся работа, открытие лаборатории…лишь бы понять, как вылечить мою непереносимость света или хотя бы создать обезболивающее, способное помочь мне. Первые пару лет я случайно попадал под лучи солнца – забыл зашторить или закрыть окно, и на утро они добирались до меня, блокируя мои легкие. Макс столько раз вытаскивал меня…но потом эта головная боль, которая проходила только если я умирал снова.

– А Лариса производит вслух то, что вы и сами о себе думаете? Поэтому вам это не нравится?

– Макс хотел быть врачом, настоящим врачом, работать в больнице, а не управлять компанией! Да, я виню себя, за то, что ему пришлось отказаться от своих планов, столько терпеть со мной.

– Он начинал работать у вашего отца?

–Я однажды сказал ему об этом, но он ответил, что я для него не пациент, а друг. Только это же еще хуже, правда же? Пациента можно передать другому врачу.

– А эта ситуация с пожаром тоже из-за вас?

– Обычно я работаю на том этаже.

– Должны были снова пострадать вы?

– Лучше бы я, разве нет?

– А чтобы делал ваш друг при этом?

Я провел по волосам.

– Да, вы правы, сейчас я могу ему помочь.

Даже стало легче.

– Эдуард, к сожалению, мне пора, у меня операция. Может, еще вечером поговорим?

– Вы не ответили на вопрос, почему он молчит?

Может ему есть, что сказать, а воспроизведение этого вслух настолько тяжело?

– Продолжайте говорить с ним, поделитесь, что думаете об этом и просто ждите. Иногда к новой роли тяжело привыкнуть. Он все понимает и не из тех, кто будет долго молчать.

Мы вышли в коридор, здесь было светлее, я уже видел очертания его лица.

– А насчет головной боли: в начале сеанса я сказал вам представить, что вы выпьете чай, в который добавлено лекарство, и как только вы это сделаете, боль уйдет. Вы очень восприимчивы, обычно это не срабатывает, – он похлопал меня по плечу, улыбаясь.

– Почему чай?

– Но вы же знаете, что таблетка вам не поможет!

Вечером я поехал домой. За время, проведенное в больнице, я ужасно устал. Мне удалось поспать и рано утром я отправился на работу. Кажется, это стало привычкой.

Полупустые дороги, слишком яркие фонари вдоль них, едва заснеженные тротуары. Я уверенно держал руль, повторяя знакомый путь, и прокручивал в голове беседу с врачом. Первые десять лет своей жизни я еще смотрел на мир своими глазами, следующие – был заперт в темноте, пока Макс не вытащил меня. Он улучшил уровень моей жизни последних десяти лет, сделал все, чтобы я полноценно мог существовать. Странно, почему только сейчас мне пришло это в голову. Насколько хорошо Макс знал моего отца? Он долго работал с ним, наверняка учился у него. Неужели он не знал ничего? Мы часто общались… Я резко затормозил. Элин! Убедившись, что на дороге нет автомобилей, я развернулся на сплошной и подъехал к парковке, где увидел Элин. Она уже села в машину. Я выбежал, распахнул дверцу водителя и вытащил его, выкрутил руль, и мы уже съехали с парковки. В голове что-то стучало, наверное, вопрос “Что я делаю?” Уже поздно. Нет, все даже отлично: мы наедине и вряд ли она применит гипноз, пока я за рулем. Я глянул в зеркало. И как я узнал ее в движении? У нее очень выразительное лицо, выделяющаяся прическа, хоть теперь она в пушистой белой шубке. Она молчала и спокойно сидела на своем месте.

– Мы можем поговорить без применения твоих штучек? Просто поговорить?

– Всё, что захочешь, Эди, но сначала поздоровался бы, – произнесла она знакомым, но пугающим меня голосом. Он был слишком мягок.

– Не разговаривай со мной так.

Не знал куда еду и направлял авто по главной дороге.

– Как ты поживаешь? Хорошо себя чувствуешь? Тебе опять не нравится?

– Я знаю, что ты моя мать.

– Да, сынок. Ты хочешь, чтобы я так к тебе обращалась?

–А сестра? Где она?

– Ты должен ненавидеть меня и ее, – проговаривая это, она скинула шубку с плеч.

– Может быть и должен, но это не так. Я хочу найти ее, познакомиться с ней.

– Сынок, тебе не хватает семьи? Твой друг вполне заменил тебе всех.

– Элин, – я понял, что свернул к дому. Тем лучше. – Ник…он мог что-то сделать? Макс пострадал при пожаре, а …

– Мог.

Я остановил машину и повернулся к ней.

– Ты серьезно?

– Сынок, ты остановился прямо на дороге. Это небезопасно.

Я вернулся к вождению с неоднозначными чувствами. Через несколько минут фары уставились на ворота. Я вытащил ключи.

Дома мне пришлось провести ее за руку и посадить на диван.

– И ты так живешь? – вдруг ее голос стал немного другим, но ненадолго, на секунду, на полслова.

– Что тебя удивляет? Я могу зажечь свечи.

– Да, если можно.

Я прошел на кухню. То, что она оказалась здесь, было невероятно. О чем же мне спросить у нее в первую очередь?

– Эди…

– Расскажи мне про Ника. Ты знаешь, что он сделал? Если он как-то причастен к пожару, я должен действовать. – Свечи, что оставила здесь Лариса, разогнали темноту вокруг меня и ослепили. Я аккуратно взял подсвечник и прошел к Элин. Язычки пламени трепетались на ходу.

– Если ты его подозреваешь, то, скорее всего так оно и есть. Он на все способен. Но я ничего конкретного не слышала.

– Какие у тебя с ним дела? – я поставил свечи на столик ближе к ней.

– Эди, мне нужно ехать, – она встала, – а тебе не стоит искать его, мне жаль Максима. Как он?

Она ловко переводила тему, конечно, друг меня сейчас беспокоил больше всего.

– Он тебе угрожает?

– Нет.

– Он знает, где Мария?

– Эди, – она пропустила вопрос, – у тебя непереносимость только солнечного света, как и у твоей сестры.

Я поднялся.

– Мне пришлось спрятать от тебя самого твои страхи, иначе мы не могли продолжать работу. Ты стал неадекватно себя вести. Сеансы помогли, но ты решил, что всякий свет опасен для тебя. Но нет, Эди! Ты должен знать, что можешь пользоваться освещением, вряд ли обойтись без очков, как ты знаешь у тебя очень чувствительные глаза, но то, что я вижу…это неправильно!

Я остолбенел, не может же быть такого?! Она это специально. Чего от нее можно было ожидать? Я был ребенком, ничего не помню. Мотивы ее не понятны, зачем ей придумывать такое?

Пользуясь моим замешательством, она обняла меня.

Глава 12

Меня кто-то звал, знакомый голос. Водитель. Он же подал мне очки. Направив фонарик вниз, он будил меня. Оказалось, я лежал у себя дома на диване и пропустил несколько встреч, после чего секретарь стала меня искать. Если не считать, что у меня в голове вспыхнули обрывки того, что здесь последнее происходило и я сделал прекрасные выводы того, как я все же попал под гипноз матери, то…

– Со мной все нормально, – я ответил на вопрос водителя. Двенадцать часов дня, отлично, теперь часа четыре ждать, чтобы выйти отсюда.

Вечером я подъезжал к десятиэтажному зданию, с грустью рассматривая черные языки, высунутые из-за краёв окон. Внешние ставни на последнем этаже так и остались опущены. На девятом – окна упакованы в плотную плёнку. За это стоило кого-нибудь уволить! Приехал я явно не в духе, к тому же во время звонка охране, меня попросили срочно зайти.

Начальник охраны провёл в уже знакомую мне комнату. Единственным ориентиром был экран ноутбука на столе.

– Присаживайтесь. Я вам кое-что покажу. Я просматривал видео, и один момент мне показался странным. Как, кстати, Максим Витальевич?

– Показывайте!

– Вот посмотрите, здесь девушка выходит, через некоторое время ваш гость. И здесь, обратили внимание? Я видел вас с ней, поэтому решил сначала…

– Правильно сделали.

Я много раз просматривал эти записи, но смотрел на Софию иначе… но теперь догадки начальника, ситуация с ошибкой, даже Макс. Неужели он мне это хотел сказать? Мне не верилось, что София замешана каким-то образом во всех этих делах. Она пересекалась с Ником? Поэтому она оттолкнула меня?

С ужасными мыслями я поднялся в кабинет Макса. Секретарь тут же появилась с множеством вопросов, куда я пропал, почему не отвечал на звонки и что за отношение к работе. Неужели все женщины так много говорят?! Включил компьютер.

– Пригласите Софию сюда срочно. Вы с ней говорили? – я зажег свечу в домике.

– Говорила. Она ничего мне не сказала.

– Что значит, ничего не сказала?

– Вот так. Сидела, молчала. Я передала об этом в отдел безопасности – она взмахнула телефоном.

– А вас кто-то просил об этом?! Для чего я сообщил вам, что она была со мной?!

В этот момент она уже разговаривала с ней.

– Сейчас подойдет.

– Включите свет на этаже, сделайте одолжение!

Пока я ждал Софию, мне пришло сообщение. Незнакомый номер. Странно, очень странно – в смс просьба посмотреть последнее видео у меня в телефоне. Я быстро открыл его, содержимое повергло меня в шок! Таким она меня и застала. София уже вошла в кабинет, когда я заметил ее.

– Что это? – она с беспокойством указала на телефон. Не дожидаясь моего ответа, она обошла стол и забрала его из моих рук. Ошеломленный, я только поднял на нее голову. Может мне все показалось? Это монтаж? Но когда она успела?

 

– Эд, это правда? – она подвинула домик, села на стол и положила свою холодную ладонь на мое лицо, повернула к себе. Уголки ее губ приподнялись. – Это же хорошо!

Она была без своего белого халата, в водолазке светлого цвета (бежевого или розового), заправленной в синие классические джинсы. Похоже, соскочила туфля, но никто из нас не обратил на это внимания. София убрала телефон из рук, после чего запустила их в мои волосы, медленно сняла очки. Я вдруг прижался к ней, чувствуя ее мягкость и аромат, а она как ребенка гладила меня по голове.

Вечером мы вместе поехали в больницу. Лариса уже сидела недовольная, видимо ей пришлось отложить чтение книги. При виде нас, она почему-то долго рассматривала меня.

– Идите, погуляйте, – я постарался говорить спокойным тоном и добавил: – Пожалуйста!

Она резкими движениями поправила края кофты, покачала головой, но ушла молча. Макс тем временем, услышав нас, попытался подняться. Я помог ему, замечая, как при каждом движении он испытывал боль. Его врач мне говорил, что кожа тоже пытается выжить.

– София принесла цветы для тебя, но бдительные медсестры атаковали нас.

Макс вдруг с улыбкой произнес:

– Ничего.

– Я уже думал, ты подался в депрессию, как барышня.

Мы посмеялись. Максу это было трудно делать. Ожоги на его руке и ноге оставили открытыми и теперь мы все невольно смотрели на ярко-розовую кожу, казалось, за этим тончайшим слоем больше нет никакой защиты. На лице, к моему счастью, еще были наложены сетчатые повязки. Но рваные, такие же розовые, мясистые пятна слева в уголках губ и глаза, давали волю воображению, отчего становилось не по себе. Но кисть руки была лишь прикрыта марлей, и часто взгляд Макса задерживался в этом месте, будто негде было больше остановится.

София же вела себя стойко и даже не обращала внимания на обожженные части тела.

– Как у нас дела? Остальные восемь этажей ты не угробил?

– Он работает и день и ночь, – за меня заступилась София.

– Я знал, что ты справишься.

– Ты был уверен в этом, когда приехал в тот день раньше запланированного?

Макс взглянул на Софию.

– Поздним вечером после конференции ко мне подошел один человек и передал, что Ник хочет встретиться со мной, и дело срочное. Выехать я смог только утром. В лифте я встретил Софию, она мне все рассказала. Я отправил ее и поднялся на десятый этаж. Эд, он просил записи Элин. И будь они у меня, я отдал бы ему все, – с сожалением проговорил Макс.

Полукруг на желтой стене за спиной Макса напомнил мне луну, какой она бывает в свои лучшие дни. Когда она как можно больше пытается отразить свет от солнца, словно соревнуется с поверхностью земли, отдавая часть этого света, будто является посредником среди глухой ночи. В это время хорошо гулять по ночному городу или по парку, а лучше по знакомой тропинке в сосновом лесу, а луна словно плывет впереди тебя, освещая путь. Я видел такое в кино.

– Нет, ты все правильно решил. Но что произошло?

– Не знаю. Когда на какое-то время я открыл глаза, понял только, что мне надо снять пиджак, но это оказалось сложно сделать…

– Как?! Ты ничего не помнишь? – как только он заговорил, у меня появилась надежда достать Ника! А теперь даже предъявить нечего. Я в возмущении начал ходить по палате. – Не верится!

– Эд, это неважно. – Макс скорчился, но продолжил говорить с нами непринужденно. Он и размышлял, и был очень серьезен. – И он не объявлялся? Странно. – Затем он обратился к Софии: – Ты еще не рассказала то, что говорила мне?

Она удивленно посмотрела на нас обоих, ее губы расслабились. София вдруг выпрямилась на стуле.

– Что ты должна мне рассказать? София? – осторожно спросил я.

Глаза ее стали еще больше.

–Эд, я хорошо знакома с Элин.

И слова эти еле слышно донеслись до меня. Я был ребенком, которому совершенно ничего не было понятно из того, что взрослые пытались объяснить.

– Я упоминала тебе, что у меня была наставница. Когда я услышала в тот день, что женщина, которая влезла в твою голову и компанию, это Элин, я все поняла. Сначала я испугалась. Она настаивала, чтобы я устроилась сюда на работу.

– Потом тот случай с менеджером, которого ты уволил, – вдруг добавил Макс. – Это было спланировано, чтобы ты обратил на нее внимание.

– Зачем?! Элин просила тебя о чем-то конкретном? Что она просила тебя сделать?!

– Эд, думаю, София не была в курсе, присядь.

Я смотрел на нее. Теперь у нее был виноватый вид. Она провела руками по волосам, убирая их назад, нахмурилась и сузила взгляд.

Макс поделился предположениями, что Ник хочет свести со мной счеты. Скорее всего, у него с Элин испортились отношения, как обычно это бывает, из-за денег, компании. Он был ее учеником, она относилась к нему как к сыну, но не собиралась дарить ему наследство.

– Наверняка, однажды она захотела тебя найти, и с этого все началось, – Макс закончил свою мысль.

А как только нашла, появился Ник. Привлек Софию, затем случай с пожаром. И он даже домой ко мне залез, вывел меня на целый месяц! Хотел показать, на что он способен? Чтобы было проще разобраться с Максом, отобрать компанию?

– Почему ты мне раньше не рассказала про нее?! Почему?!

– Во-первых, я не знала, что Элин твоя мать! Во-вторых, не кричи на меня!

– Ты поняла это, еще тогда, когда попросила меня уйти! Ты могла мне сказать, все объяснить! Ник разговаривал с тобой?! Да?! Поэтому ты меня выгнала?!Ты не могла мне довериться?!

До меня вдруг дошло. Она не сказала мне ничего, я для нее никто. Она посчитала, что я не пойму ее? Не поверю? Не смогу защитить? Я разозлился, даже не слушал Макса.

– Как? Я оказалась в таком положении…не думала о себе! В чем ты меня обвиняешь?!

– Ник угрожал тебе?! Разве ты не могла поделиться со мной?! Вместо этого ты попросила уйти! Будто я никто для тебя!

– Да ты думаешь только о себе, – в ее голосе послышалось презрение, она поднялась, да еще и отправила меня куда подальше.

– Эд, ты не прав, – мой друг неодобрительно смотрел на меня, даже покачал головой. Между прочим, она в лифте все тут же выдала ему.

– Я лучше пойду. До тебя слишком долго доходит, ты не думаешь о чувствах других людей, я была права!

Она сейчас и правда уйдет, а я не мог даже встать с этого несчастного стула, я не чувствовал твердого пола под ногами. София исчезала в серости этой палаты. Свет, исходивший от светильника, заканчивался еще на середине этой комнаты, образуя полумрак, и она уже пересекла эту часть, ту часть, где находился я. Она оказалась слишком далеко, я уже не мог догнать, остановить ее. Впервые темнота не помогала мне, оказалась против меня.

Хлопнула дверь.

– Ты представляешь, каково ей было?

Я поднял голову. На лице Макса осталась ухмылка. Надеюсь, он думает, что мы стоим друг друга.

– Ник искал точки надавить на твою мать. София должна была рассказать о твоих слабостях, о твоих привычках, мало ли о чем он попросил бы. Он хотел, чтобы ты и сестру свою нашел, у тебя бы это получилось. А София все доложила бы ему, но как видишь, она предпочла не поддаваться. С такими женщинами одни сложности.

Я ничего не ответил, только чувствовал себя глупо, ужасно глупо.

– Эд, мне сейчас пришла мысль, что твоя мать и правда хотела тебе помочь. Те встречи?

Я, наконец, опомнился и достал телефон.

– Возможно.

Я включил видео, которое она засняла на мой телефон, на котором она демонстрирует правдивость своих слов о том, что искусственный свет для меня безопасен. Я стоял у себя дома и мог рассмотреть каждый его уголок. Оказывается, у меня в гостиной огромная люстра, да и сама комната кажется больше при свете, даже с экрана телефона.

– Это сегодня утром? – Макс просмотрел видео намного спокойнее. Оказывается, мой отец говорил ему об этом. – И у тебя не болит голова? Все нормально? —он улыбнулся. – Это же очень хорошо! Многие твои проблемы исчезнут сами собой. Это не физическая твоя болезнь. Поговори с Алексеем Андреевичем, он тебе поможет. Если сейчас включить свет, не уверен, что реакции не будет. Тебе надо привыкнуть к этому. Для этого она сняла все на камеру, – он передал мне телефон. – Ты понимаешь, как изменится твоя жизнь?

Я не хотел его слушать. То, что Элин засняла меня дома при свете ламп, ещё ни о чем не говорит.

У меня в ушах еще звучал голос Софии, я думаю только о себе. Я думаю только о себе.

– Не переживай! И, Эд, у меня еще одна новость…

Глава 13

Машина остановилась у знакомого дома. Я огляделся: вдоль дороги припарковано несколько машин. Всегда ли они здесь стоят? Волнение одолевало меня, пока я подходил к дому, когда я постучал в дверь, прислушался. Я же был здесь не раз! В то, что рассказал мне Макс, сложно было поверить. Лучше проверить.

– Кто? – послышался тихий женский голос за дверью.

Чувства, что узлом стягивались внутри меня все это время, волной ударили мне в голову.

– Это я, Эд.

– Подожди минуту, – так же тихо откликнулся голос. Дверь распахнулась.Где-то в конце узкой террасы на стене желтел светильник и из последних сил пытался отогреть комнату, но угловые тени от перегородок и дверей не давали протиснуться дальше, за пределы пространства вокруг него. На его месте могла быть свеча, она бы от каждого дуновения, от каждого движения и вздоха трепетала бы и достигла чего-нибудь, какой-нибудь новой точки. Но общего в них было только то, что казалось, вот-вот светильник потухнет от сквозняка, который редко врывался в этот дом.

Поэтому я не видел ее лица. Она позвала меня внутрь, попросила прикрыть дверь и поспешила вернуться в дом. Я вспомнил о ребёнке. Откуда я знал о нем?

Снаружи дом был небольшим, я оказался в маленькой комнате. Везде стоял полумрак, его растворяли такие же светильники на стене, отчего половина этой уютной комнаты была погружена в темноту. С улицы никогда не было видно света из окон, предусмотрительно.

– Проходи, присаживайся, – Мария собирала на полу разбросанные игрушки. Я только шагнул в атмосферу этой комнаты, но так и застыл, наблюдая за сестрой. Она сидела на полу, одну руку задержав на корзине, другой перебирала на поверхности пола, словно искала подходящие предметы. Ее волосы плотной косой упали вперед, иногда мешая ее занятию. У лба они растрепались, выбивались, темными узорами ложились на лицо.

Дыхание мое давно замерло, и с небольшим головокружением я присел перед ней, поймал руку, которая уже нецеленаправленно двигалась по полу, и повернул ее лицо к себе, убрал волосы. Я уже видел его два года назад.

– Мария, ты меня видишь?

Ее лицо…оно было такое же, немного испуганное, совсем как тогда…

Она обхватила мое лицо руками, ее глаза не находили меня, но так часто бывало с людьми, что разговаривали со мной: наше общение проходило либо в темноте, либо собеседнику необходимо было видеть мои глаза, чтобы остановить на них свой взгляд. Но с Марией происходило что-то другое. Она заплакала. Слеза в тишине скатывалась по ее щеке.

– Ты носишь очки?

Я снова перехватил ее руки. Все это еще не укладывалось у меня в голове. Я не мог думать об этом. Два года назад…

– Да, Мария.

– Я вижу совсем мало, чтобы понять это.

Застилающие глаза слезы (хорошо, что она не видит их) вдруг разбудили меня.

– Я приехал за тобой! – и помог ей подняться. – Собирай ребенка, поедем ко мне. Пожалуйста.

Пока она одевала полусонного ребенка, я пытался дозвониться до Софии. Вознаграждением стал только отчет о доставке сообщения.

Малыш окончательно проснулся и спокойно реагировал на происходящее. Мария с материнским вниманием объяснила, что предстоит прогулка на машине.

За рулем уговаривал себя успокоиться. Я за рулем. Но мысли и воспоминания двухлетней давности взрывались в моей голове. Мне предстоит еще задать вопросы и услышать на них ответы, а мне и от предположений уже хотелось разыскать Ника и растереть его до мокрого места.

За время пока мы добирались, я рассказал ей про себя, про Макса, как встретил Элин. Я проезжал бесконечные светофоры, улицы, повсюду свет от фар и уличных фонарей бил в лобовое стекло, заставляя меня часто моргать. Нет, всё-таки этого не может быть. Неужели я столько лет, почти всю сознательную жизнь провел затворником своих же иллюзий?! Макс был прав, сразу свыкнуться с новой действительностью я не могу. Это как заново научиться ходить, будто я всегда умел это делать, но делал неправильно.

Я устроил их на первом этаже, чтобы Марии не подниматься по лестнице.

– Значит, это мой племянник, – мы смотрели, как он продолжил спать уже на диване. Я накрыл его пледом. Рядом на тумбе так и остался светиться подсвечник. Еще только утром здесь сидела наша мать. Я ничего не воспроизвёл вслух, почувствовав, как мне все это надоело. Важнее то, что здесь и сейчас. Хотелось обнадежить себя и сказать Марии, что они в безопасности, но в этом я и сам не был уверен.

 

Мария ждала вопросов, но я предложил лечь спать.

Я вышел во двор. Лишь вдалеке у ворот как маяк терпел одиночество фонарь. Луны не было видно, перед собой я не мог различить ни камня, ни кустов вдоль дорожки, ни стен дома. Я только знал, что он позади и правее меня, я помнил, где оставил машину, помнил, что дорожка через шагов десять разветвляется направо и налево, обходя дом вокруг. Колючий снег заскрипел под ногами. Сел в машину, воспроизводил события двухлетней давности. Нет, рука не поднялась даже включить зажигание, мне не хотелось бежать отсюда, как тогда. Вот бы выкинуть мысли из головы, как мелкие куски разорванной бумаги в корзину. Опустил голову, оперевшись руками о руль. И не мог собраться, думал о сестре. Что случилось два года назад? Как я мог спокойно жить, не разузнав о ней ничего? Она так и жила, скрываясь с ребенком от Ника? Я хорошо помнил ее беспомощное состояние, когда нашел сестру на обочине, и у меня прокрадывалась мысль, что он и здесь здорово постарался. А где же был ребенок в то время? В любом случае, не оставалось сомнений, кто причастен к пожару на последнем этаже.

Но во что мне больше не верилось: в то, что человек, которого я считал отцом, оказался мне не родным или в то, что я могу находиться при искусственном свете? Последнее все же самое невероятное. Я никогда не чувствовал себя настолько неопределенно.

Все, о чем я думал, вдруг вырвалось наружу, но не могло покинуть пределы салона автомобиля, билось об стекла, перегородки, двери. Стало сложнее дышать, тяжелела голова, этого еще не хватало. С этим я не справляюсь.

Сколько я просидел в машине, точно не знаю, пока сквозь щели ворот, как лучи солнца, не просочился яркий свет, плавно скользнул вправо и замер, освещая уголки двора. Зазвонил телефон.

– Ты захочешь поговорить со мной. Открой ворота или выйди сюда, – я услышал голос Ника.

Не думал, что он так быстро объявится. Я вышел за ворота, фары больно отражались от забора. Хлопнула дверца, разрывая лучи искусственного солнца, Ник, словно тень появился передо мной.

– Что тебе нужно? – я старался быть безразличным.

– Ты знаешь, прекрасно знаешь, – он точно оскалился, улыбаясь. Затем, решительно подошел ко мне, сбросив свет с лица. – Я приехал за сыном.

– А его мать тебе не нужна?

– Она лишь способ влиться в семью.

– Так тебе нужна лаборатория, работа моей матери или сын?

– В любом случае это все принадлежит мне. Хочешь, расскажу тебе одну очень интересную историю? Одна молодая и хорошая собой помощница уже дряхлого на тот момент профессора выходит за него замуж. Он был очень строг, неприятен всем окружающим, но богат. Большинство из-за этого терпело его. Затем рождается ребенок, девочка. У нее находят редкое заболевание, непереносимость ультрафиолета, даже слабые лучи солнца приносили ей боль, организм испытывал шок. Для лечения нужен был донор, идеально такой же ребёнок, поэтому следующим на свет появляешься ты и все ждут, когда ты подрастёшь для подходящего возраста. Но у тебя обнаруживается та же болезнь, она проявляется чуть позже. И твой организм не реагирует на обезболивающее!– он рассмеялся. – К тому времени твой отец умирает, надеюсь от старости. Он ненавидел детей, поэтому Мария жила в больницах, а ты здесь. Тот, кто воспитывал тебя и лечил, кого ты считал и называл своим…он был моим отцом! Моим! Отцом! – он с болью выкрикнул последние слова и отвернулся.

Теперь я истерически рассмеялся. Не может быть. Не может же быть такого?

Он резко повернулся, и не успел я опомниться, как он прижал меня к дверце машины, шум двигателя рассеялся. Он скинул мои очки и сквозь зубы проговорил прямо в лицо, запечатлевая свой ледяной взгляд:

– Меня достала твоя мать и ты, все вы вместе взятые! Сейчас мы поедем в твой офис, где ты все переоформишь на меня!

В его глазах переливалась ярость, они бегали туда-сюда, но он злился не только на меня, весь мир был должен ему. Щеки и кончики ушей раскраснелись, но он не замечал холода.

– Полегче! – я оттолкнул его и поднял очки.

– Хотел посмотреть тебе в глаза! Если бы не мой отец, ты не жил бы в этом доме, не построил свою компанию!– он сделал несколько шагов назад. – Он редко приезжал к нам с матерью. Хорошо, если два раза в год. Я только и слышал, какой ты бедный, несчастный ребенок, оставленный родителями! И это он при мне говорил! Рассказывал, как ты учишься, какие у тебя успехи, ты занимался программированием и даже написал программу для лаборатории! Он даже гордился тобой! А мне говорил лишь, что я зря связался с Элин. Я пошел по его стопам, отучился в медицинском, работал с твоей матерью, был лучшим на каждом курсе, на каждой операции!Только она стала замечать меня, и я понял, как надо действовать! Она подпустила меня к твоей сестре. Я стал не только ее врачом! – он снова разозлился. За время, пока он откровенничал со мной, вытоптал круг на тонком снегу, захватив след от протектора. Он продолжил, переведя дух: – Он пришел ко мне пару лет назад за помощью, у него закончились деньги. Он рассказал, что его выкинули из этой семьи и мне стоит бежать куда подальше! Я было собрался, но все, что у меня было, осталось бы здесь. Я решил, если уйду, то не как мой отец с пустыми карманами. Так что, полезай в машину, – он устало махнул рукой.

– Вечная проблема детей и родителей, да? – я не двинулся с места, но не по тому, что не собирался подчиняться какому-то психу, холодная земля уходила у меня из-под ног, и я пытался остановить этот процесс. – Не думай, что я позволю забрать ребенка у матери. Без отца проживет как-нибудь. Мне очень жаль тебя.

Теперь он рассмеялся, но так холодно, что я задернул пальто.

Он продемонстрировал телефон в руке.

– Я размышлял тут довольно долго, и понял, что пожар крайних этажей не так весело, как если бы…скажем, третьего или пятого. М? – он снова шагнул ко мне, выписывая на лице злорадство. – Стоит мне позвонить, и твоя компания лишится еще одной лаборатории, надеюсь никто там не задержался допоздна? – он задернул рукав, посмотрел на часы.

– Я так и знал, что это ты! – я схватил его за ворот рубашки.

Он вскинул руки:

– А если не позвоню через 40 минут, то большой том анатомии на верхней полке в кабинете твоего друга случайно загорится. Ох, и будет весело! Это лучше отложить до утра, когда придут сотрудники, хотя ты даже не знаешь, как их зовут. Если что, плакать не будем?

Я всматривался в его лицо, пытаясь найти каплю человеческого сознания и опустил руки. Он вернулся в машину, напомнив, последовать за ним. Головная боль начинала отзываться сильнее, особенно в авто. Ворота отдалились и исчезли из поля зрения, освещая теперь дорогу. У меня зазвонил телефон. Он протянул руку.

– Зачем это? К тому же мне надо будет позвонить.

– Тогда звони сейчас и без глупостей, – перебивая мелодию, произнес он и посмотрел на меня с презрением.

Звякнуло оповещение о пропущенном звонке. Как только я достал телефон, он выхватил его, проезжающий мимо джип посигналил ему. Ник выругался, хотя тот, кому это предназначалось не мог его услышать. Но что произошло дальше мне совсем не понравилось, и совру, если не произвело впечатление, озадачило и разозлило: Ник ввел комбинацию на моем телефоне, разблокировал и набрал необходимый номер поста охраны, после чего передал телефон мне. Обозленный, я приложил к уху и услышал голос молодого паренька:

– Эдуард Александрович, добрый вечер.

Я пытался вспомнить его имя, но этим знаниям неоткуда было взяться.

– Добрый вечер, пожалуйста, отключите освещение первого и пятого этажа, про лифт не забудьте. Я буду через десять минут. Спасибо.

Он что-то хотел спросить, но я первым завершил разговор. Ник снова протянул руку.

– Это обязательно?

Он исподлобья стрельнул тяжелым взглядом и пнул тормоза. Моя головная боль играла в фанфары. Я бы потер затылок, но Ник наклонился ко мне:

– Думаешь, я шучу? Кажется, ты далек от химии, сложно будет объяснить, что в любой лаборатории есть все необходимое для небольшой взрывчатки, тем более в твоей. Достаточно, чтоб загорелась одна книжка на полке! – он вернулся к вождению, но настрой его не изменился. – Я знаю, кто может все объяснить тебе. Ей это тоже понравится.