75.
Белый лес застыл в тонком, чуть слышном звоне – так звенит хрусталь, если потревожить его мягко-мягко. Где-то из-под снега проглядывали красные ягоды, навсегда схваченные невесомой коркой льда, и кончики веток дремали в сизоватом налёте инея. От прикосновения они просыпались на миг и отвечали пальцам печальным и радостным холодом, но секунда – их вновь сковывали чары, погружая в дрёму и застывший покой.
Это было царство грёз, царство давно несбывшегося и вечного сна. Из него нельзя было уйти.
Она позвала, но никто не отозвался на имя: теперь оно лишь краснело здесь ягодами под снегом. Все, кто прошли этими дорогами, скрылись в белых вихрях и больше не могли её услышать.
Всё же, что осталось ей, – бродить в зачарованном лесу…
Звуки музыки гремели уже в отдалении, в недрах школы, здесь же коридоры были пусты. Она шла вдоль стены и, казалось, думала пробраться незамеченной. Белое платье, перекроенное из какого-то старого безразмерного сарафана, но красиво усыпанное пластмассовыми блёстками, два хвостика, схваченные бледно-розовыми лентами, свисают на плечи, – ей семнадцать, и она… нет, едва ли красива, но ведь не хуже всех тех разряженных девчонок. Да, совсем не хуже – она расправила плечи и даже улыбнулась почти победно: сегодня выпускной, а значит, эти стены и этих людей она видит в последний раз. Вот практически и всё…
Из-за угла появился её одноклассник.
– Ага, – она подалась было назад, но он оказался быстрее и вмиг почти прижал её к стене, рукой преградив путь к отступлению. – И куда это ты собралась так рано?
– Домой, – процедила она, опустив взгляд.
– Домой к мамочке? – в тоне послышалась едкая насмешка. – Хорошим девочкам пора в постельку? Могла бы, к слову, вообще не краситься, всё равно страшная, как макака.
Она сглотнула ком, подступивший к горлу, подняла глаза:
– Что тебе надо?
– Да так, ничего особенного, – он неспешно смерил её взглядом. – Ты же, конечно, не против?
– Вообще-то против, – она попыталась просочиться между ним и стеной. – Дай пройти.
– А так? – в его руке мелькнул ножик. Лезвие рассекло воздух и застыло впритык к её горлу.
Она вжалась, сколько возможно, в стенку, вскинула взгляд:
– Да ты ненормальный, – углы рта невольно дрогнули. – Ты чокнутый псих.
– Допустим, и что дальше?
– На тебя выйдут мгновенно. Сядешь за убийство.
– Может, и не выйдут, – он продолжал смерять её взглядом, явно ловя кайф и от расширившихся глаз, и от частого напряжённого дыхания. – В этом крыле никого нет, я проверил. А даже если и выйдут… Тебе-то будет уже всё равно.
Он улыбнулся – наверно, этому своему заключению, – несколько раз провёл ножом по её шее, вверх-вниз, лишь слегка надавливая.
– Чуть сильнее – и ты труп. Как тебе такая перспектива? – когда она не ответила, продолжил. – Впрочем, можно ещё по-другому.
Лезвие плавно скользнуло вниз, остановилось у верхней пуговицы платья.
– Или можешь сама, – бросил он, будто всё это ему наскучило. – Хотя там и смотреть не на что. Доска гладильная.
Она молчала, отвернувшись в сторону и остановив взгляд где-то далеко.
– Так что? – он снова подвёл нож к её горлу. – Здесь? Или здесь?
– Отпусти меня, – сказала она тихо.
– Что-что?
– Просто отпусти меня.
– А что глазки-то блестят? – он прихватил её за подбородок, развернул к себе. – Плакать надумала? Тебе это не поможет.
Невдалеке послышались голоса: похоже, сюда направлялась целая компания. Отвлёкшись, он обернулся, и в этот момент она успела разбить преграду и вырваться.
– А ты всё-таки придурок, – уже на расстоянии кинула она с нервным смешком и тут же метнулась к лестнице, что вела к чёрному входу.
Выругавшись, он прошагал следом.
– Я до тебя всё равно доберусь, – он остановился у ступенек, крикнул в пролёт. – Слышишь, Рита? Когда-нибудь я доберусь до тебя и оторвусь по полной, я тебе обещаю!
– Да, как-нибудь потом! – отозвалась она уже далеко внизу.
Китти закрыла глаза и прислонилась к стене. Оба не видели её, но она зачем-то видела их.
Открыв глаза, она увидела напротив себя Сибиллу – та стояла у противоположной стенки.
– Что ты здесь делаешь? – глухо спросила Китти. Голос слушался плохо.
Та постаралась улыбнуться:
– Помогаю тебе.
– И как же?
Она попробовала приподняться, попытка не увенчалась успехом. Сконцентрировав взгляд, Китти разобрала Сибиллу, как она была на самом деле, – стояла поодаль у тумбы, что-то помешивая в большой кружке.
Китти разрешила себе лечь спокойно, обвела взглядом потемневший потолок и немудрёную обстановку комнаты.
– Где мы сейчас?
– В Перебежье. Мы приехали сюда после заправки, несколько часов назад. И хотели остановиться на ночь из-за того, что темнеет.
– Где Феликс?
Сибилла отчего-то смешалась, растерянно глянула на дверь.
– Н-наверно, во втором доме. Я не знаю, вы ссорились из-за чего-то… Я точно не слышала. Он привёл тебя сюда и сказал, что… – она вдруг замолкла, будто запоздало раздумала говорить.
– Что?
– Что ты чокнутый псих и он больше не хочет иметь с тобой дела, – смущённо поведала Сибилла.
– Что, так и сказал? – Китти перекатилась набок и, уткнувшись в подушку, неконтролируемо расхохоталась.
– Он это просто так сказал, – Сибилла с виноватым отчего-то видом присела рядом с лежанкой. – Вы ссорились… Поэтому.
Китти перестала смеяться, перекатилась обратно на спину.
– Я этого не помню, – произнесла она через силу, голос охрип и почти пропал. – Вообще ничего не помню.
– Тебе надо отдохнуть, – мягко, но наставительно проговорила Сибилла. – Ты почти не спишь. И совсем ничего не ешь.
– Зачем мне теперь, – пробормотала Китти. Она бы закрыла глаза, но не было ни причин, ни целей, ни сил это делать.
– Вот, выпей, – Сибилла протягивала ей кружку, в которой до того помешивала. – Тебе это сейчас полезно.
Китти покосилась, не поднимая головы.
– Обязательно пичкать меня всем, что внутрь? Ты же знаешь.
– Это просто отвар, – Сибилла покачала головой. – От него не сделается хуже. Правда.
Китти снова попробовала приподняться, на этот раз с трудом, но получилось сесть. Сибилла помогла ей, передала ей в руки нагревшуюся кружку. Китти отпила немного – что-то густое, масляно-травянистое, такое она, пожалуй, смогла бы поглощать мелкими глотками.
В помещении было хорошо натоплено, она чувствовала это, но её всё равно отчего-то морозило. Сибилла тем временем что-то углядела в изголовье лежанки.
– Ты совсем разлохматилась… Дай я тебя причешу.
Китти пропустила слова, они сейчас не отзывались для неё никаким смыслом. На прикосновение, впрочем, отреагировала:
– Не трогай мои волосы.
– Я осторожно…
– Не трогай мои волосы, – она вежливо, но твёрдо отстранилась. – Пожалуйста.
Сибилла вновь появилась в зоне видимости:
– Извини, забыла… Я думала, это уже прошло.
– Дай, я сама.
Сибилла отдала ей гребешок, приняла из рук кружку. Распустив пряди – они и вправду сейчас сильно спутались, – Китти принялась тщательно и методично их расчёсывать. Всё равно как закрашивать царапины на машине-утопленнике.
– Скажи, Сибилла, – проговорила она, не оборачиваясь, спустя время, – было у тебя когда-нибудь чувство… что на тебя возложена какая-то очень важная миссия. А ты её проваливаешь.
– Я не думаю, что на тебя возложена миссия, – спокойно заметила та.
Китти чуть усмехнулась губами:
– Я не об этом спросила…
76.
– Так, ладно. Давайте разберёмся с маршрутом.
За стенами свистел ветер, иногда остервенело кидаясь в щели. Китти собирала провиант и разные нужные вещи в дорогу, остальные сидели за столом над расстеленной картой.
– Если считать, что мы здесь, – Феликс встал и перегнулся через стол, чтоб точнее показать где. – Я вижу ближе всего… вот это место. Некая Черноводь.
Все сидевшие наклонились посмотреть.
– Но ведь это совсем маленький посёлок, – заметил Рамишев и растерянно поглядел на Феликса. – Имеет ли смысл туда?
– Уж наверно лучше этого, если ему прописали название, а не просто поставили точку, – Феликс раздражённо фыркнул. – Возможно, там будет что-то ещё, кроме двух продавленных домов.
– Но послушай, Перебежье на карте тоже смотрелось основательней, – вмешался Пурпоров. – Выглядит так, как будто здесь успели побывать до нас. А значит, точно так же может быть и там.
– Я вообще не уверен, что это Перебежье, – бросил Феликс. – Мы могли свернуть куда-то не туда по дороге.
– Нет, вот это вряд ли, – Пурпоров покачал головой, потом вдруг засомневался. – Я не поручусь, но, по-моему, ехали мы правильно…
– Ехали правильно, в этом ты абсолютно прав, – не отрываясь от сборов, откликнулась Китти. – Я, конечно, надеюсь, карта соответствовала нашим реалиям, а не была случайным рисунком.
– Да, карта там была странная, – Пурпоров будто только вспомнил и с тревогой развернулся снова к Феликсу. – Помнишь, на двери? Мы даже не сразу поняли, что это она.
– Карта, что карта… – недовольно пробормотал он. – Обычная, нормальная карта. Тут с нашей непонятно, так всё или нет, – он кивнул на стол.
– В смысле? – Рамишев удивлённо подался к нему.
– В смысле на ней нет ни одного названия, что мы встречали в последнее время. Нет в принципе. Такое ощущение, что мы передвигаемся сейчас по какой-то альтернативной местности с альтернативными городами и дорогами… Нет, это чушь, конечно, – оборвал он сам себя. – Я думаю, что это Перебежье, на самом деле.
Последнему заявлению, похоже, не очень поверили, поэтому он добавил шутливо:
– Но, по крайней мере, во всём этом определённо есть плюс. Если мы сами едва понимаем, где мы, они на нас выйдут с большим трудом.
– Они… то есть столичные? – переспросил Рамишев.
– То есть – ну естественно, о ком ещё может идти речь.
– Мне, по правде, казалось, мы оторвались ещё в Каталёве, – заметил Пурпоров. – Не представляю, откуда у них может быть инфа, где мы сейчас… По-моему, не было никаких утечек.
– Разве что предположить, что у них свой инсайдер, – небрежно бросила Китти, проходя мимо.
– Инсайдер… в смысле, кто-то из нас с ними на связи? – Рамишев встревоженно на неё обернулся. Китти только невнятно повела головой.
– Ну что значит «из нас», что за бред ты несёшь! – выпалил Феликс, глядя на Рамишева. – Давайте тогда решать, кто втёрся в доверие и всех сдаёт, этого очень не хватало нашей маленькой гордой компании.
Сибилла испуганно посмотрела на него, но промолчала.
– Я просто, – смешался Рамишев, – хотел сказать…
Он обернулся туда, где стояла Китти, но она была уже совсем в другом месте.
– Нет, граждане, давайте серьёзно, – Феликс положил обе ладони на стол. – Кто-нибудь взаправду считает, что есть смысл подозревать кого-то из нас? Это надо прояснить до того, как мы отправимся.
(«Ключики», – Китти остановилась у него за спиной и протянула руку. Не оборачиваясь, Феликс передал ей ключи от машины).
– Нет?
Все напряжённо молчали, но, кажется, уже созрел неслышный вздох облегчения.
– Ну вот и отлично. И хватит всяких глупостей, – Феликс откинулся было назад, вспомнил, что у лавки нет спинки. – Мы начали, кажется, с того, зачем выдвигаться в Черноводь… Это промежуточный пункт, не более. Оттуда мы, разумеется, поедем дальше. В какой-нибудь большой город, с людьми, телесвязью и всем, что причитается.
«Если они остались вообще», – подумал он, но на этот раз никто не озвучил его запретные мысли.
– Нам же разоблачать сговор, – добавил он тише. – Это ведь ещё никто не забыл.
Они с Китти столкнулись в дверях, несколько попыток разминуться не возымели успеха.
– Так, ладно, стой, – Феликс остановился, остановил её за плечи. – Что это за разговоры про инсайдеров? Зачем?
Она глядела спокойно и холодно.
– Я сказала про такой вариант как про принципиально возможный, ничего больше.
– Конечно, не больше. Просто развести всеобщую панику, что такого.
– Панику, положим, развёл ты.
– Не я поднял тему.
Китти на секунду прикрыла глаза:
– Скажи лучше, как мои ключи оказались у тебя.
– А ты не помнишь? – она мотнула головой. – Ты не помнишь, что ты собиралась ими сделать?
– Нет…
Её растерянный вид несколько даже удивлял.
– Ты правда ничего не помнишь?
– Ничего, – Китти покачала головой снова.
Он посомневался секунду, стоит ли говорить.
– В общем, сначала мне пришлось перерывать весь двор и искать ключи, потому что ты зашвырнула их фиг знает куда. Знаешь, нашёл. С трудом, но нашёл. Потом я отыскивал тебя, потому что ты урулила в лес и я не знал, где ты… Ладно, забей, – он отстранился и махнул рукой. – Всё неважно. Давай уже выдвигаться.
77.
Если бы действительно всё было неважно…
Они ехали бесконечно – утро, день и теперь, перед первыми сумерками. Снег даже сверкал немного на обочинах от проглянувшего солнца, впереди по трассе тянулись две взрыхлённые полосы: после минутной остановки Китти предложила внедорожнику ехать вперёд, сославшись на какие-то мутные причины, по которым чёрное авто не может двигаться быстрее. У Феликса мелькнуло в мыслях, зачем бы ей это понадобилось, но у него сейчас было слишком много вопросов, чтоб задаваться ещё и этим.
Он не любил, когда ему лгали, когда скрывали от него что-то или умалчивали. Да, в этом всё дело.
Нет, даже не так – но действительно сложно в чём-то доверять человеку, который, оказывается, недоговаривал все десять-одиннадцать лет вашего знакомства. Что у неё ещё за душой, очень интересно?
(Да нет, понял он, неинтересно. Не хочется).
Нет, подобное вполне понятно и здраво, когда речь идёт о естественных врагах и вообще о любой ситуации конспирации: умалчивал же он про Китти в разговорах с Лавандой. Да чёрт с ним, он бы понял и это – мало ли кому, в чём и по какой причине трудно признаться, – но неужели она считала…
(И всё-таки, это не объясняет, почему органически неприятно сейчас находиться с ней рядом).
Считала, что он настолько ограничен и настолько не способен ничего понимать, что хотя бы как-то косо посмотрел на неё, если бы она сказала всё напрямик. Неужели можно было подумать…
(Похоже на то, как когда она служила у Нонине, – подспудное ощущение чего-то чуждого и гадкого, хотя он знал, что это та же Китти, что она своя до мозга костей. И хотя он всегда ждал их коротких встреч…)
Подумать, что он из тех, кто не разграничивает прошлое и настоящее, кто стал бы заморачиваться такими мелочами и кто не понимает, что человек и его кровные узы – это разные вещи.
(Не удавалось отделаться от этого чуждого, гадкого, будто оно налипало на неё, пока она сидела в кабинете Нонине, и она выносила его с собой, выходя наружу, – так, что хотелось просто взять и стереть с неё всю эту мерзость, не дожидаясь лучших времён).
За это он ненавидел Нонине – уже лично. В том числе за это.
Он запутался в собственных мыслях и просто отставил их в сторону. Пройдёт как-нибудь само. Вот он привыкнет, и, наверно, пройдёт.
Стоял отличный весенний день, какими и должны быть весенние дни в четвёртый год студенчества: солнце лилось через стекло в маленькую аудиторию и в воздухе плавно парили белесоватые пылинки. Если бы забыть, что обещали важную и не очень приятную новость, можно б было беспечно пригреться в солнечных квадратах, щурясь на свет. И, если бы уже сообщили, тоже, наверно, было б можно, но само ожидание выматывало и заставляло бродить из угла в угол. В очередной раз измерив шагами расстояние между стенами, Феликс остановился. Уля, рядом с которым он сидел изначально, ничем не выказывал беспокойства и иногда только зыркал на приоткрытую дверь аудитории. Рамишев и Пурпоров за дальней партой болтали и смеялись чему-то между собой – видимо, отвлекаясь таким образом от тревожившего. Китти занималась тем же самым – на первом ряду она шепталась о чём-то со своими приятельницами.
Феликс просочился за их стульями, присел на парту позади. Тронул волосы Китти, убранные, как всегда, в высокий хвост.
– Можно?
Китти стянула резинку:
– Только не дёргай.
Волосы у неё были мягкие и как будто перетекающие, как непрозрачная чёрная вода. Заплетать в них косички можно было бесконечно. Феликс успел закончить три и заплетал четвёртую, когда дверь всё же открылась.
Девушка, ведшая у них сегодня, сама недавняя выпускница, была немногим их старше и слегка походила на цирковую обезьянку. Посчитав, видимо, своим долгом немедленно обнадёжить их, она подняла обе руки:
– Так, говорю сразу: ничего страшного. Расформировывать никого не будут.
Все затихли и, как один, развернулись к ней в ожидании подробностей.
Та села за свой стол и уже спокойнее продолжила:
– Если коротко, просто придут с частными проверками – в деканат, может, ещё куда-то… Будут, так сказать, выявлять неблагонадёжные элементы, – она искренне улыбнулась шутке. – И, если что, с ними разбираться отдельно. Вы же к таковым не относитесь, правильно я понимаю?
– Неблагонадёжные элементы? – язвительно протянул Феликс.
– Ну я же попросила не дёргать, – Китти плавно вывернулась. – А что именно будут проверять, не знаете, если не секрет?
Та несколько потерялась:
– Нуу… всякие формальные документы, как я понимаю. Разные справки… или вот грамоты, которые давали в ноябре. Их ведь все отдали сразу, да?
Феликс уверенно кивнул, переглянулся с Рамишевым и Пурпоровым (лица их довольно плохо скрывали отчаяние), повернулся к Уле – но тот держался так, будто его всё это не касалось.
Долбанный День демократии, назначенный Чексиным и возведённый Нонине в ранг праздника абсурда с торжественным шествием-принудиловкой… Кто бы сказал тогда, что цветастые грамотки с печатями, что выдавали студентам-участникам, понадобятся кому-то теперь, спустя почти полгода. (А всё-таки, вспомнил он, это было классно – объявить протест и гордо отвергнуть всеобщий балаган).
А вообще говоря, он влип. И ладно бы, только он – что ещё туда-сюда, – но вместе и все те, кто пошли за ним (вернее, как раз никуда не пошли). А это уже отдавало катастрофой.
Китти он нашёл в коридоре возле окна, на большом перерыве.
– Слушай, – Феликс придвинулся к ней без предисловий, – а эти грамоты правда хранятся в деканате?
– Насколько мне известно, да, – ответ на заданный вопрос, ни словом больше.
– А если, например, отпечатать где-нибудь такие бумажки, подписать и принести, как думаешь, поймут, что фальшивка?
– Если бы сразу, скорее всего, никто бы не обратил внимания. Принесёшь сейчас – конечно, придерутся и найдут сто отличий.
Это было ожидаемо – сам Феликс предполагал то же.
– А если грамоты будут? – торопясь, продолжил он. – Ты же смогла бы их подкинуть к остальным? Как будто они там и были?
– Ничего план, – Китти обрисовала взглядом круг. – Непонятно только, почему я.
– Тебе же это легче лёгкого.
– Ну, не сказать, чтоб настолько легче… – протянула она, отходя несколько дальше по коридору. Феликс неотрывно следовал рядом. – В деканат меня, положим, пустят, но там всегда кто-то есть. А в открытую копаться в бумагах… Не думаю, что на это посмотрят сквозь пальцы.
– Да ладно! Тебя там все любят, и вообще, ты гений мимикрии.
Китти остановилась в нарочитом удивлении:
– Как интересно. То есть когда я иду со всеми на ноябрьское шествие, это трусость и приспособленчество, теперь же я вдруг становлюсь гением мимикрии. Вы отлично играете словами, господин Шержведичев, – губы чуть заметно дрогнули в усмешке, но Китти уже отвернулась и пошла дальше. – Знаешь, вылететь из-за того, что кому-то приспичило побунтовать не вовремя… Тоже не хочется.
Феликс собирался было сказать всё, что о ней думает, и гордо удалиться, но, уже отдёрнувшись и отойдя на несколько шагов, понял, что искать помощи ему больше не у кого.
– Ну ладно, ладно, – он резко развернулся на ходу, вернулся к Китти. – Чего ты хочешь?
Она остановилась, взглянула наконец прямо и серьёзно.
– Чтоб ты извинился.
– За разговор полугодичной давности?
– Да.
– И это всё?
– Да. Это всё.
– Ну… – он пожал плечами. – Ну ладно, извини.
Китти продолжала изучать его любопытствующим взглядом.
– Что? Не засчитывается?
Она промолчала.
– Китти! – не выдержал Феликс. – Ну в самом деле! Да, виноват, был неправ, была эта демонстрация, захотелось выпендриться… Да, сказал фигню. Я не думал, что тебя это заденет. Извини, пожалуйста, – Китти не собиралась прерывать его. – Слушай, тебе это на бумажке написать, чтоб ты могла перечитывать ночами?
– Не надо, – она на секунду удовлетворённо прикрыла глаза, будто получила всё, что хотела. – Смотри, давай так. На следующей неделе День революции, и, по идее, на время торжественной части все должны собраться в зале. Если к тому времени грамоты будут, я попробую.
– Будут, – заверил Феликс, сжав её руку. – Я тебе гарантирую, что будут.
Китти зачем-то притормозила авто.
– Что такое?
– Ничего. Сейчас поедем.
Он хотел было расспросить, но раздумал и снова отвернулся на дорогу впереди. Мало ли какие у неё причины: чего вообще ожидать от человека, пытавшегося себе… Ладно, ему, наверно, показалось, никто не делает это ключами от машины.
Через минуту поехали дальше.
«Настоящие» грамоты, конечно, легче всего было достать через Гречаева: недаром неофициально он слыл почти что первым человеком в его типографии, да и других каналов связи у него было хоть отбавляй. Феликс наскоро обрисовал ситуацию, не вдаваясь в подробности мотивов и детали плана.
Гречаев ничего не спросил и даже, к удивлению, не стал упрекать Феликса в неосторожности и недальновидности, как это за ним водилось. Вместо того он внимательно выслушал, какими должны быть грамоты (да, образец известный… с печатью тоже проблем не возникнет, а имена в строчки вписывали сами получатели, для экономии, наверно), и сказал, что к утру Дня революции как раз будет готово.
Феликс уже хотел попрощаться, как вдруг вспомнил.
– Подожди, – опыт уже учил, что такие вещи лучше оговаривать сразу. – Я тебе буду чем-нибудь должен?
– Так… – Гречаев на момент задумался. – Давай вот мы с тобой потом об этом поговорим. Сейчас не дёргайся, уладь спокойно все свои дела… А там посмотрим.
При следующей остановке Феликс уже не мог не посмотреть внимательней. Китти сидела с закрытыми глазами и не двигалась.
– Всё в порядке?
– Да, – как будто через силу ответила она.
– Точно?
Она открыла глаза; не говоря ни слова, нажала на педаль и повела машину дальше.
Вид у неё был определённо не самый здоровый, понял сейчас Феликс. Он по наитию протянул руку, приложил ладонь к её лбу.
– У тебя температура.
– Я знаю. Меньше надо было по кладбищу шататься.
– Ты доедешь?
– А есть варианты? – Китти мрачно на него покосилась. – Доедем. Куда денемся.
Феликс с усилием отвёл взгляд на дорогу. Там могли быть указатели с населёнными пунктами и километрами до них, и любой такой был бы сейчас кстати. Поэтому всё внимание он устремил на обочины, иногда с тревогой поглядывая на Китти украдкой.
– Так, так, так… Ну что же это он, – старательно раз за разом он набирал тот же номер.
Вислячик не отвечал.
Он попробовал снова, в промежутке ободряюще окинул взглядом всех собравшихся.
– Господа, я уверен, нам совершенно не о чем волноваться. Даже доберись он до этого Трешкина и даже если тот станет его слушать – что, согласитесь, тоже под сомнением, – господа, им просто никто не даст эфир. Прошлый раз всё же был исключительный: вся эта неразбериха и хаос… Один случай из тысячи – правда, не думаю, что когда-нибудь ещё такое будет. И к слову, нам ведь несказанно повезло, что Трешкин потратил его на историю, а не…
Он отвлёкся, чтоб ещё раз набрать номер. Вновь никого.
– Кстати, господа, – отложив на минуту телефон, он улыбнулся. – А с чего вообще такая уверенность, что Вислячик собирается говорить с Трешкиным о нас, а не, скажем, на какие-то личные темы? Почему бы ему, например, не озаботиться после того эфира и не возжелать провести что-то вроде воспитательной беседы о рамках и нормах теленовостей? Или, чего там, наоборот – не поддержать в борьбе за историческую правду?
Ответом было напряжённое молчание.
– Да, да… Маловероятно, – он снова переключился на кнопки телефона. – Значит, придётся мне сказать ему, что он неправ… Сейчас, дозовёмся сюда.
Он вновь прислушался к гудкам.
До Черноводи оставалось десять километров (нежданно выплывший указатель подсказал точно), когда Китти остановилась в очередной раз. Закрыв глаза, она откинулась на спинку кресла и втягивала воздух открытым ртом.
– Так, ясно, – Феликс вытянул мобильник.
– Подожди, – пробормотала Китти. – Сейчас чуть-чуть посижу, и мы поедем.
– Я вижу, как ты поедешь.
Он вылез из машины, набрал теперешний номер Пурпорова. Подняли быстро: он только успел обойти авто и остановиться у водительской дверцы.
– Леон? Вы добрались? Можешь сейчас подъехать к нам обратно? По-моему, она не в состоянии вести.
Когда он убрал трубку, Китти через приоткрытое окно тихо проговорила:
– Всё я в состоянии. Сейчас бы уже доехали. Здесь минут пять осталось.
– Не неси ерунду! Никому от этого лучше не будет, – Феликс открыл дверь. – Пересаживайся назад.
Китти не пошевелилась, только угрюмо смотрела в точку перед собой.
В принципе, прикинул он, в её теперешнем состоянии можно было бы вытащить её оттуда и силком. Но делать этого очень не хотелось.
– Китти. Пересядь, пожалуйста.
На этот раз она неохотно поднялась, выкарабкалась из-за руля и молча забилась на заднее сидение, кутаясь поплотнее в пальто. Феликс закрыл за ней дверь, сам же остался стоять снаружи и выглядывать в снежной пыли приближавшийся внедорожник.
В Черноводи, конечно, тоже не было никого. Но здесь стояли дома – низкие и длинные, с мрачным обилием вытянутых комнат. В одной из них и положили Китти.
– У вас есть с собой какие-нибудь лекарства? – спросил Пурпоров, когда они отошли за дверь. Феликс подумал.
– Только аспирин.
– Сколько?
– Одна пачка.
– И у нас две. Ей сейчас, конечно, надо бы что-то более серьёзное, – он кинул взгляд за дверь на койку, где Китти, похоже, уже заснула.
– Так если б я знал! Наверняка в Шаторском была аптека. Но она же молчала.
– Вот что, давай так, – Пурпоров отвёл его от двери и заговорил полушёпотом. – Мы с Витиком, попробуем добраться до ближайшего города и достать, что получится. А ты пока скармливай ей аспирин. Это, понятно, не сильно поможет, но хотя бы температуру сбивать будет. Если только резко не подскочит.
– А если подскочит?
– Будем считать, что не подскочит, – упрямо и спокойно повторил Пурпоров. Взгляд его при этом говорил: «Ну, ты же и сам прекрасно понимаешь». – Выйдет, может, несколько дней, но мы постараемся побыстрее.
– Так, вот и отлично, – он вернулся в комнату, с удовлетворением пряча телефон. – Поговорили: он не настолько утратил контакт с реальностью, как можно было подумать. Хотя когда Вислячик его терял… Даже согласился спокойно всё обсудить – скоро будет здесь.
– Уже не будет, – Мамлев развернул и пододвинул к нему планшет.
Он нагнулся, чтоб вглядеться. Не поверил, перечитал ещё раз.
– И вот зачем так… – обронилось невольно.
Мамлев удивлённо поднял голову:
– Ну а кто ему виноват – по незакреплённым настилам гонять?
– Да, с такой водой осторожнее надо, – подал голос Дукатов. – Я вот на своей машине вообще больше не езжу. И родичам не позволяю. Мало ли.
Он старательно улыбнулся по-мягкому:
– Ну, тоже понимаешь, вертолётов на всех не хватит…
Ещё раз проглядев новость, сморщился и недовольно покачал головой.
– Но как это всё не вовремя и как… мелко… Абсолютно дурацкий финал. А этот мальчик – Трешкин? – он вопросительно посмотрел на Мамлева. – Он, случайно… не там же?
– Да, пишут, тоже извлекли, – тот небрежно несколько раз проскользил пальцем по экрану. – Я думаю, Вислячик вёз его в какое-нибудь своё место, чтоб поговорить без лишних ушей.
– Верно, похоже на то… – он отбарабанил дробь по столу, задумчиво улыбнулся своему. – И все концы по умолчанию в воду. Безобразие как удобно.