Ведьма из Никополя. Рассказы для детей и юношества

– Лиза, ты не думаешь…

– Нет, нет, и нет! – возмущённо прервала подруга Веру. Ты, что, совсем рехнулась? Даже не вздумай вслух произносить такую крамолу про мою бабушку, иначе рассоримся навсегда, и ты мне больше не подруга!

Вера замолчала. Настаивать на своём предположении она не стала и, поговорив ещё несколько минут о том, о сём (разговор не клеился), попрощалась. А ещё через минуту Вера была дома.

* * *

В доме стояла тишина. Лишь несколько мух, не уснувших на зиму, вились под потолком и жужжали. Отец с матерью были на работе, и Вера, примостившись с ногами на диван, стала вспоминать события прошедших дней: о приблудной кошечке, о случае с мамой, и о тёмных пятнах на теле бабы Клавы…

И что же мне со всем этим делать, спрашивала она себя, как поступить: заявить в полицию, или пойти в церковь и рассказать всё батюшке Иоанну? В полиции, ясное дело, не поверят, и ещё могут поднять на смех, а батюшка….

Она сидела, и не находила ответа ни на один вопрос.

Неожиданно перед её взором промелькнул образ соседки, тёти Ганны. Вот кто поймёт и советом поможет, подумала она. Богомольная женщина. Всегда одетая в какую-то хламиду тёмного цвета, голова опущена, говорит тихо, на людей глаз не поднимает, всё в землю смотрит… – святая женщина, не иначе!

Но тут ей вспомнился разговор матери с тётей Оксаной – она совсем нечаянно подслушала их разговор. Тётя Оксана тогда говорила – «Шось я ни як нэ пойму нашу соседку, вроде як богомольная, а в церкви я ще йийи ни разу нэ бачила».

Что ответила мама, Вера не услышала, торопилась в школу.

Выскочившее из прошлого воспоминание несколько поколебало её уверенность в обязательности посещения тёти Ганны. Но надо же было с кем-то посоветоваться. А кто, как не тётка Ганна, может быть более сведущим в ведьмах, бесах, и прочей нечисти? Она же с богом разговаривает, а тот всё знает, и конечно же подскажет, как поступить – и Вера решилась.

Накинув платок, она вышла из дома.

* * *

Вера стояла у калитки, и всё никак не решалась дёрнуть за верёвочку на щеколде, или постучать.

Я же пришла сюда, чтобы найти ответ на свой вопрос, или хотя бы получить совет, так чего же я стою? – уговаривала она себя. Но почему-то дрожь, только при одной мысли сделать решающий шаг, охватывала её.

Рука, потянувшаяся было к щеколде, застыла, так и не прикоснувшись к ней.

Чего я испугалась, спрашивала себя Вера, подумаешь, ни разу не была у соседки, не съест же она меня? Спрошу и уйду, делов-то, неуверенно твердила она, стараясь набраться храбрости в своих словах.

Она стояла, и ни на что не могла решиться. Уйти без ответа на свой вопрос она уже почему-то не могла, и войти в калитку смелости не хватало. Сколько можно стоять, спросила Вера себя? Вдруг кто-нибудь увидит: смеяться будет, а ещё хуже, задразнит – трусихой будет называть. И Вера, решившись, потянула верёвочку на щеколде.

Она шла по тропинке, с обеих сторон заросшей чертополохом и бурьяном. Кое-где видны были огромные листья лопухов, и ещё каких-то неизвестных Вере растений, и они…, и они, казалось, следили за каждым её шагом.

Вера так испугалась, что, не выдержав охватившего её страха, стремглав бросилась к двери дома, и даже не заметила, как очутилась в комнате перед улыбающейся соседкой.

– Здравствуйте, тётя Ганна! – всё ещё дрожа, поздоровалась Вера. Я к вам…, к вам…, к вам… за… советом, пролепетала она заикаясь.

– Нэ турбуйся, касаточка. Я тэбэ давно дожидаюсь. Чого мэнэ бояца, я ж нэ кусаюсь.

– Да я… и не боюсь вовсе, – солгала Вера.

– Я бачу, шо нэ бойися. Сидай, зараз я тоби чаю налью, та ватрушечку дам. Пойиш, а тоди и побалакаем.

– Да я не хочу, спасибо! Я недавно поела.

– Ничого, ничого, сидай поснидай! Колы ще попробуешь моих ватрушек. Ось ще, – старушка подвинула поближе к Вере вазу с леденцами, – цукерки покуштуй, гарни цукерки я зробыла!

И она так посмотрела на девочку, что у Веры сразу отпала охота перечить.

Чай был ароматным. Настоянный на каких-то, то ли лесных, то ли полевых травах, он издавал неповторимый запах, и вкус у него был приятный. А вот ватрушка…, мама лучше печёт, решила Вера, с трудом проглатывая последний кусочек.

Она подняла, почему-то вдруг отяжелевшую голову, чтобы поговорить с тётей Ганной, как вдруг всё поплыло перед глазами, закружилось, замелькало…

Что это со мной, только успела подумать она? А стены комнаты уже исчезли, и они, с тётей Ганной, оказались на какой-то поляне в дремучем лесу.

Тётя Ганна начала горбиться, горбиться, лицо её сморщилось, и она приняла образ бабы Клавы. Через мгновение помолодела, и перед Верой уже стояла тётя Оксана, а ещё через некоторое время, рядом с ней приплясывала гопак, весёлая, жизнерадостная Лизка, её подружка.

А потом…, а потом…, Лизка превратилась в милую чёрную кошечку.

Вера смотрела на все эти превращения тёти Ганны, а в голове, усиливаясь и усиливаясь в громкости, перебивая мысли, раздавались слова:

– Хочешь так же уметь делать превращения? Я тебя научу, касаточка. Только слушайся меня…

Слу-шай-ся…, завыло в лесу на разные голоса, и эхо, затихая, ещё долго-долго повторяло: «Слу-шай-ся! Слу-шай-ся! Слу-шай-ся!»

– Так вы, тётя Ганна, ведьма? – насмелилась спросить Вера у соседки, и сразу поняла – могла бы и не спрашивать, и так всё ясно.

В ответ раздался хохот, и этот хохот, не утихая, нёсся со всех сторон.

Вера обвела взглядом поляну – вокруг неё скопилось столько разной нечисти, и все они, словно безумные, выделывали что попало: окружив её и тётю Ганну кольцом, визжали какие-то, похожие на свиней, уродцы; блеяли и трясли бородами козы; ухали сидящие на ветвях деревьев совы…

А рядом с ней, взявшись за руки, строили рожи и подпрыгивали на козлиных ножках с копытцами, черти.

Вера совсем перетрусила и, озираясь вокруг, искала, куда бы убежать и спрятаться.

– Ты не бойся, они добрые, – словно из пустой гулкой бочки, услышала она слова, раздавшиеся ниоткуда. – Я тебе ещё кое-что покажу. Садись.

Не успела Вера сообразить, на что садиться, а перед ней уже появилась метла, и сразу же заплясала. Вера читала в книгах и видела в каком-то фильме, как ведьмы летают на метле, но чтобы самой…

Ой, как страшно, прошептала она, и зажмурила глаза.

– Не бойся, Вера, прыгай на неё, – прозвучал тот же голос.

Вера открыла глаза, приловчилась и поймала метлу. Затем, подпрыгнула, оседлала её, и в тот же миг оказалась высоко над лесом.

Она от страха опять закрыла глаза, а потом, набравшись храбрости, открыла один глаз, затем, другой.

Интересно же, как это летать на метле и ничего не увидеть, решила она, пересиливая страх.

Вначале она очень испугалась высоты, и судорожно ухватившись за ручку метлы, чуть не закричала – «Ма-ма!» Но метла вела себя достойно, не трясла её и не старалась сбросить с высоты.

Вера не падала, а быстро летела и, тогда, чуть-чуть осмелев, она стала озираться вокруг.

А вокруг…

Всё небо над ней было усыпано танцующими звёздами, а под ней быстро проносились леса, реки, озёра. Сбоку, справа и слева, летели свиньи, козы, упыри, даже те два танцующих и кривляющихся чёрта летели, устроив игру в догонялки…

А вот показались какие-то…, Вера присмотрелась внимательнее: да это же ведьмы летели – старые сгорбленные старухи; молодые девушки; и совсем ещё малые девчонки.

Летели, кто на чём!

Кто метлу оседлал, кто, отталкиваясь ухватом, расположился в бочках или корытах, а одна, так вообще летела на кочерге.

Вокруг всё ухало и стонало, свистело и визжало, и ещё какие-то непонятные звуки раздавались – Вера сразу и не сообразила, что это звуки сирены, как на полицейской машине или скорой помощи. Вот здорово-то, как! – радостно засмеялась она. Ух, тыы-ы! Вот это полёт, не то, что на самолёте! Это поинтересней будет!

Внизу показалась огромная котловина. Посредине полыхало кострище, а вокруг бесилась тьма-тьмущая разной нечисти.

Её бесовское сопровождение кучей ринулось вниз, и свалилось на головы присутствующих на шабаше. А она побоялась, и чуть-чуть притормозила: садиться-то было некуда, всё было занято – у костра образовалась «куча мала».

Вера плавно приспустилась пониже и, немного полетав над деревьями, нашла за большим развесистым деревом, среди кустов смородины, небольшой, не заросший кустами, пятачок земли. Туда она и приземлилась.

Очень удачно получилось, решила она. Меня никто не видит, а я вижу всё.

Метла, приплясывая, тут же удрала от неё, и куда-то пропала. Аа-а, как же я назад вернусь, мелькнуло в голове? И мгновенно исчезло, вытесненное открывшейся перед ней фантасмагорической картиной.

Ух, ты! Ох, ты! Вот это даёт! – чуть ли не каждую секунду восклицала она, смотря на проделки нечисти круглыми от любопытства и страха глазами.

А посмотреть было на что!

Возле костра, поддерживаемый четырьмя чертями, стоял деревянный, с подлокотниками и подголовником, трон, а на нём восседала главная ведьма – горбатая, с распущенными седыми космами, и горящими бесовской злобой, словно в безумии, глазами.

Не иначе, как областного масштаба ведьма, решила Вера, увидев, с каким почтением обращалась к ней другая, меньшего ранга, нечисть.

Тут, прилетевшие с ней ведьмы, бросили в костёр какую-то траву, и костёр чуть приувял, а затем закурился жёлтым с прозеленью дымом. Вся присутствующая на шабаше нечисть бросилась к этому дыму.

Наверное, волшебный, или как у нас, у людей, наркотик какой-нибудь, сразу догадалась Вера.

И ведьмы, и нечисть – толкались, дрались, царапались и кусались, выдирали друг у друга на головах волосы, стараясь поближе подобраться к дыму. Визг поднялся такой, что Вера присела и руками уши закрыла.

Дым, заполняя котловину, скрыл от её взгляда Содом и Гомору. Он поднимался всё выше и выше. Затем, над дымом, как исполин из пены морской, поднялась голова главной ведьмы. Она грозно хмурила брови, глаза её пылали огнём, откуда-то появившийся ветер развевал её седые космы.

Вера зажмурила глаза от страха, но любопытство пересилило, и она опять начала смотреть.

А в котловине началась буря: раскаты грома глушили все шумы вокруг, сверкали разноцветные молнии, деревья гнулись, а те, которые не выдерживали напора бури, ломались и падали, подминая под себя кустарник.

Вера сидела на корточках среди кустов смородины, смотрела на разгулявшуюся стихию, и не знала, как ей отсюда выбраться, чтобы уцелеть. А буря набирала силу! И среди грохота, воя ветра и блистающих молний, голова ведьмы поворачивалась в её сторону. Огненный взор всё ближе и ближе приближался к Вере.

Из раскрытого рта показались страшные клыки…, и вот, над клубящимся дымом появились руки, увенчанные длинными, скрюченными пальцами с огромными когтями. Эти когти сжимались и разжимались, сжимались и разжимались, как тогда, у кошечки…

Сейчас увидит, сейчас увидит! – задрожала от страха Вера и, вскочив, побежала прочь от этого, горящего злобой, ищущего взгляда. Но бежать было трудно. Она чувствовала, что не успеет спрятаться за деревьями и тогда…

Колючие кусты цеплялись за одежду, вырывая клочьями, косы распустились, и волосы, запутавшись среди колючек, больно дёрнули голову назад, и остановили её сумасшедший бег.

Вот теперь всё, решила она! Не убежать! Теперь уж точно – всё! Она опустила голову, и перестала сопротивляться.

Меня поймали, с горечью подумала она. Зачем я только пошла к соседке, тёте Ганне? Зачем?

– Среди нас человек! – закричала ведьма, так громко, что заглушила все остальные звуки вокруг. – Смотрите, смотрите, вот она! – и показала пальцем на Веру.

Дым моментально рассеялся, ветер стих, только изредка, ворча, погромыхивал гром, да блистали молнии. Вся нечистая сила повернулась в сторону Веры, и видно было, они ждут только знака или приказа от ведьмы, чтобы броситься на неё и растерзать!

Вера закрыла глаза и прошептала: «Господи, помоги мне! Не дай, Господи, этой нечисти растерзать меня!»

И вдруг всё утихло. Наступила такая тишина, что Вера даже подумала, не умерла ли она от страха?

Она осторожно приоткрыла глаза и огляделась вокруг – ни каких ведьм, ни какой нечисти!

Я не умерла, растерзанная на шабаше, я живая, воскликнула она!

Да, никаких ведьм и нечисти вокруг не было. Она лежала в своей комнате на диване, а через окно, наполняя пространство, заползали вечерние сумерки.

Стукнула входная дверь. Наверное, мама вернулась с работы, подумала Вера, но всё ещё находясь под впечатлением виденного кошмара, непроизвольно вздрогнула.

– Вера, ты не слышала, отчего это тётя Ганна решила дом продать? – Уж не собралась ли она куда-то уезжать? – спросила мать из прихожей.

– Нет, не слышала, – ответила Вера.

А сама, словно освободившись от тяжёлой ноши, прошептала: «Вот и хорошо, что уезжает. Только ведьм нам не хватало в соседях».

И счастливая улыбка легла на её лицо.

ВЕЛОСИПЕД

Глава первая

С какой завистью я смотрел на соседа, Тольку Волкова, когда он, с шиком крутя педали своего «Железного мустанга», проносится мимо нас. А потом, метров через двести-триста, развернувшись в обратном направлении так круто, что из-под колёс летела пыль, несётся назад, в нашу сторону.

Рубашка на спине надута пузырём, ворот расстёгнут, а ноги, в сандалетах и с одной закатанной штаниной, так и ходят ходуном, так и ходят – вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз.

Вы даже представить себе не можете, как красиво выглядит человек сидящий верхом на блестящем в лучах солнца велосипеде. Да что там в «лучах солнца», он и в дождь смотрится прекрасно!

Толька живёт от меня через два дома – на противоположной стороне улицы. Ну, как-бы это понятнее объяснить? Наш дом стоит на той стороне улицы, где чётные номера, а его дом на той стороне, где нечётные номера, и к тому же его дом стоит ближе к центру города.

Он этим здорово хвастается передо мной. А мне на это наплевать с высокой горы! Подумаешь, два дома туда, два дома сюда. Какая разница, правда? А вот на что мне не наплевать, так это на отсутствие у меня такого же красивого велосипеда. Господи, как я страдал-переживал!

Ему родители купили велосипед на день рождения, и в честь окончания пятого класса без троек в свидетельстве, так они сказали моим родителям, когда были у нас в гостях.

Подарок на день рождения – это я понимаю, а вот как расшифровать «В честь окончания»? Почему в «честь»?

Мы с Толькой ломали голову над этим вопросом долго. Вот, если бы они сказали прямо, что покупают велосипед, чтобы премировать Тольку за хорошую учёбу, тогда да, это понятно. А так…?

Тут какая-то загадка для нас, и пожалуй пока не разрешимая.

Мы думали так и этак, разворачивали слова в ту и в другую сторону, даже пробовали на вкус…. Шучу, шучу! На вкус мы, конечно, не пробовали, но до смысла «В честь окончания» долго пытались докопаться, но так и не докопались. Пришлось этот вопрос перенести на более позднее время, то есть, когда подрастём, и смысл этих непонятных слов дойдёт до нас. Ну…, станет понятным что ли.

Когда он в первый раз выкатил свой велосипед на улицу и попробовал на него сесть, мы, шесть-семь пацанов из близлежащих домов, от зависти даже остолбенели, хотя вида не показали. Гордость не позволила!

А Вовка Нагаец, мой близкий дружок, так тот вообще сплюнув через губу, выразился: «Что мы, велосипедов не видали что ли, подумаешь!»

Подумаешь, не подумаешь, а тоже завидовал здорово, я же видел. Подумаешь, не подумаешь, но мне страсть, как захотелось иметь свой собственный, такой же красивый, поблескивающий в солнечных лучах, велосипед.

И именно такого же цвета, как у Тольки – красного, как пожарная машина, и с блестящими крыльями над колёсами. И чтобы звонок был громкий и нежный одновременно.

Представляете, едешь по тротуару, и звонком – дзынь-дзынь, дзынь-дзынь.

Обыкновенные пешеходы, то есть, безвелосипедные, оборачиваются на звонок и тут же уступают дорогу. А ты проезжаешь мимо, и так это, свысока, то есть, с высоты сидения велосипеда…, ну, совсем как в индийском кино, вежливо так это говоришь: «Извините, что потревожил, но мне некогда, я спешу… по делам».

Вежливость у водителя транспортного средства – это наиглавнейшее качество – так сказал когда-то мой папа. А я запомнил и «зарубил» себе на носу. А потом, я помню, он ещё добавил – «Велосипедист – это же не какой-то там „Пешеход обыкновенный“, а водитель несамоходного транспортного средства! Чувствуешь разницу?» – и при этом указательным пальцем прикоснулся к моему облупленному от солнца носу.

И до того мне захотелось стать велосипедистом, то есть, владельцем «Несамоходного транспортного средства», что мне даже во сне стало сниться, как я на велосипеде по городу катаюсь, а за мной малышня ватагой бегает. Ни о чём мыслей не было в моей голове, кроме этой.

Я даже свою любимую рыбалку забросил, до того мне захотелось иметь велосипед в собственном, безраздельном пользовании. Я даже, кажется, заболел. Вот возьму, потрогаю лоб, а он, представляете, горячий.

Я как-то маму попросил потрогать мой лоб – в смысле, потрогать горячий он или нет, так она знаете, что мне сказала: «Не придуривайся, температура у тебя нормальная!»

Как же она может быть нормальной без велосипеда, а?

Нет, не понимают родители своих детей! Не понимают, и всё!

Вот, к примеру, чего проще взять бы и спросить у меня, что это ты Сергей такой грустный ходишь? Ну, неужели я бы не сказал? Конечно сказал бы. Прямо тут же, сию же секундочку и выложил бы свою мечту заветную.

Сами подумайте, ну зачем мне скрывать свою мечту, да ещё от родных родителей?

Так нет, не спрашивают…

Пришлось мне самому взять «быка за рога». Это Вовка мне так посоветовал. И «Быка за рога» тоже он предложил, он сказал: «Для большей убедительности».

Где он только вычитал про них, про этих быков и рога? Я бы сам ни за что не догадался, что есть такое выражение.

А, и то, правда, жди, когда родители сами догадаются. Не-ет не дождёшься, сами они ни за что не догадаются, это я вам говорю.

На следующий день, вечером, после ужина, когда папа взялся за газету, а мама включила телевизор я, собрав в кулак всю свою смелую храбрость, приступил к воплощению своей заветной мечты.

Состроив обиженное лицо, я попытался разжалобить родителей, сказав, что вот мол, у всех знакомых мне ребят уже есть велосипеды, и только я один на нашей улице как-бы «безвелосипедный».

На мою, конкретную, жалобу отец отреагировал очень интересно – он сделал вид, что в газете вычитал что-то такое любопытное, что ничего вокруг не видит и ничего не слышит.

А мама была так увлечена своим сериалом, что, действительно, могла меня и не услышать.

Вот ведь как мне не повезло!

Итак, первая моя несмелая попытка не достигла цели!

На следующий день я, опять же по совету Вовки, возобновил свою «атаку» на родителей. Теперь я поступил мудрее (не зря же говорят, что опыт приходит во время ежедневных тренировок).

Я выложил свою просьбу во время ужина.

Деваться родителям было некуда, и они обещали подумать.

«Ура-аа!» – прокричал я, не вслух конечно, довольный своим первым успехом на поприще «семейной» дипломатии.

И вот, через месяц, то есть в середине июля, мечта моя воплотилась в реальность.

Я стал полноправным владельцем новенького, отливающего всеми цветами радуги, велосипеда. Я стал владельцем несамоходного транспортного средства! Я стал «велосипедным!».

Посему, я поднялся в глазах товарищей и друзей на неимоверную высоту!

Глава вторая

Я шёл по тротуару и, держась за руль, катил свой первый в жизни велосипед, называвшийся громким именем – «Школьник», а мама и папа шли позади, вроде почётной свиты.

Я высоко держал голову, и с чувством собственной значимости, гордо посматривал по сторонам – теперь я ве-ло-си-пе-дист!

Ах, какое это музыкальное, ласкающее слух, слово. Вы только вслушайтесь в его волшебное звучание – Ве-ло-си-пе-дист! Это значит – я владелец несамоходного транспортного средства, так сказал папа!

Вла-де-лец!

Чувствуете музыку этого слова? Не чувствуете? Напрасно. А вот я чувствую, ещё как чувствую! Оно даже пахнет как-то по-особенному – настоящим велосипедом! Моим долгожданным «железным конём»!

Пока я оттирал его во дворе от заводской смазки керосином из баночки, возле ворот уже «толклись» пятеро или шестеро пацанов с нашей улицы. Они наблюдали, что я делаю так или не так, и по очереди комментировали. Я делал вид, что совершенно не слышу их «ум- ных» советов, и не замечаю их взглядов на мой велосипед.

Наконец я не выдержал постоянного за собой наблюдения и, подойдя к воротам, сказал папиными словами: «Велосипед нуждается в подготовке к эксплуатации». А потом, увидев, что мои товарищи не совсем меня поняли, добавил уже своими обычными словами: «Сегодня я выезжать не буду».

Только после сказанных мною слов, они начали потихоньку-помаленьку, один за другим, расходиться по своим, очень серьёзным делам.

Перевернув велосипед «вверх ногами», я стал крутить педали рукой, чтобы посмотреть как крутится заднее колесо…

Спицы, вначале видимые, постепенно, с увеличением скорости вращения, стали исчезать, и образовалось кольцо с пустым пространством посредине. Я заворожено наблюдал за этим чудом природы, и не мог оторвать взгляд от пустоты внутри колеса.

Увидев пустоту внутри колеса, я уж собрался было проверить эту пустоту пальцем, потом почему-то передумал. Я решил просунуть туда голову, чтобы посмотреть, что же там за пустотой, как услышал строгий окрик отца: «Не вздумай совать руку в колесо! Останешься без пальцев!»

Только после его окрика я пришёл в себя и, быстро отдёрнув руку, отодвинулся от притягивающей меня пустоты.

Глава третья

На следующий день, часов в десять утра, в ясный, восхитительный день, когда на голубом небе виднелись только пёрышки небольших облаков и ярко светило солнце, мы – папа, мама и я, вывели велосипед на улицу.

Я попытался (я видел, как это делает Толик) оседлать своего стального коня и помчаться, но тут же сверзился на землю вместе с велосипедом.

Тогда, папа и мама стали держать велосипед, а я уселся на сидение. Не получилось! Как только они отпускали велосипед, я тут же начинал заваливаться на бок…

Странно, подумал я, Толька же не падает!

Даа, сказала мама, после моих нескольких, плачевно закончившихся попыток прокатиться и показать класс. Видно сегодня у тебя, Сергей, ничего не получится. Дай-ка я тебе покажу, как это делается.

И она, действительно, показала!

* * *

Как вспомню этот случай, так сердце «кровью обливается», и в груди становится как-то нехорошо, то есть, холодно и дышать нечем.

Повиляв немного по тротуару, она выровняла движение велосипеда и, набирая скорость, помчалась по улице в сторону ближайшего перекрёстка.

Мы с папой побежали вслед за ней, но она, сильнее закрутив педали, стала удаляться от нас…

Потом…, потом – произошло невероятное…!

Она почему-то направила велосипед прямо на дерево!

Я в ужасе закрыл глаза, и даже, кажется, остановился, а папа…

Папа помчался за мамой быстрее ветра, и не напрасно…

Когда мы подбежали к месту столкновения велосипеда и мамы с деревом, то увидели – велосипед лежит с одной стороны дерева, а мама с другой стороны, и стонет.

Папа бросился поднимать маму, а я, обуреваемый нехорошим предчувствием, кинулся к велосипеду.

О горе, мне! О горе!

У моего, столь долгожданного, с таким трудом выклянченного, новенького велосипеда, был свёрнут на бок руль, а на переднем колесе красовалась такая огромная «восьмёрка», что оно еле прокручивалось в вилке.

От такой несправедливости жизни у меня навернулись слёзы на глаза, и только огромным усилием «мужской воли», я смог не зарыдать громко-громко, а лишь побледнеть самую малость, и застонать раненным зверем!

Посмотрев на маму полными слёз глазами, я увидел, что ей тоже здорово досталось.

Её платье внизу было порвано, а правая коленка была вся поцарапана, и кровь текла из открытых ранок.

Мне стало так жалко её, и велосипед конечно тоже, что, не удержавшись, хоть я и мужчина, горько заплакал.

Как отступающие французы после битвы под Бородино, мы – я с поломанным велосипедом и папа, поддерживая хромающую маму, возвращались домой.

Я боялся оторвать взгляд от земли и посмотреть на своих товарищей, встречавшихся нам на пути.

Мне бабушка как-то рассказывала про «Голгофу», так это, наверное, про меня.

Правильно говорят – «Не заносись высоко в своей гордыне – Бог накажет!». Так и получилось со мной.

Я вёл велосипед, и у меня в груди что-то болело.

Приковыляв домой, мы всей семьёй стали разбираться в случившемся.

Мама стала рассказывать, что она ехала, ехала и, нечаянно, наехала на небольшой камешек, валявшийся на её пути. Переднее колесо, само по себе, вдруг повернуло в сторону дерева, и она, не успев даже глазом моргнуть, как ударилась об него. В глазах засверкали звёздочки, а затем я оказалась на земле, и появилась боль в коленке.

Папа стал разбираться с велосипедом, и нашёл ведь причину такого, своеобразного его поведения.

Вот какой умный у меня, папа! – с гордостью подумал я, а потом мне стало так стыдно, так стыдно…

– Ты, Серёжа, гайку зажимного хомута на руле подтягивал? – спросил папа, и вопросительно посмотрел на меня.

Я, наверное, покраснел от стыда, потому что лицу вдруг стало жарко-жарко.

– ?!

– Ккк-а-ко-го хо-мм-уу-та? – проблеял я козлиным фальцетом.

– Вот этого хомута и вот эту гайку, – сказал папа, и показал пальцем на них.

– Ааа-а разве её нужно подтягивать? – несколько озабочено и окончательно смутившись, поинтересовался я.

– Конечно! Я ещё удивляюсь, как мама смогла столько проехать и не упасть раньше.

Мне оставалось только сконфуженно опустить повинную голову.

Вот таким, не совсем удачным, оказался мой первый, «Парадный» выезд на велосипеде.

* * *

Через пару дней папа сумел почти полностью избавить мой велосипед от «восьмёрки» на переднем колесе, и сам, своими руками, перепроверил затяжку всех гаек и винтов. Проверяя и подтягивая их, он при этом показывал мне, где, и что нужно проверять!

Прошла неделя после моего первого укрощения железного коня. И вот я, с великой радостью, улыбаясь во весь рот (то есть, от счастья «выставив наружу все свои зубы»), качу на своём, поблескивающем хромированными колёсами, велосипеде. А рядом со мной, то есть, бок о бок, катит Толик Волков, и мы ведём с ним серьёзный разговор о пользе прикормки для рыбы.