Полное собрание сочинений. Том 7. Произведения 1856–1869 гг. Отрывки рассказов из деревенской жизни

Какъ пошла отъ него мать, Сережка легъ на брюхо и все кричалъ, до тѣхъ поръ, пока мать было видно; какъ зашла она зa плетень, онъ пересталъ, повернулся на бокъ и началъ^[9] обтирать слезы. Руки всѣ замочилъ. Обтеръ объ землю и опять зa глаза – все^[10] лицо вымазалъ. Потомъ взялъ сухую былинку и сталъ ковырять ей по землѣ:^[11] выкопаетъ ямку, да туда слезъ, а не достанетъ, – поплюетъ. – И долго тутъ на выгонѣ лежалъ Сережка и думалъ свою думу о матери и дядѣ Федорѣ и о томъ, зa что его дядя Федоръ убить хотѣлъ и зa что мать прибила. – Онъ припомнилъ все, что зналъ о матери и дядѣ Федорѣ, и все не могъ ничего разобрать. Помнилъ онъ, что мать ѣздила въ Троицу къ обѣднѣ и изъ церкви вывела его и сѣла у^[12] богадѣльни подъ навѣсъ съ кумомъ и говорила многое о Федорѣ, о мужѣ, о дѣтяхъ. Помнитъ онъ, что кумъ все приговаривалъ одно: «Тетушка Марфа! сводныя дѣти – грѣхъ только», – и что мать говорила: «чтожъ, коли велятъ». – Потомъ помнитъ, что мать ходила на барской дворъ, пришла оттуда въ слезахъ и побила его за то, что онъ на лавкѣ лежалъ, и въ этотъ же вечеръ сказала ему, что вотъ, дай срокъ, Федоръ Ризуновъ тебя пройметъ, – и тутъ же стала цѣловать его и выть. —

Потомъ помнитъ, что дѣвчонки дразнили его Ризуновымъ пасынкомъ, и хотя онъ не понималъ, къ чему клонило, онъ плакалъ, слушая ихъ. А тутъ еще самъ Федоръ убить хотѣлъ. Во всемъ былъ Федоръ, и онъ ненавидѣлъ его. Онъ сталъ думать, какъ бы ему извести Федора; убить? отравить? испортить? – Тутъ дѣвчонки съ хворостинами, загоняя скотину, вышли изъ подъ горы. – «Что, али вотчимъ Федька побилъ?» – Онъ молчалъ, они потрогали его. Онъ схватилъ камень и пустилъ въ нихъ – дѣвки стали прыгать и кричать.^[13] Онъ бранился, потомъ заревѣлъ. Бабы прогнали дѣвочекъ. Старшая, Парашка прошла съ скотиной. – «Чего ты?» – Сережка разрѣвелся и разсказалъ, какъ хочетъ погубить. Парашка сказала, что испортить надо. «Пойти къ дѣдушкѣ Липату». Странница пришла. Они ей открылись, она научила терпѣть. Мать погнала скотину загонять. Уложила спать, за нее завалился. —

Послѣ Покрова женили. Сережка видѣлъ, какъ одѣли мать, какъ она выла, какъ пили мужики, и его къ нимъ перевели. Дѣвчонка злая Ризуновыхъ, мокрая. – Разъ пришелъ домой пьяный Ризуновъ. – «Зачѣмъ обѣдъ не готовъ?» – «Ты не велѣлъ ждать, и мы поѣли». – «Ахъ ты такая-сякая, трегубое отродье накормила. Извѣстно, такъ вотъ я убью его», – схватилъ топоръ, да на С[ережку]. Сережка обмеръ: «батюшка, дай помолиться». Терпѣть [?]

** 2.

«Али давно не таскалъ!» – сказалъ мужикъ съ обмерзлыми сосульками на бородѣ и усахъ, входя вечеромъ въ избу и обращаясь къ бабѣ. Онъ только что поскользнулся въ сѣняхъ и едва удержался о притолку. – «Опять налили сѣнцы, идолы!» – «А ты ушатъ починилъ, чтоли?» – сказала баба. – «Нонѣ бабы 5 разъ за водой ходили, что принесутъ, половина вытечетъ». – «Начинишься на васъ, чертей. Космы повыдергаю, такъ не потечетъ». – Мужикъ пріѣхалъ изъ лѣсу не въ духѣ: караульщикъ засталъ его накладывающимъ молодые дубочки, которыя онъ срубилъ въ господскомъ лѣсѣ, и содралъ съ него на косушку.

Кромѣ того онъ поскользнулся. Баба видѣла, что дѣло плохо, и лучше молчать.

^[14]Мужикъ молча раздѣлся, поужиналъ съ семьей. Сынъ, пришедшій съ господской молотьбы изъ села, за ужиномъ разсказалъ новость. Въ ригѣ сказывали – баринъ пріѣхалъ. – «О!» – сказалъ старикъ. – «Мужики гутарили, опять хочетъ землю отрѣзать. Къ Посредственнику ѣздилъ. Михайла говоритъ, ничего не будить». – «Какой Михайла?» – «Сидоровъ – грамотный что ли онъ, – сказывалъ, ничего не будеть, потому, – мужики свово планту не покажуть, а когды царская межевка придеть, годы пущай рѣжуть, – отъ Царя землемѣръ все укажеть, всю землю отхватють господсткую»…

^[15]Старикъ внимательно слушалъ, и бабы замолкли. Василій слылъ зa голову. – «Потому, говорить, комедатраная [?] межевка пойдеть, а на эвту согласія не сдѣлають…»

Старикъ радостно усмѣхнулся. – «Съ весны тожъ пріѣзжалъ, – сказалъ онъ, – какъ маслилъ, небось дураковъ нашелъ, – съ чѣмъ пріѣхалъ – съ тѣмъ уѣхалъ»… Василій продолжалъ: «Михайло сказывалъ, баринъ-то старшину чаемъ поилъ, – слышь, хочетъ тапереча всю землю въ пруценту укласть. Старшина сказывалъ, міръ очень обиждается». – «Охъ, Господи, сказалъ [старикъ], рыгая и крестясь – «креста то нѣтъ на людяхъ», – и онъ вылѣзъ изъ за стола. «Завтра сходку собрать велѣли», – прибавилъ Василій. – Черезъ 5 минутъ лучина затухла, и 12 душъ Семеновой семьи (такъ звали старика) захрапѣли въ 7 арш[инной] избѣ.

Семенъ жилъ на хуторѣ, поселенномъ лѣтъ 15 тому назадъ въ 5 верстахъ отъ села и состоящемъ изъ 4 дворовъ. Баринъ же остановился въ усадьбѣ, въ селѣ. Баринъ нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ^[16] неожиданно получилъ это имѣнье въ наслѣ[дство]. [Онъ служилъ]^[17] по другому имѣнію (за 100 верстъ отъ этаго) посредникомъ, и посредникомъ заслужившимъ негодованіе дворянства. Онъ пріѣзжалъ въ первой разъ весною съ тѣмъ, чтобы облагодѣтельствовать крестьянъ и доказать, что, проповѣдуя уступки крестьянамъ, онъ самъ и на дѣлѣ готовъ ихъ дѣлать, – что ему было въ особенности легко, такъ какъ онъ былъ богатъ, никому не долженъ, одинокъ, и имѣнье это свалилось ему съ неба. Онъ предлагалъ крестьянамъ перейти съ барщины на оброкъ, оброкъ съ излишней сверхъ надѣла землей полагалъ навсегда ниже Положенія и, для того чтобы крестьяне всегда могли заплатить оброкъ, предлагалъ оставить барщинскую работу, только оцѣнивъ ее въ деньги, такъ что при этой оцѣнкѣ мужикъ съ бабой, ходя на барщину, зарабатовалъ весь оброкъ меньше чѣмъ въ полгода трехдневной барщиной.

Мужики отказались и съ радостью проводили уѣзжавшаго и ничего не сдѣлавшаго помѣщика. – «Что взялъ? Съ чѣмъ пріѣхалъ, съ тѣмъ и уѣхалъ…»

Теперь баринъ пріѣхалъ опять съ тѣмъ, чтобы покончить дѣло съ этимъ имѣніемъ, и воспользовавшись