Он встал, и я осталась сидеть на песке. Сделала попытку встать, а так как он и не думал меня поддерживать, я чуть не упала, увязнув в песке, и невольно схватилась за него. Он, судя по всему, был готов рассвирепеть на мои слова, я уже заметила, как быстро он меняется от одной крайности в другую. Но видя мою жалкую беспомощность, поднял меня.

– Вставай уж, аристократка. Держи свою позу, – и обнял, сильно прижав к себе. Его одежда, по виду плотная, на ощупь оказалась нежной и тонкой, и я чувствовала, что он прижат ко мне чем-то твёрдым, от чего моё сердце бешено забилось. Страх, паника и нечто непонятное охватили меня, ведь бежать от него мне не хотелось. Не отдавая себе в этом отчёта, я прижималась к нему, хотя и робко.

– Ты не будешь ни о чём жалеть, – сказал он мягко мне в ухо, – ты девушка из моего сна, и я хочу полюбить тебя. Ты даже не удивилась, а как я нашёл тебя в Саду Свиданий? Ведь таких Садов в столице уйма. А ты никогда туда не ходишь, и пришла в первый раз именно туда, где я тебя и нашёл.

– Как же?

– У меня особая выучка, находить искомое там, где найти почти и невозможно. А то ты серьёзно поверишь в волшебство.

– Я и поверила, – созналась я.

– Не хочу тебя обманывать, а вот играть в волшебника запросто. Акробат мне уже поднадоел. Раз уж я многоликий, теперь я волшебник.

– Добрый?

– Конечно! Твой личный волшебник. Любое желание исполняет.

– А Гелия как же? – спросила я тоже шёпотом, будто кто мог и услышать. Всё же я была несколько уязвлена тем, что он, оказывается, ещё не успел меня полюбить, а только собирается это сделать. – За что она не любит тебя? Или разлюбила? Тогда за что?

– Ты упрямо желаешь превратить наш с тобой нежный дуэт в острый треугольник? Тебе нужна Гелия как третье действующее лицо? Пусть и безмолвная, но как бы присутствующая с нами рядышком. Ладно. Не стану тебя щадить. И я не буду лгать о том, что с лёгкостью могу её отринуть. Рад бы, да не могу. Она как свет далёких звёзд. Они не созданы для того, чтобы человек мог к ним приблизиться близко. А вдали они холодны, они вызывают стон души от своей недосягаемости. Мир звёзд, их глубины не для человека, а для каких-то иных сущностей. Мне кажется иногда, что Гелия их порождение, а тело её для муки, оно – обманка. А ты другая. Ты мягкая, хрупкая и беззащитная, как птичка, но у тебя, я чувствую, страстное сердце. Я никогда не смогу обидеть тебя. Не бойся…– и он касался губами моих волос. – Где твоя бабочка?

– Какая? – удивилась я.

– Та. Чьи крылышки грелись на твоей груди и трепетали как живые.

Я опять была сбита с толку. Он не мог видеть ту бабочку, созданную искусными руками бабушки, чтобы украсить простоту платья. Или он имел в виду что-то иное?

– Моя бабушка искусный художник своего дела, она берёт заказы на изготовление бабочек и для аристократок. Никто не умеет делать их живыми, а она умеет. И если их не прикрепить на ткань, они улетают от малейшего дуновения. Но они только подобие живых.

– Я хочу заменить такую бабочку, хочу сам дышать на твоей груди…– руки его снизу вверх охватили мою грудь. Я отчаянно стала освобождаться.

– Бейся, бейся – он разжал объятия и отпустил меня, – но ты уже в ловушке.

– Какой ещё ловушке?

– В моей, моя бабочка. Я уже знаю, какое на ощупь твоё сердце.

– Какое?

– Оно податливое на ласку, отзывчивое и нежное. А поскольку я первый к нему прикоснулся, ты и сама стремишься ко мне. Нет? Ну, не трепыхайся, аристократка, я дам тебе время на размышление, кто лучше. Я или красномордый свирепый мутант.

– Почему мутант? – спросила я, холодея и ничего не понимая, – у меня есть бабушка, отчим мой, они защищают меня. Они смогут…

– Твоя бабушка, твой отчим, брата забыла. Но ведь твой брат не знает или не хочет о том и знать, что ты на прицеле такого бандита-торговца, что давно была бы схвачена, если б не я. Ведь бандит на то и бандит, что мнит себя самым хитрым и ловким. Пока твой отчим очнётся от старческих дум и вынырнет из глубин собственной мудрости, с тобою успеют сотворить такое, что его возможная месть ничего уже не изменит для тебя. Говорю, возможная, поскольку для него твоя личная трагедия может и не стать таковой, если он решит, что ему, старому магу, бандит в роли твоего мужа даже и желательнее для его тёмных целей. Будет ещё одним страшным клыкастым и цепным псом больше в его усадьбе. Чем плохо? Маги тоже нуждаются в верных слугах. А бандит – муж падчерицы будет служить ему на совесть. Если захочет сохранить свою звериную шкуру. Думаю, что захочет.

– Откуда знаешь это?

– Неважно. У тебя и нет выбора, если честно. Стать усладой бандита или стать моей. Вдруг я полюблю тебя?

– Откуда ты видел мою бабочку? То платье? Где?

– Я же тебе сказал, ты девушка из моего сна, из моей мечты.

– Но, если разлюбишь, что со мною будет?

– А ты постарайся, чтобы так не произошло. В конце концов, твой жених получит тебя. Если захочет после того, как я тебя отпущу. А кто он, твой жених? Или это всего лишь уловка, чтобы отпугнуть нежелательных поклонников твоей красоты?

Мне не понравились его речи. Это не походило на объяснение в любви, а звучало, скорее, цинично и обидно. Я упёрлась руками в его грудь, он всё ещё пытался прижать меня.

– Разве я красивая? Нет у меня ни одного поклонника! И я никогда не смогу принять то ужасное, что происходит между людьми и что они называют словечками, которые я и повторять не собираюсь. Я брезгую этой стороной жизни и навсегда решила остаться девственницей…

– Да ну?! – засмеялся он неожиданно весело. – Что же такое ужасное ты подсмотрела по несчастливой случайности на своей окраине? Или это было в доме у Гелии – моей чистейшей лицедейки? Игрища каких скверных животин отвратили тебя от того, о чём мечтает всякая девушка, даже самая незавидная?

– Ничего и никогда я не подсматривала! У нас в квартале Крутой Берег вовсе не такие распущенные нравы, чтобы кто-то посмел на виду хоть у кого… Уж тем более Гелия не позволила бы никому распускаться у себя в доме! Я осознанно решила отказаться от выполнения тех законов природы, что унижают человека до зверей, пусть они и необходимы для размножения. Я не хочу быть как все! Я хочу навсегда остаться чистой и нетронутой даже просто сомнительным взглядом. Я не отвечу никому, кто он ни будь.

– Да ну?! – он повторно и громко засмеялся. – Так у вас давно уже упразднены все старые культы «Матери Воды» и уничтожен институт её непорочных жриц. Где же ты собираешься прятаться от окружающей жизни? Да я уверен, ты пропитана от макушки до пяток горячими призывами всех тех, с кем ты и сталкиваешься на дороге. Ты, уникальная и яркая девушка, давно уже разогрета чужим жаром и не можешь быть холодна к противоположному полу. Всякое влечение с неизбежностью порождает ответное чувство, если, конечно, сам призывающий того стоит. А твои глаза, мой бирюзовый мотылёк, ничуть не похожи ни на младенчески-спящие, ни на осознанно-аскетические. Кто же подсказал тебе выбрать столь странный жизненный путь вечной девственницы? И какому божеству ты хочешь предложить такой вот бесценный дар? Уж не озвучиванием ли новой роли ты тут занята? Откуда иначе ты и могла услышать подобную чушь…

– Как ни витиеваты твои речи, я отлично понимаю их непристойный подтекст! – возмущалась я.

– У тебя отличная дикция и великолепная речевая развитость, – похвалил он. – Откуда же? Ты ведь совсем простая девушка, пусть и аристократка по происхождению. Что само по себе мнимое преимущество.

– Не скажу я тебе ничего! – ответила я, с усилием важничая, а на самом деле тая от его похвал. – Как только ты меня не обозвал! И каким-то паршивым мотыльком, и куклой, желая подчеркнуть своё неуважение мне как человеку, – я задрала подбородок кверху, поджав губы.

– Ты пытаешься защититься от меня, играя неубедительную роль мифической жрицы Матери Воды? Ты считаешь, что я угроза тебе? Нет. Хотя угроз вокруг тебя действительно полно. Я как раз буду твоим защитником от всяческих угроз. Я сразу понял, насколько ты достойна хорошего и возможного тут образования. И со всем этим только я могу помочь тебе. Разве я не стою твоего ответного чувства?

– Не знаю… не понимаю, чего ты хочешь… – я держалась за его руки, но не контролировала собственной нежности. Мои щёки пылали, а сознание плавилось от его прикосновений и поцелуев. Никто и никогда так не глядел на меня, не говорил подобного…

– Ты уже созрела для желания принадлежать мужчине, что я отлично чувствую даже на ощупь. Я решил стать именно таким мужчиной для тебя, моя неподражаемая куколка. Я оценил твою соблазнительную игру…

– Я не буду никому принадлежать, и ничьей куклой я не буду!

– Но ведь ты готовишься стать марионеткой для кукольного театра. Думаешь это лучше для тебя? Быть чьей-то Коломбиной?

Кто была эта «Коломбина», я не спросила, стесняясь обнаружить пробел образования. Я же не знала, что это образ иной, инопланетной культуры.

– Актёры – живые люди, а не куклы, и не бывает никакого кукольного театра. И никого там не покупают…

– У вас всё продается, и всё покупается. И для тебя просто удача, что только я могу оценить тебя по достоинству. Ты, конечно, бесценна, но у вас-то всё имеет цену. Представь, как было бы горько, если бы я опоздал, но я нашёл тебя вовремя.

– А какая я? – я ждала повторных восхвалений своей красоты.

– Ты чиста и тонка в своих ощущениях. Ты ещё и не представляешь, какое счастье будет у нас с тобой в моей хрустальной пирамиде. Оно будет хрустальным по своей чистоте, моя чистая девочка… – он повторно поднял меня, оторвав от песка, легко, будто я и была куклой, или это он был невероятно силён. Я опять оказалась с ним глаза в глаза. В глазах не было ни угрозы, ни льда, которые ощущались в словах. Они мерцали лаской и счастьем. Отчего был этот контраст между обидными словами и влюблёнными глазами? Будто он маскировал ими свою беззащитность передо мной, девчонкой, которая и сама его боялась. Мне захотелось его утешить, приласкать. Я опять погладила его брови, лоб и короткий забавный ёршик волос, золотистый и искрящийся тоже, как и весь он в моих влюблённых глазах.

– Судя по твоим словам, твоя голова столь же недоразвита, как и твои волосы, – пошутила я.

Он продолжал смеяться, ничуть не обижаясь, – У тебя определённо есть ум, и нам с тобой вполне его хватит на двоих. Ты милая щебетунья. Я тебя буду изучать на своей базе.

– Какой базе?

– Хочешь узнать, что это? Я тебе многое покажу, о чём нет и представления в твоей талантливой, но не очень развитой голове. Только подружись со мной. А эту шлюху Гелию я выброшу. Зачем она мне? Ну, скажи мне, с кем обычно она шляется?

– Она не шлюха, нет! – я стала вырываться от него. Он отодвинулся, утратив влюблённый вид. Какое-то время он расхаживал по пляжу, что-то сумрачно обдумывая, надув губы как обиженный мальчик.

– Она стала мне лгать. Ты серьёзно поверила, что я променяю её на тебя? Она не подлежит обмену.

Я была сбита с толку и испытала сильное унижение.

– Но я же пришёл не к ней, лживой шлюхе, а к тебе. Не обманывай себя. Ты хочешь того же, что и я. Я прочитал твой зов ещё в первую встречу с тобой, потому и пришёл. Я не сюсюкаю с тобой, как с неполноценной глупышкой, именно потому, что отлично вижу, ты мне ровня, ты мне пара. Ведь вначале я всего лишь хотел пополнить тобою свою коллекцию впечатлений, и вовсе не ожидал, что ты настолько уникальная девушка.

– В какую коллекцию? – его слова показались абсурдными, но и сам он раз за разом проявлялся в моей жизни разве не абсурдом? Пусть и прекрасной наружности. – А если кто не хочет в твою коллекцию?

– Кто не хочет, тот и мне не нужен. Поторопись со своим решением, нужен ли я тебе? А то вполне можешь опоздать.

– И что тогда произойдёт?

– Вполне может быть такое, что полузвериные руки мутанта оторвут крылья у воздушной бабочки, расплющат податливое тельце, – сказано было безо всякой улыбки или игры. – Не думай, что будет иначе, если ты упорхнёшь. От того, что ты мне сильно нравишься, я не буду твоим неусыпным стражем. По той простой причине, что мне некогда, и я не принадлежу себе как окружающие тебя бездельники и прочие разукрашенные под героев, но всегда трусливые актёры. Ты будешь в безопасности только тогда, когда будешь жить со мной.

Было очевидно, что «акробат», он же «волшебник» не шутит. Он выглядел серьёзным.

– Где я буду жить с тобою? В каком смысле …

– В том самом смысле, в каком подружки Гелии мечтают об этом. Да я не для них созданный мечтатель. Мечтать я хочу только вместе с тобой, – в пристальных глазах не было и намёка на мерцающую игривость. Он сразу разонравился мне, став каким-то подобием ужасного Чапоса – подавляющей личности. Только личностью очень необычной, завораживающей…

– Тот, кого ты обозначил мутантом, носит имя Чапос? – пролепетала я с усилием. Как будто Чапос и впрямь обладал свирепой и коварной силой. Лично мне он таковым уже не казался. – Мой отчим убьёт Чапоса, если он посмеет…

– Он и не посмеет. Только не из-за твоего отчима, перед которым он утратил прежний страх, а потому, что боится меня.

– Все боятся моего отчима! – сказала я не без гордости.

– Я не боюсь твоего отчима, – ответил он.

– И зря! – вскричала я, видя его попытку прекратить наше затяжное общение, чуя, что он куда-то вдруг заспешил, внутренне засобирался уходить. А мне хотелось бесконечно его удерживать рядом, как ни затянулись наши разговоры. Последующие мои слова вдруг посыпались сами собой, как бусины из опрокинутой коробки.

– Ты даже не подозреваешь о том, какие силы вовлекли вас всех в такой расклад событий, где вы вписаны в чужие проекты, даже не понимая этого! И это проекты враждебных друг другу высокоразвитых существ, а вы между ними. Вас тоже хотят как-то использовать. И никто не знает, чей именно проект победит. То, что кажется тебе безумием старого пьяницы, отца Гелии, на самом деле намного превосходящая тебя сила! – что я такое прокричала, и сама не поняла. Он долго молчал.

– В чём же суть этих проектов?

– Суть – захват будущего. Но одних интересует лишь выживание собственного мира, будущее Паралеи им безразлично. А другим важна сама Паралея.

– Хочешь сказать, что пришельцы пребывают во взаимной борьбе меж собой, не только с нами? А ты многослойная штучка, оказывается. Кто же тебе приоткрыл такие вот тайны?

– Бабушка, – брякнула я первое, что и пришло на ум.

– Твоя бабушка – конспиролог?

Я не понимала такого слова. Оно было произнесено на чужом языке.

– Она что же, входила в контакт с пришельцами? Или ей об этом рассказал сын до того, как погиб?

– Папа ни о чём ей не рассказывал. А бабушка сама столкнулась однажды с пришельцем.

– Где же?

– В предгорьях, где она собирала свои травы. И один из них с золотыми волосами катал её по небесной тверди в прозрачной колеснице. Она сказала, будь она молодой, она лишилась бы сна от подобной красоты.

– С золотыми волосами? – он невольно потрогал свою остриженную макушку. – Получается, ваша семья наделена загадочной особенностью входить в контакт с обитателями иных обитаемых систем. Ну, а если никаких пришельцев не существует?

– Кто же тогда ты?

– Я говорю о тех, одного из которых ты обозначила Хагором. Кого ещё ты знаешь?

– В детстве видела одного маленького доброго старичка в зелёной рубашке. У него были странные кристаллы в сумке. Он умел обездвиживать и отнимать память у злых людей, прикасаясь к их лбу таким вот кристаллом. Он лечил людей, знал будущее и предсказал мне встречу с тобою. Его звали Хор-Арх. Я запомнила.

– Впервые слышу такое имя. Но если они обитатели Паралеи и были ими всегда? Древние автохтоны, сохранившиеся в отдалённых и закрытых областях вашего мира?

– Этого я не знаю.

– Ты знаешь намного больше, чем говоришь мне.

– Разве это не норма в общении людей меж собою? Никто и никогда не говорит всего.

– А ты скажи мне о том, о чём никогда не говоришь другим.

– О чём? – я искренне не понимала, чего ему надо знать ещё.

– Ведь ты и о Гелии знаешь то, чего не знаю я.

– Что именно я могу знать о Гелии? Она твоя жена и мать твоей дочери.

– Ты отлично осведомлена о том, что у неё, как и у Паралеи, имеются два спутника. Каково же имя второго? Уж точно это не маленький старичок Хор-Арх. Вот задала же ты мне задачу с этим Хор-Архом…

– У Паралеи три спутника. Есть ещё тот, который виден лишь над океаном.

– Кажется, у того спутника имя Регимон. Точно такое же, как у твоего верного охранителя.

– Кто верный охранитель? Реги-Мон? Да это смешно! Более неверного парня, чем Реги, нет во всём квартале Крутой Берег, – выпалила я, нисколько уже не дорожа доброй репутацией Реги-Мона, как и своим исчезнувшим к нему чувством.

– А ты ценишь верность? Считаешь, что любовь возможна без верности и полного доверия?

– Не считаю, что такое и возможно.

– Правильно считаешь. Значит, никакой любви с твоей стороны мне ждать не приходится, поскольку у тебя нет ко мне никакого доверия.

– Есть, но… – пролепетала я, пугаясь не столько его вопросов, сколько изменившегося тона его голоса, властного и давящего.

– Кто является вторым спутником коварной звёздочки по имени Гелия? – он будто вёл допрос, став пугающе чужим. Ни на весёлого акробата, ни на доброго волшебника он уже не походил.

Мне показалось, что я померкла в его глазах, поскольку он рассматривал меня без всякой уже нежности. Едва ли не патологический скачок в его поведении, вызванный на самом деле резким сбросом с себя всех его игровых масок, ввёл меня в состояние близкое к потрясению. Я увидела перед собою реального чужака без возраста и понятных чувств. Нет, он не стал старым, но мальчишеская живость взгляда пропала. Как и обволакивающе-зримые, смягчающие его чёткое лицо излучения, идущие из его распахнутой мне навстречу души, погасли. Будто душа наглухо захлопнулась. Ни искрящейся лёгкости, ни доброты не было и в помине. Он стал вдруг массивен и суров по виду. И я внезапно поняла, за что не любит его Гелия. Он не мог перед нею ни во что уже играть. От многолетней усталости, вызванной жизнью в нелюбимом и чужом мире, от её неприятия всех его игровых ролей и ненужности ей лично его несомненных талантов. Но и внезапное, почти мистическое озарение, охватившее меня, ничуть не отменяло моей любви к этому чужаку, ставшему настолько необходимым. Не знаю, чувствовал ли он ответное родственное доверие, но он опять приблизился ко мне вплотную.

– Зачем ты так смотришь на меня? – пролепетала я.

– Как?

– Я ощущаю себя обездвиженной и мне трудно дышать…

– А ты собралась бежать? Так и беги. Разве я удерживаю тебя?

– Чего ты от меня хочешь? – спросила я.

– Вопрос неправильный. Ты отлично знаешь, чего я хочу…

– Разве я дала повод к такому отношению?

– А разве нет? Разве ты сама не желаешь присвоить меня точно так же, как того желаю я?

– Присвоить? В каком смысле…

– И опять вопрос неправильный. Ты хочешь казаться более наивной, чем ты есть в действительности. Ты возмущаешься, что в тебе видят куклу для игр, но тебе очень хочется в действительности отведать подобных игр. Ты сохранила лишь телесное целомудрие, но в своём очень развитом воображении ты уже давно вовлечена именно в то, чего якобы боишься. Да и тот мир, куда ты попала с подросткового периода, развил в тебе именно такие вот способности.

– Какие же?

– Умело очаровывать тех, кто и станет для тебя возможностью выйти на другой, более высокий уровень жизни. Остаётся лишь прояснить, каковы твои устремления? Ты жаждешь, пусть и увлекательно-сложной, но игры, всегда дорого оплачиваемой, или настоящего чувства?

– Мне не нужны какие-то пошлые игры! – выпалила я, заводясь от его грубых откровений. – Я хочу настоящего чувства!

– Его ещё надо заслужить. Даже твои роскошные данные могут и не стать причиной серьёзной привязанности.

– Если ты о себе, то мне твоя привязанность и не нужна! – крикнула я и тут же закашлялась не то от возмущения, не то от перенапряжения голосовых связок.

– А я разве тебе её предлагаю? – спросил он, продолжая гипнотизировать меня пристальными расширенными глазами, как кот в темноте, непонятно чего добиваясь. – Привязанность ценна лишь тогда, когда она необходима взаимно.

– Не смотри так, будто собрался мною закусить!

– Чтобы ты не обольщалась, предупреждаю сразу, ты можешь и разочаровать меня при сближении очень быстро. Поэтому я никогда и никому не даю гарантий на длительное будущее. Сближение мужчины и женщины всегда риск, и ты довольна умна для своего возраста, чтобы понять и это.

– А ты уверен, что не станешь для меня таким же разочарованием? Да я уже в тебе разочаровалась! Да я и не была тобою очарована! Ты грубиян, как и бывают грубы все уличные акробаты и прочие актёры, пряча за своим красочным гримом и сценическими костюмами неприглядную порченую натуру!

– Оглушительно! – дал он свой ответ, больше похожий на насмешку.

Стыд за немыслимые откровения, растерянность проявили себя в нелепом движении, когда я приложила руки к груди, пытаясь прикрыть бабочку, которой не было на моём платье. Вышивка осталась приколотой к другой, будничной тунике. Он отлично понял мой жест, поскольку посмотрел настолько странно и настолько печально, как будто та бабочка действительно улетела, как живая, и уже кем-то поймана. Еле ощущаемым движением очертил кончиками пальцев контур крыльев бабочки на моей груди. Той самой бабочки, которой не мог видеть. Мне стало очень хорошо, и я, не осознавая того, гладила в ответ его руки, задержав их на себе. И зря! Он сразу стал расстёгивать мой корсет, как будто бабочка спряталась там, –Зачем ты носишь эту скорлупу? – пробормотал он и уже по-хозяйски обнажил меня, – У тебя же прекрасная юная грудь. Не смей сдавливать её таким дикарским способом! Ты должна гордиться своей природной красотой, беречь её. Ты уже не принадлежишь только себе, ты дар мне…

– Кто тебе сообщил такое… – я еле держалась на ногах от его натиска, вернее, он меня удерживал.

– Инсайд свыше нашептал… озарение…

– Не слишком ли ты спешишь? Разве я дала тебе повод… – надо было что-то срочно предпринять, а то он точно опрокинул бы меня на песок… И мне стало действительно страшно. Забыв об обещанных полётах за облака, я саданула его что есть силы. Как была приучена на своей жизненной территории, на столичной, но простецкой окраине по имени Крутой Берег стоять за себя там, где помочь некому. Попала по шее и по уху. Он очухался и растерянно взялся за своё ухо. Оно оказалось таким нежным, что сразу же покраснело! Мне стало жалко его.

Стараясь не ронять достоинства, он холодно произнёс, – Ладно. Нагулялись. Сделаем перерыв для осмысления произошедшего. Можешь передать Гелии, чем тут занимается её второй, таинственный и ослепительный спутник, соблазняя окрестных девчонок…

Я ошеломлённо молчала, и он спросил, – Разве тот пловец не есть друг Гелии?

Я опять промолчала. После этого он стремительно пошёл от меня прочь. Бросил меня тут одну! В месте, где могла таиться опасность для девушки, забредшей сюда ненароком. Незнакомые купальщики-экстремалы, какие-нибудь бродяги…

Вот это было по-настоящему оглушительно!