– Да, – протянул бывший сосед.
– Хорошо было.
– Эт точно.
Тут из нескольких колонок, расположенных по углам помещения, вместо монотонно бубнящего диктора, рассказывающего о величии страны, громко зазвучали звуки гимна. Его включали по радио каждый час и все, находящиеся в общественном месте, в это время должны были встать. Сейчас не встал только один мужчина. Он остался лежать на столе, видимо слишком много употребил спиртовухи. Собутыльники как ни пытались, не смогли его растолкать. Как только последние ноты гимна отыграли, все сели и продолжили с чего начали. Мужчина стараясь не дышать быстрым движением опрокинул рюмку. Затем еще одну.
– Вот сын у меня спрашивает, «а что не так пошло», а я ему отвечаю, мол все так. А сам думаю, «а что так-то»? Как ни крути, а из семнадцати лет его жизни хорошие воспоминания были только там, в начале, – мужчина мельком посмотрел на окружающих и, убедившись, что никто не смотрит в их сторону, добавил, – до операции. Вот где мне ему эти хорошие воспоминания добыть сейчас? Я в полную силу работаю. Все для них, для детей.
– Это да, – согласился собеседник.
Мужчина вздохнул и начал рассматривать неровную и засаленную поверхность стола. Потом тихо, словно размышляя вслух, пробубнил:
– Вот все закончилось, мы победили, а что получили? Я понимаю, нужно время, чтобы восстановиться, но уже семь лет прошло. Что изменилось?
Подняв голову он первый раз за весь разговор встретился взглядом со своим собеседником. В постоянно задумчивых и печальных глазах соседа словно вспыхнул огонек. От этого взгляда мужчине стало не по себе. Испугавшись, что сболтнул лишнего, он запинаясь затараторил:
– То есть у нас-то изменилось. Мы свободу получили. А вот от них нам ничего не досталось. Пусть теперь всю жизнь нам в ножки кланяются. За нами сила, правда, – продолжал он уже громче. – Мы-то им показали.
Огонек в глазах собеседника потух так же быстро, как и возник, и он опять уставился в свою полупустую рюмку.
Посидев еще немного молча, мужчина оставил на столе недопитую бутылку и отправился домой.
В темную комнату с балкона просачивался тусклый теплый свет. Жена все еще работала. Мужчина разулся, затолкал обратно в ботинок ранее использованные листы газеты и подошел к детям. Они тихо посапывая лежали в своих кроватях. Мужчина присел к сыну и легонько потряс его за плечо.
– Пап? Ты чего? – спросонья спросил Вадимир.
– Послушай, сын, я накричал на тебя не просто так, – прошептал мужчина. – Разозлился, понимаешь. Все эти слова, о правде, о лучшей жизни. Мы живем так, как есть, а значит и жизнь у нас лучшая. Ты про всю ерунду, о которой говорит твой одноклассник, забудь. Нет за стеной ничего. И не будет. И ни с кем больше разговоры такие не заводи, опасно это, понимаешь?
– Да, пап. Я не прав был.
– Ну вот и хорошо. Спи, завтра в школу. А у учителя прощения попроси.
– Ладно.
Мужчина похлопал сына по плечу и встал с кровати. День оказался долгим. Разложив диван и сняв одежду, мужчина улегся под одеяло. Но не успел он погрузится в сон, как услышал звонок входной двери, затем последовали чьи-то голоса и настойчивый стук в их комнату.
– Пап, что происходит? – спросил разбуженный сын.
– Сейчас узнаем.
– Открывайте! Это Товарищество Абсолютной Тайны!
От услышанных сов мужчину сковал страх. «ТАТ, ищейки, они не приходят просто так. Кто-то донес на их семью, на кого-то из их семьи». Мужчина с трясущимися руками подошел к двери. К нему подбежал испуганный сын.
– Папа?
– Стой и молчи. Ничего не говори.
Щёлкнув замком, он открыл дверь. В комнату вошли трое. Одеты они были в черную форму с вышитым белым ромбом на предплечье, фуражки и высокие кожаные сапоги. На поясе у каждого красовалась кобура и дубинка.
– Нас известили, что тут есть гражданин распространяющий пагубные мысли.
Мужчину накрыла новая волна страха. Холодная капелька пота стекала по его спине. Они говорили точно о его сыне, больше не о ком. Значит кто-то слышал их разговор, кто-то их сдал.
– Это должно быть ошибка, – пролепетал он.
– Ошибки быть не может. Вы либо сами выдаете преступника, либо мы будем допрашивать каждого члена семьи.
«Каждого» – эхом пронеслось в голове у мужчины. Ходили слухи про их допросы. Если люди и возвращались с них, то были полуживые. А те, кто не возвращался признавался во всем, что от них требовали. Мысли быстро пролетали в голове у мужчины: «И что же делать, молчать? Тогда все равно признаешься под пытками в том, что даже не совершал. Сдать сына? Но он же свой, родной. И зачем вообще он сегодня решил с ним поговорить. Лучше бы не знал ничего. Сдаться самому? А как же семья? Кто их будет кормить? Основной доход ведь от него приходит.» Он повернулся к сыну. Вадимир смотрел на него понимающим и бесстрашным взглядом.
В опустевшей рюмочной занят был только один откидной столик в углу. За ним сидело двое мужчин, а по середине стояла полупустая бутылка спиртовухи. Они оба, словно загипнотизированные, высматривали что-то в своих рюмках.
– Я – отец и должен был его защитить, – сказал один.
– Эт да, – ответил другой.
– Но если бы меня забрали, кто семью содержал бы тогда? Не смогли бы они прожить.
– Тоже верно.
– Но получается, что я вроде как его предал?
– Эт да.
– А с другой стороны, где ему еще помогут, как не в исправительном штабе?
– Точно.
– Там ему объяснят, научат. Он другим вернется. Нормальным членом общества.
Ответа не последовало.
Мужчины посидели еще немного и допив оставшуюся спиртовуху вышли из рюмочной. На улице один из них рваным ботинком наступил в большую кучу еще теплых собачьих испражнений.