Давно я не писала тебе. И напрасно не писала. Эпистолярный жанр всегда удавался мне лучше всего, даже когда я еще и не помышляла о написании чего-то серьезного. У нас с тобой мог бы получиться не самый плохой роман в письмах. Моя подружка, живя в Ашкелоне, собирала улицу и читала вслух мои письма соседям.

Но главное не в этом. Я писала тебе тогда, когда не могла не писать, когда была переполнена нежностью, благодарностью или болью. Как сейчас. В который раз в преддверии нашей встречи я переворачиваю прожитые с тобой страницы, вспоминаю трагические дни, когда мы (нет – ты, не я) уже почти разошлись, и Бог уберег нас от беды. Но всегда вижу наяву наши немыслимо счастливые встречи и рвущие душу расставания, почти не оставляющие надежды на новое свидание. Разве только случится чудо. И оно случается, потому что есть жизнь и смерть, и то, что происходит с нами, смерть отодвигает и делает жизнь удивительной и прекрасной. Но «без расставаний ведь не было б встреч».

Я вполне отдаю себе отчет в том, что ничего я бы так не хотела и все отдала бы, чтобы никогда больше не расставаться, и часто просыпаюсь среди ночи от того, что ты рядом. Скоро ты будешь держать меня так крепко, как только ты один и умеешь. Голова начинает кружиться, когда я представляю себя в твоих руках. И каждый раз не устаю поражаться этому чуду. Не бывает таких острых ощущений у пожилых людей, не бывает такой нежности. Если бы это можно было рассказать, никто бы не поверил. Все уверены: этого не может быть. И только мы с тобой знаем: это есть. Непостижимо, невероятно!

Все мои беды, сломанная рука, бесконечные бронхиты не стоят ничего по сравнению с нашим чудом. Я знаю, что у тебя не было тяжелых депрессивных состояний, и это тоже из разряда чудес. Осталось немного времени до нашей встречи, надо нам с тобой постараться медленно торопиться, чтобы ничего с нами не случилось.

Сегодня прибегала Меха, девочка, которая помогает мне по дому. Уходя, она всегда говорит: «Берегите себя». Я спросила, что это значит. «Это значит: не натворите чего-нибудь».

Не натвори ничего, даже легкого насморка. Скоро, скоро я приеду, и мы будем очень счастливы. Как всегда.

Обнимаю тебя, целую, и… надеюсь.

* * *

Теперь Соня знала наверное: она едет к нему! С двумя руками, или с одной, но едет! И как всегда, это все изменило: настроение, общение с людьми, выбор одежды и макияжа, продолжительность сна и бодрствования, даже голос интонационно стал другим. Радость – вот что определяло теперь Сонину жизнь. Юмор, так свойственный Соне, засверкал новыми гранями, глаза опять зажглись, и Соня вновь ловила на себе восхищенные взгляды и выслушивала комплименты, как от мужчин, так и от женщин.

Такое внутреннее свечение случается каждый раз, когда она едет к нему, и гаснет, как лампочка, в день расставания. Думать о расставании Соня себе запретила, и начала потихоньку одной рукой подбирать гардероб для поездки. Она делала это с особой тщательностью, для нее было не просто важно, во что и как она будет одета, а очень важно. Соня должна была быть уверена, что нравится ему, и то, как она будет выглядеть, занимало не последнее место в предстоящем им коротком, непереносимо счастливом, трагически радостном, наполненном любовью и счастьем кусочке жизни.

Москва. Конец мая. 2015

Ты часто спрашиваешь: «Что ты сейчас пишешь?» А я всегда затрудняюсь с ответом, не потому, что не пишу, а потому, что: «Да, говорите о любви, все остальное – преступленье». Вот, и я ни о чем другом не могу говорить и, тем более, писать. Я уже знаю по тому, как читают мои книжки: страницы про любовь – взахлеб, на одном дыхании. Все. Даже мои строгие критики и недоброжелатели.

Вообще-то, мне очень хочется писать, это такое наслаждение! Я поняла про себя: я пишу сердцем, и только, когда оно наполнено, получаются удивительные строчки о любви: к тебе, к Жене, к сыну, к внукам, к небу, к солнцу, траве, к добру, вообще, к людям. Хорошо это или плохо? Я думаю, прекрасно! Человек должен по жизни делать то, что умеет.

Мне надо перестать сокрушаться из-за односторонности моего дарования. Я пришла в этот мир для любви и научилась любить, как немногие. Теперь неожиданно выяснилось, что я еще могу и рассказать об этом. Значит, это мое предназначение, и именно это я должна делать и дарить тем, кто захочет получать такие подарки.

Главный редактор одного серьезного журнала спрашивал меня, почему так поздно начала писать. У меня долго не было ответа, а сейчас я думаю: я была очень счастлива с Женей именно потому, что он понимал меня и очень любил, как теперь понимаешь и любишь меня ты. Тогда, все 40 лет потребности писать об этом не было, с ним не могло быть иначе, казалось повседневностью. Зачем писать о каждом дне прожитой в любви жизни?! Все разумелось само собой.

И только когда его не стало, и моя жизнь кончилась, ты пришел меня спасти. Как чудо, как подарок с небес! Здесь и пришло понимание: о чуде надо рассказать хорошо, или не очень, но обязательно рассказать. То, что у меня получается неплохо – еще одно чудо, и этим я обязана тебе, и только тебе. Невозможно переоценить то, что ты сделал для меня, для нас.

Молю Бога о том, чтобы он дал тебе силы, долгую жизнь и здоровье для исполнения твоей неожиданной миссии – любить, ждать, не устать, не сломаться. Я верю в нас. От нас теперь зависит, как долго мы проживем, как будем жить, что у нас впереди и сколько.

Не пугайся, все получится само собой. Мне кажется, ты тоже принял, понял, и почувствовал нас не меньше, чем я. Иначе и быть не могло.

Я очень люблю тебя, мое спасение. Очень. Наверное, об этом даже необязательно говорить. Но, какое наслаждение повторять вновь и вновь: я тебя люблю.

И я себе говорю – ни в чем себе не отказывай, если можешь.

До встречи, мой любимый, теперь уже до скорой.

Июль 2015. Мюнхен

Знакомый, почти родной аэропорт. Знакомая картина: опять два очень немолодых человека долго стоят, обнявшись, неотрывно, молча, смотрят друг другу в глаза, почти не дыша, чтобы запомнить, сохранить, продлить эти долгожданные минуты. Как всегда! Как три года, как полгода, как пятьдесят лет назад!

Также молча, наконец, разжимают объятия, Он кладет руку ей на шею и ведет к стоянке такси. Они садятся в машину, ОН называет шоферу адрес, поворачивается к ней и берет в руки ее лицо…

– Я смотрю, ты – молодец, обнимала меня двумя руками. Ну, почти. Болит?

– Ничего у меня не может болеть, когда я с тобой.

– Рассказывай.

– Не сейчас. Потом, когда приедем. Хочу просто смотреть на тебя. Хорошо выглядишь, помолодел.

– Я старался. Очень ждал, очень соскучился.

– Куда мы едем?

– Верочка сняла тебе квартирку в центре города, на берегу реки.

– Ты видел?

– Нет, но я Вере доверяю. Да, это и не так важно, нам с тобой везде хорошо. Так?

Они выходят из такси, находят дом и звонят в квартиру, где ждет хозяйка, чтобы передать им ключи.

Долго никто не отвечает и, наконец, грубый голос, принадлежащий не то женщине, не то мужчине, говорит: «Я работаю. Не мешайте мне». – Ты уверен? Нам сюда?

– Вроде, сюда. Сейчас проверим. Да, все верно.

И еще раз долго жмет на звонок. Тот же бесполый голос раздраженно повторяет, что «она» работает. Тут Он взрывается, довольно резко требует их впустить и объясняет, что: «Мы стоим с чемоданами, и только что с самолета». После недовольного бормотания дверь, наконец, открывается, они поднимаются на 5-й этаж, и перед ними вырастает непомерной высоты фигура, не помещающаяся в дверном проеме.

– Здравствуйте, фрау…

А это «Оно», стоящее по диагонали в дверях, действительно, «фрау», как в договоре написано? Что-то не очень похоже. Огромного роста, в брюках, кедах огромного размера, наверное, в полторы ступни большого мужчины, с длинными до плеч волосами, говорит басом: «Вы должны были приехать после 16-ти часов. Имею полное право не пустить, но проходите, раз приехали. Вот ваша комната, вторая комната – моя, я здесь днем работаю, а вечером ухожу и ночую у своего друга».

– Значит, мы будем жить вместе?

– Да. Вас что-то не устраивает?

– Конечно, не устраивает. Я надеялась жить здесь в гордом одиночестве.

– Не получится. Это моя квартира, и я в ней живу.

– Дайте мне, пожалуйста, ключ от моей комнаты.

– Его нет, эта дверь без замка.

– ?? И вы можете сюда заходить?

– Могу, но не буду, пока Вы не уедете.

И «Оно» недовольно вышло, в два огромных шага преодолело прихожую метров семи длиной, и захлопнуло за собой дверь своей комнаты.

Некоторое время ОН и Соня смотрели друг на друга, потом одновременно расхохотались, но быстро сообразили – не до смеха.

– Я тут не останусь. Оно меня изнасилует, может быть, ему нравятся хорошенькие старушки.

– Да уж. Я сам тебя здесь не оставлю. Даже не могу обнять мою любимую женщину, которую так долго ждал. Поехали отсюда к нам домой, пообедаем, ты немного отдохнешь, и мы что-нибудь придумаем. Не огорчаемся, не сдаемся, ты приехала, это самое лучшее, что могло с нами случиться. Все остальное преодолимо.

ОН всё же хотел обнять Соню, но посмотрел на дверь без замка и не смог.

– Поехали. Чемодан оставляем, вечером заберем.

* * *

Дома их ждала Аня, вкусно накормила и очень смеялась, когда Соня рассказывала о хозяйке снятой Верочкой квартиры. Соня и сама посмеивалась и заодно вспомнила, как ее маленький внук по поводу некой печальной ситуации сказал: «Полный абхахалисис». Он имел в виду апокалипсис.

– Ну, до апокалипсиса не дошло, а «абхахалисис» полный.

ОН наудачу позвонил в отель, где они были так счастливы на Рождество, и свободный номер нашелся.

* * *

Иди скорей ко мне. Ты только посмотри, у меня совершенно изменился цвет волос, они – золотые!

Соня стоит перед зеркалом в гостиничном номере, в ее светящихся, широко раскрытых голубых глазах – изумление и восторг.

– Да. Действительно, золотые. А в Москве они другие?

– Ну, да. Совсем другие. Золотыми они бывают только здесь, с тобой.

– Ты – моя золотая головка.

ОН обнимает ее, целует, ворошит волосы, на самом деле, сверкающие золотом, смеется, берет за плечи и …

Начинается та самая, трагически счастливая, очень короткая и очень длинная неделя любви. Может быть – последняя.

А вдруг – нет?! А вдруг, Бог еще когда-нибудь позволит им БЫТЬ вместе! Никто не знает. А сейчас …

Вместо эпилога

От автора

Вот уже три года я пишу историю любви. Как и всякая история она должна иметь конец: счастливый или несчастливый, радостный или грустный, светлый или трагический. Должна, но пока не имеет.

Передо мной проходит жизнь двух людей год за годом, день за днем. Они живут в разных странах, их разделяют тысячи километров, они знают друг друга полстолетия и очень много лет не виделись. Их встреча произошла вновь через несколько десятилетий, и все, что случилось с ними потом, описано в этой книге.

Кто-то может сказать, что история не нова и даже банальна. Сколько похожих сюжетов мы видели в кино и читали в книгах! О трогательной любви пожилых людей писали знаменитые писатели и создавали фильмы великие режиссеры.

Это Уолту Уитмену принадлежит мысль о том, что ничего не исчезает навсегда, ничего не пропадает, если это однажды случилось. Даже увядающее тело и остывающая душа обязательно воспламенятся вновь. И все начнется сначала.

Но, я думаю, что каждая история любви – единственная в своем роде. И неважно, рассказана она о молодых или не очень. Важно, как она рассказана, трогает рассказ сердца и души, или оставляет равнодушными.

Перечитывая написанное, я вдруг поняла: то, о чем я пишу, хотят все девочки, а я пишу про бабушек. Получается: этого хотят все. Как тут не вспомнить Александра Сергеевича – «Любви все возрасты покорны».

Так вот, возвращаясь к концу моей истории, прихожу к выводу: нет и не может быть конца у большой любви.

А что же делать с героями, прекрасными и совсем немолодыми? Не могут же они жить вечно!

Могут. Могут жить так долго, как долго в их сердцах будет жить любовь. Жизнь подарила им счастье любить на склоне лет, отодвигая смерть, облегчая болезни, превращая оставшееся, отведенное им на этой земле время – в праздник.

Я решила: это будет книга с открытым концом. Может быть, время от времени я буду возвращаться к моим героям и рассказывать о том, что с ними происходит. Я хочу, чтобы они жили долго и счастливо.

Вот и все пока.

* * *

В огромном разобщении людей
Одна любовь кричит о единенье,
И потому мы благодарны ей!
Благодаренье ей! Благодаренье!
Мы – бедные земные существа,
Нас разделяют классы, расы, мненья,
За то, что возвращает нам права,
Благодаренье ей! Благодаренье!

Пусть робкая – пускай на миг, на час,
До первых слов, до первого сомненья,
За то, что не разъединяет нас —
Благодаренье ей, благодаренье!

Так волю убегающих планет
Всемирное смиряет тяготенье.
За то, что дарит нам блаженный свет —
Благодаренье ей, благодаренье!

Давид Самойлов