80.
Он не стал отходить и прилёг рядом с ней. Время текло странно теперь, в забытьи отсчитывало часы и секунды, что расплавились в одну вязкую бредовую жижу и смешались друг с другом. Он делил теперь это время с Китти, как будто думал тем поделить и обезопасить другое, то проваливаясь в неглубокий сон, то просыпаясь и тревожно прислушиваясь, – ему вдруг казалось, что она перестала дышать. Дышала, но слабо.
Ночь пройдёт, и они приедут. Они обязательно приедут. Такое не обсуждается, и в укрытии из сна и сумеречного жара можно ждать сколь угодно долго, целую вечность…
Ночь заглядывала в широкое окно, и вдалеке, в тёмной сини мерцали чужие огни, и где-то шумели машины большого города. В кухне был зажжён неяркий свет, от него становилось тесно и тепло.
Лето ещё не закончилось, мама Китти уехала в отпуск на море – впервые за долгое время. Они были одни здесь.
– Извини, меня, кажется, понесло куда-то, – пробормотал Феликс. Он сидел боком за столом, крепко сжимая пальцы, чтоб они не дрожали. – Ещё не ложился почти все эти дни… Пока похороны, всё такое… Наверно, тоже влияет.
Китти – на другом краю кухни она смешивала какао в большой чашке – обернулась:
– Всё хорошо сейчас. Ни о чём не думай.
И глаза у неё большие и тёмные – такие, что испивают, поглощают в себя без остатка любую могилу, любую агонию.
Хорошо, что можно никуда теперь не идти, сколько бы ни продлилась ночь, когда бы ни наступило утро.
– Я убью её, – отчётливо проговорил Феликс. Горло на секунду снова сжалось, но он справился на этот раз, только прервался немного. – Пусть там все болтают, что достаточно, чтоб она ушла по закону. Но я клянусь, я убью Нонине. Так или иначе.
Китти бесшумно приблизилась, поставила полную чашку рядом с ним на стол. Запахло шоколадом.
– Выпей.
Она уже собиралась отойти, когда Феликс судорожно вцепился в её запястье:
– Но ты-то – ты не исчезнешь? Ты же всегда будешь тут, правда?
За ночью пришёл рассвет.
Феликс стоял у раскрытого окна, по инерции всматриваясь в серовато-белую даль. Утро не принесло изменений, только сделало вещи виднее и отчётливей. Теперь он глядел и понимал лишь, что от них нечего ждать больше.
В глубине дома пробили старые часы. Наверно, Сибилла завела их, чтоб оживить немного жилище.
– Феликс? – негромко позвала Китти. – Кажется, всё.
– Что всё? – он сделал вид, что не понял.
– Кажется, меня записали.
– С чего ты так решила?
– Я слышала, как бьют часы.
Феликс помотал головой:
– Я слышал, как бьют те. Это не они.
– Тогда… – она прервалась, – почему я не могу вдохнуть. Нет воздуха.
– Это от простуды, – Феликс подошёл к её койке. – Хочешь, выйдем на улицу?
Китти качнула головой:
– Я не смогу сейчас подняться.
– Я тебя вынесу.
– Ты меня уронишь.
– Я тебя вынесу, – упрямо повторил Феликс.
Она чуть заметно усмехнулась:
– Не придуривайся, доходяга…
Глаза её закатились.
– Не вздумай! – Феликс рывком поднял её, поддерживая под плечи, но Китти уже не дышала.
Он обхватил её, потащил к окну – там ведь воздух, много свежего воздуха, хоть что-то должно сейчас помочь! Шаг… другой… она же совсем не тяжёлая, почему так трудно дотянуть её даже туда, на такое небольшое расстояние…
Добравшись с ней до окна, Феликс как мог приподнял её, облокотил о подоконник. В лица им теперь бил летучий холод, но Китти, казалось, не собиралась больше вдыхать его.
Придерживая её, Феликс замер рядом.
Ну, дыши, ну, пожалуйста. Что мне сделать, чтоб ты дышала?
Она недовольно посмотрела на зверя, снова – на стражей поляны, что обвили кольцами тело человечицы, и нехотя сделала знак рукой. Переплетённые корни выпустили добычу, опали и медленно, шипя, начали уползать обратно под землю. На минуту в почве, где они прошли, оставались глубокие борозды, но и те скоро исчезали – будто не было.
Она подошла чуть ближе, чтобы посмотреть на человечицу. Та была без сознания, но жива. Скоро придёт в себя.
Она развернулась к чёрному зверю – нет, зверёнышу, младшему двойнику.
– Только ради тебя, – сказала она строго.
Зверь фыркнул, ткнулся носом в её ладонь и умчался вдаль, сквозь чащу леса.
Протянулось несколько минут бесконечности – и ему показалось, что… Нет, не показалось: её и вправду стало легче поддерживать, когда Китти оперлась ладонями о подоконник. Она открыла глаза, несколько раз бесшумно и глубоко вдохнула.
– Всё? – Феликс отводил чёрные пряди, упавшие ей на лицо, они не держались за ушами и падали обратно. – Всё нормально теперь? Да?
Китти не ответила сразу, потом тихо и внятно проговорила:
– Кто-то отпустил меня.
Ночь брела мимо них далеко за окном, за полоской рассвета, за мелким наставшим утром – огромная и равнодушная, а потому не желавшая зла: ей было не до жизни столь мелких существ. Бездонно-чёрная, она шла над покинутым миром, где только лёд и вечные снега и где свирельщик из старой сказки никак не заканчивал своей древней колыбельной и за ним тянулись олени и волки, песцы и белые зайцы; они двигались вместе по краю бессрочной зимы, но не знали, куда и зачем. В небе же замёрзшие бледные звёзды светили тем, кто остался ещё в этом мире.
– Должно было быть сейчас, но кто-то меня отпустил, – задумчиво повторила Китти.
Феликс всё ещё аккуратно поддерживал её. Осторожно прижался сильнее:
– Не делай так больше. Никогда так больше не делай.
81.
Он с наслаждением стянул промокший плащ, отметил, что в квартире тепло и вообще неплохо: Вайзонов держал всё на уровне, хотя сам редко тут появлялся. И уж по крайней мере, здесь можно было поговорить без опасений: в нейтральности прежде нейтральных территорий теперь возникали большие сомнения.
Вайзонов с доброжелательной безучастностью смотрел, как он неспешно располагался в кресле. Видимо, и сам – редкий случай – не торопился.
Он мельком заглянул в журналы на столике рядом, заговорщически улыбнулся:
– А между прочим, у меня хорошие новости.
– Так.
– Шелетов нашёл их!
– Да ладно, – без особого удивления произнёс Вайзонов.
– Почти у крайнего севера. Прослушивал линии и перехватил разговор – так что по крайней мере два номера у нас есть. Правда, в какой-то момент они разделились: один остался на месте, второй продвинулся на довольно порядочное расстояние… Но затем все воссоединились. Не могу предположить, что это было, – может быть, разведка.
Вайзонов внимательно слушал.
– Это другие симки, правильно я понимаю? Тогда совершенно не очевидно, что это они.
– Кому ещё, – он добродушно отмахнулся. – В тех краях теперь пусто, человека не встретишь, а тем более с такими именами, обоих разом. Вообще, странно всё это – там никого, здесь никого…
Белёсый туман распластался за стеклом, будто и не было дальше ничего в мире – никакой даже улицы и соседних домов. Только капли барабанили по карнизу.
С ленивым недоумением он пожал плечами:
– Пока ехал, не встретил ни одной машины, ни даже пешеходика. Куда-то же они деваются.
– На запад, – откликнулся Вайзонов.
– А?
– Они идут с востока на запад. Не останавливаясь, – пояснил Вайзонов. – Наверно, боятся, что те будут и здесь.
Он помолчал. Сквозь неохоту всё же спросил:
– Так это правда – про тех?
Вайзонов кивнул.
– И кто они? По-прежнему неизвестно?
Тот неопределённо пожал плечами:
– Никто. Создания. Другие. Лаванда знает?
– Не думаю… Вообще не представляю, о чём она знает, – он покачал головой, раздражённо нахмурился. – Послушай, не кажется тебе порой, что мы попали в чей-то дурной сон? Все эти… пожары… Нашествия… непонятно кого. Зима вот эта… с ума сошедшая. Чтоб в январе – и весь месяц ливни, будто летом. Ты когда-нибудь видел такой январь?
82.
Белая равнина раздалась без краёв и заполнила весь мир. Это не было областью, частью территории, частью чего-то на географической карте – это была безграничная и, наверно, бесконечная зима.
Где мы?
Где-то в нашей стране.
Иногда по пути им встречались посёлки, даже маленькие города – все, как один, безлюдные, заброшенные в сугробах. Где-то ещё работали фонари, и чёрные окна домов глядели на пустой в ночи перекрёсток. Чуть светилась хрусткая корка снега, и призрачно змеилась иногда дорожка в полусвете – это пробегала позёмка. Надо спешить, наверно, иначе не нагнать упущенное – слышишь, кто-то идёт впереди, там, где поворачивает, убегая вниз, трасса?
Нет… Только как свистит ветер.
И если прислушаться – если прислушаться чутко-чутко, можно различить, как звенит вместе с ним тонкая песня свирели. Она ведёт куда-то сквозь ночь, по краю мёрзлого белого света. Как думаешь, есть ещё в мире люди кроме нас?
Думаю, где-то они есть.
Трасса бежит впереди. Наст держит хорошо, и наша дорога легка уже много дней. Мне только исподволь думается, что однажды она приведёт нас в мой кошмар – в тот из них, где можешь вечно брести сквозь снега и всё равно никуда не выйти. Если сами мы давно уже спим, это проще, чем кажется.
Не волнуйся, бензина хватит на целый перегон. А дальше – другой пункт, и, надеюсь, в нём будет заправка. Хорошо, что нам теперь не нужны деньги.
Иногда они видели, как сбоку от них маячат те, другие – чужеродные создания с металлическим отсветом по каркасу. Они сжигали леса и осушали реки, затянутые льдом, уничтожив же, двигались дальше. Однажды совсем рядом проплыл недорушенный ещё город. Существа дожирали его – высокие дома-башни складывались в гармошку и проваливались куда-то вниз.
Они тогда поспешили уехать.
Может быть, так и выглядит война?
Не знаю, Феликс. Не знаю.
Иногда попадались приземистые угловатые здания – заводы или железнодорожные депо. Они пустовали, но в них можно было укрыться на время, а порою найти даже что-то полезное. Случались телефоны и радио, но, увы, они не работали, и по железнодорожным веткам никогда не проходил ни один состав. Только деревянные столбы начинали порой тянуться вдоль трассы, удерживая в снег и метель провода.
Казалось, в то время, когда мы встаём против одних, другие встают за нас. Казалось, это схватка не на жизнь, а на смерть, и что для нас всегда будет помощь, оттуда, откуда не ждали. Казалось, даже если конец – есть что-то, что подхватят другие, как знамя, подхватит сам мир.
Но мира нет, мы заброшены в пустоте, где только вечный дрейф наугад сквозь зиму. Никто не знает, что мы ещё здесь, и никому никакого дела.
Там должна быть звезда, в небе над трассой. Ты видишь её?
Нет. Но верю, что она там есть.
Мы едем в Ринордийск?
Да.
Мы туда доедем?
Пауза длиною в вечность.
Мы туда доедем?
Этого никто не скажет.
83.
Что-то показалось ему здесь знакомым – что-то проскользнуло в воздухе, по лесным ветвям, так, что ещё чуть-чуть, и он узнал бы… Нет, ускользнуло.
(Да ничего не ускользнуло, он сам забыл. Только что почти помнил – и забыл).
Феликс завертел головой, будто попадись оно на глаза снова – и цепочка вмиг восстановится. Несколько елей в ряд… Взгорок… Его пересекает тропка и уходит в лес, а там (сворачивает влево?) – он немного спустился, чтоб посмотреть, – да, сворачивает влево. Да, точно, вот такой плавной загогулиной.
Он уже был здесь.
Феликс знал, впрочем, что подобные эффекты часто объясняются каким-то сбоем в мозгу и совсем не имеют отношения к реальности. Либо же можно предположить, что они запутались где-то в дороге и действительно проезжают дважды по тому же месту – как больше нравится.
Но нет, «воспоминание» никак не связывалось с последними днями, а скорее относилось к временам более ранним – как будто что-то из студенчества. Тоже была зима, и точно так же был заснежен лес…
Ну, тут можно было уже самому посмеяться над собой: ты, в студенчестве, зимой в настоящем лесу? Парень, да ты из Ринордийска выезжал несколько раз за всю жизнь: один раз в Юмоборск – познакомиться с кузиной Лав и взглянуть, как ей там живётся с опекунами, и два-три раза ещё с родителями, по каким-то дальним родственникам. Всё это летом и, уж конечно, по городам, а не в такие леса.
Феликс ещё раз оглядел местность, с недовольством отвернулся: он и сам не знал теперь, почудилось ему или нет. Деревья, тропа, электровышка, трасса, – из всего этого, понятно, никакие ориентиры.
Электровышка?
Он замер, уставился на неё – вполне типовое металлическое сооружение. Такие не встречались им, понял Феликс, огромное количество времени, как что-то из другого, ушедшего уже мира.
Он огляделся: такие же виднелись правее и левее вдоль трассы. Внизу каждая опора была обведена двумя жёлтыми полосами.
«До́ма!» – завопил инстинкт прежде всех рассуждений. Феликс отвесил ему подзатыльник, чтоб не ликовал раньше времени. В конце концов, мало ли где ещё такие вышки…
Жёлтые полосы – это было изобретение Нонине. Так должны были отмечаться линии электропередач, построенные при ней и с её подачи. В столичном регионе действительно одно время развернулось строительство, но дальше не продвинулось: у великой правительницы вдруг нашлось множество куда более важных дел. И уж естественно, дела поважнее были у госпожи Мондалевой.
«Дома?» – тихо, с опаской поглядывая, повторил инстинкт.
Феликс поднялся обратно к трассе.
– Китти? Можешь взглянуть на одну штуку?
Китти, хотя была бледнее и немногословнее, чем обычно, уже полностью вошла в норму и по снежным завалам спустилась непринуждённо, будто всю жизнь так и ходила.
Он указал на вышку и на полосы:
– Что думаешь?
– Явно из линий Нонине, – чему-то хмурясь, она взглянула на Феликса. – Думаешь, мы под Ринордийском?
– Я, конечно, не знаю точно, – он быстро и нервно пожал плечами. – Но мне кажется, я видел это место. Вспомнил! На практике, на втором курсе, когда нужно было написать репортаж на местности. У меня тогда был ринордийский регион – помнишь, я ещё предлагал тебе поменяться? Я почти уверен, что это у какого-то посёлка под столицей.
Зрачки Китти сузились до точек.
– У какого именно?
– Не помню… – пробормотал он. – Не помню, я мотался от одного к другому по нескольку раз на дню! Как я могу помнить? Но знаешь? Я чувствую, что он где-то близко, Ринордийск. Как будто что-то такое в воздухе.
Китти медленно кивнула:
– Да. Я тоже чувствую.
– Ты тоже?
Феликс замер, затем метнулся к внедорожнику, что стоял у поворота на просеку.
– Надо им сказать…
– Подожди, – Китти не двинулась с места. – Что ты им хочешь сказать? Что здесь электровышки с жёлтыми полосками, а у нас какое-то там чувство?
Феликс удивлённо взглянул на неё.
– Мы даже не знаем, в какой стороне город, – заключила Китти.
– Почему не попробовать в разные? – он мотнул головой. – Мы наугад исколесили полстраны, неужели сейчас не выберемся к Ринордийску, когда он от нас в шаге?
– Просто потому что…
На трассе послышался шум авто.
Оба, не сговариваясь, бросились обратно к машине через глубокий снег. Он осыпался, норовил ухватить и не давал двигаться быстро – как в тягучем сне, когда убегаешь от кого-то. Феликс держал в уме, что надо ещё успеть дать сигнал внедорожнику, но на полпути тот и так промчался слева от них – видимо, устремился в лес.
Наконец вскарабкались по насыпи. Их машина стояла на обочине, носом к дороге. Шум стал куда явственнее и звучал гораздо ближе. Похоже, авто было больше одного.
Китти дала задний ход, и они скатились с трассы. Машина несколько раз подпрыгнула, замедлилась. С боков промелькнуло сколько-то деревьев, позади они уже смыкались стеной. Здесь Китти заглушила мотор. Прятаться лучше было поздно.
Наверху, на трассе проскользнули одни только чёрные верхушки. Проедут, на секунду зародилась мысль. Проедут и не заметят. Или это вообще не они. Авто затормозили.
– Глянь-ка! Это что? – хлопнули двери и раздался незнакомый голос.
Следы, вспомнил Феликс. Их и в снегопад не успело бы засыпать так скоро, а день как назло стоял ясный и солнечный, ни снежинки с неба.
– Какая-то зверюга пробежала. Или съехали с трассы.
– Подойдём посмотрим, – вмешался третий.
Китти, не глядя, выхватила из бардачка пистолет и передёрнула затвор. Пристально и напряжённо она всматривалась поверх насыпи, где встали машины. Феликс ещё не видел у неё такого взгляда: будто автомат для ликвидации, стрелять будет без всяких раздумий, потому что наверху – враги и только враги.
– Если съехали, то давно чешут по лесу, я не слышу здесь никакого мотора. На них скорее выйдут на той стороне.
– А если они сейчас стоят под насыпью?
Спустятся, промелькнуло в голове. Даже если бросить машину и попытаться скрыться, всё равно далеко не уйдёшь, и они это, конечно, поймут.
– Ну не совсем же они дебилы. Пойди посмотри, если хочешь.
– Нет, проверить, разумеется, всегда надо… – отозвался самый первый. – Стой! Это что? Слышите?
– Это выше по трассе! Они въехали сюда, а не съезжали.
– Погнали тогда!
Авто быстро умчались дальше – по следам, оставленным обеими машинами, в ту сторону, из которой они вели. Возле просеки, судя по звуку, даже не остановились.
Китти забросила пистолет обратно, выдохнула, на секунду прикрыв глаза.
– Вот поэтому.
Когда она открыла глаза, взгляд был уже привычным и нормальным.
– Хорошо иногда быть дебилом, – полушёпотом прокомментировал Феликс. Он всё оглядывал небо над насыпью – ярко-голубое до рези.
Вскорости вернулся внедорожник. Из него высыпали и о чём-то спорили, но ближе пока не подходили.
– Их здесь сейчас на каждом шагу, – глухо проговорила Китти. – Было бы странно думать, что нас так просто пропустят.
– А если попробовать просочиться незаметно? Не в ряд же они по всему периметру.
У внедорожника всё ещё спорили. Похоже, Рамишев и Пурпоров никак не могли договориться, кому подойти ко второй машине, пока Сибилла, стоя в сторонке, взирала на обоих.
– По крайней мере, по ту сторону леса нас ждут точно так же, – Китти не отрывала взгляда от компании. – Не исключаю, что мы в кольце.
– Слушай, – Феликс развернулся к ней. – Я знаю эти места. Там в лесу тропа поворачивает налево и, сколько мне помнится, ведёт к посёлку, он не так далеко. Могу сходить на разведку и посмотреть. Если в посёлке их нет, сможем остановиться там.
– Феликс… – устало произнесла Китти.
– Послушай, я не мальчик-подросток, который нарывается на приключения! Я уже немножко соображаю, что я могу сделать, а чего нет. И вот это, я тебе говорю, я могу сделать. Не стоять же нам у трассы, в конце концов. Проехали эти – проедут и ещё.
Китти опять смотрела с тем странным выражением, будто он причинял ей какой-то дискомфорт.
– Хорошо, – сказала она наконец, отвернувшись. – Если остальные не против, я не возражаю.
Пурпоров отошёл от внедорожника и медленно, по снегу начал приближаться к ним.
Феликс уже подался было из машины, но вспомнил кое-что немаловажное.
– Тебе же пистолет сейчас не нужен? – спросил он.
– Зачем тебе?
– Если не получится уйти. Ну… чтоб по-быстрому.
– А ты выстрелишь? – Китти покосилась с холодным любопытством, покачала головой. – Ты не выстрелишь, это сложно. Возьми лучше это.
Не глядя, она вложила ему в пальцы что-то маленькое и холодное. Феликс посмотрел: это был небольшой пузырёк, как из-под растворителя.
– Ацетон? – фыркнул Феликс.
– Тебе не всё равно, что это? – Китти нарочито не оборачивалась и мрачно смотрела вперёд. – Полминуты. Только залпом.
– Огромное спасибо, это лучший подарок в моей жизни, – язвительно протянул он.
– Тебя никто не заставляет.
– Нет, Китти, серьёзно, спасибо, – он опустил руку в карман и приоткрыл дверь наружу. – Но вообще я скоро буду.
84.
Китти стояла возле своей машины, положив локти на крышу и спрятав нос и подбородок в складках рукавов. Глаза же были открыты и внимательно высматривали поверх. Несмотря на холод, она так стояла уже довольно долго.
Сибилла сначала наблюдала за ней, колеблясь, подойти ли ближе, но всё же решилась.
– Он вернётся, – она неуверенно улыбнулась Китти. – Он сейчас уже скоро вернётся.
– Сибилла. Я же просила больше не предсказывать мне.
Она запнулась:
– Но… ты так волнуешься…
– Может быть, – Китти подняла голову. Глаза её были холодные и отстранённые, как лаковый кабинетный глянец. – Но с чего волнуешься ты? План не срабатывает? Или срабатывает слишком хорошо?
– Ты о чём? – пробормотала Сибилла.
Китти выпрямилась, плавно обогнула машину.
– Это ведь ты нас сдала. Тот человек, от которого они всегда знали о наших передвижениях. От кого они знают теперь, что мы под Ринордийском. Это ведь ты.
– Почему… Нет, – Сибилла невольно попятилась.
– Ты нашла нас в Истрицке, когда мы только туда въехали. Ты зачем-то выехала оттуда с нами, хотя тебе ничего не грозило. Ты отправилась с нами и из Каталёва, хотя Булова уговаривала тебя остаться… Дайте догадаться, кто ещё мог уведомить их о нашем местонахождении, когда на всём пути нам не встретилось ни одного человека.
– Но это не я, – Сибилла покачала головой. – Ведь я точно так же не представляла, где мы…
– Если не ты, то кто?
– Я не знаю…
– Правильно, потому что никто, кроме тебя.
– Но это не я! – вскрикнула Сибилла. – Как мне доказать, что это не я!
Обернулись даже стоявшие у внедорожника Рамишев и Пурпоров.
Китти замолчала, резко потёрла правый висок, будто у неё вдруг заболела голова.
– Извини, – пробормотала она, не глядя на Сибиллу. Быстро обошла машину. – Извини, у меня крыша едет в последнее время.
Она открыла дверь на заднее сидение, скрылась внутри салона.
Сибилла постояла немного рядом, всё же открыла дверь со своей стороны.
– Можно?
Китти кивнула. Она сидела, сгорбившись, и угрюмо куталась в поднятый воротник.
– С тобой что-то странное происходит, – проговорила Сибилла.
– Давно заметно?
– Нет… Не очень.
– Сдаю потихоньку. Вот что значит отсутствие тренировки. С Софи бы такое не прокатило.
– Ты пытаешься взять на себя слишком многое, – произнесла Сибилла. – Госпожа Булова тогда сказала тебе правильно.
– Но разве я… Разве я могу иначе?
Она вынырнула из воротника и, мельком глянув на Сибиллу, снова отвернулась.
– Я помню, когда мы вернулись в Ринордийск… Нет, позже, когда родители развелись. Я ходила тогда по улицам. Там, где меня никто не знает. У железнодорожного моста. Там, где обелиск. Я понимала, что могу поменять паспорт. И что это ничего не изменит. Что сколько бы я ни убегала по этим улицам, я никогда не убегу. Они слишком хорошо меня помнят. Я могу лгать кому угодно, но не им. И не себе. Все вокруг… Те, кто хорошо относились, я имею в виду. Все они говорили: «ну это же только фамилия, не имеет никакого значения». Но я-то знала, – она посмотрела на Сибиллу и вновь приложила пальцы к виску, – что он здесь. И что мне от этого никуда не деться.
Поняв, что она не собирается говорить дальше, Сибилла придвинулась чуть ближе.
– Ты никому не рассказывала об этом? – Китти коротко качнула головой. – Может, тебе было бы легче?
– Кому бы я сказала? – Китти искривила уголки губ. – Феликсу? Будто я не вижу, как он смотрит на меня даже сейчас. Что бы он там ни говорил. У него каждая эмоция на лице написана. Никогда не умел притворяться по-настоящему.
– Он очень беспокоился, когда ты болела, – заметила Сибилла. – И боялся, что ты не дождёшься, когда они приедут. Он один раз рассказал мне, что ты ему обещала никогда не исчезнуть. И говорил, что ты, конечно, сдержишь обещание, – она неуверенно помолчала. – А ты правда что-то такое обещала?
Китти тревожно и сосредоточенно нахмурилась, будто пыталась припомнить, чего не было в её памяти.
– Это после похорон Роткрафтова, – произнесла она наконец. – У него, считай, нервный срыв был. Что я должна была сказать – что это не от меня зависит?
– Но, значит, ты нужна ему. И мне. А ведь мы тебя знаем.
Китти холодно улыбнулась:
– Ему – и, кстати, тебе – лучше бы держаться от меня подальше. Пока я ещё могу контролировать свои действия. Что, как видишь, уже не всегда получается.
Она достала из-за пазухи пистолет, с интересом повертела его в руках.
– Знаешь, я никогда не стреляла по людям. Только по мишенькам. Иногда задумываюсь, как это могло бы быть. Скорее всего, однажды я просто раскрою им себе черепушку и на этом всё закончится.
– Китти, – Сибилла протянула было руку к ней, но она отстранилась к дверце. – У каждого есть своя тень за плечами. У любого человека, это правда. Твоя просто носит определённое лицо и имя. Это, наверно, даже чем-то удобно, – она попыталась улыбнуться.
– Да, я знаю, – Китти кивнула. – Я всё это знаю, Сибилла. Я просто устала.
Обе замолчали. Через лобовое стекло чуть размыто виднелся лес, заснеженные ёлки, кусочек неба над ними. На изгибе тропы вдалеке показалась фигура. Неловко, но очень упорно она приближалась. Китти тут же подобралась и внимательно всмотрелась.
– Наконец, – она вынырнула из машины наружу, повременила, пока фигура дойдёт. – Ну что?
– Ну подожди, дай хоть отогреюсь, – бросил Феликс. Открыв дверь, он бухнулся на переднее пассажирское и с минуту просто шумно втягивал воздух, восстанавливая дыхание.
Китти села за руль, открыла бардачок. Взглядом указала на зеленоватую бутылку внутри.
– Эту гадость сама пей, – пробормотал Феликс и, глубоко вдохнув ещё раз, выпалил. – Ихтамнет.
Китти вопросительно подняла брови.
Он повторил отчётливее:
– Их. Там. Нет.