Опять ничего.
– Нет, детка, не сейчас, – пробормотала Китти. – Ещё кружок.
– Что, всё-таки сдохла? – поинтересовался призрак (он как-то слишком уж нагло перебрался на переднее сидение).
– Отвали, – бросила она.
Конечно, если это должно было случиться, то именно теперь. Неудивительно и даже логично.
Китти вскинула взгляд на зеркало. Позади машины не было заметно никакого движения, но она бы не поручилась, что там не приближались. В темноте очень плохо видно.
«Вот паники сейчас абсолютно не надо».
Китти глубоко вдохнула. Ещё раз плавно повернула ключ, выжав педаль.
На этот раз механизм отозвался тихим тарахтением и знакомой, родственной почти вибрацией в руках. Кто бы мог подумать, что так приятно будет ощутить её вновь, – Китти даже ничего не сделала сразу и просто сидела несколько секунд с глупой улыбкой.
Следом же нажала на газ и помчала обратно, к депо.
90.
Похоже, это всё-таки сумасшествие.
Феликс в очередной раз попытался взять себя в руки и обмыслить, что вот сейчас было. И почему он целился в неё – когда только пару недель назад выцарапывал с того света? Неужто уже забыл, что это такое?
Ладно, он бы всё равно не выстрелил. Он бы не выстрелил, даже если бы она собиралась, за это Феликс ещё мог отвечать.
Ну а остальные, которые всего-то хотят жить дальше, сколько-нибудь, как-нибудь, – то есть того же, чего хотят все нормальные люди? Он вспомнил, как Рамишев и Пурпоров ездили за лекарствами, как Сибилла на вершине горы сказала, что верит, что он чувствует город… Точно ли они заслужили такое безапелляционное обвинение?
Надо бы, наверно, извиниться… Феликс прошёл немного в их сторону: они переговаривались и болтали под навесами, чему-то даже смеялись потихоньку.
Нет, – он отпрянул и помотал головой. Не в данный момент, когда всё ещё жгло от обиды и досады и в ушах стучало «мы уже прорывались по твоей инициативе, больше не хочется» и «ты в меньшинстве», – ещё подходить, унижаться, говорить «извини»… Это было выше его сил.
Как-нибудь потом. Если доведётся.
Феликс вернулся в депо, взглянул на бумаги с распечатками, оставленные на тумбе. Вчера это ещё было ужасным компроматом, теперь же… да какая теперь разница, по большей части.
Всё равно. Он подобрал бумаги, тщательно сложил и спрятал у себя. Это уже дело принципа, даже не какого-то «изменит – не изменит».
Он пересёк депо насквозь, снова вышел, через противоположную дверь. Отсюда видны были поля и небо над ними, всё вдали уже начинало сливаться в снежной мгле. Где-то там, за горизонтом, сверкала огнями столица.
Никогда ещё он не чувствовал себя таким окончательно и подтверждённо одиноким.
Может, решиться, махнуть сейчас? Всё равно больше никто не захотел, они, наверно, даже не заметят.
Взгляд упал на красный снегоход – он так и стоял здесь, на углу. Недаром Феликс сходу почувствовал в нём что-то родственное. Он присел рядом, погладил красную раму.
– Ну что, милый друг? Попробуем прорваться? Нет, так нет, невелика потеря. А если всё же да, обещаю тебе большую прогулку по Ринордийску. Зашибись будет представление, я тебе гарантирую.
– Плохая идея, – сказала Китти. – У меня есть получше.
Феликс встал, резко обернулся.
– Ты же сказала, что уехала, – злобно выдохнул он. – И что тебе всё равно.
– Я соврала. Уже можно было бы отвыкнуть верить каждому слову.
Китти стояла в тени строения, и её лицо было сложно разглядеть в потёмках. От неё слегка несло спиртом и мятой.
– Ты напилась, – Феликс подступил ближе.
– Выпила немного, там холодно. Я не пьяная.
– Что ты тут делаешь?
Теперь, подойдя вплотную, он заметил, что глаза у Китти блестят лихорадочно, почти безумно.
– Слушай меня, – она заговорила быстро и глухо. – Есть возможность поехать в Ринордийск. Только тогда ехать надо прямо сейчас, позже будет поздно.
Феликс недоверчиво прищурился:
– Интересно… А можно поподробнее про такие внезапные возможности?
– Сначала «да» или «нет». Если нет, остальное не имеет смысла.
– Да, естественно, да! Какие тут могут быть вопросы.
– Тогда садимся в машину и едем, – Китти кивнула куда-то в темноту. – Быстрее, потому что я не глушила мотор.
Феликс двинулся было за ней. У самого авто, когда Китти уже открыла дверь, всё же остановился и взмахнул руками:
– Подожди, может, ты всё-таки расскажешь в двух словах, что происходит?
– Садись, – с нажимом продавила Китти. – Объясню по дороге.
Они играли в карты колодой Терры – в игру, у которой не было названия и правила которой, похоже, менялись с каждым часом.
Людей на ступенях и каменных плитах стало заметно меньше, чем вначале. Хотя каждый, как казалось, старался набрать больше карт себе, теперь, ближе к концу, все хотели избавиться от них, как от тяжёлого груза, скинуть в общую кучу в центре круга, где их уже скопилось так много, и отойти от общей игры в неведанную темноту за колоннами. Давно не было человека с маленькими серыми глазками. Вышел из круга красавчик-блондин, перед уходом зачем-то отдав Китти остававшиеся у него карты (Вольдемар Замёлов, вспомнила Лаванда по фотографиям, так его звали). Кедров вручил почти целый веер карт Её Величеству и молча отступил за колонну, где смешался с тенями и бликами факелов.
Но Софи всё равно всё спустила. Она играла залихватски, отчаянно, будто никогда не собиралась заканчивать. Но и она в своё время швырнула в круг последнюю карту – темноволосую королеву на троне – и с победной улыбкой удалилась в темноту.
В круге остались лишь Китти и её визави – тот, который говорил, что подождать осталось недолго. Сейчас только Лаванда заметила, как они похожи. Неясный рокот вдруг прошёл под сводами, там заклокотало, затрещало, и камни обрушились сверху – пока не здесь, но уже близко, в коридоре за дверями. В воздухе завихрилась повисшая пыль. Здание доживало своё последнее.
Китти привстала и обернулась, чтоб посмотреть.
– Ну что же ты, – её визави чуть улыбнулся. – По правилам игра должна быть закончена, что бы ни случилось, ты же знаешь.
Китти развернулась обратно.
– Да, вы абсолютно правы, – ответила она ледяным тоном. – Игра должна быть закончена.
Она снова села и взяла карты. Лицо её было непроницаемо, как маска.
– Мы их выследили, – проговорил в трубку Шелетов, направляясь тем временем к своему автомобилю. – По крайней мере её.
– Отлично, замечательно, – промурлыкали на том конце линии. – Теперь попрошу вас её задержать и доставить, куда мы договорились.
– Понял.
В трубке замолчали, затем напряжённо повторили:
– Но только задержать, ничего больше.
– За кого вы нас принимаете? Конечно, ничего больше, – он недовольно фыркнул, остановился в двух шагах от авто. – Слушайте, было бы время, я бы даже оскорбился.
– Ну вот да, со временем сейчас не особо, – пробормотали там. – Дайте мне сразу знать.
Ничего не рассказала она и по дороге. Только сосредоточенно и упорно гнала машину.
На самом деле, они ехали в сторону от города, и Феликс хотел было сказать об этом. Но промолчал.
Китти наконец затормозила.
– Здесь.
Она взглянула на часы на руке. За окнами густела темнота, и Феликс тщетно попытался что-нибудь в ней разобрать.
– И где это мы?
– Минуту. Мобильник у тебя с собой?
Он вытащил и показал телефон. Китти забрала его, положив взамен в руку свой.
– Что это за манипуляции?
– Он мне нужен, потом объясню. Распечатки? – она вопросительно взглянула на Феликса.
– Ну естественно!
– Отлично, – она кивнула. – Тогда слушай. Вон там лежит железная дорога. И по ней ещё иногда ездят поезда. Один из них приходит через пять минут и идёт на Ринордийск.
– В чём подвох? – он насторожился.
– Это товарняк. И идёт не сразу, а сначала сутки стоит под городом.
– Хорошо. И?
Она собиралась ответить, но тут все звуки смолкли под грохотом и протяжным гудком. Огромная чёрная махина взрезала снежную муть и остановилась, фырча и выдыхая клубы пара. Будто дракон хочет кого-то сожрать.
– Так, смотри, – торопливо, но отчётливо заговорила Китти. – Сейчас туда подойдут охранники и начнут проверять вагоны. Когда они уйдут к хвосту, быстро подбираешься и залазишь в любой открытый вагон. Но лучше не первый. Пока поезд не отъедет, встань у той стенки, где дверь, и затихни. Если что, я буду недалеко и, в принципе, смогу вмешаться, но всё-таки лучше, чтобы тебя не заметили. Когда дверь закроют и поезд отъедет, будет уже безопаснее. Постарайся найти что-нибудь тёплое, чтобы закопаться или накрыться. А то не доедешь.
– Подожди, а ты? – перебил Феликс.
– Я пока останусь.
– С какой стати?
– Ещё кое-что надо сделать.
– И ты считаешь, я так соглашусь? – почти крикнул он.
Глядя в темноту за стеклом, Китти дёрнула уголками губ.
– Кто-то, кажется, хотел в Ринордийск.
Феликс отвернулся от неё.
– Кстати, поезд стоит не так долго. И если не успеешь залезть в этот, другого сегодня уже не будет.
– Значит, будет завтра.
Китти покачала головой:
– Этой ночью мы в любом случае должны отойти отсюда. Дольше – нас стопроцентно обнаружат.
Феликс развернулся к ней снова.
– Я же по глазам вижу, что ты что-то задумала.
– Допустим.
– Но почему мне тоже нельзя услышать? Почему всегда всё обязательно решается помимо меня, как будто я статуэтка на палочке и меня можно просто ставить, как заблагорассудится, потому что так удобно?
Китти тихо вздохнула:
– Хорошо, слушай. Сначала я должна помочь им отъехать на восток. Сама я останусь здесь – в одиночку я смогу спрятаться, я умею это делать. Надо кое-что завершить тут, чтобы всё получилось… если я начну сейчас вдаваться в подробности, это займёт слишком много времени. А вот тебе – тебе следует добраться до Ринордийска и там выяснить, наконец, что же всё-таки происходит. Рассказать им, если они не знают, найти Лаванду, найти наших, которые не участвовали в той афере, всё обнародовать – про тех созданий, про сговор с Нонине, про Истрицк и про остальное… В общем, всё, что ты умеешь. Сейчас этого никто не сделает, кроме тебя.
– Ты это серьёзно?
– Абсолютно.
Глаза её были как маленькие тёмные стёкла, через которые ничего не увидишь: там лишь отзеркаленный ты.
– Но мы же встретимся?
Китти дежурно улыбнулась:
– Когда всё наладится, я приеду в Ринордийск первым же поездом.
Он дал себе ещё секунду, встряхнул головой:
– Ладно, пошли.
Они выскользнули из машины, по возможности тихо перебрались по снегу к темневшему контуру станции. Поезд вставал за ним неясной чернотой, и фонарики охранников в самом деле блуждали уже где-то в хвосте.
На углу станции, который должен был скрывать их обоих, Феликс всё же остановился и обернулся к ней ещё раз. Ему нужно было – он сам точно не знал что – как будто какое-то подтверждение, что сказанное было сказано всерьёз. Ничего похожего он не нашёл. Китти только внимательно и отстранённо окинула его взглядом (так окидывают уже объекты, а не живых людей), механическим жестом поправила ему шарф и воротник:
– Запахнись, там холодно.
Дыхание вырывалось паром у них изо ртов. Феликс перехватил её руку.
– Китти, если это опять какой-то подлог… Я же тебя найду. И тогда не знаю, что сделаю.
Она растянула губы, как будто ей стало вдруг очень смешно:
– Договорились.
Он ещё раз сжал руку Китти, затем выпустил и, не оглядываясь, побежал к поезду.
– Уже не найдёшь, – пробормотала она, когда Феликс не мог услышать.
Игра близилась к концу.
У Китти осталось меньше карт, чем у её визави, но теперь ходила не она, и расклад был не в её пользу: она с трудом отбивала и вынуждена была использовать козырные против всей той мелочи, которую в обилии подкидывал её противник. Если в очередной раз у неё всё-таки не получится отбить, поняла Лаванда, вся эта гора карт в центре круга перейдёт к ней. А уж от такой груды не избавится никто во всю жизнь.
Вот она отбилась Звездой, что мерцала голубоватым маяком на тёмном небосклоне. Внизу стоял и смотрел наверх видный только со спины чёрный силуэт.
Визави Китти с некоторым любопытством посмотрел на карту.
– Думал, прибережёшь её до последнего, – проговорил он.
– Ваш ход, – Китти сидела с тем же бесстрастным выражением лица, с каким она вошла сюда. На руках у неё оставалась одна карта.
– Ну что же…
Он неторопливо и методично перебрал карты в веере, как бы прикидывал, которая из них утопит вернее. Наконец выбрал и изобразил улыбку.
Карта, которая легла теперь в центр, была страшной. На ней не было воплощённого зла с рогами и копытами, которое можно сделать глупым или смешным и похихикать над ним, не было и таинственной ночной темноты, любимицы поэтов, – только серый мрак охватывал дорогу, по которой в пыли и грязи брели тусклые согбенные фигуры, им теперь некуда было больше идти. Тоскливой вереницей они спускались под уклон и тихо, безлико там исчезали.
– Ваш ход, – тактичным тоном передразнил противник Китти, зная, что она не отобьёт.
У меня ведь тоже есть карта, – вспомнила Лаванда. Карта с Солнцем – жарким и огромным, ярче любой из звёзд, такое уж точно разгонит любую темноту и воссияет, одно на всех. Лаванда хотела было податься к Китти и помочь ей, но что-то остановило, едва различимое, но, похоже, сильнее её самой.
Китти молча и пристально разглядывала кипу в центре. Потом посмотрела на визави, снова на кипу и бросила поверх свою последнюю карту.
Посреди белого безмолвия ещё не развеялись остатки смертного пиршества, но не было больше ни движения, и десять человек с ружьями притихшей кучкой стояли поодаль. У горизонта тонкой полоской зарождалось утро, новое и победное, в небе же танцевали яркие, как никогда прежде, созвездия.
Жертва была принесена.
Китти встала и теперь только чуть улыбнулась, мимолётно и насмешливо:
– Ну, теперь-то уж точно всё.
Она развернулась и пошла прочь. Из зала прямым путём протянулась галерея, где уже рушились стены и своды и глыбы падали сверху, разбиваясь о мрамор на полу. Куда же она идёт – туда, где ничего не держится больше и мир, хотя ещё существующий по прихоти случая, должен распасться на кусочки в ближайшем мгновении?
– Китти, – Лаванда подалась было за ней. – Китти, подожди. Мы… не договорили.
Китти остановилась, даже вроде бы поискала её взглядом. Но не увидела и, больше не оглядываясь, пошла дальше.
Поезд медленно тронулся. Его прожектор прорезал тени, залил на минуту ослепляющим светом, в котором взвихрились тучи снежинок. Китти прикрыла глаза. Стук и скрежет выросли, показались рёвом железного монстра, и состав покатил вдаль, оставляя за собой только темноту.
Теперь всё.
Что бы ни случилось дальше. Никакие падения, утраты и ошибки не имели теперь большого значения, и было можно всё – вообще всё что угодно. Ведь главное уже совершилось.
Китти улыбнулась почти счастливо и вступила в тот мир, который ждал её, – где безвременные потёмки укрывают от глаз и можно беззвучно скользить за спинами тех, кто заслужил, или просто уйти в безмолвие, когда здесь не останется живых.
Она шагнула и остановилась, не двинувшись более. Ничего этого ей было не нужно.
Сегодня ночь искупления.
Вдалеке послышался шум моторов, замелькали фары. На их фоне проступили силуэты вооружённых людей.
«Точно, как по расписанию».
– Стоять и не двигаться, – произнёс кто-то сквозь темноту.
– Да-да, я здесь. Я никуда не иду, – пробормотала Китти, заведомо зная, что тот её не слышит.
Они остановились чуть поодаль с настороженно поднятыми ружьями. Один отделился и, подсвечивая фонариком, приблизился плотнее.
– Оружие на землю.
– Нету, – Китти вытащила руки из карманов.
– Имя?
– Китти Башева.
Тот обогнул её сбоку и встал теперь совсем рядом. Поскольку его всё равно было не разглядеть за фонарём, Китти по-прежнему смотрела вперёд, пытаясь от нечего делать посчитать, сколько здесь человек.
– Подождите, – тот непринуждённо сменил тон на неофициальный. – А это не вас я подкидывал в Ринордийск лет десять назад?
– Наверно, меня, – Китти чуть покосилась в его сторону. – Вы ещё сказали тогда, что у меня глаза ссо-шника.
– Ну, глаза-то у вас не изменились, Китти Эрлина.
Он перехватил фонарь несколько по-другому, и теперь и Китти могла разглядеть его в лицо. Она невольно изогнула кончики губ: «какая встреча».
– Идёмте, – тот кивнул в сторону одной из машин. – У меня поручение вас арестовать.
Они двинулась рядом, Китти чуть позади. К ним быстро подлетел один из людей:
– Мы её не обыскивали.
– Забей, – тот отмахнулся. – Конец света скоро.
Больше к ним не приближались. Подведя Китти к чёрному внедорожнику, он открыл переднюю дверь и приглашающе кивнул:
– Садитесь.
– Спасибо, – сказала Китти и забралась внутрь. Всё как в старые времена.
91.
Город заливали дожди. Даже к февралю здесь так и не началась зима, и потоки воды падали с неба, текли поверх кровель и уложенных настилов нескончаемыми реками, а уж за витринами магазинов и кафешек и вовсе было ничего не разглядеть: вода струилась по стёклам, как в настоящем фонтане. Впрочем, кто из горожан сидел бы сейчас где-нибудь, кроме как дома, где телевизор убаюкивающе рассказывает про лебедей и чаек, что всё-таки смогли – смотрите-ка! – ужиться вместе на городском пруду (совсем незачем знать кому-то, что пруд размыло и его не отличить теперь от любой улицы города, а лебеди и чайки давно улетели, – кстати, можете не благодарить, вам пришёл паёк за прошлую неделю, катер всё-таки доплыл).
И конечно, никто не мог увидеть, какое действие разворачивалось за окнами маленькой книжной кофейни, что стояла в неприметном переулке. Здесь, внутри было солнечно, хотя струи застили весь мир по ту сторону стекла, но и сквозь них свет озарял помещение.
Женщина сидела на высоком круглом стуле и покачивала ногой. Только что вошедший светловолосый мужчина снял шляпу и подступил ближе.
– Твои любимые, – он улыбнулся и протянул женщине красный букет.
– Danke, – она прижмурилась на мгновение, приняла цветы. – Где Адель?
– Занята, – тихо и многозначительно проговорил мужчина. – Много… нуждающихся.
Женщина понимающе кивнула:
– Да, работы теперь хватит на всех. Даже на господина Редисова, – она насмешливо покосилась на брюнета во фраке, что листал книгу у полок на дальней стене.
– Почему это «даже»? – тот обернулся. – Я, между прочим, и так успел поработать, в отличие от некоторых. Книжки там писал всякие, про нас, про всё, что было.
– Прям про всё? – женщина прищурила глаза.
– Ну… некоторые подробности остались между нами, – он с таинственным видом улыбнулся, окинул взглядом обоих. – Кофе?
– Конечно!
Брюнет отошёл к плитке, где уже почти кипела кофеварка, и вскоре тёмный дымящийся напиток наполнил три чашки.
Женщина отпила немного, подняла голову к «автору», что стоял у её стула.
– У тебя самый чудесный кофе в мире, – сказала она негромко, с отчётливым немецким акцентом.
– Это ещё что. Читал я тут про кофе в одной книге… в какой же…
– Корлетов? «На улицах и площадях»? – подсказал блондин.
– Именно! Там говорилось, в Ринордийске водились когда-то такие кофейни, что аромат растекался из них далеко по улицам и всякий путник неизменно сворачивал с дороги, чтобы зайти и попробовать столь божественный напиток.
Дверь дрогнула, и внутрь вошёл человек в серой шляпе и сером плаще. Вода стекала ручьями со всех троих.
– Извините, немного припозднился, – человек смущённо и сдержанно улыбнулся.
– Лёха! – блондин вскочил, хлопнул его по плечу. – Садись, обогревайся. Что там случилось?
Тот снял шляпу и расстегнул плащ, несколько рассеянно (как, впрочем, и всегда) огляделся по сторонам.
– Только что я встретил… наверно, это называют потерянной душой. Могла бы стать великим творцом или гуманистом. А стала…
Он замолчал, не заметив даже поставленной перед ним чашки кофе.
– Вы разговаривали? – поинтересовался блондин.
– Да, я пытался что-то объяснить ей. Я же всё-таки поэт… как говорится, глас народа. Знаете, что во всём этом самое неприятное? – человек в сером обвёл их взглядом. – Когда ты, лично ты, сделал однажды что-то правильное, сделал как надо и можешь даже в какой-то степени собой гордиться. А потом всё перечёркивается… вот такими фактами. И думаешь тогда: а надо ли было ввязываться, стоило куда-то рыпаться, если в итоге всё в мире остаётся как есть? – он прервался, чтоб найти взглядом брюнета. – Слушай, у тебя нет папиросы?
– С каких пор ты стал курить? – тот протянул ему портсигар. – У своего протеже научился?
– Он не мой протеже, – человек в сером неловко покрутил папиросу в пальцах, поднёс ко рту и отложил на край стола, видимо, так и не поняв, как иметь с ней дело. – Он – её.
Женщина скептично прикрыла глаза и поджала губы:
– Да ладно, он меня и знать не знает.
– Это абсолютно не важно, – человек в сером с убеждением повёл рукой. – Абсолютно и совершенно. Кстати, тут все в курсе, да? Он едет в Ринордийск.
– В товаром поезде? – женщина переглянулась с ним, оба чуть явственно, но со значением кивнули. – Моё ему сочувствие.
Она над чем-то мрачно замолчала. Брюнет сразу заметил это.
– Вы совсем ничего не пьёте, фройляйн.
– Не хочу напиваться раньше времени. Тем более и повод на подходе.
– Ты про ту девушку? – спросил он тише и серьёзнее.
Женщина молча кивнула.
Блондин, придвинувшись ближе, попытался заглянуть ей в глаза:
– Почему ты не поможешь ей? Она звала тебя.
Женщина покачала головой:
– Ей никто сейчас не сможет помочь. Ни я, ни любой другой. Разве что она сама, если получится. А она себя не прощает, бедное дитя.
Все четверо замолчали. Дождь монотонно отбивал бесконечный мотив, а свет всё так же грелся среди стен, книжных полок и стойки с высокими стульями: ему не хотелось наружу.
– Ну что? – женщина нарушила молчание. – Noch Kaffee für alle?3
Все поддержали предложение.