– Он мастер на эти штучки, – выразительно и полунасмешливо, как и обычно, продолжал Рудольф. И звучало всё это весьма странновато, поскольку сама тема разговора была для насмешки неподходящей. Или же он пытался таким вот образом скрыть свои подлинные чувства. – Вот у меня было, когда он хотел меня от Гелии отвадить. Вроде, я сплю, но осознаю чётко, лежу у себя в отсеке. Открывается дверь, она входит. А я тогда, ну ты понимаешь, горел ею, как чокнутый ходил. Раздевается, ложится рядом, я… Ну, короче, она вдруг превращается в ледяную как вакуум образину с чёрными дырами вместо глаз, и при этом хватает меня намертво, как в примитивном фильме ужасов из старинной фильмотеки, какие-нибудь «Байки из склепа». Я просыпаюсь в ледяной же испарине, понимая, что это сон, кошмар, а веришь, влага на мне ледяная, будто этот кошмар успел немного и подтаять подо мною. Так я потом не мог и подойти к ней несколько часов. Она в слёзы, а я не могу, и всё. А как забеременела она, сны стали ещё страшнее. Что из неё рождается чудовище, а сама она после этого топит меня в какой-то ледяной воде, говоря, что я свою миссию исполнил, и ей не нужен. Не имею я права оставаться жить после этого. И осадок оставался на долгое время, как не бывает от обычных снов. Да она ещё драться начала со мной, когда я пытался её приласкать. Я и сказал ей, родишь, тогда и приходи. Он, видишь ли, отвратить хотел меня от неё, а её от меня, чтобы она вошла в этот Луч. Без сожаления оставив этот мир и меня. И девочку он специально выслал погулять тогда в горах, чтобы она захватила твою душу. Мне Олег рассказывал про девочку в горах. И я, болван, даже не понял, что речь идёт о моей дочери. И захватила. Я же помню, как ты начал сходить с ума от поисков того, не знаю чего. И про Голубику эту сразу забыл, как только убийцу этого выкинул, и девочку на другой же день в горах встретил.

– Тем ни менее его убили.

– Это сделал Паук. У них свои счёты. Он из мира этих кристаллических нелюдей. Хагор, как я понял, сумел заблокировать для него все их базы в горах. Вот они тут и шныряли. Не мы были им нужны, а их хитроумные штуковины оттуда, откуда они вывалились. А Хагор имел, видимо, задание, произвести их блокировку. Что он и сделал. И, похоже, после этого они – его патроны сверху, и заблокировали его башку, чтобы ничего не помнил. Мало ли. А вино это так, самодеятельность его была, от горечи, что кинули его здесь. Чего Паук ему и не мог простить. Он-то не хотел, в отличие от Хагора, шлаком пустым тут валяться. Понял, что не дождётся сиятельной благодарности за свою жертвенную миссию, провалил её и стал местным царьком. Правда, он панически боится, как и Хагор боялся, за свою хитиновую шкуру. И страх перед возмездием делает его изворотливым. Хотя чем ему был и опасен Хагор? Сам такой же трус?

Я себя не оправдываю. Этот гад поставил не мне свой эксперимент. Он просто взял и вывернул меня требухой наружу. Пойми, каждый человек, есть продолжение длинного ряда поколений людей. Точка в бесконечной линии. Что там во мраке нашего подсознания? В подвалах генетической памяти? Какое наследие предков? Зачем это выворачивать? Вот и преисполняйся теперь гордостью человеческой, мол мы мыслящие нейроны Мирозданья, рыцари Галактики! Одноклеточные на чужом лабораторном столе! А на Землю они попасть не могут. У нас, видимо, есть свои защитные поля от них. А тут нет. Местные в прошлом так издырявили свою планету, так её измучили войнами, что она утратила защитные силы, иммунитет, вот к ним и полезли из тёмных мировых щелей всякие «ангелы», в кавычках говорю, понятно.

– Тот случай с Голубикой. Не даёт мне покоя. Зачем он так поступил? Ведь и я мог его убить? Помнишь в том отсеке? Зачем ему было рисковать? Зачем он попался нам? Или он играл в свою сумасшедшую игру?

– Он знал, что ничего ты не мог. Вернее, это я над тобою экспериментировал, каюсь за это. Никто не мог его у нас на базе убить, и он это знал. Он сам проверял тебя. Да к тому же, его жизнь для тех, кто его прислал – тьфу! И даже меньше, чем это «тьфу». У них нет ни малейшей значимости индивидуальной души, поскольку, насколько я понял, там отсутствует понятие «Я», там есть только сияющий коллектив, звёздный пчельник – муравейник. А они это своё индивидуальное «я» вместе с вещественным его носителем приобрели только здесь по необходимости. Потому и вели себя как дети. Не поймёшь, безумные или блаженные. Он знал и сам, ему мало тут жить. Он был раздавлен и изуродован этим миром. Впрочем, если бы ты хотел воздать убийце первой жены по заслугам, я бы не стал тебя удерживать. Я это приветствую – месть убийце невинной души должна быть, иначе как человеку, чьё близкое и любимое существо ужалило какое-то человекообразное насекомое, потом нормально жить? Я и Олега не осуждаю. Олег, конечно, наломал лишних дров, а так… Этот же полагал, убей ты его, так и не встретишь её, дочь мою. Жестокий убийца тем, кто его послал, был нежелателен. А ему всё равно умирать. Если же ты пожалеешь его, – ты тот, кто им и нужен. Так оно и случилось.

– Но если Икринка была из них, как она смогла бы попасть на Землю?

– Она была почти полностью земная. Мать – гибрид, от земного отца, а она уже едва ли не целиком земная. А эта ангельская хрень, что там и было в ней? Испарилась бы. Что он там вытащил из неё этот Луч? Одну тоску, тень, всего лишил, радостного, тёплого. Всё, что ты любил, испепелил, а оставил? Так, память одну. И разведчика нашего в Архипелаге Хагор ликвидировал, как только тот парень оплодотворил их ангельскую самочку Инэлию. Только промашка вышла, Паук его самого чуть не удушил. Еле выскочили из его паутины. Видишь ли, потом он начал самодеятельностью заниматься. Неумный был по их меркам. И по моим тоже. На меня напоролся, а нужен был кто-то совсем другой. Гелия попала под мою власть и уже не подчинялась ему. За это он и превратил её в пустой и высохший колодец, так я думаю. Это же он подсадил её на Мать Воду, Ты ему понравился, хотя видишь, какова его любовь. Старался вас соединить, на убийство пошёл.

– Это не может быть правдой. Всей правдой. Это слишком жестоко. А я чувствовал его несчастную запутавшуюся душу. И Икринку я чувствовал, как самого себя. Она жила во мне и была моим продолжением.

– Которое он, это твоё продолжение, добрый ангельский дедушка и убил, – жестоко резюмировал Рудольф, – если, конечно, тебя может утешить мысль, что твоё продолжение где-то там продолжается в их волшебном кристаллическом мире.

– У каждого из тех, кто принимал участие в этой драме, есть своя версия случившегося. Выходит, что истина лежит где-то на стыке всех этих мнений, и никто тут не может претендовать на полноту понимания.

Рудольф молчал. Жалел ли он свою дочь? Гелию? Он только лизал свою рану, как лев в пустыне, когда его никто не видел.

– Жаль, что всё так вышло у тебя, – сказал он, наконец.

– А у тебя?

– И у меня.

Паук без паутины

Неожиданный визит Инэлии

– У меня тут не проходной двор! – зарычал он. – Я никого не звал! – и, обернувшись на шелестящий звук открывшейся панели входа, замер, что называется с открытым ртом.

Маленькая женщина, войдя, застыла у стеклянного на вид, но из несокрушимо прочного полимера, узкого и низкого столика. Вернее, их было два, соединённых вместе. На них и лежало замороженное тело Хагора, до горла прикрытое серебристой и хрустящей тканью. Она теребила эту ткань и смотрела на резко посветлевшее, похудевшее, кажущееся гипсовой моделью, застывшее лицо Хагора. Не меняя своего при этом выражения, такого же спокойного, с каким и вошла, Инэлия долго трогала стержни, торчащие из висков мертвеца, похоже, не испытывая ни потрясения, ни удивления. Глубокие стержни не стали удалять из черепа старика, поскольку Хагору это было уже всё равно. Рудольф невольно содрогнулся, следя за бестрепетным по виду исследованием Инэлии. Ему самому голова Хагора казалась в данный момент жуткой поделкой вроде перфоманса – абсурдом из прошлого декадентского искусства, непонятно зачем и с каким замыслом слепленной и выставленной, чтобы ужасать простаков, забредающих на подобные выставки. Ни обезображенный безгласный труп вечного говоруна, ни явление из ниоткуда живой Инэлии – всегдашней молчуньи не казались действительностью, а прелюдией к основному действию такого же необъяснимого и не имеющего объяснения в здравых понятиях спектакля, ради которого они, странная парочка, и материализовались в подземном городе землян.

Светлая туника женщины была похожа на ночную рубашку, пояс она не завязала, а белые, полностью лишенные пигмента волосы были повязаны сзади нелепым цветным лоскутом и завязаны бантиком, как у девочки. Она обернула к Рудольфу лицо, ничуть не старое, если бы не седые волосы, не смутные шрамы, это было бы лицо красавицы.

– Инэлия?! – поразился Рудольф, – как ты здесь? Как прошла?

Инэлия протянула к нему руку, маленькую, натруженную, ведь она постоянно возилась в земле в своем миниатюрном Эдеме. На её совершенно белой, отмытой и чистой ладони лежал сиреневый, овальной формы кристалл размером с крупный плод сливы, освещающий бликами её кожу. Не понимая, что это значит, он ждал объяснений. Инэлия была отчего-то босиком, что в сочетании с её белой туникой-балахоном делало её похожей на юродивую из далёкого прошлого Земли.

Получалось, что он никогда не видел её толком, особенно вблизи, глаза в глаза. Они были широко открыты, синие и наивные, и смутили сейчас особенно тем, что напомнили глаза Нэи прозрачной доверчивой синевой. Раньше Инэлия всегда сторонилась его и не подходила близко никогда, пряча от него своё лицо, отворачивая его при малейшей попытке изучить её более внимательно. Порою и пряталась, едва его видела.

– Здесь план его паутины, – сказала она, – а он так в себе уверен, что ничего не боится. Хотя если бы вы понимали его уязвимость, вы давно уничтожили его со своей звёздочки «Ирис».

– Они умеют экранироваться.

– Это иллюзия, в которую вас заставили поверить. Никакого купола нет над их Архипелагом. Они беззащитны, как и вся Паралея.

Инэлия подошла к нише, где стояли кристаллы, и взяла один, безошибочно поняв, что это монитор. На экране возникло отражение её кристалла, а вслед за этим Рудольф увидел маленькое изображение горной гряды. Внизу по склонам пестрели террасы, буйно заросшие прекрасными садами.

– Сады Семирамиды, – сказал он удивлённо и насмешливо одновременно.

– Фруктовые рощи, – поправила как строгая учительница Инэлия. На вершине извивающейся гряды хрустально мерцали одинаковые башни, и вся гряда напоминала хребет дракона, усеянный хрустальными зубцами – шипами. Будто гигантское тело вынырнуло из океана серебристо-лиловой, сплошной растительности, в которой утопала вся центральная часть страны.

– Обсерватории. Или Храмы раздумий, как они их называют. Посмотри внимательно и определи сам, какая из этих башен та, где сидит он, Обаи – Паук.

Раздражаясь на неуместность её тестов-загадок, Рудольф стал вглядываться в очертания башен. Они казались вначале одинаковыми, но это было не так. Все они имели разную форму, и только блестящая зеркальная огранка, отражающая зелёное небо делала их внешне похожими. Он остановил взгляд на одной из них. Это была не башня, а скорее тетраэдр – пирамида. Она была одна такая, остроконечная. Он ткнул в неё, посмотрел на Инэлию, сурово вопрошая без слов: она?

– Она, – ответила Инэлия, – сразу угадал. Там он и предается высоким размышлениям о Мироздании, о его смыслах, для чего-то скрытых от нас всех.

– Высоким? – усмехнулся Рудольф, – значит, ты всё знала? И Хагор не стёр твою память? Ты всё помнишь?

– Память нельзя стереть. Живую, мыслящую. Нельзя уничтожить её вместилище, ибо она является, пусть и мельчайшей, но ячейкой Вселенского информационного океана, а разрушить можно связи мозговых воспринимающих нейронов, как вы говорите. Хагор же просто усыпил мою память, но не разрушил её. Выключил. А сейчас я включилась. Если ты полетишь на своей машине, то Паук заранее зафиксирует её полет и спрячется в свои подземелья, и ты не найдёшь его на поверхности. Если же ты возьмёшь крылья Хагора и его сферу, создающую не только оптический эффект незримости, но и препятствующую выходу излучений и вибраций наружу, ты беспрепятственно проникнешь к вершине, где и стоит его зеркальная пирамида. А дальше всё в твоих руках. Хагор был трус, иначе он убил бы Обаи давно. Он был парализован страхом, а потом утратил своё мужество вместе со своим умом.

– Почему же ты ничего не говорила нам?

– Я же была выключена Хагором.

– А сейчас кто тебя включил?

– Никто. Блокировка же была у Хагора. Он умер, и я включилась. Но Обаи не Обаи. И думаю, увидев его, ты очень удивишься. И теперь, задай себе вопрос, который задавал себе часто, но не нашёл ответа. Почему ты так и не нашёл на Паралее цветочные плантации, где скрывалась твоя Нэя?

– Почему? – тупо как нерадивый ученик спросил Рудольф, не желая принимать Инэлию всерьёз, но и действительно испытывая некое отупение и заторможенность, как будто он силился проснуться и не мог.

– Последние два года, оставшись одна с бабушкой, она ведь жила в маленьком посёлке рядом со столицей в довольно старом доме, и никаких бескрайних плантаций не было там. Но где всё было? Она и сама этого не понимала. Ведь последние два года ты её не искал. Она же была рядом.

– Я не понял тебя.

– Ты и не мог её найти, потому что она жила на островах Архипелага.

– Но ведь Гелия бывала у неё часто. И ещё кое-кто из Паралеи. Как они попадали туда?

– Здесь есть целая система тайных подземных тоннелей. Нехватка времени и людей мешала вам изучить их более глубоко. Насколько они тайна для Паука – это забытое наследие былой цивилизации – вопрос открытый. Они выводят не только в горы, но и к Архипелагу. В тех тоннелях время течёт иначе, чем на поверхности. Они, по сути, обладают способностью превращать расстояние в фикцию. Не спрашивай, откуда они взялись. Это остатки настолько древних цивилизаций, что даже мы не можем их объяснить. Их надо изучать, а кому тут? И не думай, что сама Нэя подозревала о том, где жила. Она помнила эти семь лет как сон, потому что тот, кому было это надо, сумел именно что повредить её нейронные связи, прополов в нужном ему направлении. Но любя её, он сохранил её целостность, сохранил её чувства к тебе, память о тебе.

– Ты имеешь в виду её старика? Тоната?

Инэлия не ответив, протянула ему небольшой контейнер, похожий на корявый узкий футляр для чего-то, из необработанного дерева с остатками коры. Если бы такой валялся под ногами, он сошёл бы за обрубок, брошенный за ненадобностью.

– Это что?

– Это крылья Хагора, – ответила она, – ты полетишь? В страну Паука?

Рудольф, не веря умалишенной, за которую всегда считал Инэлию, вертел в руках странно легкий обрубок-контейнер, не понимая, о каких крыльях она ему говорит. Где они?

– Да здесь, – проворчала она недовольно, – смог бы и сообразить, что твои подчинённые и твоя дочь говорили тебе о тех самых крыльях, что ты и видел, когда Икри ушла в Зелёный Луч.

– Ушла? Он её просто разжевал и выпотрошил.

– Нет. Она ушла.

– Ты помнишь и о том, что было с тобой в той стране, в Архипелаге?

– Да, помню. И не помню, потому что не хочу этого помнить. К чему мне это?

– Хагор говорил правду о тебе?

– Нет, конечно. Когда он и говорил правду?

– Но твои увечья? Шрамы – это что?

– Когда я узнала, что Гелию отправили в Центр исследований Паука, а он хотел понять вашу земную природу, разобрав мою девочку на части, я не хотела больше жить. Я бросилась в пропасть. Но я не погибла, а только сильно покалечилась. Хор-Арх услышал мой зов, собрал меня едва ли не из осколков – отдал мне половину своего ресурса поддержания жизни.

– Хор-Арх? Это кто ещё? Тот земляной гном, который приходил к нам в ЦЭССЭИ? Друг Антона?

– Он. А Хагор долечивал потом чисто косметически. От чего он и был истощён, Хор-Арх, он буквально отдал мне свою половину. Сам же видел его, каким он стал? Поэтому ему и не хватает ресурса для полноты жизни на этой планете. Он, по сути, воскресил меня. Как впоследствии сделал это и с Антоном. Но это произошло уже в тюрьме. После первой смерти его вернул к к жизни Хагор. Хагору были даны для его Миссии очень могущественные Кристаллы, заряженные мощью всей планеты. А Хор-Арх был сам по себе, он был вольный, или своевольный? путешественник, если объяснить по-вашему. В тот страшный час взрыва «Финиста» Хагор пробрался на территорию разрушенного Телецентра и оживил мальчика. За что и полюбил Антона как сына. Родил из себя, можно и так сказать. Не буквально, конечно, но близко к этому.

Рудольф уже не стоял. Он сидел на диване, тараща глаза на Инэлию, босиком стоявшую у изголовья Хагора. А тот, казалось, внимательно прислушивается к её рассказу и готовится что-то добавить, или напротив, призвать её к молчанию. Мимолетное это впечатление было жутким.

– Садись, – предложил ей Рудольф, – с ума с вами тут легко сойдёшь. Как в бредовом сновидении живём. Давай уйдём отсюда.

Он привёл её в холл совещаний, где усадил Инэлию в круглое кресло.

– Испугался мертвеца? – усмехнулась она, – живого презирал, а мёртвого испугался? Но он же пустой. Это уже и не Хагор. Чего ты сможешь в нём обнаружить? Какие тайны сообщит смерть? Лучше уничтожь его в той вашей пропасти. Франк говорил Хагору, когда лечил Гелию: «Что творили с этим ребёнком»? Он говорил ей: «После того, как я сделал тебя совсем новенькой, у тебя будет самый прекрасный жених на Паралее». А потом всегда говорил: «Ну и никудышний оказался я прорицатель».

Рудольф сощурил глаза на её речь-воспоминание, но промолчал. Речь Инэлии трудно было назвать последовательной. Она скакала от одной темы к другой.

– Но тело моей малышки никогда не забывало, что над ним творили в Архипелаге. Поэтому доктор, как ни старался, не смог ей вернуть доверие к чужим рукам. Ты, вроде, вначале сумел это сделать, но всё потом испортил. Она закрылась от тебя навсегда.

Рудольф опустил глаза, не желая выдать Инэлии их выражение – тоски, неловкости за её неуместные воспоминания, не проявив никакого чувства на бесполезную её отповедь, как и собственного бесполезного уже сожаления.

– А что с нею там творили? Те членисторукие исследователи – подданные Паука? Есть смутные, поскольку непроверенные сведения, что островная верхушка, состоящая из «синих бород», готовит из крови детей эликсир для продления собственной жизни.

– Я не видела у них не только синих, но и вообще никаких бород. У местных людей практически не растёт борода на лице, в отличие от землян. Тебе это известно не хуже, чем мне. Хотя и существуют очень редкие по численности потомки рыжебородых воителей, принимаемые за мутантов из пустынь. У тебя красиво, – она вдруг отвлеклась от него, крутя кресло и оглядывая холл, став в своём поведении шаловливой девочкой. – И звёзды как хороши над нами, хотя они всего лишь иллюзия.

Рудольф усилил освещение, приблизив созвездия, сильно их увеличив.

– Этот Тонат, – сказал он Инэлии, желая вернуть её в прежнее русло разговора, – Он же погиб в эпицентре взрыва.

– Тон-Ат – это мистификатор. Он вызвал Гелию и отвёз туда. Но кто видел его там?

– То есть, жив? Как же он позволил молодой жене жить одной в посёлке? Вроде, он дорожил ею?

– Сам у него и спросишь, – ответила Инэлия.

– Где это? Или думаешь, что я буду искать его там? Но, кажется, Хагор всегда знал, что Тонат был шпионом Паука? Разве нет?

– О том, что он знал, что понимал, он уже не расскажет.

– Почему Гелия верила Тонату?

– Он умел обольщать. Ты ещё не понял того по своей Нэе? А где она, кстати? – Инэлия воззрилась на него синими и наивными глазами. Но отчего-то было понимание, что это её игра, и всё она давно знает.

– Она опять от меня сбежала, – угрюмо процедил Рудольф, – слишком пылко их люблю. Быстро устают от меня. Они все.

– Теперь ей некуда от тебя сбежать.

Они замолчали. Говорить о Нэе Рудольфу не хотелось.

Глава вторая. «Убей его»!

– Паук такой же человек, как и ты, как я, как и Хагор был, – начала Инэлия. – Здесь, обладая кое-какими возможностями нашего мира, скорее техническими, если это соотнести с вашим пониманием, в остальном он подчиняется тем же физическим и временным законам и не может встать над ними, или их отменить. Ты понимаешь? Ты не можешь взять с собой оружия, ибо любая ваша техническая деталь, даже твой браслет, будут уловлены из-за их излучения, и сработает система его личной защиты, будет подан сигнал тревоги. Поэтому ты полетишь к нему с голыми руками. Но твои руки – это тоже оружие. Тем самым, ты оправдаешь своё долгое пребывание на Паралее.

– Почему же Паук не озаботился тем, чтобы убрать и тебя, как Хагора?

– Он ничего не знает не только о Миссии Хор-Арха, но и о его присутствии тут. Он считает, что я давно стала отработанным шлаком, он уже давно забыл обо мне. Ему и в голову никогда не приходило, что кто-то может отдать мне часть своего ресурса, – той, которая всё провалила, свалилась в пропасть, но, и выжив каким-то чудом, так и осталась пустым местом. Здесь его ум ограничен его биологической формой, и поскольку он слишком загружен другими и более насущными вопросами, и не только вопросом жизни или погибели своей островной страны, но и стремлением овладеть всей Паралеей, моё существование мало заботит его. Он так и считает, что меня спас Хагор. При этом уверен, что Хагор не сумел возвратить прежнюю Инэлию, а только её подобие. Я сделала бы всё и сама, но я не смогу убить его голыми руками, а ты сможешь. Полетишь? – Абсурдность ситуации была налицо, таким же абсурдом казалась и сама Инэлия.

– Нэя никогда не думала, что плантации находились где-то в самой стране Паралее. В смысле, на континенте.

– Уже потом она догадалась. А вначале думала, что обитала где-то в самой континентальной Паралее. Для этого он специально и позволял там появляться Гелии и другим её знакомым из столицы, чтобы у неё не возникало вопросов, лишних раздумий. Особенность воздействия её мужа на её сознание была такой, что возникла аберрация памяти. Он погружал её в сон-гипноз, он умел даже внушать ей, что ночами к ней приходил не он, а ты. Но сам он был немощен и лишён репродуктивной функции, как и Хагор. Увы, наш мир давно утратил эту священную для жизни функцию. А как ты думаешь, для чего же ещё её и рвут пороком, физическим и нравственным, эту вашу функцию? Они – враги нашего всеобщего Творца? Чтобы и вы перестали размножаться, чтобы грех пронзил, прокусил ядовитыми зубами то, из чего и зарождается жизнь и её главное наполнение – Любовь. Любое её искривление, опошление, уничтожение это и есть подрыв фундамента жизни, лишение её солнечных окон, куда и заглядывает к вам Творец, заколачивание дверей, ведущих в будущее. Жизнь без любви – это существование в подвале без окон и с наглухо заколоченными на выход дверями. Или я говорю как глупая женщина? – В своём пространном речевом потоке Инэлия была подобна Хагору, но это было, видимо, их родовой особенностью.

Рудольф взял со стола связи брусок контейнера и вертел его в руках, чувствуя себя дураком, который сидит тут и выслушивает сумасшедшую. Да, но как сумасшедшая попала в подземный город? Как?

– Почему же у Паука нет таких крыльев?

– Хагор был инженер, технарь, это если соотнести с вашим понятным тебе делением людей по их профессиональным особенностям. А Паук – он специалист в другой сфере. Размышления, торчание в своей обсерватории – вот его любимое занятие. Всё остальное лишь отвлечение забавы ради. У нас нет там универсалов, каждый обладатель лишь узкого сегмента познаний, полнотой знаний обладают лишь совершенные, мудрецы. К тому же со смертью своих Кристаллов мы утратили и свою силу, для этого нам и даны тут внешние Кристаллы для поддержания наших нестабильных структур, а также для выполнения наших Миссий. Мы всего лишь жалкие обречённые изгои. У Паука же главная забота о своём конкретном физическом выживании и о его продлении. Он не был способен на создание крыльев. Да и зачем они ему? Вряд ли он и знает об их наличии. Он больше специалист по перемещениям и скольжениям по твёрдой поверхности, а та его обсерватория, он в ней как Паук висит в своей мыслительной паутине и занят релаксацией. Там он беспомощен и явлен будет тебе в своей жалкой обыденности. Да к тому же он растратил все свои Кристаллы, а последний истощил полностью ради того, чтобы создать ловушку для вашего «Финиста», чем и вызвал его взрыв. Окончательный провал нашей с Хагором Миссии гарантировал ему свободу от воздействия нашего мира, ибо прокол в вашем пространстве-материи, как вы говорите континууме, закрылся бы тогда навсегда, и Паралея перестала бы существовать для наших мудрецов, как объект, на который направлено их ожидание и упование. Ведь всё это стоит всему нашему миру огромных затрат. Ребёнок Икринки был последний наш с Хагором шанс. Останься она, о ней бы забыли. Как и о нас. Как и о Паралее. Существует же бесконечность миров. Не исключено, что более благоприятных. Но пока сохраняется наша связь с Родиной, Паук в опасности, о нём и не думают забывать. И он знает об ударе Возмездия. И боится, даже когда спит. Полетишь? – спросила она уже настойчиво. – Для вас откроется возможность полной колонизации Паралеи. Архипелаг без Паука – для вас это отсутствие уже дальнейших рисков, ненужных жертв и с той и с вашей стороны. А для тебя? Стоит ли и говорить, какое повышение гарантировано тебе на Земле? Сам понимаешь.

– Хорошо продумали твои мудрецы! Отняли мою дочь, да ещё и меня хотят сделать орудием Возмездия!

– Ты же обязан отомстить ему за гибель «Финиста», за своих погубленных в горах сослуживцев, за множество прочих невинных жертв. Убей его! – вдруг выкрикнула та, кто не могла тронуть и вредную гусеницу на своём цветке.

– Ну и где твои крылья? Я их не вижу.

– Я не раз наблюдала, как Хагор учил летать Икринку, я всё запомнила. Я же не была лишена зоркости и любопытства, и активной памяти тоже. Хагор думал, что я никогда за ним не наблюдаю. Это не так.

– И что мне с этим делать? – Рудольф протянул Инэлии футляр.

– Хагор хранил Кристаллы управления у меня в шкатулке, где Гелия хранила твои первые подарки. Старый пропойца думал, что я не могла отличить наши Кристаллы от твоих подделок.

Инэлия извлекла из глубокого потайного кармана, спрятанного в боковом шве просторной хламиды тряпичную сумочку. После чего высыпала из неё кристаллы на шнурках. Их было три, трёх цветов, – розовый, зелёный и совсем прозрачный. Они походили на стеклянные кубики для какой-то игры. Она взяла корявый футляр из его рук и проделала ряд неуловимых манипуляций, как фокусник, после которых на полу лежали большие крылья, вроде стрекозиных.

Крылья Хагора

– И что? Они полетят? – опешил он, – или это аттракцион иллюзиониста?

– Ты же видел все записи об их последнем полёте. Крылья не были уничтожены. – Инэлия вдруг утратила свою наивность, глядела остро и строго, – я научу, запоминай. – Ловким и уверенным движением Инэлия приложила свой овальный кристалл в нужную ей точку, и ведь знала куда! Но компьютер включился, к изумлению Рудольфа. Возникло голографическое изображение колеблющейся в тумане той самой горной гряды-холки загадочного дракона с башнями-зубцами на его каменной спине. – Запоминай всё. План должен быть у тебя в голове. Ну, для тебя-то это и не проблема. У тебя тренированная память.

– Почему мы никогда не могли поймать в визуальное слежение их Архипелаг?

– Потому что у него там стоит защитное поле, которое генерирует один из его Кристаллов, выкраденных у Хагора в горах. Кристалл – отражатель. Но он воздействует только на вашу технику, и никак не может воздействовать на живые объекты. На тебя, например. Сейчас, именно сегодня, у него ночь раздумий о высшем. Встреча с его любимым звёздным небом. Медитация, по-вашему.

– Откуда ты всё знаешь?

– Я же жила там. Он не меняет привычек. Эти ночи особые для него. Его никто не тревожит. И не охраняет. Кого ему там, на вершине, бояться? В ином месте застигнуть его в полной беспомощности и одного будет трудно. Вокруг его пирамиды безлюдье на многие километры. Не считая тех соседних башен. Но каждая из них стоит на собственной вершине, и чтобы спуститься со ступеней, ведущих с горы, или подняться, нужно время. И никто не услышит, что творится в соседней башне. Элита подражает властителю. Тоже медитирует. Каждый вельможа в своей персональной башне, наследственной тому клану, который он возглавляет. Но они тебе не нужны. Они ничто без Паука. Они разобщены и пребывают в конкурентной вражде. Вокруг в этом безлюдье – первозданная тишина. Но и безлюдье и тишина, сам понимаешь, тщательно охраняются по периметру. Неба же они не боятся. Не перепутай башни. Кажется, что они рядом одна с другой, но это иллюзия, расстояние приличное.

– Я что, страдаю неразличимостью объектов и не умею отличить одну геометрическую форму от другой?

– Не боишься, что я приготовила тебе ловушку? За дочь?

– Нет. Не боюсь. Ты не умеешь лгать. В отличие от Хагора и Гелии. Ты похожа на Нэю.

Она с наивным вопросительным выражением глаз уставилась ему в лицо, словно его признание сильно её поразило.

– А больше я тебе никого не напоминаю? Ну, что же, звёздный воин, – сказала она, – время отдохновений, время и битв.

– Почему я никогда не догадывался о том, что она была в Архипелаге настолько часто? – И обида за прошедшее всколыхнула все прошлые и мучительные чувства к Гелии. – Она жила какой-то параллельной жизнью, о которой я ничего не знал.

– Видимо, так любила тебя, что даже не считала тебя персонажем своей подлинной жизни. – Инэлия прекрасно считывала страдательную пульсацию его души, но глаза были опять наивны. Вообще, эти её глаза, они были этакой отвлекающей и даже усыпляющей внимание собеседника ловушкой для его расслабления. Дурочка, мол, тихая, ничего не понимающая, не замечающая.

– Обаи, уж прости за каламбур, умеет обаять. Он внушает своим служителям, что хочет добра всей планете Паралее. Хочет создать тут утраченный Рай, который препятствуют построить для бедных убогие владыки. Хочет уничтожить болезни, несправедливость экономическую. И он не лжёт. Он этого хочет для них. Хочет единого процветающего государства, где правил бы он один, без вас землян, конечно. И у него было и есть много сторонников. Он понимает, что подлинной власти над умами и телами не бывает у того, кто создает несправедливое и тяжкое большинству существование. А подлую элиту он и сам приговорил. И эту, и ту, которая правит континентальной Паралеей. Он знает об их гнилой наследственности и опирается на них, как на временную, нужную ему, хотя и шаткую ступень. Другой нет пока. У него есть Проект, похожий на ваш, но вы ему соперники. Сам по себе он неоднозначен, как и ты. Как и многие из вас, из людей. А те, его свита, она сама друг друга перебьёт, когда не станет их духовного вождя. Это же законы истории. Ведь ты любил историю. Веришь, что существуют чёткие закономерности, проявляющие себя в историческом масштабе? Не отвлекайся на другие башни. Вдруг захочешь отомстить им за дочь? Но ведь речь не о личной мести. Как у вас в книгах писали? Оставь мертвецам самим погребать своих мертвецов. Твоя цель – Паук. Убей его! – повторно выкрикнула она, давясь собственной яростью. Закашлялась, покраснела, и слёзы хлынули из её глаз. – Если бы не он, меня бы тут уже не было! А ты никогда не испытал бы всех тех переживаний, что достались тебе на этой планете. А Гелия… Моё несчастное дитя! Она жила бы в одном из самых прекраснейших обитаемых мест во Вселенной. Из-за него всё пошло неправильным путём. Своей злодейской отсебятиной он извратил не только свой путь, но и пути других, кого он вовлёк в свой нечестивый пагубный смерч.