– Что смешного в страшном упадке дел и нравов? Чиновник напился ночью, а чтобы не быть схваченным на улицах города службой охраны общественного порядка, кое-как добрался до Администрации, а она совсем рядом с тем шаром, где и гуляет наша публика. Он же, зная все потайные служебные и прочие чёрные ходы, ввалился в собственный кабинет, где и отключился.

– Да и вы, помнится, этим баловались. Когда вас нашли как срубленное деревце в траве у Главной аллеи, ваш начальник грудью вперёд шёл за вас и не позволил службе Охраны города дать делу ход.

На нежной коже лица отнюдь не нежной женщины проступили пятна от гневного волнения, – Ещё бы ему меня не защищать, когда я выполняю за него всю самую тяжёлую работу! У меня был сердечный приступ, что и подтвердил мой лечащий врач! Я была при смерти, а не…

– Я так и подумал. Мы в «Зеркальном Лабиринте» дали вам самую лестную характеристику, когда ваши враги пытались сыграть на вашем несчастье, чтобы выставить вас отсюда.

– Видите! Уже тогда мечтали меня выставить! Да не за что было, раз собирали по всему городу мнения уважаемых людей обо мне. И никто не смог сказать обо мне плохое, поскольку его и нет! О-о! Служители хаоса всегда враги тем, кто им мешает. Вы не представляете, но я сама мету полы в приёмных холлах, поскольку основная часть уборщиков давно сокращена, а их оплата оседает в карманах глав различных управлений. А поскольку Глава всей Администрации не шевелится по этому поводу, то и он в доле. Да его и на рабочем месте никогда нет. На его самый верхний этаж никого и не пускают. Люди забыли его лицо.

– Но есть же охранные структуры города! Там-то что? Тоже все пьянствуют? Или валяются по сеновалам?

– Похоже на то. Это какое-то бедствие. Как только госпожа Нэя ушла отсюда прочь, всё стало валиться как картонный детский домик от дождя. И не только у нас так, в Администрации. Тут иду, а на дороге огромная ямина. Грунт провалился, а всем всё равно. Даже ещё мусора туда подвалили. Или деревья от сильного ветра упали на самую дорожку, по которой все ходят, не на лесную тропку! И опять ничего. Так и продираются через сучья или лезут сквозь кустарник сбоку. Одна девушка и застряла в непролазных ветвях, ни туда, ни сюда. Платьем зацепилась. Криком кричала, чтобы освободили. Рванули её оттуда, она и пошла с драным подолом и вся поцарапанная. А все смеются. Аттракцион себе нашли! А ей убыток, так ещё на учёбу или работу опоздала. А жилой сектор? То вода хлещет из труб, а никто не чинит, то крышу содрало у дома и ладно, то панель вывалилась из стены, а вместе с нею какой-то дед. Он как раз за этой стеной спал. Заплатку поставили набекрень, а она на другой же ветреный день с грохотом валится вниз кому-то на голову. То пожар, то обвал стены. И так всюду, и мелочи сливаются в какой-то усиливающийся мусорный поток. Так и кажется, что сам город и создан был для Нэи, как некий антураж. Совсем так, как вы и говорили о лесопарке… – она оборвала свою речь, видя, как странно застыли прозрачные глаза Рудольфа. Он смотрел сквозь Лату, будто и она стала прозрачной.

– Так ведь и над охранной структурой города есть более высокий уровень. Там-то точно никто под столом пьяным не валяется, – он очнулся, забыв, о чём она ему только что сказала.

– Как знать, если уж Элиан – девушка, вылезшая из самых тёмных тупиков нашей столицы, попала сюда, – всякое её повествование сводилось в итоге к ненавистной Элиан. – Конечно, мне надо быть справедливой, госпожа Нэя держала её в узде, да и сам модный дом был несколько в стороне от серьёзных учреждений города. Всего лишь сектор досуга. А после закрытия «Мечты» как Элиан в саму Администрацию-то работать допустили? С обещанием скорейшего разрешения её жилищного неустройства. Какое неустройство? Да живи себе в этой пустой «Мечте», где тебе и нравится! Нет! Она знала, что предприятие разграблено и с её участием тоже! Она боялась, что сообщники заставят её замолчать уже навеки, как только охранные структуры спохватятся и спросят за опустошение огромного и роскошного модного центра до состояния одной лишь пустой скорлупы! Или вы думаете, что те преступники, которые здесь и затаились под видом приличных сотрудников разных ведомств и научных центров, не способны на убийство? Да они на всё пойдут, чтобы их не вывели из мрачной тени на свет. Вы не знаете о том, сколько криминальных трупов всплывает в здешнем озере? На всякое дерево, знаете ли, здешних хитроумных подглядывающих глазков не повесишь…

– Неужели настолько всё запущено? Не излишне ли вы мнительны?

– Да я вас умоляю! Здесь всякое происходило, и это расхищение «Мечты» ещё не самое шокирующее происшествие. Хотя весь город ходил и глаза таращил изумлённо, куда всё исчезло столь стремительно? А главное, у всех на виду. Вся та невиданная роскошь убранства, оборудование швейных цехов, дорогие витрины с художественной отделкой из цветного стекла, сами ценные коллекции. Где всё? Так мало того, все деньги за взятые и не полученные заказы пропали! Хорошо ещё, что Инар отдал последние сбережения, чтобы выгородить госпожу Нэю, хотя все понимали, её вины нет. Иметь такую незапятнанную репутацию, такое происхождение и воспитание, такое, хотя бы и внешнее, поведенческое, достоинство…

Тут уж Лата не удержалась от малюсенькой, но колючки в адрес Нэи. Мол, достоинства-то настоящего и не было, а только его поведенческая имитация. Неприкрытой лестью она хотела расположить Рудольфа к себе, уже поняв, критику убежавшей хозяйки «Мечты» он не потерпит, – Её отточенное профессиональное умение создавать непревзойдённые изделия, её наследственные таланты, трудолюбие, наконец! – последовало ещё несколько печальных вздохов, – Обладая такими качествами, стать банальной воровкой? Да вы что! А эта… Элиан… – при произнесении имени Эли Лата скривилась, как от невозможной гадости, попавшей в рот, – Она ходила по этажам Администрации так, будто это не солидное учреждение в секретном научном городе, а её собственный дом, где она хозяйка, выставляющая собственные наряды приглашенным к ней гостям! Она! Всего лишь служка на побегушках у главы одного из управлений в огромной Администрации, над которым есть другой и главный управляющий! Откуда у неё такая власть над событиями, всегда складывающимися в её пользу? Над влиятельными мужчинами? Над Нэей тоже была у неё весьма особая власть. Кто ей дал такую способность, если её голова пуста как раскрашенная кукольная болванка? Да вы и сами знаете. Я бы не удивилась, если бы увидела на её теле знак, которым служители Чёрного владыки отмечают своих женщин. Те становятся, даже не желая того, порочными и преступными, но приобретают мистическую защиту того, кому и посвящены. Я сталкивалась с подобным. К счастью, такие особы долго не живут, их убивает очень медленный яд, заключённый в составе самого чудовищного клейма. Чёрный владыка питается ими долгие годы, той энергией, которую они откачивают из других мужчин, а потом убивает с неизбежностью.

Пыточный инструментарий под видом общения по душам

– Что за страшные сказки вы рассказываете? – содрогнулся Рудольф не от страха, конечно, а от попадания догадки в цель. Или же Лата знала о тайне Эли.

– «Добрая и талантливая»! И это он, Глава Хозуправления, говорит об Элиан. Такой же шутник, как и вы! Сказать такое о воровке с неизвестным прошлым – жене столичного бандита и тёмного дельца.

– Как? Вы же говорили, что ничего не знаете о достойном муже Элиан-Эн? И вдруг он бандит? А кто, вообще-то, проверял Элиан-Эн на предмет её безупречной репутации при приёме на работу сюда? – Рудольф отвернулся от чудесного вида лесопарка за окном – очага гложущей ностальгии.

– Он и проверял, Инар-Цульф, раз уж он Глава управления хозяйственными делами в городе. Он лично изучал досье на всю обслугу госпожи Нэи для её модного Центра. Это же входит в его обязанности – отбор обслуживающего персонала для бытового сектора. Правда, обычно такую работу выполняют его подчинённые, а тут он сам расстарался. Та самая актриса Ифиса-Лан, его давняя приятельница, которую он чтит, насоветовала ему устроить в нашем городе собственный модный Центр. Цульф схватился за такой проект с радостью, просчитав всю его выгоду. А уж вы и уступили ему пустующее много лет здание на холме. А прежде никому не уступали. Даже жрецам Надмирного Света было отказано, когда они хотели устроить на холме Храм Надмирного Света. Здание слишком дорогостоящее. Оно же красиво, что ни говори. Для чего-то его не только построили, но и законсервировали. А тут наш проныра сумел каким-то образом вас обаять и заполучить его для своего весьма и специфического проекта. Не знаю, какой выгодой он увлёк вас, но ему в Хозуправление отчислялся огромный процент от функционирования дома «Мечта». Цульф, если честно, обдирал Нэю бессовестно, постоянно ей угрожал разорением, если она позволяла хоть малейший ропот из-за поборов. А сам же лично сманил госпожу Нэю из столичного модельного бизнеса сюда. Понятно, Нэя считала его хорошим. Для вымогательства он подсылал к ней своих подчинённых, а те рявкали так, что запугивали её до дрожи в коленях.

– Да? – поразился Рудольф неизвестной стороне жизни Нэи, – она ничего мне не рассказывала.

– Конечно. Она не из породы жалобщиков и бесконечно всем доверяла. Была сущим ребёнком. В смысле, непрактична. Считала, что в хозуправлении имели все права на то, чтобы высасывать от её трудов на некое мифическое обустройство всей городской территории. А всё обустройство сводилось только к паховым областям чиновников… Поесть вволю, погулять с девушками, с кем можно не строить из себя чопорных избранных интеллектуалов. Нэя не видела ничьего злоупотребления, считая, что в столице всё гораздо хуже. Да так и есть. Намного хуже. Там больше бюрократов, больше и бесчинств. Госпожа Нэя считала, что обязана нашему Главе хозуправления. Якобы именно Цульф вложил немалые средства помимо прочих усилий в создание «Мечты». Кое-что и вложил, так и было на начальном этапе. А потом-то? Ему были возмещены все его затраты, и модный центр полностью перешёл в режим самоокупаемости. Где же находились кураторы из «Зеркального Лабиринта», когда позволяли грабить «Мечту»? – тут Лата вонзила в него укоряющий взор. Истина была ей дороже любви. – Куда ж они смотрели? Полностью утопали в утехах, когда не работали? – под местоимением «они» подразумевался исключительно он, Рудольф.

– Таков уж тут климат, разнеживающий комфорт, – продолжала Лата, неосознанно включив свою программу обличения негодников и мерзавок, коими и был наполнен для неё весь одушевлённый мир вокруг. – Одна я хуже всех, поскольку всем указывала на уклоны не в ту сторону, на нарушения, могущие привести к необратимой порче целого великолепного проекта ЦЭССЭИ. Люди не понимают, как их наличная психика увязана с социальным благом. Или, напротив, с его отсутствием. Они не верят, что пороки – плесень, уничтожающая человеческие общества! – она нащупала его больную точку. С усердием тыкала в это саднящее место. В его ноющую совесть.

– У вас, похоже, были весьма продвинутые учителя, – пробурчал он.

– Да. Были. Так ведь и всякий человек может стать учителем другому. И я, и вы. Вот не так уж и давно было, один такой учитель жизни чуть не вогнал меня в каталепсию. И как бы вы удивились, если бы узнали, о ком я упомянула…

– Ваши умозаключения достойны внимания, но у меня время ценное слишком. Работа, понимаете…

– Да? У вас огромный этаж и ни единого сотрудника. Где же все?

– Там, где им и положено быть, – надо было её выпроваживать, а как? Окриком или лаской?

– Что же вы не поинтересуетесь, о каком учителе я говорю? – спросила Лата, не желавшая уходить по доброй воле.

– Не уверен, что я его знаю. У нас были разные учителя.

– Я же говорю о бывшем муже госпожи Нэи. О психиатре Тон-Ате.

– Так вы были его пациенткой? Когда же? Давно? Я мог бы и догадаться…

– Не была я ничьей пациенткой! И не пытайтесь меня оскорбить, давая намёк, что я тоже больна, как и злосчастный Цульф. Я видела психиатра Тон-Ата не так уж и давно. И уверяю вас, не хотела бы встретиться с ним уже никогда. Как он ни умён, он страшен! Потрясение, которое я испытала, стоило мне здоровья. Я стала жертвой собственного авантюризма. Встреча с ним была некой издержкой в том путешествии, куда я направилась с целями, для вас дикими, а потому я их и не озвучу. Имею же и я право на собственные тайны. Я даже солгала госпоже Нэе, сказав, что никогда не была у тех колдунов, живущих на краю континента, поскольку… А ведь я никогда не лгу даже в мелочах. Поскольку считаю, что лживость снижает качество человеческого мышления, его ясность, а там, где путаница, там и последствия неприятные неизбежны. Так и усиливается бардак в нашей жизни, где люди блуждают в потёмках, ими же созданных. Но я отвлеклась. Я была уверена, что не встречу его уже никогда. Так нет! Он однажды сам подошёл ко мне в «Ночной Лиане», как только узнал… – она прижала ладони к губам, испугавшись собственных откровений, какие места посещала.

– Я уже не раз встречал людей, уверяющих меня в том, что Тонат жив и здоров и разгуливает по континенту. Может, у него есть брат-близнец? И даже не один, поскольку он периодически воскресает после очередной своей гибели. Но учитывая нездоровый социальный климат вокруг, стоит ли удивляться всеобщему помешательству? А где вы путешествовали?

– Вы часто где-то путешествуете, а разве я смею вас о том расспрашивать? Мы не близки с вами, чтобы общаться на сугубо личные темы.

– А вам того бы хотелось?

Даже поймав смешинку в его чрезвычайно пристальных глазах, Лата всё равно испугалась. Едва тема зашла о Тон-Ате, хозяин великолепного холла резко поменялся. Он стал словно бы одноцветным, посерел, выцвел, хотя сама минералогическая его коллекция всё также искристо мерцала и переливалась всем своим радужным спектром. – Прежде, да! Очень хотелось. А теперь, нет. Я никогда не влезу в зону чужих личных неурядиц. Там уж точно счастья не отыщешь. Это мой принцип. Она же любила вас, а ушла. А вы любите её, но отчего-то живёте в одиночестве…

– То есть, хотите сказать, что нашли для себя другой объект поклонения? Я не против. Но любопытно, кто. Уж не Тон-Ат ли?

– Его достаточно увидеть лишь раз, чтобы проникнуться сочувствием к бедной госпоже Нэе, имевшей в прошлом такого вот мужа. Учитывая же её юность в те времена, я думаю, тут скрыто нечто, что выходит за рамки обыденного объяснения. Мой ум стоит перед стеной, за которую никогда не перепрыгнет. Высота слишком уж непомерная. В этом лучшем городе континента обитают весьма любопытные и подчас очень необычные существа. И каждому из них не выделяться тут проще, в виду того, что тут их концентрация весьма велика. Но этот… якобы муж, пусть и бывший, вывалился из какой-то прорехи, вдруг возникшей в нашем мире…

Рудольф меньше бы удивился, если бы стены его холла поехали в разные стороны, чем самому признанию Латы Хонг. Суждение о Тон-Ате, человеке ли, островном ли маге или вообще существе фантастическом, было здравым, – он не призрак, не отражение чего-то в её сдвинутом уме. Он тот, кто реально проявляет себя на просторах Паралеи то тут, то там, но его расшифровка недоступна для неё, а потому и небезопасна. Он ощутил по еле заметному дрожанию её голоса, насколько сильно была она напугана некими событиями, связанными именно с Тон-Атом. И не расскажет о них даже не потому, что страшно, а потому что не может. Как не могла того и Нэя. Никогда не могла рассказать о своём колдуне ничего внятного.

– Где же вы с ним столкнулись впервые?

– Я уже говорила.

– Вы так много о чём говорили, что я уже потерялся во всех этих бесконечных подробностях. Так где?

– Про первый раз умолчу. Это не подлежит разглашению даже вам. Женщина имеет право на некие тайны. А тайны на то и тайны, что всегда находятся в зоне затемнения. Вы сами так говорили кому-то однажды, а я запомнила. Я многое помню из ваших сентенций в силу их необычности.

Полное взаимопонимание без шанса для взаимной любви

Она замолчала, положила руки на поверхность гостевого столика, за которым и сидела, а потом уткнулась в них лицом, предоставив возможность лишний раз оценить пока ещё молодую красоту своей шеи, открытой сзади вырезом платья и высоко забранными волосами. И поскольку он стоял совсем рядом, то погладил её шею, захватив и оголённую гладкую холку, засунув руку чуть ниже в вырез платья, гладя уже спину в знак утешения как бы, а на самом деле потому, что так захотелось. Ласковые поглаживания абсолютно ненужной ни в каком качестве женщины доставляли удовольствие с тем самым уклоном в сторону чего-то недолжного, с каким он выслушивал похабные откровения Чапоса. Он ощущал лишь то, что она притягивает его с одновременным нежеланием подчиниться такому вот притяжению. Вдова обладала нешуточной, хотя и расплывающейся уже красотой наличных форм. Не мешало бы ей похудеть и ещё. Он ощущал, как по её коже шли волны чувственного томления такой силы, что всякий не толстокожий мужчина понял бы, с нею можно делать всё, что угодно, здесь и сейчас…

Всё решали секунды, подними она шею и повернись к нему, произойти могло бы нечто до такой степени неразумное, необоримое… но она застыла, так и не оторвав лица от рук, учуяв то опасное, чего допустить не могла, как бы того ни желала. Эта женщина отчётливо понимала своим весьма скептическим умом, никакое минутное безумие не приблизит её к этому человеку…

Рудольф поспешно отодвинулся и уселся на угловой диван. Лата подняла лицо, обернулась к нему, глядя незрячими глазами, и произнесла, – Ваши шутки надо мною жестоки, Руд…

– Где же вы видели Тон-Ата во второй раз? – спросил он с подчёркнутым непониманием её замечания.

– Во второй раз я видела господина психиатра в «Ночной Лиане».

– Не в своей ли галлюцинации?

Лицо вдовы пошло пятнами. Она приложила выточенную ладонь к груди, унимая сердцебиение.

– В следующий раз захватите и меня в эту «Лиану». Тогда уж точно никакой колдун вас не потревожит, и никакой загулявший аристократ вам уже не понадобится, – говоря всю эту ерунду, он повелительным взглядом призывал её к себе. Послушно встав, она вдруг пошатнулась, опять учуяв опасность для себя в таком развороте беседы, поскольку села на место и сразу сделала петлю в сторону оставленной темы о «Мечте» Нэи.

– Инар-Цульф, сильно испортившийся со времён безупречной службы в среде взыскательных аристократов, сумел убедить Нэю, что именно он устроил её здесь, преодолев немыслимые препоны. На самом же деле её и устраивали, и проверяли более значимые структуры. Я же знаю. А вот её обслугу отфильтровывал Инар Цульф. – Лата стала успокаиваться, входя в тему ей привычных интриг в бюрократической тёмной заводи. Она обитала там годами и годами, она знала там все острые коряги и норы зубастых обитателей. Она и сама отрастила нешуточную защитную чешую с шипами. Рудольф не стал её толкать в сторону той самой стены, куда она и упёрлась вдруг.

– Что же вы ни о чём не рассказали Нэе, если были её любимой и постоянной клиенткой, как уверяете?

– Вы имеете в виду психиатра господина Тон-Ата? Я рассказала. Она не поверила мне. Как и вы не верите. Так что оставим эту тему. О чём я могу рассказать вам, человеку, настолько осведомлённому в таких вещах, о которых в моей голове и понятий не существует. Мне их просто не сформировали. Ваши же это слова, что, когда понятий о неких явлениях не сформировано в голове у человека, он в упор эти явления не видит! Пусть и спотыкается о них на каждом шагу…

– У вас память блестящая, – пробормотал он, не помня, когда и почему он так говорил. Но она, действительно, помнила очень многое.

– Я вам и говорю, мы все учителя друг для друга. Иногда негодные, иногда настолько и ценные, как вы всегда были и есть для меня…

– Лата, прекратите меня захваливать! Такое чувство, что вы насильно кормите меня чем-то приторным до жути!

– Хорошо. Могу и поругать вас ради справедливости. Меня всё же поражает, почему вы были так беспечны ещё при нахождении тут госпожи Нэи? Если догадывались о вороватых наклонностях её помощницы?

Рудольф понял, что она уже не расскажет ему ни о своём путешествии куда-то, ни о встрече с Тон-Атом. Не сможет. То, что её напугало, очевидно, было связано с непонятным и чрезвычайно опасным воздействием, оказанным где-то самим Тон-Атом на её психику. Тут разобрался бы только Франк. Но незачем Лате и Франку встречаться.

– Почему же вы сами не стали для госпожи Нэи тем честным и ценным учителем, который и открыл бы ей глаза на окружающих и бесчестных людей?

– Я ей говорила, она не слушала! Я всегда говорила только правду, предлагала свою помощь. Она отчего-то обижалась и не считала меня тою, кому стоит доверять. Госпожа Нэя думала, не без внушения Элиан! что я за всеми слежу с враждебными намерениями. Она верила своей Элиан, сладкозвучной присоске и её любовнику – Главе хозуправления.

– Угораздило же вас влезть в интимную сферу вашего начальника! Пусть бы он тешился, раз настолько молод.

– Он молод? Вы, видимо, в упор его не замечали! Что ж, бывает. Можно ведь и общаться с человеком, но в силу загруженности и не замечать внешних его особенностей. Инар, к сожалению, не молод. Это вы молоды, но вот ум ваш поражает меня своей зрелостью… – она не догадывалась, что он старше, чем она. Они опять надолго замолчали. То есть замолчала она, да и Рудольф уже не желал поддерживать с нею сомнительный диалог.

– Поверьте, Руд, если бы меня поработила безумная мысль стать вам ближе, я предпочла бы утопить такую мысль в глубоком озере заодно с собою… потому что я… я слишком ценю себя, своё душевное равновесие и знаю, что не нужна вам. И не потому, что я плоха для вас, а вы слишком уж хороши для меня. Вы другую любите… вот и вся отгадка. Я познала когда-то такие унижения именно на почве любви, что раз и навсегда решила, никакая любовь не стоит унижений, ибо их последствия способны отравить для человека и всю оставшуюся жизнь, пусть и наполненную успехом и достижениями… – она облизнула пересохшие губы. – Поэтому не любви просить я пришла. И будьте уверены, не приняла бы вашего ласкового расположения, продиктованного лишь сиюминутным порывом и взаимно постыдного потом. И всё же, я хочу вашего участия. Вы можете повлиять на поведение Инара Цульфа, поскольку я же знаю, чем именно он вам обязан. Это вы устроили его в Лучший город континента!

– Чего вас опять несёт, хотя и в другую, но не менее скользкую сторону? Каким образом я могу на него повлиять? Я же не специалист по психиатрии.

– И не надо. Просто поговорите с Цульфом и объясните, в какую, чреватую неприятностями, скользкую сторону его несёт, – Лата буквально воспроизвела оборот речи Рудольфа. Любя его, она была его прилежной ученицей, всегда жадно впитывая все его словесные обороты, а потом используя их. – Кто-то же должен меня защитить. Что мне даст психиатрическая экспертиза, когда я окажусь за стенами нашего благословенного места? Может, Цульфа и уволят, а меня-то точно назад уже не примут.

– Почему я?

– Вы знаете меня, знаете Элиан, а также и то, что она обворовала вашу жену. Дочиста и настолько подло, нагло, что слов нет! Пусть жена и покинула наши места, но ссора ваша ненадолго. В этом я уверена.

– Не было никакой ссоры. И в чём вы можете быть уверены?

– Так Элиан и вас пленила своим свечением?

– Что?!

– Я же видела, как вы с нею входили в здание «Мечты».

– И что с того? Я и не отрицаю. Решил проверить, что там и как.

– А-а… Так я не ошиблась. Это вы были с нею? Как это возможно? С такой неразвитой, нечистой, открыто развратной женщиной? – Лата приоткрыла рот. Изумление в ней смешалось с чисто женским страданием. Крупные глаза наполнились слёзным туманом. – Я считала вас идеалом человека, эталоном мужчины. Нет, так быть не могло!

– Да не был я с нею! Не в том смысле был, как вы подумали. Я заходил в здание ради проверки того, что там есть. Там пусто.

Лата откинулась на спинку сидения со счастливым вздохом, напряжение её разрешилось истерическим смехом. Она не столько поражала искренностью проявления своего чувства, сколько вызывала жалость.

– Видели бы вы, что она там натворила после того, как вы ушли! Напилась вдрызг, нагадила на зеркальном полу. Хотела я её отшлёпать прямо там, да на потом оставила. Послала туда уборщиков, а её вызвала к себе. Она не пришла. Никто её не нашёл. Оказалось, на территории города она отсутствует. Как вышла без разрешительного пропуска? Оказалось, один молодой человек прекрасной наружности из «Зеркального Лабиринта» – ваш подчинённый, кстати, вывел её за оградительные стены по собственному пропуску. Там её уже ждала машина частного извоза, вызванная из столичного бюро. Она и сгинула! Но если вы поставите печать «Зеркального Лабиринта» на подготовленном мною документе, её разыщут уже повсюду, где бы эта мерзавка ни запряталась!

– Я уже сказал, оставьте это дело! Вас-то оно каким боком касается? Чего вы хотите? Её схватят, а что потом? Хупы изнасилуют её всей сворой, после чего отдадут тем, кто и выбьют из неё все её жалкие тайны, ограбят дочиста и выкинут в пустыни. Детей отберут и отдадут в неизвестные семьи. Вы настолько жестокосердны, Лата? Ведь у вас такое чувствительное сердце, как оказалось… почему же такая свирепость к женщине – одинокой матери, пусть и не безупречной, но объективно не самой же плохой!

– Вы думаете, что она обычная рядовая женщина? А я, чтобы было вам известно, женщинам-то как раз всегда сочувствую и не единожды вытаскивала их из тех капканов, куда они и влезали по неосторожности или неопытности. А капканов-то этих расставлено столько и повсюду, в том числе и в заманчивых ландшафтах нашего прекрасного города. Иногда, знаете, бранное слово лучше, чем последующая и неисправимая беда. Вот что не могут понять иные любители порхания над расщелинами пагубы. А у меня натура такая, суровая, но материнская. Кто сам познал страдания, тот другого к страданиям пихать не будет, если он человек, а не злое животное. Вот вы Элиан жалеете, а мне госпожу Нэю жалко. Поверьте, Элиан к экстремальным приключениям не привыкать! Ещё в столице сам же Инар сдал её в отдел расследований бытовых преступлений, когда она обворовала его! Но отчего-то потом пощадил, и уголовное преследование было прекращено. Вот с каких времён тянутся эти корешки порочной связи Цульфа и Элиан, а уж тут-то она и оплела его такими путами, как сорняковая лиана мощное дерево, что и высосала не только его наличные силы, а и сам разум. Уж понятно, о чём другом она расскажет своим жалобным детским голоском, не забывая при этом и лизнуть собеседника ласковым язычком, если он мужчина, но не о таком! Если взять само разбирательство под контроль, никто её не тронет до времени. А я постараюсь, поверьте, не отдать её в лапы произвола, какой, несомненно, повсюду процветает. Всё же я представитель интересов такой мощной корпорации как ЦЭССЭИ, и никто не посмеет присвоить то, что и будет отобрано у преступницы. Самой же Элиан я предоставлю гарантию неприкосновенности и даже дальнейшего освобождения, если она и вернёт то, что украла. Не мне же, а госпоже Нэе. Ведь она не роскошествует…

– Не уверен, что она настолько уж и нуждается в утраченном. Всё это такое ничтожное барахло, уж поверьте мне.

– Барахло?! Да там же расхитили целое состояние! Отчего это вы столь безразличны к материальному урону госпожи Нэи? Она сказочная богачка? Нет! Насколько я осведомлена о её теперешнем положении, она живёт в каком-то небольшом домике на окраине весьма заурядного посёлка, хотя и охраняемого… взяла себе маленькую деточку на воспитание. О, эта добрая и необыкновенная госпожа Нэя! Вы думаете, ей кто-то подарит даже ничтожную частичку того, что она утратила? Вы уверены, что она ни в чём не нуждается? Вы хоть понимаете, что такое ребёнок, которого надо и накормить, и одеть, и воспитать-обучить? А у неё, как вам точно уж известно, погиб муж…

Рудольф мрачно молчал, но его молчание только подогрело обличительный пафос честной вдовы, солидарной, видимо, со всеми вдовами и обиженными. Кроме Элиан.

– Этот её странный муж… мне не даёт покоя разгадка его страшной гибели…

– Кто он был? – спросил Рудольф, – вы его знали?

– Откуда же? Но по сведениям, кои я получаю из серьёзных источников, а не из сплетен мерзавки Элиан, выставившей трагедию своей бывшей госпожи в столь карикатурно-непотребном виде для всех таких же недостойных, последний муж Нэи-Ат, теперь уже Нэи-Мон, бывший военный, ставший отчего-то художником. И отличным художником-декоратором он был. Его работы были востребованы и среди аристократов. Он, как бы вам его охарактеризовать? этакий человек-многогранник, обладал множеством талантов, но нельзя сказать, что был удачливым. Одна женщина целые сутки валялась потом в полях погребений на той самой плите, которой и придавили его останки. Её буквально без чувств утащили оттуда. И не госпожа Нэя была той женщиной. Такая вот тайная чья-то любовь, чья-то безудержная скорбь… и такие вы все, мужчины. А что госпоже Нэе оставалось делать, если вы не пожелали пойти с нею в Храм Надмирного Света? А этот Реги-Мон был когда-то другом её брата, коллегой по театральному мастерству. Я же говорю вам, многогранно-одарённый человек, хотя и попавший в состояние жизненной неразберихи именно в силу несомненной одарённости при отсутствии стойкой воли. Да и мало ли какие тайны связывали их по общей юности… Ой! – и она сделала небольшой перерыв лишь затем, чтобы повздыхать и посокрушаться над чужими бедами.

Но быстро вернула себе несокрушимую решимость борца со злом и хаосом, – Элиан точно укажет главных похитителей. Она видела, какие особи совали свои носы в «Мечту» после бегства госпожи Нэи. Разглядели, какое бесценное имущество осталось там без надлежащего присмотра, и вошли с нею в сговор. Чтобы уже потом запустить туда свои жадные клешни. Она же проболталась, что Рэд-Лок был одним из тех, кто там ошивался под предлогом починки так вовремя сломавшейся сигнализации. Разве починил? Нет! Починил сигнализацию ваш сотрудник из «Зеркального Лабиринта», тот очаровательный мальчик с невероятными ресницами. Когда здание оказалось уже полностью пустым. А уж остальное расследование довершит сам Цульф, отлично зная, кто, когда, куда и сколько уволок. Хотя сам он, в чём я уверена, не прикоснулся ни к чему. Наоборот, понёс значительные убытки. Ему же никто ничего не вернул из того, во что он и вложился.

– Вы же говорили, что он сумел окупить свои вложения за счёт той быстрой отдачи, что и принесла «Мечта».