– Дочь Рудольфа где? – влез в их диалог Артур, восприняв сведения о ещё одной дочери своего отца без особого удивления, привыкнув к тому, что дети у местных женщин от землян появлялись довольно регулярно.

– Я тут подсчитал, что если бы наши строили дома для своих местных жён в одном месте, вырос бы немалый город…

– Да где ты сведения-то такие добыл, математик Кубани, – усмехнулся Антон.

– Я как раз был на Кубани! – весело признал Артур. – Оттуда мои дедушка и бабушка родом.

– А я имел в виду не географическое место на планете Земля, а то, что ты математик в кубе.…

– Так детка-то твоя где?! – опять всполошился Артур, будто о «детке» все забыли и где-то её бросили на произвол судьбы. – То есть детка моего беспечного папы

– С моей подругой в моём доме осталась, – ответила Нэя.

– Какая она ему дочь? – завёлся Антон. – Она ему такая же дочь, как и Икринка была, которую Хагор с Инэлией воспитали. Дочери, сыновья… Да тут эти наши бродяги понабросали своих, условно говоря, семян, и думать о всходах не желают! Пусть другие их взращивают, а они за урожаем подросшим, может, и придут, как тот самый кабан…

– Какой кабан? – спросил Артур.

– Тот, который картошку сажал. Сказка такая есть. Правда, сказочный кабан урожая не обнаружил. Он картошку, которая на семена, сожрал, да и забыл о том. За урожаем лишь и припёрся. Вот же, думает, поле картофельное называется, а картошки-то и нет… – Антон пересказывал смешную сказку, рассказанную ему когда-то Рудольфом, негодуя на Нэю и желая скрыть, что вот-вот готов расплакаться, видя её готовность броситься в объятия того, кто отказался привезти её к Франку ради спасения. Видимо, боялся, что она на нём так и повиснет. Обоснованно боялся. Вот и бежит, чтобы повиснуть на шее того, кому не нужна!

– Ты должен понять, Антон, я не имею права не сообщить ему о дочери. Он её не бросал. Малышку спрятали от него. Чтобы досадить, так я думаю… Он знал, что она родилась и очень переживал, когда не нашёл…

– С чего взяла, что он её искал? – напирал Антон, всеми силами своей души пытаясь отринуть её вместе с её ненаглядным Вендом, как навеки уже посторонних для себя.

– А чего ему сообщать-то? – опять спросил Артур и вполне глупо добавил, – Он же не мать и кормить грудью своего ребёнка не сможет.

– Она уже давно не грудничок, – ответила Нэя. – Она разговаривает и соображает, как и положено ребёнку, вошедшему в осмысленный уже возраст. Или ты, Антон, считаешь, что ему не обязательно знать об этом?

– Не надо передо мной оправдываться. Я уже всё понял, – Антон испытал повторное потрясение от разочарования ею. И если в ту встречу в её саду это было погранично с острой жалостью и касалось её внешнего облика, то теперь, когда она обрела непостижимым образом прежнее непобедимое очарование, он был ошеломлён её готовностью обо всём забыть. Всё простить, для понимания чего и слов не требовалось. И не только гибель своего несчастного мужа, – был он мужем, не был, не в том и суть, по любому близкий человек, – но и тёмная история с пропажей ребёнка. Её общего с Рудольфом сына. Такое она прощать просто не имела права…

«Кто ж навязал ей соблюдение этих прав»? – спросил он сам у себя. – «Кто может потребовать у неё их соблюдения»?

Доктор? Он сам? Раздумывая какое-то время, какими ещё словами оказать запретительное воздействие, он задерживал устремление любимицы местной Богини, – как уверял заметно сдвинутый Рудольф, вовсе не свою «целительницу» имея в виду, – в ту самую покинутую прежнюю колею, движение по которой едва не привело её к фатальной уже катастрофе. И если бы не Франк, собравший эту местную грацию едва ли не из осколков, оставшихся после крушения, то не стоило ей и уповать при последнем вдохе… тьфу-тьфу-тьфу! – Антон обругал себя же за выверт воображения в такую вот сторону, но мысль додумал, – уповать на то, что Венд пришёл бы уронить слезу на её последнее пристанище на полях погребений.

Антон тряхнул головой, словно отгоняя жуткий призрак возможной, но не случившейся беды. Чего он хотел? Чтобы она уже никогда не встретилась с Вендом? Чтобы развеяла в пыль межзвёздного пространства свою любовь к звёздному пришельцу? И чтобы та разлетелась на расстояния, измеряемые в мегапарсеках, чтобы не возродиться уже никогда? По крайней мере, в той Вселенной, где она и возникла.

Как Антон решил помешать встрече Нэи и Рудольфа

И тут он внезапно вспомнил о том фрагменте своего психоделического путешествия в Храме Надмирного Света, когда очутился на мосту, висящим над чем-то, что походило на тускло мерцающую бездну. А сам мост напоминал те причудливые и глубоко уже архаичные стеклянные мосты над горными провалами и реками, что строили когда-то на Земле ради восторга туристов и колоссальной финансовой прибыли. Они нередко трескались и с них падали тоже в ту самую зовущую бездну, только прикидывающуюся игровой страшилкой. А она, Икринка, шла ему навстречу. Не Голу-Бике, – первая жена, по прозвищу Голубика шла ему навстречу. Хотя в Храм он пришёл с нею, а про Икринку и знать в то время не знал. Но на том мосту он её узнал как ту, которая и необходима. В голове сразу же возникла мысль, – Голубика это какая-то игра, не сама жизнь. Он играет в детскую игру «жених-невеста». Мама точно бы сказала: «Антуан, если каждую понравившуюся девочку брать в жёны, ты превратишься в древнего султана. Не увлекайся с налёта и не повторяй судьбу своего шального отца». А он в ту минуту даже не вспомнил, что он теперь муж трольской девушки. Его сердце рвалось навстречу незнакомке, тогда как сам он приклеился к прозрачной поверхности несуществующего моста, как к чему-то клейкому и не позволяющему сделать шаг ей навстречу. Ему захотелось очнуться, но чтобы на Земле. И обязательно с этой девушкой, а не с избранной местной женой… Он был тогда очень добрым, но и очень легкомысленным юным парнем. Как Артур. Он по-настоящему сблизился с девушкой, а она стала переживать за свою репутацию, – вдруг узнают? Её назовут падшей… И он решил поиграть в эту забавную детскую игру, – жених и невеста тили-тили тесто… А оказалось, был готов к измене уже в Храме Надмирного Света, куда пришёл с местной невестой без соизволения мамы, оставшейся на Земле… Рудольфу было за что считать его незрелым. Для Икринки не подходящим.

Он вспомнил, как устрашился, что зыбкая конструкция, показавшаяся даже тоньше стекла, – какой-то растянутой плёнкой от гигантского мыльного пузыря, – не выдержит и… лопнет под их ногами в самый момент встречи. Но мост не лопнул, не треснул, не рухнул. Она прошла мимо него, как мимо пустого места. Он настолько оторопел, что не удержал её и, уже обернувшись, не увидел позади себя никого. Ничего…

Он понял вдруг, что такое его поведение в отношении Нэи, недопустимо, а она из-за чарующе-нежного и кроткого облика лишь обманчиво кажется податливой на постороннее воздействие. Такое поведение было бы простительным тому Антону, кто когда-то жил на Земле, но уж никак не теперешнему. Только тот, кто сам любил, может постичь непостижимое всепрощение, на какое и способен любящий…

– Он был последним, кто общался с твоим мужем, – последний аргумент и остался. – А у твоего мужа всегда имелось при себе оружие…

– Невозможно верить несчастной женщине, которая постоянно воровала у меня моё же лекарство, не понимая тех последствий, к которым оно и может привести, если не следовать чётко выверенной дозировке… Тут, знаешь, одни люди-торгаши наживаются на человеческих слабостях, а другие любой ценой стараются убежать от тяжёлой реальности…

– Кто же доставал для тебя этот дорогостоящий лекарственный эликсир с весьма неоднозначным воздействием? – с инерционным уже упрямством Антон добивался от неё какой-то бесполезной уже, беспощадной, немилосердной правды. Для чего? Чтобы вернуть её в прежнюю безотрадность?

– Кто? Моя подруга Ифиса. Я давала ей деньги, а она покупала у владельца «Ночной Лианы» лично и уже без всякого обмана. Он стольким ей обязан. Жизнью обязан. Эта Ифиса настоящая спасительница для многих людей. А то там и за немалые деньги могут продать подделку. Но только не Ифисе. А денег-то у меня столько, Антон, что я на них могу и подлинно-аристократическую усадьбу купить! Я же аристократка. Потом обязательно куплю. Ифису возьму жить к себе…

– Зачем же ты сама читала мне фантастические бредни несчастной своей соседки?

Она весело пожала плечами, как будто впала в зелёную юность и умом тоже, – Я тебя развлекала, чтобы ты не убежал, как сразу же и хотел. Ведь согласись, забавная у неё вышла новелла…

– Мрачная новелла. Там про последние часы твоего мужа речь шла…

– У меня не было мужа! Так… прибился неустроенный друг моего погибшего брата. Я всего лишь помогала ему в его затруднениях, когда у него не было денег даже на еду. За это он отремонтировал мне дом, помогал по хозяйству. И дочку мою он любил как родную…

– Никого он не любил! Никто тебя по-настоящему не любил!

– Уймись! – Артур произнёс это негромко, но властно. – Без тебя разберутся.

– А где та книжечка, Антон? Ты куда её дел?

– В землю закопал, но надпись не писал. Так что не найдёшь.

– Жаль, – произнесла она по виду беспечно, а по сути… Она испугалась чего-то, запечалилась. И Антону стало жаль её. Только-только стала улыбаться по-прежнему, а он влез со своими мрачными нотациями.

– Да я… да я в самом деле её потерял, – сказал он. – Тут такая суета в последнее время. Все же собираются домой. Живём все в каком-то раздвоении уже… Душой дома уже, а здесь будто досыпаем перед пробуждением. Лично я устал от собственных кошмаров…

– Прости меня, Антон, – сказала она. – Я уже пробудилась, и мои кошмары меня оставили… Ты правильно закопал эту… мрачную новеллу.

Никогда и никому он не расскажет, что было потом, когда он остался один на том зловещем мосту, созданным местной Фатой-Морганой по имени Мать-Вода. Потом к нему подошла… Нет! Опять не Голубика. Нэя. Она-то почему там возникла? Её он тоже в то время не знал.

Он опять вспомнил, что видел её ещё до появления в ЦЭССЭИ. Произошло это так. Он с Вендом приехал в столицу Паралеи по делам каким-то, связанным с заданием Арсения. У Венда свои там дела имелись. Но поехали вместе. Заехали зачем-то на один из местных рынков. Антон ошалел от разнообразия местных даров природы, принялся покупать какие-то растительные диковинки, в то время как Венд направился за тем, что искал для себя. Сказал; «Встретимся у моей машины». И разбрелись по сторонам.

На одной из линий, довольно грамотно упорядоченных торговых рядов, он увидел маленького старичка, которого сразу же признал. Хор-Арх! Заколотилось сердце, заныло, напомнив о ране, о трольской тюрьме. И он не стал к Хор-Арху подходить. Тот был увлечён разговором с девушкой в платье цвета нежной лазури. Она почему-то сидела на охапке свежескошенной травы голубоватого цвета, рядом со старичком, распушив свой подол вокруг себя, напомнив яркую птичку, сидящую в травяном гнезде. Хор-Арх ласково к ней нагнулся, поднося к её лицу букет, собранный из пушистых метёлочек. Антон отчётливо увидел, насколько же мила девушка, только бледненькая, будто приболела или утомилась. Но так, слегка, поскольку на её очаровании это не сказалось. Девушка поразила цветом глаз, таких же лазурных, как и её платье. Она прижала букет к лицу, но Антон успел заметить необычность окраса радужной оболочки её глаз.

Уже у машины он сказал Венду, что видел очень миловидную девушку с земными глазами. Ярко-бирюзовыми они были! «Да»? – спросил тот, – «Может, вернёмся? Мне покажешь, где такую увидел». «Тебе зачем»? – спросил Антон. «Как зачем? Жениться необходимо. Одному мне скучно. А я темноглазых этих, с фиолетовым отливом их радужки, не люблю. Мне их глаза звериными кажутся. Не в смысле тупости, конечно, а вот хочу светлоглазую девочку себе найти. Построил бы для неё даже не домик в живописном уголке, как тут наши гуляки делают, а настоящий дворец. И чтобы рядом со мною жила».

«Кто ж в ЦЭССЭИ тебе позволит такой дворец построить? Если только в горах», – Антон поддержал его веселье. Поскольку вернулся Венд с рынка очень весёлый, хотя ничего и не купил. «Нет. В горах она заскучает. Там безлюдье. А я хочу, чтобы ей весело и радостно жилось. Тогда она меня не разлюбит уже»…

Он опять вернулся мысленно на стеклянный мост. Именно эта девушка, что и сидела на охапке травы, и подошла к нему после исчезновения Икринки, хотя ни саму Икринку, ни её имени он тогда не знал. Как и имени синеглазой ещё не знал. Своим неуверенным, тёплым и слабым прикосновением она напомнила вдруг заблудившегося котёнка, который никому в целом мире не нужен. И ему тоже. Только жалость порой по своему воздействию не слабее любви. И он обнял её… Точно так же, как и в лесопарке в тот поздний вечер, когда возникший Рудольф расшугал их друг от друга…

А Икринка… она вышла из миража, туда и вернулась, в действительности же её нет.

И опять поддержка Артура

В коридорах, по которым они шли, внезапно сменился режим освещения. Включился режим экономии энергии, что и происходило время от времени, и свет стал бледно-синим. И лица у всех стали бледными. И будто бы имеющими внутреннюю подсветку.

– Ты светишься и вся голубенькая, как русалка, – сказал Нэе Артур, не отрывая от неё глаз. Прежде он не вёл себя столь смело. Он всегда стеснялся Нэю. – И мы все плывём к подводному царю на смотрины.

– На какие ещё смотрины! – посмеялся над ним Антон, – И владыка тут подземный.

– Ну, как же. Ведём жену подземному владыке. Два стража подземного мира.

– И причём тут русалка? – продолжал насмехаться Антон.

– А кстати, – воодушевился Артур. – Тут ребята рассказывали много историй про озерную миражную русалку. Как она всех прежде дразнила. У неё волосы были голубоватые, а так будто бесцветные, как у альбиноски. И фигурка загляденье. Глазами уставится, и сразу головы у мужиков плыть начинают куда-то. Арсения и вообще с ума сводила. Все видели. Говорили, что она была женой того хрыча, кто был отцом первой местной жены Венда. Я не застал, как она тут жила.

– Кто жена? Мираж? Ты определись, о ком твой сказ. Или русалка, или жена хрыча.

– И то, и то. И русалка и жена.

– Так не бывает. Когда один наблюдаемый объект перетекает в другой, а между ними нет ничего общего, это фантазм, сон наяву.

– Русалка могла всего лишь быть на неё похожей. А жена хрыча по воспоминаниям старожилов наших такая была, что глаз не оторвать. Арсений, шеф твой, реально от неё чуть не свихнулся. Как-то из дальнего путешествия вернулся и съехал с катушек. Всё твердил, что был в плену у какого-то чешуйчатого деда, где тот сватал за него свою юную жену, одетую в платье, сшитое из заката! Франк лично его состоянием занимался. Факт!

– Франк, если занимался, врачебную тайну тебе бы не открыл.

– Да какие тут тайны, Антей! Ты сам-то старше меня и живёшь тут дольше. А я и то обо всех и всё знаю. Нас же мало здесь! И все мы друг для друга как на раскрытой ладони.

– Нехорошо, что ты разговариваешь на языке, который не понимает Нэя. Она может обидеться. Решит, вдруг ты о ней гадости говоришь?

Артур, действительно, перескакивал с трольского языка на свой родной земной язык.

– Я ваш язык немного понимаю, – выдала Нэя. – Меня Рудольф учил разговаривать на его родном языке. А у меня дар к быстрому усвоению языков. Забыла, как это по—вашему называется.

– Полиглот, – произнесли они одновременно и засмеялись.

– Я женщину Инэлию знаю. Она мать Гелии…. – Нэя не стала напоминать, что Инэлия были старшей мамой Икринки. Воспитывала её.

– Инэлия вовсе не русалка, – произнёс Антон, став пасмурным. – И причём тут Арсений Тимурович? Я не понимаю. Он никогда не был влюблён в Инэлию. И не был он ни у какого чешуйчатого деда в плену. Что за бред?

– Я ж говорю, что Арсений слегка отъехал своей головой в сторону странных фантазий по причине несчастной любви к чужой жене, – пояснил Артур, – то есть к русалке.

– То русалка, то жена хрыча, а теперь к чему-то выплыла Инэлия.

– Чего ты злишься? Я что ли сочиняю все те былички, которые тут и в ходу? Но заметь, Арсений живёт как монах-схимник, хотя и любитель гетер.

– Или монах-схимник, или любитель гетер. Или у тебя опять – и схимник, и ходок по гетерам?

– Вот же ты… – засмеялся Артур, – Проще надо быть с младшими коллегами.

– Или круг или куб, а у тебя и куб, и круг одно и то же. Даже абсурд кроит реальность на более продвинутом уровне сознания…

– Не уверен, что ты и сам понял, что сказал. Но с другой стороны, ботаник в кубе это уже доктор наук. Ты сравнялся своим продвинутым сознанием со своим шефом Рахмановым.

– В продвинутости куда? Тимурович давно уж вхож в миры Матери Воды, и я ему в этом не соратник.

– Твой Тимурович, помнится, роднее отца тебе был. Вы ж с ним люди одного круга или куба…

– Мне. Все. Здесь. Надоели, – с паузами между словами произнёс Антон. – Когда я вернусь на Землю, я и близко не подойду к тем, с кем тут столько лет обитал. Я вообще решил уйти из космических структур.

– Потому что ты и попал туда по случайности. Ты человек корневой, земной ты человек. Ботаник, одним словом.

– Добавь, что цветовод Кубани. Или как говорит обо мне Рудольф: что я цветовод в кубе и вдовец в квадрате. На Земле, как и сказал Рудольф, я уж точно буду вдовцом в кубе. Стоит лишь начать, как он сказал, уже и не остановишься. Король пик из непонятных игр Судьбы в её колоде карт. Горе дамам, кому он выпадает. А то есть ещё Отшельник из карт Таро, что означает; Одиночество, которое обновляет. Поиск себя. Есть Маг – возможность выбора. Есть Дурак – начало пути. Есть Жрица – опыт прошлого освещает знания. Есть и Влюблённые, – любовь, устанавливающая баланс…

– Что ты опять тут заплёл? – спросил Артур.

– Так. Вдруг вспомнил про карты Таро. Мама любила в них играть. Но редко, потому что боялась в них поверить.

– Моя старшая мама была жрицей, – встряла в их разговор Нэя, о которой они, похоже, забыли. – Жрицей Матери Воды. У неё были магические таблицы…

– В колоде Таро среди Старших Арканов такой карты «Жрица Воды» нет, – ответил Антон. Она не поняла, о чём он сказал. Он не стал переводить.

– Выходит, у тебя и младшая мама была? – спросил Артур.

– Старшей мамой здесь называют бабушку, – пояснил Антон.

– Конечно, у меня была мама. Она погибла при невыясненных обстоятельствах, – ответила Нэя, глядя на Артура с неприязнью. Они утомили её своими бесконечными разговорами с затяжными остановками по ходу движения. Эти молодые пришельцы не любят никого. Они не любят Паралею, хотя их сюда никто не звал. Не любят Рудольфа, презирают её. Не хотят, чтобы она встретилась с Рудольфом. Так она решила. Нэя сжала губы в фигурное сердечко и опустила глаза вниз, чтобы не видеть их. А ещё решила не разговаривать с ними, как с теми, кто её внимания не достоин. Они пришлые мутанты, а она урождённая аристократка. Вспомнив о своём происхождении, она гордо расправила плечи и выпрямила свою тонкую стройную шею, задрав подбородок. Вот с таким несокрушимым достоинством она и войдёт к нему…

Артур смотрел на неё с нескрываемым обожанием. Даже влюблённостью это не назовёшь. Его чувство к Нэе успело укорениться во времени.

Блуждания в трёх соснах

Они вошли в тот коридор, что и вёл в направлении командного пункта, где находился Рудольф. Не хотел Антон к нему идти! Он отстал от Нэи и Артура.

– Ты чего? – обернулся Артур. – Устал что ли? – и тоже остановился. – Ты реально бледный какой-то.

– От освещения же.

– Нет. Я раньше заметил, у тебя тени под глазами. И похудел ты в последнее время.

– Похудел, потому что Рудольф сменил мне режим загрузки. Арсений и вообще освободил меня от работы. А я вместо того, чтобы дрыхнуть, как они думают, встаю ещё раньше и иду на озеро. Нашли себе болящего-скорбящего, вот и пестуют все дружно… Купался утром, – пояснил Антон. – Доплыл до другого берега озера. Потом обратно…

– А-а, – протянул Артур, поглядывая с затаённой жалостью. Мол, ослабел ты, Антей, как дед стал. Антон обиделся, но решил, – на Артура обижаться всё равно, что на подростка. Пусть Артур и мнил себя мужчиной, поскольку ещё заметнее вытянулся в росте и окреп мышцами, Сурепину на зависть, но так и остался самым непосредственным среди всех ребят, с душой, открытой всем навстречу. За что его и любили все. Пожалуй, лишь Фиолет превосходил Артура в своей мальчишеской наивности.

– Позавтракать-то забыл. Вот и…

– Держи, – Артур протянул ему питательный батончик для подкрепления в непредвиденных обстоятельствах длительного отсутствия еды. – Завалялся в кармашке. Я ж и сам только что прибыл с дальнего объекта в горах.

И они, разломив его пополам, наслаждались тем, как он таял во рту. Нэю Артур не угостил, помнил, как она брезговала их специфическими концентратами для поддержания сил там, где приготовить еду не представлялось возможным. Он как-то её угощал ещё в те времена, когда она жила в «Мечте». Помнил, как она выплюнула чудо-разработку земных научных центров. Она стояла рядом и ждала.

– Жуйте свой чудо-брикет на ходу! – только и потребовала.

– Не положено, – ответил Антон, – Есть при ходьбе не продуктивно.

– Да и куда нам бежать вприпрыжку, давясь на бегу? – согласился Артур. – Процесс поглощения еды должен быть неспешным, как и то, что есть любовное действо…

– Рада, что ты освоил практику любовного действа, но сколько же можно! – Нэя пихнула Артура, – Вперёд!

– Вперёд летит время, всегда стремительно, и утаскивая за собой всех живых, исключая тех, кто почил. Им дана такая вот привилегия вечного отдыха от вечного движения вперёд! – и не тронулся с места.

– Я к Венду не пойду, – сказал Антон, не торопясь с тем, чтобы расправиться с «чудо» завтраком. Будь Нэя земной девушкой, она обозвала бы его задумчивым верблюдом, жующим свою жвачку и созерцающим пустынные дали, – каковых тут и не было, – и не желающим продолжить движение. Подняв кверху глаза, она с бессилием смотрела, как двигаются его челюсти, – Антон был ещё выше ростом, чем Рудольф, – ощущая, что не в поглощении батончика причина его стояния.

– Да и мне у него делать, вроде как, нечего, – флегматично произнёс и Артур.

– Но как же… Я не ориентируюсь в этих лабиринтах… – У Нэи задрожали губы. – Я всё тут у вас забыла….

– Пошли. Поели, теперь в путь! – Артур тронулся в глубину бесконечных тоннелей.

– Без меня, – сказал Антон.

– Рудольф про ту стычку забыл, – уверил его Артур. – Я с ним редкий день не пикируюсь колкостями, а уж наш хирург ругается с ним так, что стены сотрясаются и на других уровнях слышно. А смотришь, в столовом отсеке сидят за одним столом. Задушевнее друзей нет. Венд очень отходчивый, как и все вспыльчивые люди.

– О-о! Артур, это перл твоего уже продвинутого сознания. Наш хирург стал пропойцей и не вылезает из столичной «Ночной Лианы», где и продают Мать Воду. Вот и находят о чём поговорить два путешественника по иным измерениям. Однажды, когда одному парню в горах повредило ступню, наш хирург восстановил её так, что пятка оказалась впереди, а пальцы сзади. Пришлось повторную операцию делать. Это ни фига не анекдот! В наш подземный город заглядывают лучи заката. Вот что я считаю.

– Ну уж… Рудольф эту матушку из воды давно послал в её же запредельные миры. Он, только когда болел, потреблял как некое снадобье. Да и то… под присмотром Франка.

– Какой такой присмотр Франка над ним? Сам-то в это веришь? Он стал настоящим троллем и присмотр над ним теперь лишь со стороны местных Богов. Да и те, как я понимаю, на пришельцев смотрят сквозь пальцы. Мол, чего нам за вас отвечать, если у вас свои Боги где-то там имеются.

– Ох, и зол ты на него, – заметил Артур. – Чего вы с ним не поделили?

– Чего мне с ним делить? Кто он мне? Что он мне?

– Вы с ним родственники.

– Бывшие…

– Родственники не бывают бывшими.

– Чего вы опять встали? – в голосе Нэя звучало отчаяние. – Франку надо было дать мне палку погонщика одомашненного стада.

– А ты чего ждёшь? – спросил Артур, – Иди одна. Здесь невозможно заблудиться. Все пути ведут к Центральному блоку Управления.

Подростковые игры уже взрослых космических десантников

– Мне боязно… – произнесла она голосом маленькой девочки. Наверное, дочке своей приёмной подражала.

– Ладно уж, провожу заблудшую жену. Забыла она, что когда-то тут обитала, – ласково и снисходительно закурлыкал Артур, чем удивил Антона. Парень стал совсем взрослым. – Вдруг не туда придёт?

– Кто жена? Я? Он не был со мной в Храме Надмирного Света!

– Велика ли трудность туда смотать? – спросил Артур.

– Я не собираюсь никому себя навязывать! Пусть на своей Земле ходит по Храмам Надмирного Света, с кем хочет, сколько ему заблагорассудится.

– Не уверен, что там такие храмы есть, – ответил Антон. – Какие-то руины или новоделы есть, конечно. Мечети там, церкви-соборы, костёлы и прочие ашрамы. Или действующие или как музеи, – реликт ушедших эпох. Но чтобы где-то окуривали дурманом или поили галлюциногенным эликсиром? Такое вряд ли. Хотя я в заповедных уголках планеты не бывал. Может, где и сохранилось что-то подобное….

– Антон, я заметил одну странность, что когда молчаливые по своей природе люди начинают вдруг много разговаривать, они уже не кажутся такими умными, какими казались прежде, – не уставал балагурить Артур.

– Имеешь в виду себя? Но ты и молчуном особо не был, а всего лишь косноязычным, как и говорил тебе твой же отец.

– Я имел в виду тебя. А с чего вообще-то придумали, что тот, кто много говорит, тот и умник?

– А с того, что бессловесных мыслей не существует, – вдруг сказала Нэя, – Не мысль порождает слово, а слово – мысль. Чем больше слов усваивает человек, тем больше он развивается, значит, всё сложнее мысли. Наши мысли в голове это редуцированные слова. Мы их про себя, вроде, не всегда произносим, но они присутствуют, обрывочно или как тень слов. Без слов нет мыслей. Образы кодируются словами, а во сне происходит обратный процесс, переход слов в образы. Поэтому сновидения столь абсурдны зачастую, нет смысловой увязки между образами, ведь сознание пребывает в состоянии частичного отключения.

– Ещё один доктор – ша! – радостно воскликнул Артур.

– Но уже цветовод из Паралеи, – хмыкнул невесело Антон. – Пока не в кубе, а в квадрате. Два безвременно почивших мужа прописаны в анкете её Судьбы. Третий маячит на горизонте…

– Мой первый муж живой… Тон-Ат… – Нэя пошла от них, не стала дожидаться, когда они наговорятся.

– А кто у тебя первый муж? Он где? – Артур удержал её за руку. Он тоже не хотел отпускать её к Рудольфу. Но причину он не озвучил бы ни за что. Вместо слов его чувство было окутано зыбким туманом, как тот самый луг, над которым испарялась роса, когда Нэя заплетала косу, сидя на бледных утренних травах. Бледная, чем-то подавленная, и всё равно прекрасная… Хрупкая и мягкая, когда он нёс её на руках, невесомая, как пташка… Это чувство и не стремилось закодировать себя в слова

– Он – Маг.

– Какой маг? Из той самой карточной тары? – спросил Артур, ничего не зная о картах Таро, не веря в магов. И засмеялся от неловкости, – Чешуйчатый маг – похититель русалок, наводящий мрак и ужас на головы самонадеянных пришельцев.

Артур нёс очевидную ахинею. Антон молчал. Нэя вдруг зарозовела, но не румянцем волнения от предстоящей встречи с Рудольфом. – Не надо, Артур, смеяться над тем, что тебе неведомо. От твоего неведения это не перестанет существовать. Я о Магах.

– Но ведь для троллей наши возможности тоже магические, – заявил Артур. – А разве ж мы маги?

– А что маги? – сказал Антон, – Шарлатан на манипуляторе, мошенник на обманщике, сверху кувыркается над их головами оккультный трюкач, и хитрый политикан – власть имущий, собирающий денежки с доверчивых зрителей, кого и околдовывает это представление из хорошо обученных акробатов. А маги это закулисные владельцы балагана. Разве на Паралее не это происходит?

– Он уже не доктором ботанических наук, а профессором социологии тут стал, – не без восхищения юморил Артур.

Нэя торопливо удалялась от них, поняв, что они умышленно тянут время. Чтобы Рудольф успел куда-нибудь уйти. Может быть, и в горы. Может, в ЦЭССЭИ, а то и в столицу. Вообще непонятно куда, ибо и город ЦЭССЭИ не маленький, и столица огромная. А горы и подавно необозримы, где он может застрять на дни и дни по делам, для неё закрытым. Так что будет она сидеть, как рыбак с сетью на утлой лодчонке посреди океана, ожидая свою единственную добычу из всего их колоссального множества, плавающих вокруг. А то, что Рудольф сам к ней не прибудет, она уже знала.

Другого такого бродягу или акробата-волшебника Судьба к ней не пришлёт. Даже если она будет сидеть на песке у реки, пойдёт в Сад Свиданий, заглянет в бродячий театр, расположившийся на одной из городских площадей, – бродяга на пляж не заявится, волшебник не отследит её пути, акробат не заворожит своими трюками и не прокатит в машине бродячего театра. И к Гелии уже не придёшь, чтобы отловить там её непутёвого и необыкновенного мужа – не мужа, ибо её не существует на Паралее.

И от понимания таких вот очевидностей её шатало, – от печали, что ничего похожего уже не произойдёт никогда. От счастья тоже, потому что он был здесь, где-то совсем рядом. И он ей необходим – любым, всяким-разным, всегда незаменимым. А болтливые молодые земляне путают её, не пускают, упрекают…

– Слушай, – обратился к Антону Артур. – Мы идём куда-то не в ту сторону. Ё-моё! Да мы не в тот уровень вышли! Заболтали сами себя…

– Пошли вы, прочь! – бросила она в их сторону, чуть не плача. Они послушно двинулись за ней следом.

– Ну и прогулялись лишних полчаса, – бодро говорил Артур, – Когда ещё придётся столь плодотворно пообщаться. Потом будем об этом вспоминать, как о лучшей прогулке в нашей жизни.

– Столько лет вы тут живёте! Работаете! Или бездельничаете, мне-то что? А заблудились! – возмущалась она. – Ты прав, Антон, вы все тут в упадке и всё вокруг в упадке… Машина скоростная остановилась на полпути, робот для ремонта где-то застрял, вы сами забыли направление собственных же дорог в собственном же городе. У вас закат вашей подземной цивилизации!

– Ну… до цивилизации мы тут не дотягиваем. Тут у нас ИО – инопланетный объект, город-база, – продолжал балагурить Артур, бывший когда-то розовощёким, застенчивым молчуном, с длинными ресничками девушки. Реснички остались, румянец выцвел, лицо возмужало и вытянулось, – хуже не стал, но лучше бы остался молчуном.