– Любовные игры бывают разного уровня значимости, так и степень ценности души человеческой для Богов тоже различная. Есть те, кто им дороги, и чьи просьбы они исполняют, как и принято у любящих родителей. А есть и те, кого они отвергают, как токсичный мусор, производственный брак, так сказать. Помочь, даже при содействии Высших Сил, может лишь по-настоящему любящая душа.

– Каким образом Нэя могла помочь твоему исцелению через какое-то там перетекание душ друг в друга , если она до сих пор страдает сама!

– Я о любящей душе упомянул в обобщающем смысле. Не называя конкретных имён. Чего ты заладил, Нэя, Нэя!

– Похоже, что ты всё же заблудился в мистических дебрях, поверив в фантом Матери Воды как в некую реальность. Франк хочет, чтобы я привёз Нэю. Если она умрёт, кто будет заботиться о приёмном ребенке? Ты не будешь возражать?

– Привози. Мне-то что? – буркнул Венд, не глядя на Антона и роясь в своих камнях столь яростно, что они грохались на пол, а он не обращал на это внимания.

– Беспутный художник Реги-Мон не был её мужем. Он стал лишь её прикрытием, как это необходимо было ей для жизни, как дань их местным традициям. Он был ей никто! Она всё мне рассказала. А ты, зная её душу, поверил, что кто-то смог занять твоё место? После всего?

– Чего всего? – Рудольф повернулся. Глаза блестели какой-то неадекватной самому разговору насмешливой яростью, что Антон посчитал за его неумную игру ради сокрытия подлинного отношения к ситуации с Нэей. Или же он реально чокнутый.

– Помнишь, ты говорил, что Хагор жонглировал множеством масок? А сколько их у тебя?

– Не считал. Потому что их нет.

Антон направился к выходу. Артур опять принял вид непричастности к их разговору. Он бравурно напевал какую-то мелодию, убирая разбросанные минералы и друзы из коллекции Рудольфа, расставляя их по стеллажам.

– Подожди! – остановил он Антона. – Возьми себе наиболее ценные образцы. Ведь всё равно он их тут бросает. Тролли растащат же…

– И чего? Я не геолог, чтобы везти на Землю целый контейнер с ценным грузом. Ты лучше Фиолета сюда приведи. Или Сурепина. Пусть они для девчонок наберут, раз уж тут остаются надолго.

Рудольф уже сидел на диване и безучастно созерцал природу через распахнутое панорамное окно.

– Какой к чёрту Фиолет! – всё же сказал он. – Мне и без него есть кого одаривать.

– Кто бы сомневался, – оскалился Антон, – При наличии вокруг райских кущ, наполненных местными гуриями разной возрастной категории, никакие несметные сокровища не останутся невостребованными.

– Чего ж сам-то не пользуешься?

– Чем?

– Сокровищами. Раз уж гурии вокруг столь корыстолюбивы. Даже мальчик Фиолет о том догадался очень быстро, как сюда попал. А Сурепин и без сокровищ нашёл все нужные лазейки, по следам Олега пошёл, следопыт знатный. Только ты и бродишь как тень загробная, злой и один. Или ждёшь от местных гурий того же бескорыстия, каким моя дочь тебя осчастливила? Не дождёшься уже.

– Ты сам-то для того и выбрал себе ту, что постарше, – гурию с ценовой скидкой, так сказать, чтоб сокровищами не разбрасываться? Да ещё и владеющую навыками нетрадиционной медицины. Известно же, что за такое лечение Боги запрещают брать плату. Иначе помогать врачевателю или врачевательнице не будут. И тогда это превратится в шарлатанство. Расчётливым ты стал, как тролль всамделишный. И всех по себе меряешь.

– Ты не забывайся, юноша. Мы всё же в разных весовых категориях. А то рассержусь и выброшу тебя в открытое окно.

– Да тебе не привыкать решать все споры силовым методом…

– Э-э-э, распушились два птича, один из подземного, а другой из наземного птичника! – Артур встал рядом с Антоном, деликатно тесня его к выходу и уговаривая по ходу движения, – Он, если что, может и долбануть так, что ты реально отключишься. Так что и Арсений не успеет заступиться. Ты у наших ребят спроси, как им чихалось, если они ему перечили. А уж они не тебе чета по своей устойчивости. Да и выучка у них разве с твоей сравнима? Не веди же себя как цветовод, в самом деле. Надо соизмерять свои силы с заявленной угрозой противнику и быть адекватным, Антей…

– Не бойся, Артур, – подал спокойную реплику Венд, – Я с ботаниками никогда не дрался и не собираюсь. Исключая лишь случай в молодости, когда сцепился с одним юным аграрием.

– И как? – спросил Артур. Ответа Антон не услышал, Артур поспешно закрыл за ним панель входа-выхода.

Столкновение в «Зеркальном Лабиринте» с Латой

Антон стоял на лестничной площадке, ощущая стыд за собственную несдержанность, так что и ненависть к Венду затихла.

Снизу послышались шаги, по звуку женские, лёгкие. Перед ним возникла полная женщина в чрезмерно просторном платье, разрисованным разноцветными птицами и цветами-ягодами. Знакомый стиль Нэиных одежд, вдруг подумал Антон, разглядывая мать Иви, которую сразу же признал. Она также в упор рассматривала его крупными глазами, – не тёмными и не светлыми, – такой бывает глубокая вода при вечернем освещении. Они не имели цвета как такового, как и определённо-выраженного чувства были лишены. Не имея причин для вражды к нему, она излучала то, что именуют холодным превосходством существа высшего по отношению к тому, чей статус неясен, а возраст слишком молодой. Он определил бы эту женщину словами Рудольфа, как очень неоднозначную и уж точно не питающую ни к кому необоснованной приязни. Неординарная красота, даже с учётом её отнюдь не юного возраста, мешала вынести ей уничтожающую характеристику. А уж старой обозвать её можно было лишь в припадке негодования за обиженного Фиолета.

«Мать Деметра», как называл таких женщин Рудольф, – символ зрелой женской красоты в апогее её плодоношения. Величавая, с оттенком усталости от переполненности благами бытия, и отсутствием легковесного доверия ко всему окружающему, что отличает юность. Тяжеловатая, плотно заземлённая красота. «Апогей плодоношения» – это как раз и соответствовало её нынешнему положению в буквальном смысле. Но она как-то умудрилась скрыть свои формы, будучи в необъятном балахоне. «Если эта драчунья – любимица здешних Богов», – подумал он, – «То кто ж ходит у Них в немилости»?

Холёной рукой, будто и не знающей ежедневного труда, связанного с бытом, она освободила белый и влажный лоб от упавшего тёмного локона. Дышала тяжело, – запыхалась, влезая на пятый этаж.

На пальцах сияли перстни с крупными камнями. Конечно ювелир местный, но камни… Уникальные опалы, – аморфные кварцы, гидрогели двуокиси кремния, – Антон вспоминал пояснения Рудольфа, когда выбирал эти переливчатые и не имеющие выраженной кристаллической формы камушки для забавы Икринки.

– Тебе они зачем? – спросил он как-то у Рудольфа.

– Девчонкам на Земле буду дарить инопланетные опалы. Буду как Али-Баба из тролльских пещер. Ты только представь, как они будут радоваться!

– Твои бывшие девчонки давно уже бабушками стали. Не внешне, конечно, но по земным своим летам, – пошутил Антон.

– Так ведь и я по сути-то дед уже, – он подмигнул Антону. – «Но ведь я ж тебе говорил о нестареющих желаниях старцев. Или ты забыл?

– Рано к старцам себя причисляешь, если вокруг тебя невесты роятся и мечтают тебя в Храм местного Творца затащить, – поддел его Антон, имея в виду Нэю. В те дни у Рудольфа и Нэи был апогей их взаимной любви, откровенно уже себя проявляющей для всех окружающих не только в подземных уровнях, но и в пределах «Лучшего города континента».

Он говорил Икринке, высыпая разноцветные опалы, – Это тебе послание от любящего отца.

– Ага-ага, так я тебе и поверила»! – отвечала она. – Сам, что ли, стащил?

– Мне бы не отдал ни камушка. Мне-то зачем? Тебе велел передать. А Нэя знает столичных ювелиров, и уж они создадут тебе всё, что тебе и хочется.

– Может, Инэлии подарить? – задумчиво спрашивала она. – «Я никогда и ничего ей не дарила. А она тоже любить играть в камушки.

– Так подари, – соглашался Антон. Икринка хранила все эти безделицы в розовой и полупрозрачной коробочке, о которой говорила, что это дедушка сделал для её радости. Она иногда их перебирала, перекатывала в ладошке, рассматривала. Но к Инэлии так и не собрались, и она отдала их Нэе целую горсть, поскольку та была настоящей ценительницей…

Как их называли тролли? А никак. У них таких камушков в доступе не имелось. Это земляне добывали в необитаемых пустынных предгорьях необходимое сырьё, в том числе и ванадий, а камни, можно сказать, что шли на выброс. И только Рудольф, недоученный геолог, брал их себе. Для коллекции, как говорил.

Тёмные камни казались зловещими, когда внезапно испускали красное сияние, – женщина поправляла свою причёску. Вот тебе и бескорыстная целительница – любящая душа! Попользовалась, всё же, сокровищницей Али-Бабы.

К тому же, как знал Антон, тётка с внешностью милейшей собачки французской бульдожки, – лицо круглое, глаза большие, нос маленький, а рот тоже большой, – и не имела нужды огрублять трудом свои ручки. Антон заметил одну особенность, что дамы с пухлыми ручками часто коварны или лицемерны, лишены простоты, и не любил такой вот особенности у девушек или женщин. И эти её украшенные кисти рук, увиденные впервые, да ещё вдобавок ко всему, что он о ней знал, вызвали всплеск острой неприязни, удвоенной уже за счёт её доченьки Иви. Яблочко от яблоньки недалеко укатилось.

Эта плодоносящая и в данный момент, – когда ей сороковник уж точно, – «яблонька» заставляла себе служить местных троллей, используя как их провинности, так и свои властные позиции в ЦЭССЭИ. По случайности, ещё во времена его посиделок с Нэей за столиком с ароматными пирожными, в тени её благоуханного сада, он стал свидетелем разговора Эли и одной девушки – служащей дома «Мечта», похожего на розово-утренний мираж, если смотреть издали, когда он по утрам подбегал к нему после пробежки. Поэтому и казалось, что жизнь их всех, там обитающих, легковесна и весела. Девушка жаловалась Эле, что не высыпается и как-то упала с подиума от головокружения. Что её изнурила штрафными нагрузками Лата-Хонг, принуждая по вечерам убирать своё жилище и стирать домашний её хлам, гоняя туда-сюда до поздней ночи.

Эля утешила, сказав, что надо лишь радоваться милосердию Латы, позволившей избежать наказания настоящего. Посоветовала в следующий раз не попадаться, тогда и спинка ныть не будет от мытья полов, и вечера будут свободные, а её сменят другие недотёпы. В городе их много. Антон не понял, на чём попалась девушка, и почему она позволяет себя эксплуатировать как рабыню посторонней тётке, не имеющей к «Мечте» никакого отношения. И, похоже, такие вот штрафники не переводились, готовые вместо официальных денежных штрафов или более серьёзного уже спроса за свои проступки трудиться на бытовое благо «милосердной» тёти. Всем хорошо, но не все довольны.

Размышлений как таковых и не было, а лишь мгновенное опознавание той, кто и возникла, как неприятного и одновременно вызывающего интерес существа. Такова магия женской красоты для всякого мужчины, кто наделён чувствительным к ней восприятием. И далеко не всегда заманчивость внешнего облика неотрывна от классического совершенства. Тролли далеки от земных канонов совершенства почти все, а необычных и приковывающих внимание тут множество. У них тут свои собственные каноны, а землян они зачастую относили к подвиду мутантов, не зная, что те на их планете пришлые. И красивыми тоже не считали, хотя и пялились. А иные и влюблялись. Всегда же есть спрос на те или иные феномены природы.

А возраст? Что возраст, ведь она не была испещрена морщинами или увенчана горбом. Возраста как будто и не было. Завораживающие глазищи гипнотизировали заключенной в них тайной, ибо не существует красивых женщин без тайн. А она, несмотря на свою экзотичность, выглядела красивой. Антон сразу представил, как опешил бедный Фиолет, когда величаво вплыла в жилище Иви эта женщина без возраста, да ещё, как оказалось, мать очаровавшей его девушки, да ещё… хм, хм… с пузом, замаскированным облачным и невесомым платьем. И вдруг накинулась на него и избила до синяков, как грубый мужик.

– Вы не подскажете, молодой господин, не знаю вашего имени, господин Руд-Ольф там один? – спросила она приятным голосом, какого он не ожидал. Не тонким, не низким, а таким, какой именуют женственно-мягким, ощутимо обволакивающим. В этом голосе для наблюдательного человека крылась одна из тайн её существа. Когда надо, она сумела бы околдовать любого. Другое дело, что этот регистр редко ею использовался.

– У него там собрание очень важных персон! – зачем-то соврал он, злорадствуя, что зря она сюда поднималась без использования лифта, зря пыхтела и потела! Лифт находился в другом конце здания, а тут было нечто вроде чёрной лестницы, то есть запасной. И все посетители по делам служебным приходили в офис по другой лестнице и через другой вход. Этой же, запасной, пользовались лишь те, кто знали, что такая лестница существует, – сами сотрудники лабораторий или их друзья-приятели. Женщина не являлась здешней сотрудницей, а уж о значимости её дружбы или приятельства для того, о ком она и спрашивала, знала лишь она сама. Или же, как в архаичной застольной песне пелось: «Знала только ночка тёмная, как поладили они…».

Где Антон слышал эту древнюю «песнь песней», он и сам не знал. Тут не имелось «высокой ржи», и воззвания к ней «распрямиться», чтоб «тайну свято сохранить», были бы бесполезны, поэтому тайна внеслужебных отношений между хозяином офиса и пучеглазой сладкоголосой сиреной просочилась за пределы стен «Зеркального Лабиринта».

Но степень глубины этих отношений известна никому не была. Может, всего лишь деловые связи, исполнение неких просьб, а она всего лишь ситуативная целительница. Иногда – неофициальный посредник между Цульфом и Вендом. Многие в ЦЭССЭИ томились любопытством. Не из-за Рудольфа так, а из-за известности самой дамы, работавшей в Администрации и недавно ставшей женой Инара Цульфа, назначенного новым Главой Администрации города. Его внезапная прыть и в карьерном продвижении, и в том, что он готовился стать отцом, также обсуждались жителями «Лучшего города континента». Антон, узнав о ней как о «целительнице», внезапно вдруг возникшей возле Венда и обеспечившей ему радикально-быстрое облегчение от недуга, тут же и забыл бы об этом, как о мусорной информации. Только гнев, обида за Нэю, как за сестру, за друга, стали причиной выхода Антона из берегов сдержанности. Антипатия к Венду обозначилась вдруг в остро-открытой фазе из-за визита к Нэе, из-за переживаний, вызванных её видом, её заброшенностью, её сиротством, так созвучным личному сиротству Антона.

Эта служивая собачка Венда – враг Нэи, значит, и враг Антона тоже.

– Так что и не суйтесь, прибьёт! – через зубы и насмешливо сказал Антон, – Вы же знаете, каков он, если ему мешают?

– Как же… Он сам назначил мне время приёма. Сказал, что решил разобрать свою коллекцию камней и минералов, избавиться от некоторой её части. Меня попросил помочь по возможности…

Она отчитывалась перед ним лишь от растерянности, но тут же спохватилась и замолчала, собрав губы в пухлое злое подобие бутона розы. «Злая и сексуальная», – отчего-то решил Антон, не отрывая взгляда от выпяченных губ, усиливающих неприязнь к ней. От этой тётки разило какой-то непристойностью, несмотря на её «интересное положение». Вернее, «интересное положение» как раз не увязывалось с её чувственно-порочным ртом, с лицом настолько характерным, что он запомнил эту тётку с того самого дня на пляже, когда она влезла к ним со своей чудовищной шляпой, а сбросив ту и открыла себя на обозрение. Яркая, но отнюдь не возвышенная, а какая-то хищная чувственность отмечала все черты этого лица. И как бы удивился Антон, если б узнал, что она всю свою цветущую женскую пору пребывала в абсолютной аскезе в том самом смысле, злоупотребление которым он ей и приписал. И что именно шеф Венд обрушил своды её аскетической пещерки. Каким богам она там молилась, никто не ведал, да и не стремился.

Необоснованный гнев Антона на незнакомую, в сущности, женщину был вполне себе справедлив, поскольку он ощущал себя братом Нэи, нуждающейся в защите от коварного мира Трола. И злая женщина тоже была фактом этой недоброй среды.

– Как же не учёл ваше положение? Вам вредно переутомляться, – наглел Антон.

– Да в чём переутомление? Я ведь тоже, знаете, очень люблю те каменные шедевры, что и порождают загадочные недра нашей планеты. Мы с господином Рудом-Ольфом столько уже обсуждали эти природные тайны. Он так много знает. Даже мой муж, человек огромной занятости, и тот увлёкся, благодаря мне, знаниями о минералах и прочих сокровищах, столь необходимых и для развития науки в том числе.

– Ваш муж здешний учёный?

– Нет. Он Глава Администрации города. Но человек всесторонне образованный, очень деятельный и всю жизнь учится.

– Рад за вас.

– А чего вам за меня радоваться? – уставилась она в него своими глазищами, вмиг заискрившими откровенной злостью, – Вы меня не знаете, я вас тоже!

– А я вас отлично знаю! – ширил он рот в улыбке. – И дочку вашу тоже. Очень работоспособная и услужливая девушка.

– В каком смысле услужливая?

– В сугубо рабочем. А вы о чём подумали? Очень обходительная девушка, ваша дочь Иви. Кажется, она опять тут, в «Зеркальном Лабиринте» трудится? Но жаль не в нашей уже лаборатории. Мы все сожалеем об утрате столь ценной сотрудницы.

– Кто это «мы»?

– Ну как же. Тот же Ар-Сэн, Фио-Лет…

– Какой ещё Фио-Лет? Не знаю такого.

– А тот, кого вы синяками изукрасили.

– Пожаловался? Зелень недозрелая, а ещё полез к девушке как полноценный мужчина!

– Тяжёлая у вас ручка, госпожа… не знаю вашего имени.

– Ни к чему вам знать моё имя! – зашипела она. Почудилось, что от неё полетели искры, как от вздыбленной кошки.

– Тут такое дело… – продолжил он, лихорадочно подыскивая слова, чтобы уязвить её, но не оскорбить при этом. – Госпожа Нэя совсем скоро сюда вернётся, и господин Руд-Ольф обещал ей подарить всю свою коллекцию, которая его обременяет. К тому же он скоро будет переведён на другой объект, за пределы ЦЭССЭИ, и оставлять свою коллекцию на расхищение ему бы не хотелось.

У неё буквально отвисла нижняя челюсть, вернее, губа нижняя обвисла в жалко-неконтролируемой гримасе, – Сам же просил прийти, – пробормотала она. – Стоит ли в таком случае мне и тревожиться? Вот же странный человек, забывает всегда о своих же обещаниях…

– Конечно, к чему вам тревожиться в вашем положении, – по виду лишь участливо произнёс Антон. – Удивительно-бесчувственный человек господин Руд-Ольф. Заставлять беременную женщину помогать в разборе завалов накопившегося у него мусора…. Разве вы его рабыня?

– Подбирай выражения, наглый мальчишка! – взвизгнула она. – Я ещё наведу о тебе справки…

– О ком же? Разве вы знаете, кто я?

– Сам же упомянул лаборатории господина Ар-Сена.

– И что из того? Придёте и отхлещете по щекам как Фиолета? – Антон почесал шею под подбородком, ощутив, что забыл побриться. И стал остервенело чесать это место, чтобы хоть так выразить своё неуважение к собеседнице.

– Наглый безродный кот! – заявила она, обливая его презрением. Обладай оно способностью воплотиться во что-то вещественное, то Антона снесло бы с этого места водопадом. Она повернулась к нему «обратной стороной луны», как любил говорить Олег когда-то. Недоверчиво прислушавшись к тому, что и происходит за закрытой панелью, она вынужденно признала, обмана нет, – там люди.

И тут панель распахнулась. Возник Рудольф, чутко уловивший, что рядом с его «сокровищницей» кто-то разговаривает.

– Ты хотел что-то ещё? – обратился он к Антону и тут же увидел посетительницу. Та попятилась от него, пытаясь спрятаться за Антона.

– Лата, ты зачем здесь? – спросил Рудольф, окидывая её взглядом, вовсе не излучающим приветливое радушие. – Как твоё здоровье?

– Сами же позвали… – залепетала она, не делая и попытки приблизиться к нелюбезному Венду. Наверное, ссора с Антоном была причиной его хмурого вида, а вовсе не её визит. Антону сразу же стал ясен расклад, кто тут раб, а кто рабовладелец.

– Я не больна, – добавила она.

– Я имел в виду, что не стоит тебе переутомляться, – он слово в слово повторил совет Антона.

– Мне как раз необходима подвижность. Мы с Инаром постоянно гуляем…

– Передай ему привет.

– Сами и передадите. Он сегодня будет в «Зеркальном Лабиринте».

– Ты, кажется, на меня сердишься? – спросил он, ничуть не стесняясь присутствия Антона, выдавая, что с этой женщиной он давно накоротке.

– За что бы это? Если только за вашу необязательность. Сами же попросили помочь упорядочить коллекции… – она заметно призывала его сменить развязный тон в присутствии третьего лица.

– Не стоит тебе так утомлять себя, – Венду было всё равно, о чём подумает Антон, упрямо застрявший возле двух напряжённо беседующих мужчины и женщины. Для Антона их взаимная тайна, не нужная ему и вовек, растаяла, как льдинка от струи пара. И если бы не Нэя, не вспомнил бы он об этой не «французской бульдожке» никогда. Как и вовек ему не нужны ничьи мужские тайны подобного рода.

– Раньше бы стоило тебе обеспокоиться моим здоровьем! – она сорвалась. Но ведь для неё Антон был не важнее угловой табуретки, находись тут такой вот предмет мебели. По крайней мере, польза была бы. Присела бы и дала ногам отдых. – Я отдала тебе половину себя, а ты груб и неблагодарен!

– Чего ты хочешь? – Венд тоже будто забыл о присутствии Антона, входя в неконтролируемое раздражение. Он и до этого был взвинчен. Антон побежал вниз по лестнице, но остановился через пролёт, сам не зная, зачем? Решил вернуться к Венду и попросить прощения за своё поведение и дикие, как их ни разворачивай, нападки, затрагивающие очень уж личные аспекты чужой жизни.

Он слышал, как она о чём-то упрашивала Венда.

– Ладно. Приходи вечером. Но учти, ты можешь оттолкнуть Инара своим неумным поведением. Ты не девушка в розовом периоде своей жизни, хотя и влезла в розовое платьице.

– Разве оно не похоже на то, о котором ты всегда помнил? – сморозила она ответную чушь. – Все вокруг потешаются, а мне настолько радостно, и я ощущаю себя как в том самом периоде…

– Ну и отлично. Главное, не срывайся в истерики. Ты же замужняя женщина. А не та взбалмошная вдова, которая могла позволить себе многое. Теперь у тебя есть законный хозяин твоей судьбы. Ты сама его выбрала. Вечером жду. Но впредь будь умницей, – он чеканил свои фразы абсолютно монотонным голосом. Он явно не знал, как себя вести и как от неё отвязаться. А она, как и все женщины, порабощённые такой вот несчастной привязанностью, не хотела принять очевидное, – она тут не нужна.

Что понимал или не понимал её муж, – оставалось за рамками понимания той массовки в ЦЭССЭИ, что с увлечением следила за разворачиванием жизненного сюжета бывшей бесполой вдовы.

Венд поспешно, судя по звуку, закрыл панель, за которой и скрылся от навязчивой гостьи. Она спустилась вниз и опять натолкнулась на Антона.

– Чего вам тут надо? – спросила она, отворачивая лицо в сторону.

– Ничего. Жду, потому что мне необходимо вернуться.

– Я всего лишь по делам службы зашла, – глупо сказала она.

– Тяжкая у вас служба, – только и сказал Антон. – Начальству никогда не угодишь, – он искренне уже жалел её. Зря она и переливала из своей души избыток исцеляющей любви в душу того, кто её ничуть не любил. Попользовался и: «Ты здесь зачем»? Отблагодарил, что называется свою «целительницу». А впрочем, и у благодарности есть лимит.

– Я тут никому не служу! И начальников надо мной нет! – бесцеремонно отпихнула Антона с дороги и, бережно неся своё пузо, стала спускаться по ступеням лестницы. Антон выждал до тех пор, пока её шаги не затихнут, а уж потом побежал вниз. Он передумал возвращаться к Венду с покаянием.

Волшебник по имени доктор Франк. Но уже настоящий

Нэю Антон привёз ночью, и никто её не увидел. Она пробыла у Франка в его медицинском отсеке три недели. И там тоже никто её не видел, кроме Франка. Девочка осталась жить с красивой полной дамой, подругой Нэи.

Когда Нэя вышла из отсека доктора Франка, узнать её было сложно. Артур с Антоном не сразу и поняли, что это она. В проёме открытой панели стояла тоненькая девушка в земном комбинезоне. Позади Нэи стоял доктор, гордый и достойный, как все творцы того, чего не могут другие.

– Пока что Нэя покрасила свои волосы, – сказал он, – она не захотела лишаться своих длинных волос. Но по мере того, как волосы будут отрастать, они будут уже без седины. Пигмент восстановлен, и она всегда будет такой. Долгое время, – добавил он с улыбкой.

Тени под глазами Нэи отсутствовали, и нездоровая бледность тоже пропала, на её нежных скулах рдел румянец, как бывает у юных девушек после здорового сна. К тому же она сильно волновалась. Худоба придавала ей подростковую хрупкость, и Антон, видевший её всегда (исключая тот вечер в пещере Рудольфа, где она была в брючках), только в пышных местных одеяниях, увидел её как впервые. Но тогда она не была такой похудевшей, а сейчас даже грудь её была мало заметна, утянутая комбинезоном. У неё была, оказывается, тонкая талия и узкие бедра с красивыми стройными ногами. При невысоком росте пропорции были соразмерны и изящны. Бирюзовые глаза сияли. Она осталась всё тем же диковинным существом, но уже без намёка на печаль. К ней вернулась её наивная радость, её смешная аристократическая гордость собою, её осанка, всё то, что так умиляло Антона в те первые дни их знакомства.

Возможно, всё дело было в их земном комбинезоне. Он делал её ошеломляюще земной, да ещё при этом и непонятно от чего мерцающей, будто сам комбинезон обладал этим волшебным свечением, что, конечно, было не так.

Артур совсем по-мальчишески приоткрыл свой рот. В её пепельных, темно-русых, и опять же земного цвета, волосах мерцали как созвездия заколки с камнями. Она переплела их в свои немыслимые косички, точно такие, как плела своей дочке, от чего ещё больше казалась девчонкой, а не женщиной.

– Бедняжка! – вздохнул Франк, – Говорю это со скорбью, но уж никак не с профессиональным высокомерием по отношению к местным целителям, через что ей пришлось пройти… Как и жива-то осталась. Но я всё исправил, исцелил, она теперь не только внешне юница, но и внутренне вся новенькая, – говоря это, доктор и сам помолодел от радости за неё и за свою удачу. Ни малейшего намёка на скорбь на лице его не замечалось.

Как женщина она не могла не оценить их ступора и повелительно сказала, – Мне необходимо увидеть Рудольфа!

Доктор сразу помрачнел. До него только что дошло, ради кого он старался. Опять всё достанется тому, кто чуть не угробил это невероятное, несравнимое ни с кем, существо.

– Должен тебя предупредить, – доктор отвёл её в сторону, чтобы ребята не услышали, о чём они будут говорить. – На ближайшее время сексуальный контакт исключён! Ты меня поняла? Ты должна восстановиться…

– А я… я… разве за этим? – и она вспыхнула от стыда, настолько острого, что и сама себе поразилась.

– И предупреждаю, – доктор глядел хмуро, – ты стала девственной во всех смыслах. Забудь о прошлом опыте. По всем своим физиологическим параметрам ты теперь юная девушка. То есть, девственница не по одному лишь виду. Ты меня поняла? Ровно полгода никаких интимных контактов. А лучше год. Ты поняла?

– Как? – поразилась она, – так же не бывает…

– Я сделал это ради твоего будущего здесь. Чтобы по вашим общепринятым традициям ты вышла замуж без опасения, что тебя сочтут падшей.

– Зачем мне замуж…. За кого?

– Найдёшь за кого. Жизнь впереди длинная, – доктор вздохнул. – В здешнем социуме ты не проживёшь одна. Надо же тебе это признать. А с такой внешностью, не только невинная, но и обеспеченная, с собственным домом, с девочкой, которую ты выдашь за свою сестрёнку, ты невеста вне конкуренции. Да ведь малышка и в самом деле не твоя дочь. А уж я постараюсь сделать для твоей дальнейшей и устроенной жизни всё, что могу, чтобы ты выбрала себе друга по душе, а не по мошне, как говорили когда-то у нас… – тут доктор перешёл на земной язык, неведомый его собеседнице, – Отдам тебе свой домик у живописной реки. А уж ты решишь, что с ним делать. Ты выглядишь на шестнадцать лет. Уж поверь мне, – он приблизил к ней своё лицо настолько близко, что стал неприятен ей. Она отчётливо видела его старческие поры на коже и заметные припухлости под глазами. Волшебник отчего-то мало был озабочен собственной внешней безупречностью, – Я могу остаться тут ради тебя!

Она отшатнулась от него, ощутив сжатие в грудной клетке, так что и вздох сделать сразу не смогла. Какие слова подобрать, чтобы не обидеть того, кто стал для неё и отцом и матерью в одном лице? – Как вас понимать? Вы починили меня ради себя как игровую куклу?

– Что такое ты говоришь! – воскликнул доктор, так что ребята удивлённо и вопросительно уставились на него. Доктор гневно махнул рукой в их сторону, и они отодвинулись, завели меж собой малозначимый разговор.

– Он предал тебя!– зашептал Франк, едва не задыхаясь от сильного волнения и, очевидно, уже сожалея о начатом разговоре. – Предавший единожды, предаст и потом, учти…

– Я всё помню. Не надо мне напоминать об этом. Я всего лишь хочу сказать ему. Его же дочь нашлась.

– К чему? Эта девочка теперь часть твоей семьи, и ты заменила ей мать. Я же сказал, проблем с её обеспечением у тебя не будет.

– У меня и так всё есть! – произнесла она, высокомерно надув губы и вскинув подбородок. Доктор невольно улыбнулся, не умея скрыть своего любования ею.

– Тогда найди ей достойного отца. Ты сумеешь это, поскольку ты лишь по виду юница, а так-то зрелая женщина с богатым житейским опытом, – он развернулся и сухо произнёс, уходя, – На счастье с ним не уповай.. Он улетает. Навсегда. Как и все мы. Он тут не останется. Даже ради тебя.

– Я только попрощаться – ответила Нэя ему в спину, и он передёрнул заметно обвисшими плечами. Несмотря на свой почтенный возраст, этот человек был невероятно эмоционален.

– Нэя, не ходи к нему! – Антон взял её за руку, – Я прошу тебя, не прощай его! Я… я останусь тут с тобой. Я заменю отца твоей девочке… Иначе, я вынужден буду признать, что я ничего не понимаю, и реальная жизнь настолько расходится с моими же выдумками о ней… – и задохнулся.

– Антон, я же и не собираюсь с ним мириться, – ответила она, пятясь от него с таким лицом, будто он был какой-то беспощадный судья, правоту которого невозможно оспорить, а принять приговор всё равно, что умереть. И это вызвало у Антона отчаяние.