Но Чапос лишь махнул рукой и вышел в зал для посетителей. Народу прибавилось заметно, но Сэта среди них не было. Женщина, которая только что и предлагала ему сытный ужин, а также остаться здесь ночевать, вышла следом. Она с тревогой схватила его за рукав, – Не уходите, господин! Нега не велела вас отпускать…

– Чего? – возмущённо отозвался Чапос, выдирая свою руку из её цепких пальцев. – Пусть твоя Нега своим мужем командует.

– Так нет мужа, – ответила служанка.

– А чего ж так? Сбежал что ли?

– Раб он, – пролепетала она, – на отдалённые плантации сослан. Одна Нега всю молодость свою протосковала, а уж такая женщина, ласковая, чистая, да хлопотливая, всякому за счастье была бы…

– Ну, так я пока что не раб. Гуляю, где и с кем хочется. А и ухожу, когда позыв к тому имею. Мне твоя Нега не указ.

Он направился к выходу, испытывая уже привычное покалывание в области грудины, – Дай слабину, так эти бабы тут же командовать начинают… То уходи немедленно, то через погреба выведу, то останься ночевать, а то и сама куда-то умотала, – ворчал он, раздражаясь на Негу за то, что она вырвалась от него в тот самый момент, когда накатило повторное желание. Придумала повод, чтобы завести его посильнее, да покуражиться над ним вволю.

– Все ваши бабьи уловки давно знаю, Нега ты грудастая, да ушлая. Да не на того ты наткнулась, и чары твои, увы! С истёкшим уже сроком годности. Мне и дочка-то твоя надоела аж до горечи. Ушла, так и утрись теперь. Ищи себе другого раба… – и вдруг остановился, увидел…

У бездны лик Сэта

На параллельную и узкую улочку, куда и свернул Чапос, тот же самый дом яств «Отдых в тенистом уголке», – ну и название! – выходил другой своей стороной. Там тоже имелась неприметная дверь, но не для посетителей, а для служебного персонала. Возле этой двери и стояла Нега рядом с Сэтом! Сэт стоял к Чапосу широченной спиной, но был узнан сразу же. А Нега, вся с лица бледно-серая какая-то, – или уж свет спутников так искажал её природный и приятно-бежевый тон лица, – Чапоса не успела заметить, поскольку он спрятался за сдвоенный огромный ствол развесистого старого дерева. Возле дерева этого на приделанной скамье сидели отдыхающие вечерней порой люди – жители окраины. Он прислушался. Юная влюблённая парочка, созерцающая сияние двух спутников, ему помехой не была, да ещё дед какой-то посапывал, привалившись седенькой головёшкой к стволу дерева.

– Ты же понимаешь, Нега, твой муж мой раб в моих же владениях, – бубнил Сэт. – От меня зависит не только его свобода, но и его жизнь… А там, ты знаешь, сколько в тех краях водится змей, ядовитых пауков, да и в лесах непролазных постоянно люди теряются с концами. Может, и убегают, и такое бывает, кто в удачу верит, а может, и счёты сводят друг с другом… Лирэна твоя мне без надобности уже давно.

– Сам же настойчиво к себе приглашал…

– Когда и было. У меня теперь жена есть… ребёнок. Я там уже не живу, где муж твой, Нега, так и остался горбатиться. Благодари за это свою дочь, за её странную неуступчивость, учитывая её же образ жизни… У меня там мой управляющий остался, но он к девушкам прохладен, да и не отпустит никого без моей на то воли. Но если ты мне посодействуешь, я мужа твоего отпущу…

– А он мне уже без надобности, Сэт. Устарела я, а вот дочь мою вовек уже тебе не увидеть. Лирэна ещё вчера столицу покинула… Ты лжец, потому что всех презираешь настолько, что правды никому и не скажешь

– Ты думаешь, я не знаю, что она в столице осталась? Она надеется, что сумеет разыскать Реги, не соображая, что забыл он о ней сразу же… как забывает всякий актёр о своей роли и о навязанных ему партнёршах. Красота в том специфическом мире не ценится особо-то, там все вокруг красивы и для зрения скорее утомительны. Он был человеком пресыщенным и порочным, Нега, а твоя дочь… Мне её жаль. Ей с моей стороны угрозы нет, и я ни в чём её не виню…

– Так тебе ещё и винить её?! – голос Неги прозвучал громко, и парочка на скамейке повернулась в сторону беседующих. Чапос задвинулся поглубже между стеной соседнего дома и стволом дерева, надеясь, что вечерние тени и низко свисающие ветви замаскируют его.

– … а вот жрец Чёрного владыки свою месть сразу же и осуществил, – продолжил Сэт, – Если и не сам по себе, то при помощи своего Чёрного владыки он сбросил на неё лавину несчастий и страданий. Тебе ли не понимать того. Сколько пережила Лирэна, а кто в том виноват? Она сама же. Из-за своей же нерешительности тянула время, пока не возникли подозрения у жреца…

– Я не знаю её путей. Чего ты тут-то околачиваешься? Она забыла о твоём сыне уже давно.

– А я чую, что она в столице, Нега. Ей некуда идти. Но мне нет дела до неё. Передай ей через своих доверенных лиц, пусть не ищет, уже не найдёт. Реги убит… Ты умница, что послушалась меня и приманила убийцу моего сына сюда, как я и велел. Тебе зачтётся…

– Он не убивал твоего сына, Сэт! И тот, кто это совершил, тебе недоступен. Твоего сына покарал Чёрный владыка за те несчастья, на какие Реги и обрёк чистую жрицу его возлюбленной Матери Воды… Чёрный владыка подослал для мщения из подземных уровней того, кто доступным для твоей мести не будет никогда! Ты же знаешь, что в противном случае, я не смогла бы пойти на близость с тем, кто обагрён кровью, взывающей к отмщенью. Я бы знала о таком… Мои таблицы указали совсем другое…

– А там и не было пролития крови, Нега. Убивать же можно и бескровно.

– Хочешь сказать, что Реги удушили? Но мои таблицы указали бы, что он душитель… Он не причастен, Сэт! Ты бы выяснил, прежде чем…

– Я выяснил, кто и почему.

– Ты нечестив, потому и слеп! Ты не веришь в Великую Богиню, потому истина и сокрыта от тебя!

– Без пафоса, матушка, без воплей, вокруг нас люди, – Сэт придавил Негу к двери ещё плотнее.

Она спросила совсем тихо, придушенно, но Чапос расслышал, – Чего ж ищеек своих не подослал? Он же знает тебя… Да и рано ещё, договаривались же, глубокой ночью, когда спутники разойдутся прочь друг от друга, и темень спустится с небес… Нельзя творить беззаконие под светом двух сходящихся лун…

– Это касается только меня, Нега. Зачем к своим личным разборкам привлекать моих соратников? Чего взъерепенилась? Чем стал столь дорог?

Она опять что-то тихо и умоляюще, быстро -быстро забормотала.

– Пусть Лирэна не боится. Она меня не интересует, говорю же тебе! – голос его показался Чапосу не только отвратительным, но усиливающим ту самую боль, что пульсировала и разрасталась в его внутренностях.

– Пусть возвращается и живёт, как ей и хочется, – попытался придать голосу ласково-проникновенное звучание Сэт, будто услышал немую мольбу Чапоса заткнуться, – Жильё своё зачем-то в спешке покинула, тогда как я знал, где она и прежде жила. Как больно было б ей узнать, что и Реги известно стало, что в «Нелюдиме» этом она оказалась… за что и презрел её и другую в Храм Надмирного Света повёл…

– А говоришь, что забыл он о ней…

– Не сразу, признаю. Но того, что случилось, уже не поправишь никогда. Пусть открывает ещё один дом яств, да хоть и в столичном центре, мне-то что? Мне её жалкие сокровища, как и её истрёпанная в разгулах красота не нужны. Мне нужен только её бывший хозяин…

– Что ж ты его прежде не словил, если знал про «Нелюдим»?

– А зачем он мне был надобен? Мой сын был жив тогда…

Ответные слова Неги прозвучали тихо и невнятно, она таращила глаза на Сэта, дышала открытым ртом, будто воздуха ей не хватало, и об одном лишь жалел Чапос, что сидят тут эти балбесы, – старый дед не в счёт, коли спит, и вряд ли день от ночи отличает, – а то бы точно нож Чапоса мимо широкой спины Сэта не промахнулся…

Сэт напирал, чтобы Нега впустила его в дом яств, но она стояла как скала. Бороться с ней на виду у прохожих он не решался, и почему не воспользовался главным входом, тоже ясно. Боялся, что упустит того, кто скрывался где-то в недрах этого «тенистого уголка», не ведая, что искомый враг затаился поблизости. И ощутимо сжалось сердце Чапоса, выплыла из телесных глубин, казалось, уже и наружу затаившаяся было, но не отступная боль… Носительница столь сладкого имени, умышленно его задерживала, в постельке убаюкивала, чтобы сдать убийце… не погнушалась и дом яств осквернить кровью, если б… Она таким вот образом выкупала себя или свою дочь? Попользовалась, ведьма похотливая, а потом и не жалко как падаль какую… Всю жизнь никого не жалевший, не щадящий, он был потрясён её предательством. Но тут же нашлось оправдание, она хотела его спасти, она его выталкивала, она и сама не ожидала, что Сэт заявится столь рано. Словно в подтверждение его мыслям, Нега сказала тоном властным и даже пренебрежительным.

– Не пришёл он ко мне! Смешно было тебе и верить, что клюнет на меня. На что я ему? Ищи его в другом месте…

– Не ври, Нега! – произнёс Сэт вполне себе хладнокровно, но, видимо, с таким выражением лица, что Нега от него отпрянула. – Не противоречь себе же. Я видел, как он вошёл в дом яств, и не видел, чтобы он его покинул.

– Так… у нас выходов несколько. Может, он и заходил, я за каждым посетителем не слежу. Слизнул чего по мелочи, да и ушёл…

Тут Сэт надавил на неё всем своим массивным телом, и Нега поддалась, открыла дверь и вошла туда первой. Сэт двинул следом. Дверь захлопнулась. Щёлкнул внутренний затвор.

Настигающая погоня посланца бездны

Вылезая из укрытия, как муха из густой паутины, еле шевеля онемевшими конечностями, Чапос, сожалея об упущенной возможности метнуть нож в широкую спину Сэта, подозрительно огляделся вокруг. Он грубо растолкал удивлённых влюблённых, ненавидя их за то, что тут оказались не ко времени, сел на скамейку и прижал руку к груди, где усиливалась боль и не собиралась утихать. Он даже застонал, и влюблённая парочка вспорхнула и умчалась прочь, как пара встревоженных птах. А дед чего-то забормотал, задвигал ножонками, глянул в его лицо и сказал внятно, – Эй, парень, чего губы-то у тебя такие синюшные? Не помирать ли ты собрался?

– Сердце сдавило, – доверился вдруг ему Чапос, – Чую, не доживу я до утра… А ведь я не дед, как ты сам, – он встал и не осознавая того, что шатается, побрёл прочь. Входить в дом яств со стороны главного входа и устраивать там побоище, не годилось. По улице, судя по неторопливости, прогуливались местные жители. Не похоже, чтобы кто-то его отслеживал. На город уже опустился поздний вечер, а было светло, поскольку из-за крыш вылезли навстречу друг другу оба спутника и медленно плыли, – она, Корби -Эл, в голубой фате вечной невесты, а он, Лаброн, в жарком румянце жениха, предвкушающего самую главную сладость всякого жениха, – прикосновение к её блистательным телесам… Но такого не происходило и не произойдёт никогда, не дотянув до зенита, они разбегутся в разные стороны, закатятся каждый по своей траектории в свои раздельные небесные чертоги.

Предположение, что Сэт опять припрётся во дворик, где они и встретилась минувшей ночью, было отброшено. Сэту известно, что Лирэны там уже нет, и то, что Чапос опять там появится, вряд ли придёт ему в голову. А вот Рудольф, скорее всего, уже там. Отчего-то не верил Чапос ни единому слову Сэта и знал, – Лирэну он скрадывает давно, искал, всё вызнал про «Нелюдим», да поздновато. Упорхнула несчастная жрица Матери Воды, ставшая удачливой особой девой. Упорхнула тогда, упорхнула и теперь, а вот сам Чапос вдруг и попался…

Знать не знал Сэт, кому принадлежал этот «Отдых в тенистом уголке», в который и зашёл он лишь потому, что проголодался. Как напал на след Чапоса, – тоже по случайности, – да прибыл в знакомый район, так и заметил домишко этот в тенистом уголке… Наврал про то, что раньше его посещал, а по клейму на посуде из «Нелюдима» догадался про несомненное наличие хорошего вина, подаваемого лишь избранным клиентам, каковым сам тут не являлся. Он и Негу сразу не узнал, – время же прошло достаточно, – а так бывает, что и пристально глядя на знакомое когда-то лицо, не сразу и признаешь, особенно если не ожидаешь. Но спросил зачем-то сам же Чапос про имя владельца заведения, – из-за праздного лишь любопытства, и проболталась бестолковая служанка, – опять же цепь нелепых случайностей… Умница Лирэна, ящерка ты юркая, скрылась вовремя…

Как и вчера, Чапос опять сидел один возле дворового, мутного бассейна, поскольку заржавела и ломалась постоянно труба, подающая воду. А чинить кому ж? Откуда-то выплыла внезапная облачность, скрыв шествие спутников навстречу друг другу, и стало вдруг темно, как в погребе. Боль в грудине не оставляла и зловеще усиливалась с тяжкой и болезненной отдачей в плечо и в левую руку. Сильно тошнило, ко всему добавилась и резь в животе. Он сжал и разжал пальцы немеющей руки, не очень понимая, что пребывает в состоянии стремительно развивающегося инфаркта. Бесшумно, как ночной опустившийся горный крылан, но пугающе неожиданно, несмотря на ожидание, возник перед ним силуэт человека. Оборотень верен себе, – даже появляется зачастую во мраке, и теперь будто выжидал, когда мрачные облака скроют недавнее сияние.

– Чего опять опоздал? – спросил Чапос, еле-еле двигая губами, решив, что Рудольф явился, наконец, – Всё испытываешь моё терпение, всё тешишься своей властью… Тут-то, в таком месте зачем встреча тебе понадобилась? – и тут же смолк, поняв, что это… Сэт. Вот будто и не уходили они с этого места никуда, и продолжается всё тот же вечер с его перетеканием в тихие и сумрачные объятия ночи. Но и страха от его внезапного появления не возникло, а полное безразличие ко всему происходящему. Чапос стал расстёгивать пуговицы у своей рубашки, пытаясь облегчить дыхание, – Душно-то как…

– Да вроде, наоборот, сильно посвежело против вчерашнего, – Сэт уселся рядом на удобное обрамление бассейна, сделанного некогда по заказу аристократического семейства для аристократических садов. А вот же тут оказался, в непотребстве, потому как не по статусу, что ни говори, – артефакт другого роскошного мира, недоступного здешним людям, как и те же выдуманные Надмирные селения.

Чапос, утратив отчего-то ловкость движений, но не соображение, кряхтя, полез за ножом, бормоча, – Сейчас… достану…

Вчера он ушёл, как бы забыв за себя заплатить, предоставив это сделать Сэту. Не по жадности так, а по застарелой привычке есть за чужой счёт, если представится такая возможность.

– Не надо! – неожиданно сильным зажимом задержал его руку Сэт.

– Так, деньги хотел достать… подумал, что ты и отследил меня ради того, чтобы стрясти денег за вчерашний ужин…

– Не за грошовый простонародный ужин я хочу с тебя спросить. А ты-то мог бы и в дорогой дом яств направиться. Да и свой у тебя есть…

– Продал уже… есть сильно вчера захотелось… а теперь-то мутит меня…

– Конечно, – язвил Сэт, – Пока дотащился бы до более предпочтительного дома яств, брюхо твоё настрадалось бы. А ты не любишь себе ни в чём отказывать. Так и с девчонками. Как припрёт вдруг охота позабавиться, ты ж мужчина любвеобильный, тебе любая подойдёт. А вот как натешишься вволю, то тут уж выбираешь, и та не подходит, и эта кислая и жёсткая даже по виду. У одной ножки тонки, так что одна за другую заплетается, а у той лицо щекастое, а то и тёмное как перезревший плод…

– Особенно не люблю я плечистых, да узкозадых при этом. А уж грубых баб, да ржущих как скотина какая, с губищами вывороченными, и за женщин не считаю… – поддержал его Чапос, и силы на это нашлись. Он чуял, Сэту не по нутру разговоры о девочках, а злит он его тупой пошлятиной умышленно. Преодолевая боль и нарастающую утрату сил, он вспомнил о Нэе, – Точёных как игрушечка обожаю я, со ступнями маленькими, с губками – лепестками, с ресничками стыдливыми, как взглянешь на такую…

– Да ты пьян, что ли? – Сэт толкнул в плечо заметно завалившегося набок Чапоса.

– Не пил, – встрепенулся тут Чапос. – Слабость какая-то вдруг…

– А ты поменьше в твоём-то не юном уж возрасте предавайся любовным утехам! Да с такими ведьмами, которые способны душу из любого вытянуть, да и сожрать вместе с внутренностями. Много ты женщин имел, да мало что в них понял, поскольку лишь собой всю жизнь и озабочен…

– Чего ты про баб-то муть эту развёл, – через муку произнёс Чапос. Сама мысль о Неге выворачивала его наизнанку. Он отвернулся в сторону от Сэта и блеванул. – Отравила, что ли, чем…

– Исключено, – неожиданно заступился за Негу Сэт. – Не таковская она. У неё своя вера, подчинение нерушимым внешним законам и своим внутренним правилам, она лечит людей, а не калечит. Да и зачем бы ей?

– Лечит, – пробурчал Чапос, вытирая рот о рукав дорогой, но мятой одежды. – Из девок последствия незаконных утех она вытягивает, и ещё неизвестно, скольких на поля погребений спровадила, целительница…

– Не болтай, о чём знать не можешь. Не её это практика! Сам меры ни в чём не чуешь! Я ж говорю, перепил.

– Не пил я.

Приговор приведён в исполнение

– Ну, а если и пил, мне это не помеха… и яства, и постель сами же обстоятельства предоставили в утешение приговорённому… вроде как, по закону. Я один знаю меру своей личной вины перед сыном, – внезапный переход Сэта к теме убийства сына не вызвал у Чапоса никакого отклика.

– Ну, так и знай себе… – его мучило тягостное звучание голоса Сэта, и хотелось только тишины, только оказаться у себя в норе и лечь поудобнее.

– Так что ты, если встретишь его в Надмирных селениях, передай, пусть простит меня, если сможет. Ты ведь знаешь, что перед тем, как отдать злодеев на суд Чёрному владыке, им показывают всех тех, кого они загубили в этом мире. А все мученики обитают в прекрасных Надмирных селениях. Я же и есть посланец Чёрного владыки, пришедший за твоей чёрной и уже не способной к исправлению душой.

– А-а – промямлил Чапос, – прибыл посланник…

– Тяжела мне эта участь, а кому-то и надо положить предел твоим преступлениям. А мне, надеюсь, будет за то некое снисхождение со стороны Надмирного Отца, поскольку у меня есть причина, пусть и не дающая оправдания, но снимающая однозначное осуждение. – Сэт-Мон, войдя в пафосное и явно омрачённое состояние, не замечал, что Чапоса сотрясает крупная дрожь, а если б и заметил, то решил, Чапос трусит. Но Чапос всерьёз угрозу Сэта и не принял, скорее, оторопел от наглости и тупоумия свихнувшегося «мстителя». Он даже сумел оскалиться своей фирменной ухмылкой, наводившей ужас на всех, хотя это была гримаса нестерпимой уже боли, и только ночь вокруг не дала Сэту увидеть, что именно происходит с тем, кого он приговорил.

– Какие ещё Надмирные селения… и где посланец Чёрного владыки? Ты сундук с гнилыми водорослями вместо мозгов… – речь Чапоса звучала невнятно, а мир вокруг стал плавно оседать куда-то вместе с его собственным телом, а всё же он увидел огромный мясницкий нож в мускулистой, напрягшейся до выпуклых вен, руке человека, уже стоящего перед ним во весь рост. Тот скинул свою верхнюю светлую куртку, оставшись в тёмной рубашке с короткими рукавами. Кисть, спрятанная в перчатке, сжимала массивную рукоятку острого страшного ножа, нацеленного сверкающим остриём в самое лицо Чапоса. Жуткий холод лишил Чапоса подвижности, отключились все наработанные рефлексы матёрого разбойника, кем он был. И не потому, что обычный и серый горожанин обладал некой гипнотической силой, способной ввести в каталепсию, причина была в чём-то таком, что не было подвластно пониманию Чапоса.

– Кажется, я умираю… – произнёс он чётко, – Но никогда не думал, что у смерти будет твоё лицо, Сэт…

И в этот самый миг, даже полмига, крутящихся мутным водоворотом мыслей и чувств, при полностью обездвиженном теле, он и получил мощный молниеносный удар холодного лезвия, с хрустом вошедшего в его шею в области горла до самых шейных позвонков. Убийца применил профессиональный приём бывшего квалифицированного мясника, провернув лезвие в глубокой ране, чтобы избежать фонтанирующего выброса крови на собственную одежду. Чапос услышал, как со стороны, собственный вскрик, переходящий в хрип. Он выкатил глаза из глубоких глазниц, не веря в реальность происходящего и не узнавая напряжённого лица собственного убийцы с его экстатическим оскалом удовлетворённости от содеянного мщения. Он свалился, умирая в падении, на то место, где когда-то умер и Нэиль. И уже никто не сумел бы сказать, от чего он умер быстрее, – от удара в горло или от разорвавшейся сердечной мышцы? Сэт-Мон наступил башмаком на его лицо, ненавидя его даже мёртвого.

– Я не как ты, – произнёс Сэт, не понимая, что своим ударом лишь добил умирающего. – Я не умею убивать людей как скотов. Я честно тебя предупредил, а ты не поверил. К тому же ты смел прикасаться своими скотским лапами к чистому телу моей жены, когда тащил её на продажу мне, как будто она была животным. И сколько таких вот женщин ты таскал, а то и стадами гонял на продажу? Тебя надо убить за это два раза. Жаль, что этого нельзя.

Возможно, что Чапос это и услышал, а возможно, и нет. Мститель вытер пот со лба, взявшись рукой в окровавленной перчатке за край просторной рубахи. Его новая курточка, незадолго перед встречей с Чапосом купленная в столичной лавчонке недорогой одежды, валялась на ограждении бассейна. Он взял её и свернул в рулон, после чего заботливо подсунул под голову Чапоса, не без любопытства изучая его гребень под короткими волосами.

– Надеюсь, что у тебя нет отца, – произнёс Сэт-Мон, остывая от приступа нечеловеческой ярости, – и некому будет за тебя мстить. А если он придёт ко мне со своей местью, что же, я покорно приму заслуженную смерть. Скажу ему, что твоя агония была быстрой, всего один вскрик и несколько конвульсий. Я старался не причинить тебе избыточных страданий…

Даже животных, откормленных для трапез аристократов, он убивал когда-то наповал одним выверенным ударом, чтобы они не мучились. И с тех пор никогда уже не ел мяса, хотя поесть любил и ел всегда обильно и много. Тратил много денег на рыбу, сыры, изысканные овощи и прочие деликатесы. Но только не на мясо.

Жестокосердный, он всё же обратился мысленно к Надмирному Отцу, чтобы тот осудил и его самого, когда настанет его час, и он тоже примет свою смерть с покорностью, как принял Чапос, чем и поразил Сэта неописуемо. Не такого поведения он ожидал. Может, Чапос и не трогал Реги-Мона? Ну, так других было предостаточно.

– Жаль, если я ошибся, – сказал он, непонятно к кому обращаясь, не глядя на тело, распростёртое на плитах, ничуть не тревожа себя сочувствием к тем людям, что обнаружат убитого в своём чисто-выметенном и уютном дворике возле экзотического бассейна-украшения, устроенного здесь изгнанной старой аристократкой Ласкирой Роэл ради забавы детишек. Кто-то людей радует при всякой к тому возможности, кто-то лечит, спасает и прощает, а кто-то… И Сэт глянул вниз, вдруг подумав, а ведь и ребёнок чей-нибудь может на эту жуткую находку наткнуться…

– Но тебя не жаль мне всё равно. Пусть тебя Надмирный Отец жалеет, если есть за что… – палач уже внимательно оглядел свою бездыханную жертву, превосходящую его по всем видимым параметрам, и сомнение зацепило вдруг его окаменевшее сердце. Почему Чапос не сопротивлялся? Почему за свою жизнь не боролся? Сидел мешок мешком, стонал-сипел, да на бок всё заваливался…

С привычным хладнокровием обшарил карманы Чапоса, вытащил нож и увидел, что с изделием наёмных убийц эта штуковина, пусть и бандитская, никакого сходства не имеет. Будь Чапос наёмником, он имел бы кучу особых ножей, а такую убогую дрянь в карман бы не положил. Кто, собственно, и распространял слухи о причастности этого быка к секте наёмных убийц, оставалось неясным, но проявленная им поведенческая странность при явно надвинувшейся угрозе? Да всякий бы попытался защищаться, даже не обладая особыми навыками борьбы… А тут тот, перед кем все трепетали, проявил такую податливость, как если бы был реальным уже трупом… А если не Чапос, то кто вышиб Реги – бывшего военного, но сохранившего немалую силу мужчину, из поезда, перед тем нанеся страшный удар? Куда мог ходить на сторону Реги, имея такую жену-красавицу как Нэя? Кто таков хозяин местечкового провинциального рынка, чью любовницу обласкивал неисправимый Реги? Не поторопился ли он, вынося свой необратимый уже приговор? Насколько Сэт был осведомлён о характере Чапоса, тот презирал людей настолько, что практически никогда и никому не говорил правды, хотя и не скрывал особо своих злодеяний, кичась силой. Все знали, что бандит в самой Коллегии управителей имел некоего охранителя. Чем тот был Чапосу обязан, неизвестно. Недавно он умер. И не пришлёт никого к убийце спросить за содеянное.

Сэт-Мон продолжал тяжко дышать, пытаясь нормализовать дыхание и не анализируя ком из сваленных чувств и обрывающихся, как гнилые нити, мыслей, пока не услышал звук подъехавшей машины, а вскоре и скрип ржавой калитки с раскуроченным Чапосом замком. Он нагнулся и быстро сунул нечто за пазуху поверженному кровному врагу. Быстро, как молодой, он помчался в противоположную сторону, перемахнул через низкую ограду, отделяющую закрытый дворик от обширной лужайки, зная все ходы и выходы отсюда.

Рудольф прибыл на сей раз без особого опоздания, но всё равно нервничал, как ни странно, ожидая бурчания Чапоса, склонного к раздражению и непредсказуемым выходкам вследствие этого. Он и вообще не хотел приходить, отбраковав свою затею о наказании Чапоса. Он надеялся, что Чапос не придёт, разозлившись за вчерашнее. Приготовленное наказание можно опять отложить в долгий ящик, а там как получится. Чапос мучил, даже пребывая в отдалении, едва Рудольф касался его мысленно. Избавиться от него хотелось, а вот прикасаться реально было противно.

Он успел заметить тень, сиганувшую через еле стоящую ограду, готовую вот-вот свалиться окончательно, не сразу поняв, кто это или что это бесшумно и стремительно растворилось в сером полумраке. И тут увидел то, чего не ожидал по любому. В безмерном удивлении он рассматривал огромный нож, валяющийся чуть в стороне от вздыбленного и неподвижного, огромного тела Чапоса, чья свёрнутая набок голова лежала в чёрно-маслянистой луже крови, поскольку все краски были пригашены, как ни светла оказалась ночь, благодаря спутникам. Серебристо-голубые лучи Корби-Эл и неярко-оранжевые, идущие от Лаброна, создавали какую-то волшебную иллюминацию, столь неподходящую к тому, что они и высвечивали. Была чётко видна жуткая рана на располосованном горле жертвы неведомого упыря. Не иначе из издевательских побуждений, варнак подложил под голову Чапоса светлую курточку, свёрнутую в рулон, и мягкая ткань продолжала впитывать в себя натёкшую кровь. Выглядело так, будто он хотел того, чтобы убитому было удобнее лежать и видеть свои посмертные сны. Высокие ботинки Чапоса из мягкой дорогой кожи на раскинутых мускулистых ногах являли собою смехотворную копию ботинок самого Рудольфа. Они были задраны носками вверх, не слетели со ступней Чапоса во время предсмертных конвульсий, тому воспрепятствовала тугая шнуровка.

Непонятная мистика произошедшего в укромном и таком мирном по виду дворике с бассейном ввергла Рудольфа в оцепенение. Почему именно тут произошло то, о чём он и сам помышлял смутно, да так и не реализовал? Как и тогда с Нэилем кто-то свершил то, чего никогда не сделал бы он сам, как ни ревновал Гелию, как ни был располосован изнутри её изменой. Он не хотел убивать, чтобы глаза в глаза, ведь и диверсантов убивали роботы, а он только запускал в них программу через нужную настройку, после чего выходил из помещения. Ведь тогда, во время допроса убийцы Голубики, он только издевался над бедным Антоном, чего не мог себе простить до сих пор. Ждал момента, когда молодой исследователь-ботаник сорвётся, – оружие-то было заблокировано и нельзя было из него никого убить. Все это знали, а Антон, впервые тогда ставший молодым вдовцом, ничего этого знать не мог.

Рудольф и не планировал лишать Чапоса жизни. Хотел только заманить туда, где и подготовил всё для подземного взрыва, обрушил бы выход из пещеры, где Чапос и таил свои сокровища, а там пусть хранитель неправедных богатств сам искал бы выход. Не исключено, что и нашёл бы. Выходов там имелось предостаточно. А задуманная жестокая игра стала бы Чапосу наказанием, чтобы он призадумался о всяком, о разном, оставшись наедине с собою и с кощеевым своим кладом в кромешной тьме.

И сейчас Рудольф удивлялся собственной жестокости, а ещё больше жестокости людей Паралеи, считающих чужую жизнь не важнее жизни блохи. Но чему удивляться? Если у бандита всюду была враги, а споры они решают только таким вот способом. Кто-то опередил Рудольфа, и он благодарил этого некто за то, что тот избавил мир Паралеи от человекообразного чудовища, и только сожалел о том, что этого не произошло раньше. Как ни странно, но в данный момент о том, что приходилось убивать и самому, –именно что глаза в глаза, именно что непосредственным прикосновением, – он начисто забыл! Будто кто-то стёр всю ту информацию с его информационных носителей.

Он поднял голову вверх, к светящемуся небу, каким оно бывает над Паралеей при появлении двух спутников одновременно во всей полноте их колдовского свечения. Оно, словно бы исходящее от облаков, казалось кружевной серебристой сетью, накрывшей уснувшую страну, украшенную обильными рюшами лесов, затейливыми конструкторами городов и городков, фигурными зеркалами стоячих и подвижных вод. Он желал только одного. Защиты от этого мира, населённого убийцами, насильниками, растлителями, паразитами всех сортов и разновидностей, и бесчисленными их жертвами.

Загадка твари, носящей имя пустынного бога

У себя в домашнем отсеке подземного города Рудольф вытащил маленькую флэшку из планшета Чапоса, найденного в его потайном кармане. Убийца очень спешил, потому и не успел обыскать одежду Чапоса. Запись о последних днях жизни Чапоса была каким-то непостижимым образом местами стёрта. Поразившись невозможному факту, пришлось его принять. Чапос в последнее время редко брал с собой тайную связь, и маленький планшет обычно валялся в его жилье без всякого употребления. Тролль будто понял, что за ним существует наблюдение. Но сам он не смог бы никак воздействовать на чуждую ему технологию. А вот записи о предшествующей ночи, как и о совсем уже последних событиях его жизни были в целости и сохранности. Чапос припёрся на встречу со связью, иначе никогда не узнал бы Рудольф, что, собственно, и произошло.

Незадолго до смерти он предавался сексуальным бурным утехам с хозяйкой дома яств, как понял Рудольф. Дама средних лет тоже не отставала от своего озабоченного партнёра, вызывая любопытство, смешанное с определённой неловкостью за просмотр того, как именно Чапос проявлял себя в сексуальном аспекте своей жизни. Особенно сюрреалистично всё выглядело при мысли, что могучий и мохнатый, полный завидной активности мужчина, предающийся не надоедающим никогда, – если уж мужчина не имеет патологий и эрекция позволяет, – сексуальным восторгам, уже мёртв. Рассматривать подробнее, а уж тем более чужую партнёршу, Рудольф счёл неэтичным и быстро удалил запись о последних радостях местного Казановы, информационной ценности не представляющих уже ни для кого, кроме, возможно, женщины, которую Чапос называл Негой. И не смог удержаться от оценки того, что эта Нега, не будучи юной, красива и напоминает полузабытую Ифису, какой она и была в «Ночной Лиане» в ту давнюю ночь…