Моя цель – показать реакцию на это событие населения тогдашнего многонационального Ташкента.
Ведь что ни говори, а митинги и демонстрации в Нагорном Карабахе стали первым серьезным испытанием для политики «дружбы народов СССР».
Последствия же начавшегося процесса не могли не отозваться эхом во всех национальных окраинах единого советского пространства.
Откровенно говоря, до вспышки этого межэтнического конфликта лишь немногие в Ташкенте могли бы без подсказки найти на карте Нагорный Карабах.
И, пожалуй, только члены армянской диаспоры знали, что основную часть населения этой небольшой кавказской автономии составляли их соплеменники.
Но там же, на юге области, имелись районы с азербайджанским населением, которое, по понятным причинам, не поддерживало никаких территориальных перемен.
В настойчивом требовании пересмотра границ со стороны неформальных карабахских лидеров жители Средней Азии, причем, не столько даже русские, как представители коренных наций, видели для себя мину замедленного действия.
Дело в том, что еще с царских времен Туркестанский край пережил немало политико-административных реформ.
Карта Туркестана многократно перекраивалась и в советское время.
Еще были живы старики, хорошо помнившие казусы так называемого национально-государственного размежевания, начавшегося в конце 1924года.
Они рассказывали своим детям и внукам о том (и это ни для кого не являлось секретом), что в отдельных районах таджиков массово записывали узбеками и наоборот, казахов – киргизами и т.д.
Таджикистан, например, до 1929года являлся автономной республикой в составе Узбекской ССР. А Киргизия и вовсе имела статус автономной области и входила в состав РСФСР.
Весьма причудливо сложилась судьба Каракалпакии.
Мне довелось почти год жить и работать в этом самобытном краю, и я по возможности подробно изучил его историю.
Так вот, только в советское время Каракалпакия последовательно находилась в Хорезмской республике (своей левобережной частью), затем вошла в Казахскую АССР, после чего четыре года пребывала в РСФСР, и лишь в 1936-м была включена в состав Узбекской ССР.
А ведь каракалпаки – тоже древнейший народ со своей историей и культурой, народ, имевший определенные предпочтения.
Мне доводилось беседовать на эту тему со многими представителями практически всей титульных наций.
Настаивая на том, что при размежевании было допущено много ошибок и несправедливостей, все они, тем не менее, подчеркивали, что поднимать заново вопрос о пересмотре границ, особенно, если это касается районов с водными источниками и поливными землями, было бы для Средней Азии самоубийственным.
Никакая человеческая воля не смогла бы распутать этот исключительно сложный узел проблем.
А разве на Кавказе положение проще?
Карабахский конфликт, тлевший (пока еще тлевший!) за сотни километров от Ташкента, тем не менее, никого не оставил здесь равнодушным.
Люди говорили, что для блага страны нельзя допустить опасного прецедента, высказывали надежду, что Москва разберется во всем и предложит взвешенное, устраивающее всех решение, в полной мере гарантирующее права армянского населения Карабаха.
Если уж центральная власть в предшествовавшие периоды пользовалась правом перекройки административных границ, то именно сейчас ей следовало твердо объявить об их нерушимости. Ведь мы живем в одной стране, что же тут делить!
И вот появилась информация ТАСС, в которой, как казалось, были расставлены все точки над «и».
РЕЗНЯ В СУМГАИТЕ
Однако успокоение оказалось совсем коротким.
Всего через несколько дней на Кавказе полыхнуло так, что содрогнулась вся страна!
В Сумгаите, индустриальном городе с 250-тысячным населением, являвшемся, по сути, дальним пригородом Баку, в течение 27-29февраля происходили кровавые события, названные позднее «Сумгаитским погромом», или «Сумгаитской резней». По сути, шла охота на лиц армянской национальности, которых жестоко избивали, насиловали, убивали, выбрасывали из окон.
По официальным данным погибли 25армян и шесть азербайджанцев, около ста жителей были ранены.
Еще больше пострадавших (около 300) было среди военнослужащих, которых бросили против разъяренной толпы практически без надлежащих средств защиты.
Власти всячески пытались приуменьшить масштабы кровавой бойни, свести ее к разрозненным актам хулиганства и вандализма, к отсутствию в ней организационного начала.
Но в действительности это была первая за советский период вспышка массового насилия на этнической почве.
Горбачев, в свойственной ему манере, переложил вину за случившееся на военных. Дескать, не опоздай они на три часа, беспорядков не произошло бы.
Среди «европейцев» Узбекистана события в Сумгаите вызвали смутное ощущение надвигавшейся беды.
Дело в том, что Ташкент и Баку советских лет были весьма схожи по своему интернациональному духу, казавшемуся прочным и незыблемым.
В обоих городах, с их пестрым национальным составом, царила особая атмосфера взаимопонимания и дружбы, господствовало толерантное отношение к людям с другими этническими корнями.
Невольно закрадывалась мысль: если дикая вспышка насилия оказалась возможной вблизи интернационального Баку, то не повторится ли нечто подобное в других местах?
Между тем, «узун кулак» проносил все новые подробности о подлинных событиях в Сумгаите.
Выяснилось, например, что накануне погромов в городе побывали первые лица республики, но общение в зале с жителями оказалось столь острым, что партийные вожаки вынуждены были спасаться бегством через черный ход.
Значит, власти знали о готовящемся мятеже?
Но если так, то почему не приняли решительных мер?
Где был якобы всемогущий КГБ с его мощным осведомительским аппаратом?
Почему бездействовала местная милиция?
Почему город в течение почти двух суток находился в руках озлобленных погромщиков?
Передавали также, что зачинщиками резни были доведенные до отчаяния беженцы из азербайджанских сел Нагорного Карабаха.
Но если так, то, значит, круг «подстрекателей» был довольно узок, а это, в свою очередь, облегчало профилактическую работу с ними.
Или же кому-то было выгодно выпустить кипевшие страсти наружу?
Все эти вопросы оставались без ответов.
Ясно было лишь то, что события в Сумгаите резко осложнили выполнение договоренностей, достигнутых накануне в Нагорном Карабахе.
И все же даже в тот период большинство ташкентских европейцев верили, что положение еще поправимо, что это было последнее испытание для «дружбы народов СССР».
Мы верили, что Сумгаит преподал, пускай горький, но все же важный урок для новых лидеров страны.
Теперь-то они уж точно поймут специфику национальных окраин!
Теперь-то, наверняка, уделят пристальное внимание особенностям межэтнических отношений, поручат профессионалам разработать меры по недопущению в будущем бесчинств на почве экстремизма, научатся действовать на опережение.
Ну, а что касается конфликта между Азербайджаном и Арменией, между двумя братскими народами, то он все же будет улажен в обозримом будущем.
В духе пролетарского интернационализма.
Иного не дано! – было такое магическое заклинание во времена перестройки, весьма любимое многими реформаторами.
УТЕРЯННЫЙ ШАНС
И тут словно бы сама природа вмешалась в кипение политических страстей, хотя и самым грозным, трагическим образом.
7декабря того же, 1988года в Армении произошло мощное Спитакское землетрясение, жертвами которого стали более 25тыс. человек.
В Ташкенте эту весть восприняли с болью и состраданием.
В городе, пережившем разрушительное землетрясение 1966года, а затем отстроенном заново, понимали, что значит неотвратимый удар стихии.
Погибших, увы, не вернешь, но возрождать из руин потерянное необходимо.
Ни один республиканский бюджет не выдержал бы трат на колоссальные восстановительные работы, и лишь совместными усилиями можно было ликвидировать последствия разгула подземной бури.
В Ташкенте хорошо помнили о трудившихся на его площадках строителях всех национальностей.
Беда, как и ее преодоление, сплачивает людей, побуждает их к сотрудничеству.
Узбекистан в числе первых вызвался придти на помощь пострадавшим армянским братьям.
Но не в меньшей степени нас всех обрадовало заявление Азербайджана, сделанное в том же духе братской солидарности, о готовности направить в Армению строителей, технику, другую помощь.
Сложилась уникальная ситуация, когда за счет вовлечения в благородный созидательный процесс все стороны конфликта могли бы выйти из него, «не потеряв лица».
Однако какая-то странная пассивность центральных властей, их отстраненность от больной проблемы привели к тому, что новые размолвки участников спора наслоились на прежние обиды.
Сам же конфликт приобрел еще большую остроту.
Именно в эти зимние дни единственно возможный путь к примирению был утерян окончательно, была пройдена некая «точка невозврата».
В Ташкенте горько сожалели об этом, как, может быть, нигде.
Но нам все еще верилось, что злая энергия этнических разборок никогда не доберется до Средней Азии.
«ИЗ-ЗА ГОРСТИ КЛУБНИКИ»…
Весна 1989года выдалась неспокойной.
Карабахский кризис продолжал углубляться.
Произошли известные события в Тбилиси.
Лихорадило Молдавию.
О стремлении выйти из состава СССР упорно заявляли прибалтийские республики.
Но здесь, в Средней Азии, в частности, в Узбекистане, пока сохранялась относительная стабильность.
Как-то раз мы провожали в отпуск нашего сотрудника, еврея по национальности, и он вдруг сказал: «Как хотите, а я знаю точно: Узбекистан никогда не выйдет из Союза, а если и выйдет, то самым последним»…
Нам и самим хотелось верить, что Союз устоит, выдержит все испытания и окрепнет в них.
Однако подкрадывалось тревожное ощущение, что в кувшине, где был некогда замурован злой «джинн национализма», появилась маленькая щелочка, и вытекание ядовитого дурмана идет из нее, хотя и медленно, но беспрерывно. И уже рядом бродит кто-то невидимый, кто намерен сорвать крышку с этого запретного кувшина и выпустить джинна на волю.
25мая в Москве начинал работу 1-ый съезд народных депутатов СССР, с которым люди связывали многие надежды.
Прибыли в столицу и посланцы Узбекистана, в том числе 1-ый секретарь ЦК Компартии республики Рафик Нишанов.
И вот, буквально накануне открытия съезда, когда внимание всей страны было приковано к Москве, у нас, в ферганской глубинке, неожиданно для всех, вспыхнул межэтнический конфликт.
23мая в городе Кувасае произошла массовая драка между лицами узбекской и таджикской национальностей, с одной стороны, и турками-месхетинцами, с другой. Всего в столкновении участвовало порядка двухсот человек.