Эверест. Восхождение без правил

– Володя, ты чó? – спросила она. – Так переживать за птиц – это негоже.

Владимир медленно повернул голову к ней.

– Ты понимаешь: думаю сейчас не об орлах – я с ними как-нибудь справлюсь, – проговорил Владимир. – Я думаю, могут ли бумаги законы заменить все грани отношений человека и природы. Как можно запретить человеку выхаживать раненную беспомощную птицу. Это же противоречить не только разуму, но и элементарному одноклеточному инстинкту: собака спасает кошку, попавшую в беду; лев спасает детеныша антилопы. Подумай: человеку человек запрещает это делать. А не специально ли это делают, чтобы выхолаживать в душе душу, оставив там место одной ненависти. Это кому-то нужно. Здесь одно направление против человека или народа.

– О какой ненависти ты говоришь?

– А что участковый забирает у меня птиц, как он там грозился: «ты – преступник и ты должен сидеть в тюрьме», и я должен за это любить его?

– Не переживай, кто тебя посадит: старый и перхоть сыплется.

– Гм, – выдохнул Владимир. – Ты такая наивная. Сейчас сажают всех, даже мертвых. Вот, недавно читал – ветерана, старика в возрасте восемьдесят один год, сажают за то, что продал собственное ружье за двести рублей.

Представляешь. Продал и купил себе гроб, два креста и ботинки. Совершил опасное преступление – включили всю следственную мощь с обысками, допросами, свидетелями, наложили арест и утащили из дома стиральную машину. А ты говоришь! В законах не осталось места человечности.

– Да ладно тебе, ты все драматизируешь, он, наверное, пошутил. Поменять тебе чай на горячий?

– Нет, спасибо. Что-то ничего не хочется, – произнес Володя убитым голосом и, вставая, спросил: – На обед что у нас будет?

– Борщ

– Надеюсь не с сухарями. Ты собралась приучить меня к казенным харчам, – с иронией добавил Владимир. – Пойду, выйду на улицу.

Он закрыл за собой калитку, посмотрел в одну сторону – пустота: дети, наверное, на диване с телефоном или за компьютером. Только один Игорь не такой. Он вспомнил детство: «мы целыми днями гоняли мяч, боялись заходить домой на перекус или попить воды, потому что родители могли не отпустить обратно». Повернул голову в другую сторону – небольшая группа спешно шла навстречу. Стоп! Походка Игоря, под мышкой что-то несет – рыба, наверное. Владимир заволновался. Через минуту трое ребят встали перед ним. Под мышкой – орёл.

– Отобрали у браконьера, дядя Вова, – произнес Игорь. – Он его чуть не убил. Крыло сломал, гад.

– О, братцы, – воскликнул Владимир, осмотрев птицу. – Это же девочка, и, по всей видимости, у нее должны быть птенцы. Понимаете, какое дело? Оставьте – я присмотрю за ней. Но послезавтра мне надо отвезти Бека в приют. А вам – на поиски птенцов. Посмотрите в округе на деревья ольхи.

Полицейский УАЗик остановился у дома Владимира, из которого вышли трое полицейских. Они постучали в двери, помаялись и, когда никто не отозвался, через забор откинули задвижку и вошли во двор. Участковый знал, что делать: бесцеремонно зашел в сарай.

– Негодяй, развел тут зоопарк и еще возмущается, – пробормотал полицейский.

Айрис среагировала на опасность, но в колпачке на глазах она никого не видела, лишь расправила когти.

– Дай коробку и скотч, – велел участковый напарнику. – Их надо доставить на участок как вещественные доказательства. Пора поставить точку над этой историей.

Они схватили Айриса, обкрутили ноги скотчем и запихнули в коробку. Птица сопротивлялась и дергалась всем телом.

УАЗик доехал до участка, и полицейские всполошились, когда птица подозрительно успокоилась. Они достали коробку и открыли ее: птица издавала последние вздохи.

– Издохла, сука, – с возмущением произнес полицейский. – Выбросьте ее.

Когда Владимир приблизился к Айрис и положил руку на его крыло, она в последний раз открыла глаза и дернула головой. Она в тумане разглядела человека, который хотел ей помочь и слышал громкие голоса.

– Вы ее убили! – прокричал Владимир. – Вы ее заду- шили!

Отец Даниила сидел во дворе в тени абрикоса и читал журнал.

– Папа, ты у меня адвокат?

Удивленный вопросом сына, Геннадий опустил журнал.

– Да. А что?

– Помоги мне.

– Что натворил?

– Ничего, – бесцветным голосом ответил Даниил. – Ты же знаешь, что я хочу стать орнитологом.

– Вот дурак, – среагировал отец. – Нет, чтобы хотя бы мечтать стать генералом полиции, прокурором!.. А этот хочет стать птицеводом. Тогда не ходи в школу: чтобы стать птицеводом, не нужно учиться.

– Я так не считаю, – заявила мать Даниила, вмешиваясь в семейный разговор.

Папа зло посмотрел на маму.

– Твоя работа?

– Нет, – коротко ответила мать. – Это его выбор.

Отец перевел суровый взгляд на Даниила.

– Сынок, мы живем в жестоком мире, где каждый готов перегрызть горлу другому, – начал Геннадий вычитывать свои мысли. – И тебе следует быть готовым, чтобы защитить себя и близких… – Я о том же, папа.

– О чем?

– Дядю Вову, моего близкого человека, забрали в полицию и возбудили уголовное дело. Нужна твоя помощь. – Геннадий встал. – Он лечил раненных орлов, – добавил Даниил.

– Идиот, – произнес Геннадий. – Теперь не будет морочить голову детям. Я думаю, что тюрьма выбьет из него спесь. Ты знаешь, что ему грозит тюрьма и штраф в один миллион рублей?

Даниил смотрел в глаза отца и думал, что он такой же бессердечный чурбан, как и полицейские – одна команда.

Он застыл.

– Не понимаешь? – мотая головой, спросил Геннадий. – Не думай так глубоко, а то надумаешь себе еще одну проблему, которой не было.

Даниил хранил полное молчание. Внутри него кипела ярость.

– Ладно, – проронил отец. – Я смотрю на тебя и вижу, как далеко ты ушел в орнитологию. Жалко тебя. Вырастишь – поймешь, что в жизни самое главное – это спокойствие и размеренная жизнь, которую никто не сможет раскачать. Вот увидишь – судья осудит твоего друга: зачем ему идти против течения…

Даниил, сидя на диване, мысленно разбирался в ситуации, как вдруг вспомнил о птенцах и просьбе Владимира. Он, как угорелый, сорвался с дивана, направляясь к вешалке. На ходу напялил походный свитер, влез в спортивный штаны, взял бинокль и в коридоре любом наткнулся на мать, которая перегородила ему дорогу.

– Ты куда?

– В поле.

– Зачем? – спросила мать.

– У меня появилась идея.

– Я же говорил: не надо глубоко думать, – с иронией вставил отец, – нашел еще одну проблему.

– Там птенцы умирают, мама.

– Не пущу. Смотри, сколько время – пока доберешься до поле будет четыре.

Даниил выскочил из-под материнской руки и побежал.

– Скоро вернусь, мама. Не переживай.

– Ты один?

– Нет. Со мной Саша и Света. Завтра суд и надо успеть это сделать.

Злом за добро не воздавай

В судебном зале полно людей: активисты, журналисты, представители власти… Владимир сидит на лавочке с опущенной головой за железной решеткой: он не верит в то, что происходит.

Полицейский сидит в первом ряду, наплевательски жуя жвачку и откинув ноги далеко вперед, уверенный в том, что записал себе в зачет еще одно дело: начальство кроме премии, может быть, повысит в звании.

– Слово предоставляется общественному адвокату Геннадию Краснову, – произнес судья.

Геннадий встал, прочистил горло и заявил:

– Ваша честь, если подходить к делу обвиняемого Владимира Петровича формально с точки зрения уголовного закона, то конечно можно его посадить на три года со штрафом в миллион рублей. Ведь он действительно содержал у себя беркутов, которых законом запрещается хранить, перевозить и так далее. Но это – если подходить формально. Однако на то и существует высокая должность судьи, чтобы в каждом случае разбираться конкретно с учетом всех обстоятельств дела, в том числе и личности подсудимого. А обстоятельства дела заключаются в том, что Владимир Петровича фактически спас раненных птиц, вылечив их и дав им приют. Он пытался сдать этих птиц в специализированный государственные приют для диких животных, но там ему отказали по надуманным причинам. Что же ему оставалась делать? Бросить птиц умирать? В этой связи хочу напомнить правоохранительным органам о наличии в Уголовном Кодексе Российской Федерации, кроме статей, предусматривающих конкретное наказание за совершение преступления, самой первой и самой главной главы УК РФ, где говорится о задачах и принципах УК РФ, в том числе о принципе справедливости и вины. Так в статье 5 УК РФ говорится: «Лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина». Так в чем же виновен Владимир Петрович? В том, что он спас раненых животных или в том, что приютил их в то время, как госучреждения отказались приютить? Разве будет соблюден принцип справедливости, если осудят не виновного человека. Его вина в том, что он не дал умереть птицам, и за это его хотят признать преступником. Если судья во всем этом разберется, то на основании статьи 5 УК РФ он освободит невиновного, так как отсутствие вины означает отсутствие в деянии обвиняемого состава преступления. Кроме того, обвинительный приговор будет иметь далеко идущие негативные последствия, так как ежегодно по всей России неравнодушные граждане спасают раненых диких животных, которые попали в капкан или обессилены от голода и холода. Своим обвинительным приговором судья даст понять всем остальным, что не стоит спасать диких животных, что лучше пройти мимо! – Общественный адвокат остановился, поднял голову и, обращаясь к судье, спросил:

– Так, где справедливость, ваша честь?

Он знал, что у судьи решение уже готово, и оно не в пользу Владимира, а то, что сейчас наговорил – всего лишь набор слов, которых, может быть, тот и не расслышал. Черт знает, о чем он сейчас думает – аргументы ему надо показать в глаза.

Судья в мантии удалился в совещательную комнату. Через несколько минут он возвращается. Зал застыл.

– Именем закона государства я обвиняю Виктора Петровича в совершении преступления, предусмотренного законом…

– Ваша честь! – раздался крик с порога зала заседания.

Судья смолк. Все оглянулись. В зал вошли дети. У Даниила в руке маленький короб. Они подошли к столу судьи, достали двух прелестных птенцов погибшего от рук полицейских беркута и показали всем.

– Ваша честь, – вновь обратился Даниил к судье. – Мы спасли их. Передайте их полицейскому – пусть убивает.

Судья впал в оцепенение – до него стало что-то доходить. Он потряс головой и объявил перерыв…

– Именем Закона Российской Федерации объявляю

Владимира Петровича невиновным. Рекомендовать Верховному суду выступить с инициативой о доработке закона. Возбудить дело против полицейского за действия, повлекшие за собой смерть животных, занесенных в Красную книгу.

У полицейского отвисла челюсть.

Владимира выпустили из клетки.

Дети вскочили и закричали:

– Ура!

Геннадий и Владимир подошли и обняли Даниила.

Яблоко от яблони далеко не падает

Тихо отходила страда, оставляя на полях солому и костры, несущие запахи дыма по окрестностям. Одинокий серый коршун парил в небе, раскинув на всю длину свои длинные крылья: он выглядывал внизу мышей, игнорируя стаю черных ворон, которые поклевывали зерна, оставшиеся после покоса. В большой клетке золотилось поле с некошеной пшеницей. Возле него маялся мужик, который катал на ладони несколько зерен, выдавленных из колоса, чтобы определить качество. Он поднес ладонь к носу, потом пожевал одно зерно и определил – классная пшеница. Увидев, как за спиной остановилась белая «Нива», из которой вышли двое: один молодой, видимо, сын, а другой постарше – коренастый, с круглыми чертами лица, он засуетился и сходу выпалил: – Кто вы такой?

– Здравствуйте, я заготовитель и покупаю пшеницу…

– Какого черта вы полезли в чужое поле? – его голос гремел, как старый патефон, путая нотки, видимо, нервничал. – Не продается.

– Извините, я не настаиваю.

Они разъехались.

Пятнадцатилетний сын вопросительно глянул на сердитого отца.

– Папа, ты почему его обманул?

– Что ты сказал? – сердито скорчив лицо и повысив тон, произнес Богдан.

– Тетя Галя уже столько дней ищет покупателя, а ты сказал, что она не продает.

Отец резко нажал на тормоза, чтобы доходчиво объяснить сыну истину.

– Ты что, дурак!? – сказал Богдан, глядя в глаза сына. – Я не хочу, чтобы она продала зерно. Я хочу купить это поле вместе с пшеницей. Я уверен: она не справится с этим полем и, в конце концов, его продаст. И его купит, знаешь кто? Инвестор. Потом он будет косо смотреть на наше поле. Я в этом не вижу ничего хорошего.

– Но у нее есть сын, – парировал Дмитрий.

– Он еще маленький и ни к чему не способный, – произнес отец.

– Папа. Ты забыл, какой был его отец, дядя Витя – энергичный, трудолюбивый?

– Это был отец.

– А поговорка: яблоко от яблони далеко не падает… – Дима поднял глаза на папу в ожидании ответа. – Ни о чем тебе не говорит?

– Заткнись, понял? – не выдержали нервы фермера и его голос сорвался. – Яблоки, яблони… Учить хочешь уму-разуму. Открой глаза и посмотри, что кругом творится. Капитализм. Слабым и сердобольным тут нет места. Дашь слаби́нку – тебя съедят. Или – или.

«Нива» белого цвета остановилась напротив одиноко сидевшей возле своей калитки старой женщины. Ее звали баба Варвара. Из «Нивы» вышел Богдан, грузный мужчина пятидесяти лет на вид.

– Здравствуйте!

Варвара зашевелилась.

– Здрасте!

– Вы не скажете, где дом Борисовых?

Варвара напрягла зрение, чтобы хорошо разглядеть незнакомца.

– Я вас первый раз вижу, вы кто? – спросила Варвара.

– Я – фермер.

– Развелось вас тут, – произнесла Варвара с недовольством. – Она скорчила лицо и отвернулась.

– Чему же вы не рады? – возмутился фермер. – Народ кормим.

Варвара иронично засмеялась.

– Мне хорошо видно, как вы это делаете, – возмущенно глядя на фермера, произнесла Варвара, – особенно эти… как их называют…

– Инвесторы?.. – подсказал фермер.

– Да, они самые, – с облегчением проговорила Варвара. – Понимаете ли, эти – у них только один интерес – зерно. Ликвидаторы. Разобрали на кирпичи двенадцать оборудованных свиноферм, где колхоз выращивал тридцать тысяч свиней, и сегодня развалины стоят как символы вандализма. Они, кроме всего прочего, даже присвоили себе часть местной лечебной амбулатории и вырубили свет. Ужас и издевательства. Получается, что все работают на одного, а этот один празднует где-то заграницей. Не нравится мне все это. Раньше, какой девиз был?

– Не знаю, – помотал головой фермер. – Я забыл.

– Ну, один за всех и все за одного, так же? – спросила женщина. – Коллективизм: человек без народу – что дерево без плоду.

– Наверное, – словом поддержал Богдан, чтобы не обидеть новую знакомую, которая может стать полезной.

– А теперь что? – продолжала натиск Варвара.

– Один против всех и все против одного? – произнес Богдан. – Вы это хотите услышать?

– Точно!

– Мы это уж слышали, – сказал фермер, – другие времена, мать. – Мужчина подошел поближе, осмотревшись по сторонам: – Вы смогли бы мне помочь, и я бы не остался в долгу. Надо узнать, не продают ли они поле. – Политические взгляды старой женщины его не интересовали.

Варвара сделала вид, что пропустила предложение мимо ушей, но зафиксировала в голове, прокручивая варианты соблазна. Она оглядела его как бы с другой стороны, способен ли этот человек на пожертвование. Голос – властный, лицо – волевое, глаза – карие, в теле по молодости кипела сила – широкие плечи и длинные руки. Наглец, который в молодости, наверное, покорял женщин и сейчас думает, что ему все подвластно.

– Не знаю. Может, и продают. Раз мужа нет, зачем ей поле? Хотя, кто знает – она уже научилась водить машину, а там, видишь, и трактор освоит. – Варвара пока оставалась на стороне соседки.

– Ну, а вы повлияйте на нее, – Богдан упорно продолжал отстаивать свои интересы.

– Как? – недоуменно спросила Варвара.

– Уговорите ее. Тем более, сейчас она столкнется с трудностями, – проговорил Богдан. Он облизнул языком губы в предвкушении успеха.

– Какими?

– Уборка – дело серьезное, – констатировал Богдан.

– Ошибаетесь: она уже договорилась с Буслаем, – сухо сказала Варвара.

– Буслай не будет убирать, – с уверенностью сказал Богдан. – Пауза. Варвара задумалась. – Еще, чтобы не было неожиданностей, пожалуйста, держите меня в курсе, если кто-нибудь вдруг захочет купить и опередить меня.

– У каждого своя судьба и предначертание, – пролепетала Варвара.

– Что вы сказали?

– Я говорю, что у нее есть сын, – сообщила Варвара, слегка растворяясь в сомнениях. – Наследник

– Он же маленький, – теряя уверенность, произнес Богдан.

– Из малого выходит великое, – произнесла Варвара

– Острый же язык у вас, мать, – сказал Богдан, выпрямляясь и оглядывая улицу, задержав взгляд на доме Борисовых.

– Спросите сами, – отчужденно предложила Варвара. – А там видно будет, раз вы такой щедрый.

Наследник

Утром ясного июльского дня Галина Семеновна, женщина сорока лет со светлыми волосами, собранными в хвостик, и глазами цвета морской волны, после завтрака мыла посуду, когда прозвенел звонок в калитку.

– Сережа, – окликнула она сына, который ходил в пятый класс.

Молчание. В это время Сергей у себя в комнате сидел за компьютерным столом, впившись большими глазами в монитор, где он играл в войну танков. Он победил и, соскочив со стула, громко проорал:

– Ура!

Дверь резко открылась и вошла мать. Она стояла молча, сверля сына пронзительным взглядом – ей надоело увлечение сына играми.

Сережа, придя в себя, отвел взгляд застенчивых глаз на окно. Там росло одинокое вишневое дерево – на нем он задержал свое внимание, хотя понимал. что оно ему не помощник.

– Извини, мам.

– Твой отец не был таким, сынок, – с укоризной произнесла Галина, – в кого же ты пошел. – Длинная нравоучительная пауза. – Там кто-то стучится в дверь, пойди, посмотри.

Сережа побежал, радостный оттого, что избежал наказания. Мама наказывала по-разному: могла шлепнуть, состроить обиду, а самое страшное – могла игнорировать его несколько дней подряд. В такие дни ему казалось, что жизнь остановилась.

– Мама, там какой-то дядька тебя спрашивает, – оповестил Сергей, вернувшись со двора через некоторое время, и прошмыгнул в свою комнату.

Галя на мгновение задумалась: кто это может быть? Она сняла фартук, вытерла руки о полотенце, критически оглядела себя в зеркало, слегка поправила волосы и вышла во двор.

За калиткой стояла белая «Нива» и незнакомый мужчина. Она смерила его взглядом с ног до головы.

На ногах грязные ботинки, в не совсем чистой рубашке.

Лицо в красных прожилках.

– Здравствуйте, – произнесла Галя, подняв вверх взгляд красивых глаз, – слушаю вас.

– Извините за беспокойство, мадам, – произнес незнакомец басистым голосом. – Меня зовут Богдан. Я хорошо знал вашего мужа. И примите, пожалуйста, мои соболезнования. Мне очень жаль, что так случилось.

– Спасибо, – быстро проговорила Галя, не желая слышать подробности, потому что каждое напоминание о муже с болью отзывалось в ее сердце. – Спасибо. – Галина сделала шаг назад, давая понять, что церемония окончена.

– Подождите, – сказал Богдан деловито, хватаясь за калитку, – у меня к вам один вопрос.

Галя напряглась. Фермер явно тянул с объяснениями, столкнувшись с уверенным взглядом уверенной в себе женщины.

– Видите ли, я тоже фермер и соседствую с вашим полем, – с тактом начал Богдан, – я хотел вас спросить, не желаете ли вы продать свое имение.

Галина впала в ступор, почувствовав опасность. «Откуда ему известны мои трудности», – сжалась она.

– Нет, – не раздумывая, ответила Галя решительно, – нет. Гм! Почему это я должна делать?

Богдан вскинул голову.

– Вы маленькая и слабая женщина…

– Муравей невелик, а горы копает, – тут же с гордостью произнесла Галина. Богдан растерялся и проглотил очередное подготовленное слово.

– Что ни говори, а работать на земле тяжело, – аргументировал свое обращение Богдан, выкручиваясь, – у фермера должны быть железные нервы, выносливость, как у лошади, и мозолистые руки

– Ничего тяжелого: сеешь и пожинаешь, – не отводя глаз, ответила Галя.

Затем она машинально посмотрела на свои мраморного цвета руки, где на правой кисти зияла мозоль от работы в огороде, и ей стало неудобно, когда фермер поймал её взгляд.

Богдан в усмешке сдвинул губы.

– Скоро у вас уборка, и когда вы вступите в эту битву, поймете, как легко пожинать.

– В битву? – Галина прищурилась, убирая с глаз копну повисших волос.

В отражении утреннего солнца ее лицо нежно сияло.

– Да, именно, – подтвердил свои слова Богдан, – иначе не назовешь. Такое ощущение, как будто кругом одни враги. Зависть людей. Солнце, когда нужна влага, и – дожди, когда нужно солнце. Чёрт-те что. А цены как на базаре: солярка растет, а зерно падает. Никакой стабильности. И почему, вы думаете, за год у вас в селе умерли три фермера, царство им небесное?

– Не надо об этом.

– Извините, пожалуйста. Я вас напрягаю, но правде надо смотреть в глаза: сильные дела делают сильные люди.

– Всего хорошего, – строго произнесла Галя и ушла, оставив гостя наедине со своим нахальством.

Богдан с минуту остался стоять на месте, сраженный наповал. Он подумал, что непобедимая гордость придает этой женщине особую красоту.