Чужой земли мы не хотим ни пяди! Мог ли Сталин предотвратить Вторую мировую войну?

18 марта Галифакс пригласил Майского для того, чтобы обсудить демарш румынского посланника по поводу германского ультиматума Румынии, а также то, что Тиля по поручению своего правительства поставил перед правительством Англии вопрос об английской помощи Румынии в случае агрессии со стороны Германии. На вопрос Галифакса, в какой мере Румыния может рассчитывать на помощь своих соседей, Тиля ответил, что Румыния уверена в помощи со стороны Польши и Балканской Антанты¹⁰⁵. На вопрос о том, насколько Румыния может рассчитывать на помощь Советского Союза, Тиля определенно ответить не смог.

Галифакс сказал Майскому, что и Англию интересует, может ли Румыния рассчитывать на советскую помощь в случае германской агрессии – в какой форме, и в каких размерах, т. е. только ли на поставку оружия и амуниции или же СССР готов оказать более активную военную поддержку. Галифакс спросил, что лично думает полпред о возможности такой помощи. Майский ничего не думал, за него думал Сталин, на чью речь на XVIII съезде полпред снова, как и в разговоре с Ванситтартом, сослался. Галифакс сказал, что в Берлине практически решен вопрос об атаке на Румынию, хотя для этого необходимо, как минимум, получить от Венгрии согласие на пропуск немецких войск через ее территорию. Майский ответил, что, несмотря на германский ультиматум Румынии, он не уверен, что Гитлер действительно намерен наступать на Восток. Этот ультиматум может быть направлен на захват всех сырьевых ресурсов Румынии, чтобы поставить их на службу Германии, в особенности нефти, которой Германии остро не хватает, как раз для того, чтобы развернуть главное наступление на Запад¹⁰⁶.

Встречи, состоявшиеся в течение двух дней, показывают, что резкая смена обстановки в мире привела к осознанию в Англии, пусть не всеми, и пусть не в полной мере, опасности, которую представляет Гитлер для всего мира. Осознание привело к тому, что Кремль стали звать к диалогу, признав, тем самым, что без Советского Союза мир в Европе сохранить не удастся. Сталину говорили, что для сохранения мира в Европе недостаточно добрых отношений только между соседними странами, что нужно обеспечить лояльность скандинавских стран, владеющих балтийскими и североморскими коммуникациями, по которым в случае войны пойдет снабжение Германии. Сталин поступил с точностью до наоборот: с Англией, Францией, Польшей, Румынией, Венгрией, Турцией, Швецией отношения не улучшил, а с Финляндией испортил, т. е. было сделано все для того, чтобы широкая антигитлеровская коалиция не сложилась еще в 1939 году.

18 марта Литвинов в секретной записке докладывал Сталину и главе СНК Вячеславу Михайловичу Молотову, что сегодня с утра Сидс добивался срочной встречи, но сообщил лишь то, что было известно уже из шифровки Майского: Германия потребовала от Румынии монополии на весь ее экспорт, а также некоторых мер, касающихся внутренней торговли. В случае удовлетворения этого требования Германия готова гарантировать границы Румынии. Бухарест отказался удовлетворить это требование. Тиля спросил Галифакса о позиции Англии в случае нападения Германии на Румынию. Галифакс поручил Сидсу спросить Литвинова, готов ли СССР помогать Румынии. Нарком ответил, что доложит в Кремль, где может быть, также захотят предварительно знать позицию других правительств, и в частности, Англии. Между тем Сидс никаких указаний на эту позицию не делал. Нарком спросил, означает ли его запрос, что Англия готова-де помочь Румынии при условии, что другие государства также будут помогать. Посол возразил, что Лондон запрашивает Кремль не из праздного любопытства. Нарком сказал, что не отрицает заинтересованности Англии в ответе Москвы, но все же к СССР Румыния не обращалась, и советская помощь ее, вроде бы не интересует, может быть, даже не желает ее, а запрашивает Кремль об этом Англия. Сидс заметил, что географически Румыния ближе к СССР. Нарком ответил, что географию знают и румыны, а все же они обратились к Англии, и спросил Сидса, чем он это объясняет? Сидс лишь сказал, что полученная им телеграмма адресована также в Париж, из чего он делает вывод, что запрашиваются только Москва и Париж, и он хотел бы получить ответ сегодня же к вечеру. Литвинов просил у Сталина и Молотова срочных указаний, ибо отсутствие ответа тоже будет истолковано как ответ¹⁰⁷.

Решение по этой записке в Кремле было принято очень быстро: поздно вечером Литвинов вызвал Сидса и сообщил ему, что Правительство СССР предлагает немедленно созвать совещание с участием СССР, Франции, Англии, Польши и Румынии. Нарком объяснил, что из вопросов одного правительства другому о позиции каждого ничего не выйдет, а поэтому необходима общая консультация. Место конференции не имеет значения, но лучше всего было бы собраться в Бухаресте, что сразу укрепило бы положение Румынии. Сидс сообщил, что только что получил копию телеграммы, присланной в Лондон английским послом в Бухаресте, который просит приостановить акцию. Сидс сказал, что он не понимает, что это значит, и думает, не напутал ли румынский посланник в Англии¹⁰⁸.

Пока советское руководство не особенно заботит безопасность трех прибалтийских государств – Латвии, Литвы и Эстонии, а также Финляндии, поэтому их к участию в конференции не приглашают. Вскоре, однако, эта позиция кардинально изменится. Кроме того, нарком в ряду государств, которые, по его мнению, должны были принять участие в конференции, забыл упомянуть Турцию, о чем 19 марта телеграммой известил полпредов в Лондоне и Париже¹⁰⁹. В телеграмме, направленной на следующий день в Лондон, Литвинов писал Майскому, что, по его мнению, Турция может пойти на подписания декларации скорее, чем Польша¹¹⁰.

17 марта Даладье предложил совету министров представить на рассмотрение палаты депутатов ряд законопроектов о предоставлении правительству чрезвычайных полномочий, в частности в вопросе об отмене 40-часовой рабочей недели на предприятиях национальной обороны, реквизиции предприятий, а также в вопросах, предусматриваемых законом об организации производства во время войны¹¹¹.

18 марта палата депутатов французского парламента большинством в 321 голос против 264 голосов приняла решение о предоставления чрезвычайных полномочий правительству Даладье. В связи с голосованием Даладье поставил вопрос о доверии правительству. В решении палаты говорилось, что «правительство уполномочивается путем издания декретов принимать до 30 ноября 1939 года меры необходимые для обороны страны». Против законопроекта голосовали 73 коммуниста (коммунисты своим голосованием лишний раз показали, что у них нет отечества, что они всегда будут выступать за поражение своей родины. – Л.П.), 134 социалиста, 13 депутатов из «социалистического и республиканского союза», 4 «независимых левых», 17 депутатов из правящей радикал-социалистской партии, и еще несколько депутатов из мелких фракций. 6 депутатов и Эдуард Эрио, председательствовавший на заседании палаты, воздержались.

Даладье заявил, что на основе чрезвычайных полномочий правительство немедленно предпримет важные оборонные мероприятия, проведет экономические декреты, удлиняющие рабочий день, и т. д. Правительство отказывалось взять на себя какие-либо обязательства в вопросе о сроках полномочий палаты депутатов или в вопросе о форме избирательной системы.

19 марта сенат подавляющим большинством голосов принял решение о предоставлении чрезвычайных полномочий правительству Даладье¹¹².

20 марта французское правительство, на основе полученных накануне чрезвычайных полномочий приняло 16 декретов:

1) о предоставлении правительству права призывать в армию лиц, находящихся в долгосрочном отпуске, и запасных;

2) об увеличении офицерских и унтер-офицерских кадров армии;

3) о разделении на две части 6-го военного округа (охватывающего пограничные с Германией и Бельгией департаменты Франции);

4) об установлении первоочередности для промышленных заказов на нужды национальной обороны;

5) об увеличении продолжительности рабочего дня и оплате дополнительных рабочих часов;

6) о коллективных договорах в авиационной промышленности;

7) о провинциальных биржах труда;

8) о порядке выдачи правительственных авансов;

9) об увеличении числа инженеров в военной промышленности;

10) о включении в генеральный секретариат министерства национальной обороны управления по контролю за производством и распределением военных материалов;

11) о призыве технического и административного персонала, приписанного к военной промышленности;

12) об увеличении кадров административного персонала в авиации;

13) о военной информации;

14) об организации центрального информационно-оперативного бюро при главе правительства;

15) о реквизициях для нужд национальной обороны;

16) о реорганизации сталелитейных заводов.

Принятые французским правительством декреты предусматривали увеличение офицерского состава пехотных частей французской армии примерно на 1,5 тыс. человек (до 31 060 человек кроме генералитета). Предусматривалось также увеличение унтер-офицерского состава на 2 500 человек. На оборонных предприятиях продолжительность рабочего времени может быть доведена на основе чрезвычайных декретов до 60 часов в неделю. Это увеличение продолжительности рабочего дня распространяется

не только на предприятия военно-морского и авиационного ведомств, но и на прочие предприятия, связанные с работой на оборону: на угольную и металлургическую промышленность, и т. д.¹¹³

Как видим, французское правительство весьма серьезно отнеслось к угрозам, которые таили в себе последние действия Германии в Европе, и это еще до того, как обнаглевший вконец Гитлер захватил Мемель. Французы ощущали опасность войны, и осуществили серьезные мероприятия, мобилизующие экономику и вооруженные силы. А вот Советский Союз, который постоянно кричал, что на него хочет напасть Германия, и поэтому он де заключил пакт с Гитлером, в августе 1939 года никакой опасности не видел, и поэтому никаких мер к отражению мнимой агрессии не принял.

18 марта государственный департамент США опубликовал официальное заявление, в котором резко осудил новый акт германской агрессии в отношении Чехословакии. В заявлении указывалось, что правительство США не может не выразить от имени всей страны осуждения действий, повлекших временное уничтожение свободы и независимости народа, с которым США поддерживали особенно дружественные отношения. Правительство США неоднократно осуждало политику военной агрессии и всегда указывало на необходимость соблюдения договоров, обязательств и невмешательства какой-либо страны во внутренние дела другой страны¹¹⁴.

На следующий день Министерство финансов США сообщило о введении с 23 апреля дополнительных пошлин в размере 25 % на германские товары в связи с тем, что германское правительство субсидирует экспорт. Это решение должно было еще более ограничить американскую торговлю с Германией. В 1938 году американский импорт из Германии составлял 64 миллиона долларов против 92 млн. долларов в 1937 году¹¹⁵. При катастрофической нехватке у Рейхсбанка валюты, введение по сути дела запретительных пошлин на германские товары, больно било по загибающейся социалистической экономике рейха. Решение министерства финансов США было продиктовано, скорее, политическими чем экономическими соображениями: пока Гитлер Чехословакию полностью не оккупировал, американцев не очень пугало дотирование экспорта германским правительством. Кстати говоря, то, что правительство Германии субсидировало экспорт, по сути, демпингуя на внешнем рынке, лишний раз говорит о том, что в экономике страны дела шли из рук вон плохо: ради получения иностранной валюты приходилось раскручивать инфляцию, печатать бумажные деньги, и ими уже выдавать экспортные субсидии.

21 марта правительство США в ноте, направленной Германии заявило, что США отказываются признать германский захват Чехословакии¹¹⁶.

20 марта большинство лондонских газет в той или иной форме сообщало, будто на заседании английскою кабинета 18 марта было принципиально одобрено предложение о заключении соглашения с Советским Союзом, Францией, и другими державами в целях организации сопротивления дальнейшей германской агрессии.

Дипломатические обозреватели как консервативных, так и либеральных газет подчеркивали, что сила сопротивления балканских стран дальнейшей германской агрессии зависит от позиции Лондона и Парижа. Газеты указывали, что в результате теперешней политики Англии некоторые юго-восточные государства начали искать соглашения с Германией. Однако английское правительство теперь якобы пересматривает свою политику.

Газета «Таймс» ограничилась туманным заявлением, что опасность, вызванная германской агрессией, «превращает страны, где эта опасность ощущается, в естественных союзников». Более решительно высказалась консервативная «Дейли телеграф энд Морнинг пост», потребовав в своей передовой статье немедленного проведения в жизнь «совершенно новой внешней политики, которая стала необходимой в результате последней недели». Румынское правительство, пишет далее газета, обратило внимание Англии на тот факт, что последняя до сих пор не сделала ясного заявления о том, как она предполагает оказать сопротивление германской агрессии. Этот вопрос по мнению газеты не может оставаться без ответа.

Либеральная «Ньюс кроникл» подчеркивала, что политика сближения с другими странами, готовыми оказать сопротивление агрессии, является лишь возвращением к старой политике коллективной безопасности, от которой никогда не следовало отказываться¹¹⁷.

19 марта Майский сообщил Галифаксу ответ Советского правительства о его отношении к германскому ультиматуму Румынии. Министр уже знал содержание этого ответа от Сидса, однако некоторые детали, например, указание наркома на длительность и сложность переговоров между разными столицами, он услышал впервые. Галифакс сообщил, что он уже консультировался с Чемберленом по вопросу о предлагаемой Москвой конференции, и они пришли к выводу, что это было бы преждевременным, ибо опасно созывать конференцию без уверенности в ее успехе. (Вполне здравая позиция: провал конференции мог надолго, если не навсегда, дискредитировать саму идею создания системы коллективного отпора агрессорам. Опасения же, и достаточно обоснованные, у англичан были, главным образом, по поводу позиции Советского Союза, не скрывавшего своего стремления обуздать агрессора при помощи исключительно военной силы. Такие действия вместо заявленной цели сохранить мир в Европе привели бы к большой войне. – Л.П.). Поэтому в качестве первого шага Уайтхолл предлагал правительствам Советского Союза, Польши и Франции опубликовать совместную декларацию о том, что все эти правительства заинтересованы в сохранении целостности и независимости государств на востоке и юго-востоке Европы. Галифакс подчеркнул, что эту декларацию важно опубликовать как можно скорее. Следующий шаг в выработке мер противодействия агрессии в Европе, по словам Майского, виделся Галифаксу в таком виде: «Турции, Румынии, Греции, Болгарии, Югославии и другим якобы миролюбивым (выделено мной: в миролюбие перечисленных государств Майский не верил, и речь Галифакса интерпретировал по-своему. – Л.П.) государствам будет предложено присоединиться к декларации, в связи с чем возможна конференция всех названных держав совместно с перечисленной первоначально четверкой»¹¹⁸.

В тот же день Литвинов писал Майскому, что многое в дальнейшей политике Англии будет зависеть от того, с каким настроением Хадсон вернется из Москвы. В Кремле думают, что Хадсон вряд ли сможет рассеять существующие подозрения и недоверие, поскольку он не уполномочен и не будет делать каких-либо конкретных предложений, а хочет выслушивать предложения от Советского правительства, однако таких предложений не последует. «Мы пять лет на внешнеполитической арене занимались тем, что делали указания и предложения об организации мира и коллективной безопасности, но их не только игнорировали, но поступали наперекор им. Если правительства Англии и Франции действительно меняют свою линию, то пусть они, либо высказываются по поводу ранее делавшихся Советским правительством предложений, либо сами что-то конкретное предлагают. Надо инициативу предоставить им. Переговоры, вероятно, ограничатся обменом взаимными заверениями в готовности к сотрудничеству, без того чтобы сотрудничество сдвинулось с места»¹¹⁹.

Советское руководство было заранее настроено негативно к важным инициативам Уайтхолла, и к переговорам Хадсона, которым в Англии придавали большое значение, и все сделало для того, чтобы эти переговоры закончились провалом. Стоит ли поле этого удивляться, что Хадсон, так и не сумев растопить лед отчуждения, ни до чего не договорившись, досрочно прервал переговоры и, несолоно хлебавши, отбыл из Москвы.

20 марта Галифакс выступил в палате лордов с большой речью о последних событиях в Чехословакии. Так же как и Чемберлен в своей бирмингемской речи 17 марта, Галифакс пытался доказать, что при заключении мюнхенского соглашения трудно было предвидеть, каковы были истинные намерения Гитлера. Включение чехов в германскую империю свидетельствует о том, что Гитлер просто был неправдив.

Затем Галифакс, останавливаясь на событиях предшествовавших германскому захвату Чехословакии, указал, что английское правительство придает особое значение тому факту, что два чешских города были оккупированы германскими войсками в тот момент, когда Гаха и Хвалковкий находились на пути в Германию, т. е. до того, как еще вообще состоялись какие-либо переговоры между представителями Чехословакии и Германии. Это дает основание сделать заключение, что Гитлер вообще не был намерен вести переговоры с представителями чехословацкого правительства и что, когда последние прибыли к Гитлеру, им был вручен ультиматум и под угрозой силы они должны были подписать его. Разговоры о том, сказал далее

Галифакс, что чехи представляли угрозу мирному существованию Германии, вряд ли могут быть приняты всерьез. Во всех германских объяснениях по поводу оккупации Чехословакии нет каких-либо оправдывающих эту оккупацию аргументов. Все здесь решалось силой, превосходство в которой находилось на стороне Германии.

Галифакс вынужденно признал, что последние события в Чехословакии усилили тревогу в Юго-Восточной Европе. Галифакс заявил, что, если даже на сегодняшний день Румынии может быть и не угрожает непосредственная опасность, румынское правительство, так же как и правительства других стран Юго-Восточной Европы, имеет все основания серьезно опасаться тех событий, которые происходили в течение последних дней.

В тот же день в палате общин Чемберлену задали вопрос: «Намерено ли правительство признать де-юре германскую аннексию Чехии и Моравии?» Чемберлен ответил: «Прежде чем сделать заявлении по этому вопросу, правительство Англии должно вместе с другими правительствами полностью обсудить все последствия германских действий против Чехословакии.

Далее Чемберлен заявил, что из его речи в Бирмингеме палата общин может понять, какое серьезное значение придает правительство событиям в Чехословакии. Правительство уделяет особое внимание положению, создавшемуся в результат этих событий. Оно уже связалось по этому вопросу с правительствами других стран. Чемберлен обещал в ближайшее время сделать более полное заявление об отношении английского правительства к событиям в Чехословакии. На вопрос лидера лейбористов в палате общин Эттли, с какими правительствами поддерживает контакт английское правительство, Чемберлен ответить отказался¹²⁰.

20 марта полпред в Париже Яков Захарович Суриц¹²¹ посетил Бонне, который согласился с советскими предложениями о созыве международного совещания, но сказал, что ему необходимо проконсультироваться в Лондоне и Бухаресте. Бонне добавил, что в число участников совещания, намеченных Советским правительством, стоит включить Югославию. Бонне ознакомил Сурица с содержанием его бесед с послами Румынии и Польши. Посол Румынии Георге Татареску сказал, что Румыния не получала ультиматума из Берлина, но, тем не менее, указал на исключительную серьезность германской угрозы, нависшей над Румынией, спросил, предоставит ли Франция помощь его стране. Бонне ответил, что Франция в одиночку такой помощи оказать не сможет, и что необходимо выяснить позицию других заинтересованных держав, в том числе и Советского Союза. Татареску подчеркнул, что в первую очередь необходимо оказать давление на Польшу и Венгрию. Что касается Советского Союза, то Татареску особенно упирал на роль, сыгранную Россией в прошлом, и роль Советской России как «экспонента коммунизма». На вопрос Бонне, следует ли из слов Татареску, что Румыния не хочет советской помощи, тот ответил, что такой вывод пока делать рано, и что речь идет лишь о необходимости в данном вопросе соблюдать осторожность. (Слова Татареску можно интерпретировать в том смысле, что, многие страны, в особенности, малые, «миролюбивого» Советского Союза опасались ничуть не меньше, чем агрессивных Германии и Италии. – Л.П.). Суриц указывал в телеграмме, что он не исключает, что Бонне не очень хочет воевать за Румынию, поэтому он стремится к тому, чтобы получить и от Советского правительства более уклончивый ответ, намеренно пытаясь усилить недоверие к Румынии. Впрочем, Суриц не исключал, что в данном конкретном случае Бонне говорил правду¹²².

В тот же день Майский писал в Москву, что аннексия Чехословакии произвела громадное впечатление на все слои английского населения, вызвав всеобщее разочарование мюнхенской политикой и негодование против Германии, вплоть до самых оголтелых консерваторов. Случилось то, чего больше всего старался избежать Чемберлен: между Англией и Германией пролегла глубокая политическая и морально-психологическая борозда, которую заровнять будет нелегко. Какие-либо переговоры между Лондоном и Берлином в ближайшем будущем невозможны. Даже Дюсельдорфское соглашение, которое Англия считает выгодным, фактически аннулировано. (Сталин мог торжествовать – ведь именно на то, чтобы Англия, Франция и Германия не смогли договориться, и была направлена деятельность Кремля, Наркомата иностранных дел, полпредств в Риме, Берлине, Лондоне и других европейских столицах. Именно этим занимался и Коминтерн, Исполком которого – штаб мировой революции, откуда шли директивы всем компартиям мира – базировался в Москве. – Л.П.).

Очень сильно возросла тревога за будущее, и усилилось осознание необходимости коллективного отпора агрессорам. Отсюда довольно крутой поворот в сторону Советского Союза. Советские дипломаты и работники полпредства в Лондоне сейчас в большой моде: последние дни многие государственные деятели и политики Англии хотят видеться и разговаривать с ними. Пресса раздувает всякие сведения о мощи Советского Союза, его вооруженных сил. Сегодня «Ивнинг стандарт» напечатала, что СССР имеет 18 млн. обученных резервов и 40 тыс. самолетов. (Такую информацию можно было принять и как комплимент, и как угрозу. Впрочем, такого количества самолетов у Советского Союза никогда не было. – Л.П.). Очевидно, что антигерманская волна поднялась сейчас выше, чем когда бы то ни было до сих пор, и массовая тяга к сотрудничеству с СССР и к созданию блока мирных держав очень велика. Однако Майский полагал, что было бы опасно переоценивать значение всех этих благоприятных показателей.

Во-первых, нынешние настроения могут постепенно сойти на нет, особенно если в ближайшее время не случится каких-либо новых актов агрессии со стороны Гитлера или Муссолини. Во-вторых, – и это куда более важно, – пока Чемберлен остается премьером, трудно ожидать каких-либо прочных и серьезных сдвигов во внешней политике Англии. Хоть он и провалился со своей мюнхенской политикой, и престижу его нанесен весьма чувствительный удар, но несомненно, что лишь давление общественного мнения мешает ему продолжать старую линию. Поэтому Чемберлен пока выжидает и лавирует. В последних речах он активно протестует против действий Гитлера, но прямо не заявляет о конце политики «умиротворения» и ничего не говорит о попытках консультации с Кремлем. При первой возможности он, несомненно, вернется на старую дорогу. Поэтому, пока он возглавляет кабинет, нельзя верить в глубину сдвига в политике Уайтхолла и в серьезность его намерений вести борьбу с агрессорами. Речь Чемберлена в Бирмингеме опять значительно укрепила его положение, и вопрос о реформе кабинета пока с повестки дня снят. Не исключено, что данный вопрос вскоре вновь станет актуальным, но общее впечатление таково, что даже и в этом случае шансы на уход Чемберлена не велики. Главная беда состоит в том, что лейбористская оппозиция весьма худосочна и больше всего боится прийти к власти в такой трудный момент. В конечном итоге нынешнюю «вражду» к Германии и «симпатии» к Советскому Союзу приходится принимать очень осторожно в отношении их глубины и длительности¹²³.

20 марта Ванситтарт снова пригласил Майского. На этот раз он был в весьма приподнятом расположении духа, сказал, что дела идут хорошо, что уже близка цель, за которую он столько лет боролся, и декларация о которой накануне говорил полпреду Галифакс, уже направлена в Москву, Варшаву и Париж. Это первый шаг на пути к созданию блока миролюбивых государств. Не так важно, что именно будет написано в декларации, – важен сам факт коллективного выступления четырех держав против агрессоров. Особенно важно то, что Англия и СССР оказываются в одном лагере и совместно строят фронт против Германии и Италии. Вокруг декларации очень быстро объединятся все другие миролюбивые государства. Но время не ждет, и надо торопиться. Антигерманские настроения в Англии сейчас очень сильны, и возврата к политике «умиротворения» больше не будет. Однако в правительственных кругах есть люди, которые саботируют переход к новой политической линии. Они сейчас спекулируют на том, что вокруг декларации начнется длительная дипломатическая возня, что подписание ее затянется на долгое время, и что в результате весь эффект данного шага пропадает. Ванситтарт выразил надежду, что ничего подобного не случится и что в ближайшие дни декларация будет подписана, и можно будет сразу же переходить к подготовке следующего шага¹²⁴.

20 марта в Берлине Риббентроп заявил министру иностранных дел Литвы Юозасу Урбшису, что Германия хочет присоединить, точнее говоря, вернуть себе Мемель (Клайпеду), отошедший к Литве после мировой войны. Если литовское правительство не уйдет из Мемеля добровольно, то там немедленно начнутся беспорядки, что повлечет вмешательство германских вооруженных сил. Если же во время беспорядков погибнет хотя бы один немец, германская авиация сравняет с землей Ковно¹²⁵, а немецкие войска оккупируют всю Литву. Риббентроп предложил Урбшису связаться по телефону с премьер-министром Литвы Владасом Миронасом, и немедленно принять решение. Урбшис обещал ответить, как только вернется в Литву. Однако едва он 21 марта прибыть в Ковно, как к нему явился германский посланник и потребовал, чтобы литовская делегация прибыла в Берлин не позднее завтрашнего дня. Правительство Литвы приняло решение уступить грубой силе и передать Мемель Германии. 22 марта Риббентроп и Урбшис подписали договор о вхождении Мемеля в состав Германии и договор о ненападении. Литве оставлялось формальное право свободной торговли в Мемеле и через морской порт этого города. Кроме того, Германия обещала Литве сохранение ее суверенитета и неприкосновенность границ¹²⁶.

23 марта в сопровождении немецкой морской флотилии в составе 38 больших и малых кораблей в Мемель прибыл Гитлер.

Чуть больше, чем за шесть лет, что Гитлер и его национал-социалистическая партия находились у власти, Германия без единого выстрела вернула себе Саарскую область, Рур и Мемель, присоединила Австрию и Судеты, полностью оккупировала Чехословакию. Гитлер хотел и Данциг мирным путем вернуть, но не тут то было: дальнейшие «приобретения» совершались уже силой оружия.

21 марта Сидс потребовал у Литвинова срочного приема, и сообщил ему, что румынский король уточнил, что Германия ультиматума Румынии не предъявляла, но выдвинула совершенно недопустимые экономические требования. Король сказал, что Румыния, по возможности, сопротивляется этому нажиму, но она не может этого делать бесконечно, если не получит обещания помощи от других государств. Сидс разъяснил позицию Англии: хотя слухи по поводу ультиматума Румынии сомнительны, но Уайтхолл уверен, что поглощение Чехословакии свидетельствует о том, что Гитлер полон решимости выйти за рамки той цели, которую он до сих пор себе ставил, т. е. консолидации германской расы. Теперь, когда Германия завоевала другую нацию, никакое европейское государство не может считать себя в безопасности, если недавняя акция Германии окажется частью определенной политики господства. Поэтому правительство Англии считает необходимым приступить немедленно к организации взаимной поддержки со стороны государств, признающих необходимость защиты международного общества против дальнейшего нарушения основных его законов.

Огласив заявление, Сидс вручил наркому проект декларации, которую правительство Великобритании предлагает подписать от имени Англии, Советского Союза, Франции и Польши: «Мы, нижеподписавшиеся, надлежащим образом на то уполномоченные, настоящим заявляем, что, поскольку мир и безопасность в Европе являются делом общих интересов и забот и поскольку европейский мир и безопасность могут быть задеты любыми действиями, составляющими угрозу политической независимости любого европейского государства, наши соответственные правительства настоящим обязуются немедленно совещаться о тех шагах, которые должны быть предприняты для общего сопротивления таким действиям»¹²⁷.

Комментируя проект декларации, посол, ссылаясь на мнение Галифакса, пояснил, что такая декларация отрезвит Гитлера. Литвинов заметил, что даже для такого откровенно декларативного документа, не предусматривающего каких-либо конкретных действий по обузданию агрессора, необходимы консультации для установления приемлемого для всех участников текста и принятия решения в случае, если бы какое-либо государство отказалась присоединиться к декларации. Как предполагается заставлять тех, кто откажется примкнуть к декларации, нарком не сказал.

Сидс возразил, что текст декларации никого ни к чему не обязывает, поэтому вряд ли возникнут серьезные возражения. Со стороны Франции и Советского Союза Сидс возражений не предполагает. Если Варшава откажется подписать декларацию, то она может исходить от СССР, Англии и Франции. Сидс подтвердил, что Галифакс сразу же после подписания декларации четырьмя государствами намерен предложить всем другим заинтересованным державам присоединиться к ней. Следующим этапом была бы общая конференция государств, подписавших декларацию и присоединившихся к ней. Сидс надеется, что, по крайней мере, со стороны СССР не будет возражений, поскольку и без того советская позиция не всеми и не везде понимается однозначно. Литвинов возмутился, и напомнил Сидсу о многочисленных призывах, с которыми Советское правительство обращалось к мировому сообществу, отстаивая необходимость созыва мирных совещаний и конференций, причем Кремль всегда подчеркивал необходимость профилактических мер, чтобы предотвратить войну¹²⁸.