– Что ж, пускай едут, – неохотно согласилась Зоя Алексеевна. Никита и Наташа, несказанно обрадованные, обняли отца и украдкой послали друг другу воздушный поцелуй.
Но за неделю до отъезда приятные планы чуть было не провалились. Родители были приглашены соседями на восьмом этаже на юбилей хозяина. Антон, пользуясь их отсутствием, играл в «Crazy granny» на своем планшете и одновременно слушал песню Rob zombie «Living of dead girl» – Игорь Иванович категорически запрещал ему это, мотивируя тем, что подобные занятия разрушают без того неустойчивую детскую психику. Ярослав читал энциклопедию «Сто великих полководцев», над чем насмехалась Зоя Алексеевна, потому что в ней, среди прочих, говорилось о Колчаке – классовом враге, всё-таки! – а еще потому что считала подобные занятия не нужными будущему мужчине. Наташа и Никита тоже решили устроить себе праздник непослушания. Она взобралась на кровать с ногами и не потрудившись снять тапочки (что просто выводило Зою Алексеевну из себя), и, включив ноутбук, стала выкладывать на своей страничке литературного сайта свои философские заметки о любви, вере и религии. Временами поедала конфеты «Merci», которые Никита купил ей на собственные карманные деньги. Он сидел за письменным столом и рисовал её восковыми мелками. Иногда он посматривал на неё, чтобы точнее отметить детали, но ловил себя на том, что не мог подолгу отвести от неё глаз.
– Что ты написала? – немного грустным голосом спросил Никита, не в силах выдержать томительную тишину.
– Сейчас прочитаю, – кокетливо ответила Наташа. – «Если Антон Чехов был прав в том, что кто не может взять лаской, тот не возьмёт и строгостью, то не пора бы нам всем стать чуть-чуть добрее к своим близким и ближним? Говорят, критика вразумляет и дисциплинирует, но она же способна обрезать и без того неокрепшие крылья. Ласка, сетуют, может избаловать, но она же помогает поверить в себя даже в самые трудные моменты, когда не веришь в саму жизнь. Будьте ласковее друг к другу, ведь у нас остаётся на это так мало времени! Мы не можем гарантировать завтрашний день в своей жизни – чего уж говорить о наступлении двадцать второго века», – по-детски старательно выговаривая слова прочитала она.
– Ты права, Наташенька. Людям действительно надо быть добрее друг к другу и более открыто демонстрировать это, – прокомментировал Никита, кивая в такт своим же словам. Наташины щёки зарделись румянцем оттого, что её похвалили. И она продолжила чтение: «Борьба с ересью – не есть ли ересь сама?»
– Что-что? – заметно оживился Никита и наклонился к монитору, чтобы лучше видеть текст. А потом потянулся за докладом и простым карандашом. – Позволь мне внести эту цитату в доклад для семинара в Англии.
– Конечно, пиши! – ответила Наташа, не вполне понимая, что вдруг возбудило его. А потом она робко поинтересовалась:
– А ты уже закончил рисунок? Можно посмотреть?
И она подошла к письменному столу. Взяла в руки большой лист, на котором был изображен её портрет. «Два лица…Одно маленькое, чёрно-белое, но такое чёткое! Другое большое, разноцветное, но почему-то размытое…» – тихо и монотонно говорила она. И вдруг взволнованно воскликнула:
– Но почему так, Кит?
Никита встал из-за стола. Заботливо обнял Наташу за плечи, проникновенно заглянул в её безграничные глаза.
– Потому что ты живешь в двух мирах и двух лицах, Таш. В глубине души ты – очень яркий и интересный человек. Но серая внешняя оболочка довольно плотная и не даёт лучам твоей сущности пробиться наружу.
– Люди не понимают то, что я хочу сказать. Поэтому я говорю то, что они хотят слышать, – пыталась оправдаться Наташа и отвернулась в смущении. Никита осторожно взял её за подбородок и повернул её лицо к себе.
– Но ты не сможешь вечно носить две маски! Когда-нибудь ты устанешь от этого, и решишь вовсе…
Он не назвал вслух последнего слова, посчитав его слишком острым для ранимой возлюбенной. Но она сама всё поняла. Из последних сил сдерживая слёзы, она прошептала:
– А ты поможешь мне стать яркой внешне так же, как и внутри?
И не дожидаясь громкого, уверенного «да», она уронила лицо на его грудь, потому что знала, что «да» вторило его сердце, а его тёплые и сильные руки никому не позволят обидеть её. Он крепко прижал её к себе, наклонился к её влажному от слёз лицу, стал тереться о её пушистые волосы.
В это самое время Антон очень не кстати захотел есть. Проходя мимо их комнаты, он не мог не отметить эту «интимную» сцену. И, будучи верным осведомителем матушки обо всех событиях в жизни семьи, он посчитал своим долгом нашептать ей и об этом.
Зоя Алексеевна побагровела от услышанного и, процедив сквозь зубы: «Спасибо» хозяевам дома, покачиваясь, как полновесная утка, отправилась к себе, вниз.
К большому счастью влюблённых, Ярослава тогда уже не было дома. Он находился на чердаке, кормил зелёного волнистого попугая – грозная матушка не позволяла содержать в доме птиц, а также собак и кошек. Услышав тяжёлую поступь и гневное пыхтение матери, и зловещий смешок брата, он стремглав проник в квартиру с чердака с помощью пожарной лестницы.
– Кит! – звучно позвал Ярик, ворвавшись в комнату Наташи и Никиты.
– Ярик, в чем дело? – встревоженно спросил Никита, видя, что младший брат не на шутку испуган.
Мальчик, дрожа, указал пальцем на ту позу, в которой до сих пор стояли брат и сестра. И тяжело переводя дух, выпалил:
– Сюда идет женщина-бульдозер!
Наташа побледнела и, не говоря ни слова, в ужасе забилась в угол у шкафа с одеждой. Никита в панике заметался по комнате, сердито бормоча: «Вот урод!» в адрес Антона и придумывая план защиты от яростной атаки матушки. К его огромному счастью Илона и Таир сидели на скамейке во дворе, читали книги Клайва Льюиса «Хроники Нарнии. Последняя битва», «Племянник чародея» и «Лев, Колдунья и волшебный шкаф». Они надеялись почерпнуть из этих произведений полезную информацию и занятные идеи для будущей поездки. Никита открыл окно, громко свистнул и поманил друзей рукой. Они не раз видели его взволнованным, но никогда не замечали, чтобы он так странно вел себя даже в самых сложных ситуациях. А потому решили немедленно прийти ему на помощь.
Опять же к большому счастью, Илона и Таир достигли четвертого этажа прежде Зои Алексеевны. К моменту ее прихода компания за чаепитием дружно обсуждала книги «Нарния» и снятые по ним фильмы. А Ярослав демонстрировал им таланты своего волнистого попугая.
– Ах, у вас гости,,. Хорошо, я не буду вам мешать… Только не забудьте потом прибраться в комнате.. – все, что смогла произнести Зоя Алексеевна, ступив на порог комнаты.
– Хорошо, мамочка, – ответил Никита и игриво помахал рукой, когда она снова пошла к соседям.
Как говорится, не пойман – не вор. Но с того времени Зоя Алексеевна старалась не оставлять Наташу и Никиту наедине. Достаточно было того, что они спали в одной комнате.
А потому за день до отъезда Никита решил перестраховаться. В их комнате находились несколько коробок с вещами покойной бабушки. В одной из коробок были лекарства, в том числе и демидрол. Чего бы ему зря пропадать? И растолченные таблетки отправились в подлив для пюре.
Около двух часов ночи Никита разбудил Наташу и велел ей собираться в дорогу.
– А если родители услышат и проснутся? – засомневалась Наташа.
– Я тебе гарантирую, что именно сегодня они спят, как убитые! – несколько заносчиво заявил Никита. И кивком указал на коробочку с бабушкиными лекарствами. Так вот почему он запрещал ей есть на ужин это несчастное пюре с подливом и настаивал на салате, а объяснял заботой о здоровье! Наташа была растрогана до слёз отчаянностью и оригинальностью решения. И была готова с благодарностью броситься на шею к любимому. Но вдруг в ней заговорил голос совести.
– Никита, это же подлость…. – с укоризной проговорила она.
– Подлость – это то, что сделал Антон! – ответил Никита, рассердившись. – Или ты, Наташа, и без того в матушкиной ласке утопаешь? Поверь мне, будет лучше, если родители узнают обо всем после.
Суровость на лице Никиты быстро сменилась на сожаление. Он взял Наташу за плечи и, вздохнув повторил: «Собирайся». Она покорно опустила голову и подчинилась.
В четыре часа утра они, взяв документы, одежду, ноутбук и телефон, и кое-что из еды, неслышно покинули квартиру. И уже находясь на улице, вызвали такси до аэропорта.
Никита уложил вещи в машину, помог Наташе сесть, а сам ненадолго вернулся в дом.
– Что ты делал? – поинтересовалась Наташа, когда он сел в такси.
– Оставил записку Ярославу. Чувствую, нам еще понадобится его помощь, – с волнением в голосе ответил Никита.
– А об этом больше никто не узнает?
– Никто. Я спрятал записку в его энциклопедию.
Автомобиль, вздрогнув, тронулся с места и направился в аэропорт.
Глава 4.В монастыре снимайте маски
Таир и Илона уже ожидали регистрации перед посадкой, когда Никита и Наташа, сдав вещи, подошли к ним.
– И как же вам позволили лететь вместе? После случившегося казуса-то? – саркастическим тоном поинтересовалась Илона.
– Нам не позволяли этого. Мы осмелились сбежать, – бесстрашно ответил бесстрашно ответил Никита. И сделал шаг вперед. Илона даже почувствовала к нему священный трепет. Но не могла не выпустить еще одну стрелу сарказма:
– Иногда смелость – это синоним глупости.
– А постоянно прятаться и жить в страхе – тоже не от великого ума, – не очень вежливо отозвался Никита.
– Довольно! Каждому – свое, – остановил перепалку Таир и похлопал друзей по плечам. Началась регистрация.
В 5.30 самолет вылетел в Москву, в 14.00 – из Москвы в Лондон.
На следующий день самолет приземлился в аэропорту Хитроу в 11 утра по местному времени. Путешественников уже ожидало такси – знаменитый британский жёлтый кэб.
Дорога до монастыря заняла чуть более часа – таксист ехал не слишком быстро.
Взору путников предстала огромная крепостная стена, сверху тёмно-коричневая, а у самой земли обрамленная зеленоватым налетом мха. Ров глубиной около полутора метров окружал стену по всему периметру. На дребезжащих тяжелых цепях был спущен мост, проходя по которому все четверо почему-то вздрагивали и норовили держаться за руки.
За стеной стоял монастырь, выстроенный в готическом стиле. С фасадной стороны имелся аккуратно постриженный газон и аллея из невысоких кустов вязов, а также – небольшой пруд, в котором плавали дикие утки, не боявшиеся жить с людьми.
У пруда стоял отец Себастиан – он кормил уток крошками хлеба.
– Добрый день, многоуважаемые гости! – радостно поприветствовал он необычных посетителей. – Мы ждали вас целый месяц, и вот, наконец – вы здесь! Добро пожаловать в аббатство Святой Анны! Какое впечатление уже вызвала у вас наша скромная обитель?
– It’s the nice historical corner! – восторженно ответила Наташа, выговаривая каждое слово с видимым усилием, хотя и с правильным английским произношением.
– А что находится по ту сторону монастыря? – осведомился Никита.
– О, там просто подсобные помещения, – неохотно пояснил отец Себастиан, явно что-то скрывая. – Но при желании вы сможете посмотреть на них во время прогулки после ужина.
– Вечно тебе надо болтать лишнее, Никита! – сердито зашипела Илона, когда они проходили внутрь. – Смотри, как смутил человека!
– Здесь какой-то подвох. Я должен его найти! – жарким шепотом ответил Никита.
– Тебе всегда и во всем мерещатся подвохи! – обиделась Илона. А Таир и Наташа не участвовали в препираниях. Они рассматривали внутреннее убранство монастыря с любопытством, присущим маленьким детям. В центре фойе представляло собой просторную круглую площадку, на которой можно было бы даже проводить собрания. Вправо и влево от этой площадки уходили лестницы, ведущие в кельи монахов и в хостел для туристов.
Но имелось нечто, что смущало всех четверых. Нет, не длинные узкие коридоры, расходившиеся в право и в лево от фойе, и не серые стены, на которых сквозь налет времени виднелись древние фрески, и даже не таинственные звуки чтения католического катехизиса на латыни. На полу, прямо по центру фойе была изображена огромная фигура – ромб, от которого отходили в разные стороны длинные чёрные стрелы. Даже самые юные из компании, Таир и Наташа, взирали на это с недоумением, но предпочитали выглядеть наивными.
– Отец Себастиан, а что означает это изображение? – вежливо поинтересовался Таир.
– Это изображение оставлено в память о некогда живших здесь иезуитах – чтобы мы не следовали их диким нравам, – назидательно ответил отец Себастиан, сложив руки в мольбе и возведя глаза к небу.
«Ну-ну», – подумал про себя Никита и сфотографировал всевидящее око на телефон. Наташа за столь смелый поступок посмотрела на брата как на героя. Таир удивился, а Илона покрутила пальцем у виска.
Вечером Илона и Таир решили совершить прогулку во круг крепостной стены. Вдоволь налюбовавшись особыми голубыми розами и дикорастущими кустами жимолости по краям рва, они вернулись на территорию монастыря. И стали кормить уток вместе с отцом Себастианом.
Никита и Наташа гуляли вдоль вязовой аллеи, держась за руки.
– Я чувствую себя среди этих средневековых элементов, как в сказке, – мечтательно проговорила она. – А ты?
– Слишком много неопределенностей. Больше похоже на триллер, – мрачновато ответил он. – Всевидящее око, которое жаль демонтировать, подсобные помещения, которые нельзя смотреть…
– А давай сейчас пойдем и посмотрим? – с озорным видом предложила Наташа.
– Давай, – снисходительно согласился Никита, некрепко сжимая в своей руке руку этого большого ребенка. И они стремительно пошли, собираясь завернуть за угол.
Однако отец Себастиан не напрасно знал русский язык. И он прекрасно слышал этот разговор. Он окликнул брата и сестру, и поманил их рукой.
С огорчением в душе и на лице приняв факт первого разоблачения, влюбленные подчинились.
– Я, собственно, для чего вас позвал… – начал свою речь католический священник. – Я демонстрировал вашим друзьям наглядный урок Божией милости. Покажу его и вам. Мы не должны быть стяжателями и требовать чего-либо от Господа. Милостивый Бог и сам даст нам по нуждам нашим. – С этими словами он бросил в пруд целую горсть крошек. И к ним подплыла небольшая стая уток.
– Этот отец Себастиан не такой уж и плохой, как ты его представляешь, – смешливо заметила Наташа, когда они шли по коридору хостела. – И по Библии хорошо говорит.
Необходимо было провести ликбез. Никита остановился и придержал за руку вечно убегающую Наташу.
– Во-первых, отец Себастиан говорит не по Библии, а по католическому своду законов, называемому Катехизис. Известно, что еще в раннем средневековье монашеские ордены внесли изменения в Библию, не желая отравлять жизнь себе любимым, но придумав непосильное бремя простым людям. Во-вторых, то, что он толковал нам у пруда – это просто пыль в глаза.
Наташа отвернулась, чувствуя себя неловко. А Никита вновь продемонстрировал свою эрудицию:
– Как говорил Мартин Лютер: «Священное Писание нельзя проповедовать так, чтобы не обидеть и не смутить кого-нибудь».
– Получается, слова и поступки отца Себастиана – это правда, скрывающая ложь? – тихо проговорила Наташа модную фразу, услышанную где-то по телевизору.
Кнута было достаточно. Пора бы и пряник применить. Никита улыбнулся Наташе и легонько поцеловал ее в щеку.
Навстречу им шел стремительной походкой брат Вальтер. В руках он держал небольшой прозрачный кейс.
– Что это, брат Вальтер? – поинтересовался Никита.
– Это некоторые дополнительные материалы для моего выступления на завтрашней сессии.
– А кто автор этих материалов?
– Елена Уайт. Я соглашаюсь только с её толкованием Священного Писания.
– А что будет обсуждаться на семинаре? – полюбопытствовала Наташа.
– То же, что обсуждалось на встрече в вашем городе: вероятность объединения всего мирового христианства под всевидящим оком папства. Но теперь сыграют не только на святынях. В людях будут взращивать чувство вины, – пояснил брат Вальтер, не скрывая волнения. – Готовьтесь, Никита, – он хорошо запомнил имя настойчивого юноши. – Завтра будет трудный бой. Вам понадобятся железные аргументы. Почерпнуть их вы сможете в Евангелие от Матфея и Иоанна.
Вечером Никита тщательно готовился к выступлению: перечитывал доклад, читал Евангелие от Матфея и Иоанна. Наташе было велено в это время смотреть фильм «Лютер» – в качестве наглядного пособия. Когда же показали эпизод восхождения Лютера и прочих прихожан по Лестнице Пилата с молитвой на каждой ступеньке, Наташа все-таки не удержалась и, недоумевая, спросила:
– Получается, в то время католическая церковь – а может, и православная тоже – сами были по шею в греховности? А протестантов уничтожали за то, что те их обличали?
Никита оставил работу, сел на кровать рядом с Наташей, чтобы преподать ей еще один урок.
– В течение двенадцати столетий после Рождества и Вознесения Иисуса Христа истинные его последователи были подвержены гонениям со стороны язычников. Да и со стороны фарисеев. И те, и другие сражались, якобы, за веру своих отцов. Разница лишь в том, что у первых имелись божества, олицетворявшие земные похоти и потребности, а вторые были намертво уверены (единицы из высших; в основном, низшие слои; в большинстве высшие скорее убеждали других), что человек приходит на землю исключительно, чтобы страдать. А благополучие загробной жизни напрямую зависит от того, насколько достойно отдельно взятый индивид пройдет плотские испытания.
А ведь вера их отцов крепилась не на этом, а на простых десяти заповедях и наипростейшем совете апостола Иоанна: «Бог есть любовь…»
Понятно, почему Христос и его ранние последователи вызвали на себя гнев и фарисеев и язычников. Первые боялись, что народ «не будет уважать старцев», а вторые – что народ станет решать все свои насущные проблемы с помощью одного-единственного Бога, Которого, к тому же, в течение 33 земных лет можно было запросто увидеть и потрогать.
Тут же в контраст вырисовываются сразу два примера – те же фарисеи с язычниками и средневековые паписты.
Немудрено, что Константин Великий, как тайный, а потом и явный сторонник христианства, и будучи измотан кровавыми распрями, решил отделаться от этой проблемы поскорее. Однако же, как то часто бывает, быстро приходит на ум решение, да не скоро уходи проблема. А то и вовсе не уходит. В случае христианства она (проблема) лишь более усугубилась.
Легализовав христианскую веру, византийский император, безусловно, совершил благороднейший поступок. Но от смелого подвига до ошибки – всего лишь один шаг. Ничтоже сумняшеся Константин отдал приказ крестить все население.
Даже если царский приказ был отдан в жёсткой форме, нет никакой гарантии, что выполнен он будет беспрекословно. Гарантия в подобных случаях будет возможна только через две тысячи лет, когда за дело возьмётся дедушка Сталин, следивший даже за шёпотом и использовавший в расследовании сплетни.
В своих благих намерениях Константин не смог понять, что церковь в своем определении – абсолютно чистая и не потерпит даже «мелких микробов» в олицетворении единичных грешников, а Сатана рад стараться и засылать последних, поскольку, как опытный, с многовековым стажем, «врачеватель души», он знает, что даже одна зараженная клетка может привести к опухоли!
Переполняемый чувствами и мыслями, Никита не мог усидеть на месте, и все время ходил кругами по комнате.
Наташа слушала этот монолог, боясь шелохнуться и приоткрыв рот от удивления. Все её представления о вере и религии оказались перевернуты! Она в течение своих двадцати пяти лет верила в религиозную мешанину, а истина была так близка и так доступна!
Понимая, что перестарался, Никита вновь сел на кровать рядом с Наташей, ласково обнял ее и поцеловал в темя.
– Таш, может, посмотрим Sweet November, чтобы расслабиться? Хватит на сегодня богословием заниматься, – с улыбкой предложил он.
– Давай! – с детским восторгом согласилась она. И поудобнее устроилась у него на коленях.
Послышался негромкий стук в дверь и в номер вошел брат Вальтер. Ему не составило труда догадаться, в каких на самом деле отношениях состоят «брат и сестра». Однако он не стал высказывать упреков.
– Добрый вечер, мои друзья. Неплохо ли устроились? – деликатно спросил он.
– Все в порядке, брат Вальтер, – поблагодарил Никита
-Вы готовы к завтрашнему разговору?
– Кажется, готов, – ответил Никита.
– Рад за вас. Но обязательно прочитайте на ночь псалмы 37, 95, 105 и 118! Бог помогает тогда, когда вы просите его о помощи! – наставительно порекомендовал брат Вальтер. – Доброй вам ночи.
– Good night, – ответила Наташа, желая похвастаться своим английским. И незаметно показала язык Никите, который шутливо пригрозил ей пальцем.
Через некоторое время в комнату вошел отец Амвросий. Он застал пару за тем, что они собирались совместно принимать ванну. Никита уже нежился в густой пене, а Наташа, тяжело дыша, набиралась храбрости, чтобы присоединиться к нему. Двери закрыть они не потрудились.
– И вы же представились братом и сестрой! – только и смог произнести отец Амвросий сорванным голосом.
– Но мы – сводные брат и сестра! – тщетно оправдывался Никита. Пожилой священник не стал слушать. И поспешил удалиться, чтобы не видеть виноватых глаз и пылающих от стыда щек. И лишь за дверью он сложил на груди руки, обратил глаза к небу и взмолился: «Господи, помоги этому отступнику вернуться к истинной вере!»
Потом отец Амвросий заглянул к Илоне и застал ее за тем, что она объясняла Таиру значение праздника Покрова Святой Богородицы. «Запомни, Таир. Когда русские люди, утомленные войной, обратись к своей Заступнице, она услышала их, и накрыла город покрывалом».
– Это весьма похвально, мое дитя, что вы называете Богородицу заступницей, – православный священник похвалил Илону. Кто же, кроме нее, попросит за нас перед Богом в судный день? И в этом виден смысл слов апостола Иоанна «Бог есть любовь». А очередным доказательствому тому являются истории Петра и Февронии, Людмилы и Боривоя. Подумайте над этими словами перед завтрашним выступлением. А еще, не забывайте про нательный крестик, – подметил отец Амвросий, видя то, что крестик Илоны лежал на прикроватном столике. – Он всегда должен находиться при вас – в освидетельствование вашей принадлежности к христианству.
-Только имейте в виду, относиться вы должны к нему не как талисману, а как к Кресту Господню, – учтиво подтвердил отец Себастиан, входя в номер на кончиках пальцев. – Все реликвии хранят в себе энергию того святого, который ими обладал.
– А что касается нательного креста – он не позволяет нам забывать об искупительной жертве Иисуса Христа, – сказал отец Амвросий. А перед уходом он напомнил:
– Я уже цитировал, дети мои, слова апостола Иоанна «Бог есть любовь». Дарите эту Божию бескорыстную любовь окружающим – и Господь полюбит вас еще сильнее и простит ваши грехи.
Но отец Себастиан также призывал не забывать о страхе Божьем, потому что в последнее время люди стали слишком закоренелыми в своих прегрешениях и слишком самоуверенными в осознании собственной праведности.
Потом последний решил в свою очередь навестить Никиту и Наташу. Ему довелось уже лицезреть картину маслом. Они вместе лежали в ванне, нежно и в то же время распутно прикасаясь друг к другу. Они так и не заперли дверь в номер после ухода православного священника, наивно полагая, что больше гостей не будет. Эх, Никита! Где же твоя предусмотрительность! Опять вмешалась песня Канцлер Ги:
«…Разум, верно, утонул в дурной крови…»
– Картина Репина «Приплыли»! – восторженно воскликнул отец Себастиан, потирая в предвкушении руки.
– Нет. Это картина Соловьёва «Монахи. Не туда заехали»! – отважно парировал Никита.
– И как вы теперь выкрутитесь, доблестный защитник Евангелия, а? – ушлый католик весьма красочно изобразил телеведущего.
– Но ведь Авраам и Сара тоже представились братом и сестрой, когда приехали в Египет! – возразил Никита.
– Они боялись покушений со стороны египтян. А вам-то чего бояться? Тем более – в Божьем доме!
– А может, именно в вашем дом и нет никакого Бога! – с вызовом сказал молодой протестант.
– На этот вопрос ответит завтрашний семинар! – немедленно ответил опытный католик. И демонстративно звучно хлопнул дверью.
– Кит, а может, нам с тобой не стоило торопиться? – забеспокоилась Наташа. – Если то, что он сказал – не пустые слова…. – она была готова заплакать.
– Мы, конечно, согрешили. Особенно я, – с горечью признал Никита. – Но видит Бог, я решился на грех не для угождения своей плоти, но чтобы привлечь внимание общественности к этому месту.
Глава 5.Молнии высекаются в сердце
Никита проснулся в семь утра по местному времени. Принял душ, погладил костюм и рубашку. Бегло просмотрел доклад. Разбудил Наташу поцелуем в щеку.
Наташа тоже приняла душ и начала приготовления к семинару – пусть и в качестве зрителя. Она хотела надеть розовое платье, но Никита не одобрил.
– Не серьезно, не солидно. И слишком по-детски. Ты и без того выглядишь, как подросток, – пояснил он. И протянул ей другое – черное, с золотистыми узорами на рукавах и фиолетовой треугольной вставкой на груди.
– А почему именно это платье? Не кажется тебе слишком строгим? – усомнилась Наташа, рассматривая себя в большом зеркале.