У Иртыша. Сборник рассказов в формате DOC

10. ДУША

Однажды решил исповедоваться. Отошел только от батюшки, чтобы причастия дождаться, а у меня – слезы…

Вытираю, а они льются, льются…

«Вот незадача, – думаю.– Платок уже весь мокрый, а поделать ничего с этим не могу».

Тут бабушка подошла лет восьмидесяти. Посмотрела на меня:

– Наверное, сынок, только что покаялся?

– Да, – отвечаю.

– Поди первый раз в жизни?

– Да, бабушка. Грешен.

– А что тут, сынок, тогда странного? Это душа твоя радуется, что, наконец, у нее появилась надежда на спасение… Вот и слезы… Поплачь, сынок. Это на пользу…

Продолжила:

– Вот ведь как бывает! Живут люди, бегут, бегут, а о своей душе им и вспомнить некогда. А душа – то в смятении, тревоге…

Пристально посмотрела на меня, как бы спрашивая: ну, что на это скажешь?

– Ничего, – добавила, – не все еще, видать, потеряно. Господь дает свободу каждому человеку: либо спасти свою душу либо нет…

Перекрестила меня. На том и расстались.

11. ШУРИК ИЗ КИНА

«Помню, в восемьдесят пятом рыбачили мы со сватом на Иртыше, – начал свой рассказ сосед по подъезду. – Я с берега пристроился, а сват ловил с лодки, метрах в пяти от берега. Рыба клевала хорошо, грех обижаться: в основном, ерш, чебак, окунь. Костер у воды разожгли, уха в котелке уже источала ароматы. Рядом со мной рыбачил мальчишка из соседней деревни. Славка. Ловил он на мотыля. Смотрю, после очередного заброса у него поплавок резко повело в сторону, разом утопило. Леска натянулась, как струна. Подсечка! На наших глазах выбросил на берег леща. С килограмм, а может и поболее… Через минут десять еще такого же леща поймал.

– Ишь ты! – обрадовался Славка. – Как лапти!

Мы со сватом поздравлять его стали, но тут на дороге, что над обрывом шла, легковая машина резко тормознула. Водитель из машины выскочил, капот приподнял. Пар повалил.

– Закипел движок, что ли? – вздохнул сват. – Такое бывает, если водитель с головой не дружит. Жара – то вон какая!»

Смотрю, к нам по тропинке мужчина – очкарик направляется. Я подумал, что это инспектор рыбнадзора, струхнул.

– Извините, – спрашивает мужчина, – можно около вас немного посидеть? Машина перегрелась.

– Пожалуйста, – говорю ему.

Мужчина уселся на корягу, стал смотреть на Иртыш. Река торопливо катилась вдаль. Мимо проходил пассажирский пароход.

– Поразительно! – заметил он, – Какой изумительный вид! Красота!

– Еще бы! – согласился я, – Какой может быть разговор!

Смотрю, сват перестал удить, с интересом наблюдает за незнакомцем. Тут водитель с ведром к реке подошел. Стал воду набирать.

– Александр Сергеевич! – говорит он мужчине. – Не забудьте позвонить на киностудию, когда приедем в гостиницу.

Сват тут к берегу причалил:

– Надо же! Я, кажется, вспомнил! Смотрю, лицо больно знакомое! Не вы ли тот самый Шурик из кина про операцию «Ы», что ли? Вот тебе и раз! А я вас узнал сразу, честное слово!

– Меня – то? – слегка покраснел мужчина. – Да будет вам.

Слово за слово, разговорились. Сват совсем осмелел:

– Позвольте пригласить вас прокатиться по Иртышу на моей моторке!.

Однако, тот – ни в какую. Мол, времени мало, встреча с кинозрителями через пару часов.

– Нет, так нет, – огорчился сват – А жаль, такая досада. Да нешто я не понимаю. Самому вечером на смену идти, на мясокомбинате подрабатываю.

– Я, кстати, однажды на мясокомбинат с месяц ходил, как на работу», – оживился мужчина.

– Как это? – не понял сват.

– Дело прошлое. Снимался фильм «Порожний рейс». Мне досталась роль молодого журналиста, который едет на грузовике в деляну, но попадает в сильную пургу.

– Помню этот фильм.

– Так получилось, что не успели снять фильм зимой, вот и пришлось съемки заканчивать на мясокомбинате. Поставили наш грузовик в огромную холодильную камеру. Там и снимали.

– Вот интересно – то! – изумился сват.

– А роль водителя грузовика досталась Георгию Юматову.

– Знаю актера, человек редкой судьбы, – заметил сват. Он прямо не знал, как вести себя. Потом вдруг нашелся:

– Испробуйте сибирской ухи, не откажите.

– Хорошо, так и быть, – неожиданно согласился мужчина. – Только чуточку. Самое поразительное, однако, в том, что я не очень люблю откровенничать с незнакомыми людьми. А тут разговорился.

– Кстати, – заметил сват. – Мой отец тоже был связан с кино. Работал киномехаником, шесть деревней за ним в районе было закреплено. Кинопередвижку возил на лошадке. Электричества ведь не было, приходилось лентопротяжный тракт и динамомашину крутить вручную. Занятие, конечно, малоприятное. Так он наладился перед показом шапки собирать с пацанов, которых бесплатно в клуб пропускал. Динамомашину покрутил – получай шапку обратно! Его однажды даже патефоном наградили за хорошую работу.

Вздохнул:

– Раньше для людей было как праздник – сходить в кино.

– Забавно. Очень забавно, – улыбнулся мужчина.

– Кстати, как уха? – спросил сват.

– Во! – Сказал мужчина, подняв большой палец. – Отличная уха!

– А я что говорил! – обрадовался сват. – Уха на берегу – мечта каждого рыбака! Нет вкуснее рыбы, которую сам поймал и сам приготовил.

– Я тронут. Очень тронут вашим гостеприимством, товарищи, но мне пора.

Сват потом еще долго сокрушался:

– Кому рассказать – не поверят!»

12. КНИГОЛЮБ

Как – то по весне выхожу из подьезда, а в дом вьезжает новый русский.

Подходит тут ко мне сосед, тоже пенсионер, Михаил Петрович. Поздоровался по ручке и говорит:

– Надо же, какие книги на мусорку выбрасывают: Куприна, Чехова, Лескова, Дюма, Золя… И не жалко…

– Не может быть? – удивился я.

– Я серьезно. Не веришь – сходи посмотри, – обиделся Петрович.

– Только что всю подписку Льва Толстого рабочие мимо пронесли.

Подошли мы с ним к мусорке. Смотрю, действительно, гора книг на земле. Тут же пластинки разбросаны: Утесов, Окуджава, Бернес…

Петрович наклонился и, взяв книгу, прочитал: Жюль Верн «Дети капитана Гранта».

«Надо же! Такая книга и лежит в пыли… " – обожгла меня обида.

***

Два дня спустя мне позвонил Михаил Петрович, попросил забежать, а заодно пообещал сюрприз… Зашел я через полчаса к нему, а он спрашивает:

– В Одессе приходилось бывать?

– Нет, – отвечаю.

– А я там служил на флоте. Со своей Машей там и познакомился.

Михаил Петрович широким жестом пригласил пройти в зал. Вид у него был взволнованный. Смотрю, книжные полки от пола до потолка. На антресолях расположились тома Пушкина в золотисто – оранжевом обрамлении. Я осторожно прикоснулся кончиками пальцев к разноцветным корешкам переплетов:

– Библиотека – то, Петрович, классная у тебя!

– Я книжки читаю, будто семечки грызу, – признался он.– Протираю их влажной тряпочкой каждую неделю, чтобы пыль не оседала.

На тумбочке я увидел старенький радиоприемник с проигрывателем.

– Узнаешь аппарат? – спрашивает Петрович.

– Как же! Радиола «Рекорд».

– Ну, так слушай, – пластинку ставит. – Песня про меня.

Сначала раздалось шипение, треск, а потом я узнал знакомый голос Утесова:

«Ты одессит, Мишка,

А это значит, что не страшны тебе

Ни горе, ни беда.

Ведь ты моряк, Мишка,

А моряки не плачут

И не теряют бодрость духа никогда,»

Смотрю, у соседа веко задергалось. Он, отвернувшись к окну, проговорил:

– Представляешь, сосед, у меня теперь аж четыре пластинки с песнями Утесова! Надо же а? Прямо не верится. Это же почти все его записи с 1930 года – подарочная коллекция.

Хитровато улыбнулся, подошел к книжному шкафу:

– Я всю подписку Льва Толстого давеча с мусорки притащил. Представляешь, позолоченные корешки! А что? При советской власти, бывало, всю ночь в очереди простоишь у магазина «Подписные издания», в списках надо было отмечаться.

– Самому приходилось стоять, – поддержал разговор я.

Михаил Петрович добавил:

– Капитализм пришел! Кто бы мог подумать, что жизнь так переменится?

Он горестно вздохнул:

– А беспокоиться причины были тогда: дождь пошел, ну я и давай их перетаскивать. Спасибо, Маша помогла.

– Будет тебе, – отмахнулась от него Мария Николаевна, – натащил макулатуры и радуется.

Она накинула на стол красивую скатерть.

– Не поверите? Он может часами говорить о книгах. Миша! Угости гостя чаем, а я пойду булочки из духовки достану.

…Я хотел забежать на пять минут, а просидел у них два часа. Петрович ставил пластинку за пластинкой, Мария Николаевна угощала булочками. Затем они стали танцевать, под песню «У самовара я и моя Маша».

Смотрю, а самовар – то уже остыл, они принялись петь песни на два голоса, у них это хорошо получалось…

Приехал я сегодня с дачи. А тут телефон звонит. Взял трубку, а это – Петрович.

– Приходи, Викторович, вечерком на чай. Жену захвати. Будем пластинки Бернеса слушать…

13. СЕРДЦЕ

Работал в девяностые годы на ТЭЦ заместителем начальника цеха. Ежегодно приходилось сдавать экзамены по технике безопасности. И вот, сдавая очередной раз экзамен, я не смог «оживить» манекен. Его все звали Гошей.

– Вы неправильно делаете искусственное дыхание, – остановила мои действия инспектор.

– Что вы говорите! – возмутился я.– Шестой год работаю, а вы ко мне, как к новичку?

– Приходите еще раз, – уперлась инспектор. – Но имейте в виду, спрос будет строгим. Готовьтесь хорошенько!

Из – за этого мне еще и месячную премию урезали, в отпуск не отпустили. Ох, и зол я был на инспектора! Но деваться некуда: принялся вечерами перечитывать инструкции. Несколько раз приходил в кабинет техники безопасности и «истязал» того Гошу так, что у него все лампочки мигать начинали.

Экзамен все же я сдал, но обида на инспектора осталась…

Где – то через неделю после сдачи экзамена позвонил родителям в деревню – справиться о их здоровье. Мама трубку взяла, слышу, взволнованная, просит:

– Позвони, Леня, попозже. Только что отец зашел в дом – все лицо в крови…

Я забеспокоился. Позвонил снова через пять минут.

…Оказывается, отец корову за деревню с утра пасти повел. Нашел там хорошый лужок, решил к дереву ее привязать. Только нагнулся, а корова взяла да головой и крутнула. Рогом глаз отцу и выбила…

Пока отца довезли до райцентра, а потом и до города – врачи не смогли уже глаз спасти. В довершении всего, еще и сердечный приступ случился. Инфаркт.

…И вот полгода спустя, приехал он снова в город на обследование в диагностический центр. Мы с ним рано утром встали. Никак такси не можем поймать. Тут как раз автобус тормознул, заскочили в него.

Автобус переполнен, духотища, все места заняты. Я попросил молодую девушку место отцу уступить. Она же притворилась, будто спит. Стоявшая рядом пожилая женщина возмутилась:

– Надо же! Ухом, девица, не ведет…

Отец же махнул рукой, говорит:

– Ничего, постою…

Минут через десять вижу, что отцу трудно стоять. Обратился я снова к той девушке. А она сделала недовольное выражение лица и отвечает:

– Пенсионеров развелось – уму непостижимо! Дома не сидят, а только знают, что по городу кататься… Я, между прочим, тоже устала. Ничего, постоит ваш папаша!

Я попытался ей обьяснить, что человек приехал из деревни, что инвалид… А она мне в ответ:

– Вот на печи и лежал бы там вместе со своей бабкой…

И громко рассмеялась.

В автобусе началась перепалка. Смотрю, отец расстроился, стал задыхаться. Мы тут же вышли из автобуса на остановке, я положил его на скамейку, расстегнул ворот рубашки. Тут подошла пожилая женщина, стала хлопотать около отца.

– Вы, случаем, не врач? – спрашиваю ее.

– Работала до пенсии, – отвечает она. – У него нет пульса. Надо срочно вызывать скорую помощь.

Народ нас обступил со всех сторон, подбежали милиционеры. Попросил их, чтобы вызвали скорую помощь, а сам опустился перед отцом на колени, плачу, стал искусственное дыхание и массаж сердца делать.

– Я все правильно делаю? – спрашиваю врача.

– Молодой человек! Я удивляюсь, как вы профессионально все выполняете.

Смотрю, машина остановилась с медиками. Врачи подошли, но развели руками – поздно, умер, мол, мужчина… И уехали…

– Не останавливайтесь, молодой человек, ради бога, продолжайте! – кричит мне врач – пенсионерка, сама с милиционерами тормознула реанимобиль – машину кардиологической помощи. Подбежал к той машине с мольбой о помощи. Медики тут же отца – в фургон, приставили к его груди дефибриллятор. Тело от дефибриллятора содрогнулось. Они – еще раз, еще раз! Укол ему за уколом. И тут случилось чудо! Сердце у отца заработало!

Далее была реанимация в областной больнице, месячный реабилитационный период. Сколько народа лежит в больнице! Не выдерживает сердце человека современных нагрузок. Как – то сижу в палате и ругаю мужиков, что курят. Нельзя, мол, курить при больном сердце и все тут!

Поворачивается ко мне лицом сосед отца. Лицо бледное, глаза невеселые. Ему лет сорок пять, капитан милиции.

– Что толку, Викторович, что я в жизни не курил, не пил? – говорит мне тот капитан.

На второй день пришел я в палату, а мне говорят, что капитана ночью не стало, как ни боролись врачи за его жизнь…

Так что 5 мая 2000 года отец как бы заново на свет родился и прожил еще пять лет. А инспектору по технике безопасности я вручил букет цветов.

14. СЛУЧАЙ

Вокруг текла городская толпа. Везде очереди, не пробиться никуда.

– Скажите, где у вас тут… м-м-м… туалет? – спросил Василий прохожего. Интересующий его объект оказался за углом большого магазина, в полуподвальном помещении. Стальная дверь распахнута наружу – заходите.

Сидит за столиком лысый мужик лет сорока, глянцевый журнал читает. Судя по лицу – откровенно скучает. Стол завален рулонами туалетной бумаги. Что бросилось сразу в глаза, так это идеальная чистота. Кругом кафельная плитка, зеркала, рукомойники. Канарейка в клетке. В углу – пальма в кадке, рядом сидит парень – крепыш, видимо, охранник.

Василий от удивления даже присвистнул:

«Ешкин кот! Куда я попал? Туалет – то, поди, платный?»

Дело в том, что свой кошелек Василий в рюкзаке с продуктами в машине кума оставил. Тот мешок картошки сыну – студенту Косте повез в общежитие. Обещал через полчаса вернуться.

Василий пошарился в карманах для верности – пусто. Деваться некуда, подошел к столику и начал несмело:

– Товарищ! Тут такое дело случилось, полный абсурд. Кошелек с деньгами я оставил в машине кума, а у меня нужда приключилась. Прямо помираю – выручай, браток. Я ить мухой. Кум вернется, расчитаюсь…

Лысый глаза на Васю поднял, окинул его оценивающим взглядом и вежливо отвечает:

– С какой стати, уважаемый? Не положено! Туалет-то платный, – сам в журнал уставился, всем видом давая понять, что разговор закончен.

Увы, вежливый тон не утешил Василия:

– Но как же так?! Я в город приехал за триста верст, не ближняя дорога! Да к тому же я в совхозе – передовик производства. Пусти уж, – чуть не со слезами взмолился Василий, сам с ноги на ногу перетаптывается.

Лысый, криво усмехаясь, отвечает:

– Ты какой – то… интересный мужик. Я тебе русским языком говорю: нельзя без денег! Это кооперативное заведение, здесь не только нужду можно справить, но, к примеру, и руки с шампунем помыть. Вот совсем недавно купили машинку для чистки обуви.

Усмехнулся:

– Вы, деревенские, привыкли в своих туалетах только облегчаться, а ведь это место, где люди себя еще и в порядок приводят. У нас ведь даже утюг имеется. Можно и брюки погладить.

Отвернулся от Василия и стал безучастно смотреть на клетку с канарейкой, словно никого рядом не было.

Василий совершенно упал духом. Понимая безисходность своего положения, заторопился к выходу…

Вечером Василий снова заглянул в это полуподвальное помещение, но уже с кумом и с его сыном Костей.. Молча, подав смотрителю деньги за вход, они проследовали в кабинки. Выйдя, долго приводили в порядок свою обувь на машинке для чистки. Затем, открыв баул, Костя стал вытаскивать простыни и потребовал утюг…

Вот потеха была…

15. ПРОМАШКА

С Владимиром Петровичем я познакомился в начале девяностых на рыбалке – оказался очень интересным собеседником, мы и подружились. Оказалось, живет в соседнем подьезде, работает в райисполкоме. По утрам к нашему дому подьезжала легковая машина и он уезжал на работу, поздно вечером возвращался. Иногда забегал ко мне, чтобы просто поговорить по душам. Мы оба – заядлые садоводы, а он любил похвастаться: то диковинную тыкву принесет, то яблок…

В то воскресенье он пришел ко мне взволнованный. Я его усадил на кухне, налил чашку чая.

– Ты, Викторович, сейчас смеяться надо мной будешь. Я ведь с работы уволился.

Я оцепенел от такой новости.

– С чего это вдруг? Ты, никак, Петрович, заболел?

Было заметно, как дрожжала рука, в которой он держал чашку. Вперился в меня взглядом и продолжил:

– Представляешь, уволился по собственному желанию! Не веришь?

– Конечно, не верю…

На кухне воцарилась тишина. Он допил чай.

– Захотелось плюнуть на все. Знал бы ты, Викторович, как надоели мне эти бесконечные заседания, сессии…

– Чего так?

Он поднялся, собрался уходить.

– А что с того? Толку – то нет! Сам посуди, вон сахар уже только по талонам, в магазинах пустые полки. Не надо людям морочить головы! Понял, наконец, что это не мое… Жалко, что столько лет этой работе отдал…

Я немного успокоился. Поинтересовался:

– А чем дальше думаешь заняться?

Владимир Петрович задумался, затем продолжил:

– Перво – наперво, надо мне отоспаться. В дальнейшем я серьезно надеюсь на помощь друзей.

– А их много?

Он махнул рукой.

– Друзей у меня – не меряно. Знаешь пословицу «Не имей сто рублей, а имей сто друзей». Не поверишь, в день рождения столько приходит открыток, что в ящик почтовый не вмещаются.

Он говорил и говорил, я слушал, не перебивая. Скоро он ушел, а я в понедельник уехал в отпуск к родителям в деревню.

В очередной раз мы встретились на автобусной остановке. Я сначала не узнал его: на голове надета сильно мятая шляпа, небритое лицо, под глазами – мешки. Оказывается, он с дачи возвращался.

– Ну, как, Петрович, дела? – спросил я его, после того, как поздоровались. – Помогли друзья?

– Плохи мои дела, – ответил он. Взял меня под руку и пошел рядом, – Промашка вышла с друзьями…

– То есть как?

Он стал рассказывать:

– Через пару дней после увольнения я взял телефонную книгу и стал звонить всем своим друзьям. Они, конечно, меня подбадривали, обещали помочь с трудоустройством. В тот день я еще тешил себя мыслью, что меня скоро завалят выгодными предложениями. Стал ждать ответных звонков.

Усмехнулся:

– А жена сказала мне: «Не жди, Володя, никто тебе не позвонит. Ты нужен был им, когда находился при власти. Ты не научился друзей выбирать». Петровичу было плохо. Это видно по жестам, осанке, по лицу. Действительно, накипело на душе.

– Мы в тот день поссорились. Она даже заплакала: «Согласна, что у тебя много приятелей. Поверь мне, но это совершенно разные категории: друзья и приятели».

– Представляешь, Викторович! Все не по – моему обернулось. День жду, два, неделю, месяц уже… И ни одного звонка! Выходит, не заслужил…

– Все образуется, Петрович, вот увидишь, – попытался успокоить его я.

Он положил руку на мое плечо.

– Получается, что друзей у меня, действительно, – раз, два и обчелся… Ты, да я, да мы с тобой?

Обиженно поджал губы, горько вздохнул и развел руками:

– Вот тебе и «друзья». Жена была права…

16. ЗАБОР

Эта история началась с того, что мой сосед продал свой дачный участок. Новый хозяин в первый же месяц снес старенький забор из штакетника, а соорудил из досок.

Соседям он представился Владимиром, но все звали его за глаза – Вованом.

Так случилось, что однажды он поймал на яблоне мальчишку лет пятнадцати. Забрав рюкзак с краснобокими яблоками, вывел за ворота. Мальчишка захныкал:

– Дяденька! Отпустите меня, верните рюкзак. Я больше не буду, честное слово!

Вован исподлобья смотрел на непрошенного гостя..

– Как тебя звать? – спросил он.

– Митька.

– Ладно, Митька. Раз попался, то я тебе наказание придумал, – усмехнулся он. – Забор мне покрасишь. Авось тогда и поумнеешь…

– Кто, я?! – удивленно вскинул брови Митька. Видимо, ожидал худшего.

– Ты, конечно. Читал, небось, у Марка Твена про приключения Тома Сойера?

– Приходилось…

– Там Том Сойер был тоже наказан своей тетей. Забор красить – это тебе от меня наказание. Понимаешь?

– Понимаю, – со вздохом произнес Митька. – Все так, но мне одному не управиться…

Спохватился:

– Между прочим, Том Сойер забор не красил, а белил… За него мальчишки это делали.

– Ладно, – перебил его Вован, – нечего языком болтать. Больно грамотный! По мне, хоть нанимай гастарбайтеров… Не моего ума это дело, да и некогда мне…

Зашел в домик, вынес ведро.

– Вот зеленая краска, кисти – крась! Я приеду, отдам тебе рюкзак, – сказал Вован, запирая на замок ворота. – И без фокусов тут мне!

…Когда через пару часов Вован вернулся обратно, то опешил. У забора он увидел двух перепачканных краской малышей лет пяти – шести. Малыш, который был в соломенной шляпе, рисовал на заборе что – то похожее на елку, а другой размешивал краску в ведре…

– Малышня! Кыш отсюда! Вы почему портите мне забор? – возмутился Вован.

– Нам Митька порисовать разрешил, – ответил который в шляпе.

– Митька, говоришь? Ты его знаешь?

Малыш отрицательно помотал головой:

– Он из деревни. У него папки нет. Сказал, что приезжал в Омск к дедушке в больницу. Еще попросил передать вам записку, – он протянул мятый клочок бумаги.

«Дяденька, – было там написано корявыми буквами, – простите меня, я больше не буду, а рюкзак передайте вашему соседу по даче».

Позже выяснилось, что у Митьки – то мой старенький рюкзак оказался. Я его утром на своем заборе сушиться оставлял…

Вот такая история вышла. А Вован сам забор покрасил. Все потом сокрушался, что с Митькой нехорошо поступил.

– Я ведь не со зла, – оправдывался он, – хотел пацана проучить, а вишь, как вышло. Если на то пошло – тоже вырос без отца.