Сильный духом
Дима Козлов стоял за углом спортзала с сигаретой в зубах и бутылкой пива в руке. Самодовольное выражение не сходило с его лица. Высокий, здоровый, с грязными волосами и холодными глазами, он смотрел на мир с издевкой, потому что в школе все его боялись, учителя не желали с ним связываться, а девчата уважали: все-таки сила. С ним радовался жизни другой двоечник – Саша Удодов, беспринципный тип с подобострастным характером. Они кидали проходящим мимо них ученикам комплименты и издевательства, пока ожидали Илью Макарова, чтобы проучить его за то, что начал заигрывать с одноклассницей Наташей Соколовой, десятиклассницей, самой красивой девочкой в школе. Проблема была в том, что Козлов недавно начал дружить с ней.
– Эй, – раздался голос со стороны леса.
Илья, невысокого роста, с темными глазами и волосами как у ежика, остановился с портфелем в руке и обернулся. Одноклассники Козлов и Удодов расслабленно стояли, ожидая его.
– Чего надо? – отозвался Илья.
– Подойди! – приказным тоном сказал Дима. Илья почесал затылок и повернулся к ним. Дима взял его за ворот и притянул к себе.
– Слышишь, козел, – сквозь стиснутые зубы проговорил Дима. – Предупреждаю: если еще раз хоть искоса глянешь на Наташу, убью и зарою.
Илья ответил на угрозу прямым взглядом.
– Отпусти! – Илья вырвал ворот куртки из рук Козлова. – Да пошел ты! Не обзывай других своей фамилией.
Завязалась драка.
* * *
Наташа сидела за кухонным столом и пила чай вместе с мамой. Мать, Лидия Сергеевна, по губам дочери определила, что она хочет что-то сказать. Она, уронив голову на сжатые в кулаки руки, уставилась хитро-лукавым взглядом в серые глаза дочери, отмечая про себя, какой у нее красивый овал лица с мраморной кожей. Губы, полные, как спелые вишни, безмолвно что-то шептали.
– Что? – улыбаясь, спросила Наташа. Она догадывалась, что уже выдала себя. Маме не нужны были слова, чтобы чувствовать ее настроение и мысли.
– Я ничего, – простодушно ответила мама. – Что-нибудь случилось?
– Нет, – коротко ответила Наташа. Она еще с минуту молча водила указательным пальцем по краешку чашки с зеленым чаем, опустив на нее глаза, осененные длинными пушистыми ресницами.
– Хм, я сегодня получила от Ильи записку о дружбе и… – стеснительно проговорила она, затем вскинула голову и посмотрела маме в глаза. – Дима об этом узнал, и они подрались. Я, правда, не знаю, как должна поступить.
Мама сделала задумчивый вид.
– Как велит тебе твое сердце, дочь, – высказала Лидия свое мнение серьезным тоном. – Если честно, Дима – парень с телосложением спортсмена и характером. За ним можно почувствовать себя как за каменной стеной. Мало ли что у него проблемы с учебой. Сегодня именно такие, как он, добиваются успеха. Мир принадлежит сильным, дерзким. Какой толк от того, что Илья – отличник? Ну выучится на кого-нибудь и станет юристом или экономистом. Будет потом ходить с папкой под мышкой, как ботаник. И как только столкнется с проблемами, слиняет, поджав хвост, как твой отец. Я не знаю, – она беспомощно помотала головой.
– Ботаник? – недоумевающе спросила дочь.
– Да, именно ботаник, – уверенно подтвердила свои слова мать. – Так что, намотай себе на ус: надо выбирать сильных.
* * *
Илья добрался до калитки своего двора, ногой злобно толкнул калитку и вошел во двор. Его встретила болонка, которая стала лезть под ноги, мешая хозяину двигаться. «Каждый по-своему выражает любовь», – подумал Илья. Он на ходу нагнулся и коснулся ее свободной рукой, чтобы успокоить.
Войдя в прихожую, он небрежно бросил школьную сумку на полку вешалки. В гостиной было тихо и горел свет. Не желая видеться с кем бы то ни было из домашних, он прошел в свою комнату и плюхнулся на кровать лицом вниз. Его воображение рисовало ему улыбающееся, неотразимо красивое лицо Наташи, и ему с болью приходилось осознавать, что появилась проблема и угроза, повисшая в воздухе.
Он не услышал, как отворилась дверь и в комнату вошла мать.
– Илья, – позвала мама взволнованным голосом, подойдя к кровати. – Что случилось?
Илья съежился от ощущения того, что мимо мамы не могли проходить даже чувства, не то, что драка. Телепатия или хрен его знает что. Если люди не донесут, то это сделает птица, муха, ветер… Илья встал, и он увидел, как ее глаза стали в ужасе округляться.
– Это что такое? – спросила мать, протягивая руку к глазу сына, где темнел синяк. – Кто это сделал?
– Упал, – сухо ответил Илья, ощупывая рану. Мать недоверчиво сказала:
– Не верю. Скажи мне, кто это сделал, или я сейчас же иду в школу.
Илья знал, что мама не шутит.
– Я подрался с Козловым из-за девушки, – гордо произнес он. – Он тоже получил свое.
Мать ужаснулась.
– Зачем ты с ним связался, сынок? – сказала мать. – Он же бандит и здоровый, как взрослый мужик.
– А мне плевать, – произнес Илья. – Все будет так, как решит она.
– А что, кроме нее никого нет в поселке?
Илья громко начал хохотать, забыв про все неприятности. – Есть, мама. Есть, – сказал он, улыбаясь, – есть еще Света, Юля, Катя и кое-кто еще. Но мне нравится другая. Ее зовут Наташа. Понимаешь?
Вошел отец с газетой в руке. Он суровым взглядом осмотрел сына с ног до головы. Мать, переведя взгляд на отца, проворковала:
– Представляешь, подрался с Козловым из-за девушки.
Отец сказал:
– Надеюсь, ты не остался в долгу.
– Надейся, – ответил Илья, – хотя учитель по физике нас учил другому. Он любил говорить: «Если вас кто-нибудь ударит, то по законам физики вы наносите ему удар такой же силы. Так что можно не отвечать».
* * *
Весна заканчивалась, экзамены приближались. Стояла прекрасная погода. Тихо уходили вечера. Шумел ветер, нагоняя теплый воздух с юга.
Илья, сидя на перилах, заметив Наташу, попытался поймать ее взгляд, но тщетно – каждый раз он наталкивался на полное равнодушие с ее стороны. Он не мог знать причину такого поведения. Другие липли к нему, а он все время думал о ней.
* * *
– Слышишь, Наташа, – делилась ее подруга самым сокровенным, – я, кажется, влюбилась.
– Да ты что! – восхитилась Наташа, оглядываясь на подругу. – И кто этот счастливчик?
Света прищурилась.
– Догадайся с трех раз, – она тихо хихикала.
– Не могу, сдаюсь, – ответила Наташа.
– В Илью, – выговорила Света и застыла, ожидая ее реакции.
Наташа отвела взгляд.
– Поздравляю, – сердечно произнесла она. – У тебя все будет хорошо.
– Не будет, – грустно возразила подруга.
– Почему?
Света молчала.
– Почему? – повторила она свой вопрос.
Света собралась с духом, втягивая воздух в легкие.
– Потому что он любит тебя.
Наташа застыла, она даже перестала дышать.
– И зачем ты мне об этом говоришь? – спросила Наташа после минутного молчания.
– Извини. Я просто хотела узнать, почему ты на него никак не реагируешь. Он отличник, красивый. Я вижу, как он страдает, и мне его как-то жалко, – Света говорила сердцем, тихо, вкрадчиво. – Может быть, мне тоже не стоит питать к нему чувства, – Света замерла с открытым ртом.
– Хм. Ты так говоришь, как будто чувство приходит и стучится в дверь, спрашивая: «Можно войти?» – произнесла Наташа. – Чувства никого не спрашивают: они могут свалиться на голову как снег. А что касается Ильи, признаюсь: я просто не люблю ботаников.
– Ботаник? – с удивлением спросила Света. – Он – ботаник?
Света не сводила глаз с Наташи.
– А ты не видишь? У него в голове одна учеба. Обходительный, чересчур вежливый. Мужик должен быть таким, чтобы женщина чувствовала себя как за каменной стеной, – уверенно закончила Наташа.
* * *
Выпускники десятого класса испытали от последнего школьного звонка все чувства, какие только можно. Все были в упоении. Один Илья в душе грустил от безответной первой любви, которая нежданно-негаданно свалилась на его голову. Наташа больше общалась с Козловым, хотя все время чувствовала на себе внимание еще пары. После разговора со Светой она внутренне не могла продолжать игнорировать волны, исходящие от Ильи. Несколько раз за вечер их взгляды пересекались. Илья готовился поступать в медицинский институт в другом городе и отчетливо понимал, что больше у него не будет возможности видеть эти глаза, взгляд которых пронизывал его до глубины души и заставлял трепетать немало мальчишеских сердец. И ему приходилось тяжело мириться с тем, что первая любовь становилась первой неудачей в жизни.
Ликующей толпе на вечеринке не хватало чего-то еще – экстремального, необычного. И первым это уловил подвыпивший Козлов.
– Ребята, есть идея, – сказал он, обращаясь к одноклассникам. – Давайте, когда стемнеет, пойдем на кладбище и напоследок пообщаемся с духами.
Всем это понравилось.
– Ура! Ура!
– Слышишь, Дима, – обратился к нему Удодов, выйдя из толпы. – И это все?
– А что еще? – спросил Дима, не сводя взгляда с его авантюристских глаз.
– Неинтересно как-то. Кладбище, темнота. Надо сделать такое, чтобы запомнилось на всю жизнь. – Его глаза сверкали неясным торжеством.
Дима тупо уставился на друга. Маленький, хитрый, скользкий.
– Я знаю, ты что-то придумал. Говори.
Удодов придвинулся поближе и на ухо шепнул:
– Давай попугаем всех.
Дима продолжал молчать, не улавливая мысль друга.
– Как?
Губы Удодова растянулись в усмешке.
– Очень просто, – сказал Удодов. – Я незаметно ухожу домой, беру белую простыню, прищепку, мыльницу и вату, намоченную спиртом. Спрятав все это в сумку, иду на кладбище заранее. Улавливаешь? Потом, когда толпа дойдет до середины кладбища, я накидываю на себя простыню, скрепив ее на шее прищепкой. Подношу зажженную вату в мыльнице под подбородок и выхожу из-за могилы. И я начинаю выть. Ты представляешь, что будет? Какой улет!
Дима, представив картину, пришел в восторг.
– Хорошо, – сказал он. – Но только давай я сделаю. Я больше тебя, и эффект будет больше. А ты приведешь класс на кладбище.
* * *
Кругом гробовая тишина. Внизу, в двух километрах от кладбища, в поселке мелькали уличные фонари на столбах, а вблизи хоть глаз выколи – кромешная тьма. Дул ветер, принося волны тепла с юга. Кругом надгробные камни и кресты – другой мир из ужастиков.
Дима в парадных брюках и белой сорочке сидел на корточках за высоким надгробным камнем, прижав к животу все приспособления, что он захватил с собой из дома. Руки хорошо чувствовали белую простынь и мыльницу.
Он с трепетом ждал, а класса не было. «Вот черт. А что, если этот придурок Удодов решил подшутить надо мной? – думал он. – Они там балдеют, а я, как дурак, – на кладбище. Ах, как смешно».
Наконец, Дима заметил кучку людей, вышедших из темноты под уличный свет. Он вздохнул с облегчением, но, когда подумал, что придется ждать еще много времени, его бросило в пот. С каждой минутой больное воображение уносило его в другой мир. Ему ничего не оставалось, кроме как ждать, когда это закончится.
Со стороны колхозного тока засвистел дрозд. Дима тихо повернул голову в сторону тока, причем глаза отставали от движения головы – его начала пробирать жуть. Через секунду сова невдалеке ухнула, начала зазывать свою пару. Дима никогда не думал, что у совы такой неземной голос, голос, от которого пробирает дрожь.
В кустах возле забора что-то зашуршало и подпрыгнуло. Ежик, заяц, лиса, куропатка? Черт знает что.
Толпа приближалась, слышен был смех и громкий говор – через минуту они войдут в калитку.
Дима медленно встал и робко накинул на себя простыню, пристегнув ее на шее прищепкой. Толпа зашла на территорию кладбища – смех прекратился. Тишина. Дима встал во весь рост, и ему померещилось, что кто-то сзади за ним наблюдает. Подул ветер, раздался шорох, потом металлический звук и гулкий звук: кто-то упал за его спиной. Нервы Димы, которые были на пределе, не выдержали, и он, страшно закричав, со всех ног стремглав помчался навстречу толпе. Простыня развевалась за спиной.
Толпа в ужасе заревела. Началась паника. Удодов, который был готов ко всему, но не к такой ужасной сцене, повернул назад и начал убегать впереди всех. Забор кладбища закончился, а он бежал и бежал. Через несколько секунд Козлов мигом проскочил мимо растерянной толпы и пулей вылетел из калитки. Убегающий Удодов, который, повернув голову, увидел догоняющее его чудище, заревел диким голосом, споткнулся и упал. Козлов перепрыгнул через друга и побежал дальше. Он был уверен, что его вот-вот нагонят и растерзают. Он добежал до света фонаря и остановился, не полностью отдавая себе отчет в том, что произошло.
В панике лишь одному Илье удалось сохранить хоть какое-то спокойствие и рассудок. Он увлек всех вперед за собой, взяв ситуацию под контроль. Вдруг сзади раздался душераздирающий женский крик, что подхлестнуло толпу к еще большей панике. Илья остановился и, преодолев в себе страх, побежал назад: кто-то из одноклассников нуждался в помощи. Он в этот момент не думал ни о чем: в нем уже работал инстинкт. В проходе между камнями на земле он обнаружил распростертое тело в белом одеянии. Оно стонало. Илья нагнулся с широко открытыми глазами и прикоснулся к нему.
– Ты кто?
– Помоги! – раздался знакомый голос любимой девушки. Это была Наташа. Она подвернула ногу и боролась со страхом и болью.
Илья подхватил ее и понес на руках от опасного места.
* * *
Окно было открыто. Наташа молча наблюдала, как скворец плел гнездышко на ветке сирени. Одинокая пчела несколько раз залетела в комнату и вылетела.
«Потерял нюх, или мои лекарства внесли суматоху в его нюх и он потерял ориентацию», – подумала Наташа. Ветер приносил в комнату приятные запахи июня – самого любимого месяца. Она тихо лежала на кровати, перебирая в памяти недавние события. Ее перевязанная нога покоилась на стойке кровати.
Вошла мать с чашкой чая на блестящем железном подносе и села у подножья кровати. Она улыбалась.
– О чем думаешь, дочь? – спросила Лидия. – У тебя такой мечтательный взгляд.
– Об Илье, – проговорила благоговейно Наташа после длительной многозначительной паузы. – Он спас меня: если бы не он, я бы умерла от страха или стала инвалидом. А твоя «каменная стена» рухнула. Сразу же. Они бежали как трусы. Так что намотай себе на ус, мама: сильный духом сильнее сильного телом.
Не плюй в колодец, ибо он может пригодиться
– Пато! – позвал Николай молодого племянника, чтобы распорядиться на сегодняшний день. – Ты берешь бричку и едешь за провизией в село. Понял?
– Нет, – грубо ответил Пато. – Не понял. Я как мальчик на побегушках: то туда, то сюда. Надоело. Ты кайфуешь с друзьями – то одних кормишь, то других. А я вкалывай – барана заруби, шашлыки приготовь… – На его щеке дергалась мышца.
– Ты что, не понимаешь? – повторял ему правду Николай. – Эти козлы, которых я кормлю и выпаиваю, могут устроить нам проблемы. Например, выдворить кое-кого из России в Грузию за отсутствие документов. То, что я делаю, тоже работа. Валяй.
* * *
Джамал же, младший брат Николая, худой, прежде чем выйти и освободить овец из база, целый час искал солдатскую фляжку для воды. Он ее искал везде, по всем комнатам, но тщетно: она словно канула в Лету.
– Николай! – крикнул он бригадиру, будучи не в силах сдерживать свой гнев. – Кто тронул мою фляжку?
– Что? – спросил Николай спросонья. У них вчера были высокие гости то ли с таможни, то ли из ментовки – Джамал их с трудом разбирал, для него они были просто гостями, и чихать он хотел на их регалии, как учил его искушенный в таких вопросах друг Мансур. А Николаю пришлось с ними провозиться чуть ли не до утра.
– Я говорю, мою фляжку не видел? – громко проорал Джамал, подойдя близко к окну.
– А я говорю – нет, – крикнул Николай. – Не знаю. Она в одно время была в руках у офицера.
Джамал махнул рукой, повесил на бок пастушескую самодельную кожаную сумку, в которой он брал с собой припасы, и удалился, бормоча под нос проклятия. Приблизительно так начинался его рабочий день уже не один десяток лет.
Он взмахом руки откинул плетеную изгородь, закрывающую проход из база, и, покрикивая, стал выгонять стадо на пастбище. Проходя мимо окна, за которым продолжал досыпать Николай, он еще раз крикнул, чтобы умалить досаду:
– Скажи своим друзьям, пусть вернут мою фляжку.
– Хорошо, хорошо, – согласился Николай. – Ты хоть возьми с собой баклажку с водой.
– Нет, – сказал Джамал, затаив обиду. – Не возьму. – И ушел в поле.
* * *
Через час, когда он добрался до дороги, его начало тошнить. Он рыгнул, затем ушел под мост, зная, что там осталась лужа воды от недавно иссохшей речки: ему нужно было промочить горло. Когда он нагнулся к воде, его вновь затошнило, и он рыгнул туда. Потом, с секунду постояв с сожалением глядя на воду, выбрался наверх.
* * *
Пато, тридцати пяти лет, с круглым лицом и широкими плечами, на бричке еще утром уехал за провизией в село через перевал. Он купил десять буханок хлеба, две упаковки сигарет, крупы и сахар. Он не забыл купить несколько бутылок левой прохладненской водки из-под полы, потому что без акциза водка намного дешевле, чем с акцизом, а содержание одно и тоже. На выходе недалеко от магазина старая бабуля в красной косынке торговала соленьями, разложив их вокруг себя. Пато скользнувшим взглядом заметил хрен, который он обожал больше всего на свете: он не мог есть ни мясо, ни хинкали и ничего другого без него.
– Хороший хрен? – спросил Пато у бабули, слезая с брички.
– Отличный, – похвалила бабуля. – Попробуй, сынок.
Пато снял с банки пластмассовую крышку, понюхал, пригубил и отдернулся, как от оголенного электрического провода, – настолько был сильный хрен.
– Отличный, – повторил Пато. «Я еще поиздеваюсь над кое-кем, – подумал Пато, имея в виду Николая. – Я намочу кусок хлеба и неожиданно запихну ему в рот вслед за водкой. Я покажу ему сладкую жизнь».
* * *
Джамал с отарой овец через два часа был далеко от кошары, на склоне соседней горы. Жажда в нем, по мере того как солнце поднималось ввысь, становилась невыносимой. Его губы иссохли, тело изнемогало от жажды. Он на секунду представил полчища жаждущих войск, пересекающие неизвестные безводные чужие просторы, и как воины, умирая от жажды, выпадают из рядов. «Мне легче, – успокаивал себя Джамал. – Я могу в крайнем случае выйти на дорогу и попросить у водителей проезжающих машин. Или под мост. Нет, под мост не пойду: я туда рыгнул, черт возьми.
Джамал не мог больше терпеть и направил овец в сторону моста. Он остановил две машины, но воды у них не оказалось. Он сверху заглянул под мост. Вода блестела, притягивая его как магнит. Но нет!
Солнце беспощадно жгло землю, траву. Овцы толпились на лужайке возле дороги, учащенно дыша и засунув головы друг под друга. Дорога, соединяющая две сопки, была пуста. У Джамала начиналась паника: ноги в сапогах горели, лицо жгло, тело вспотело.
Через минуту на свое счастье Джамал увидел спускающуюся с горы бричку Пато. «Мое спасение, – подумал он, облизнув иссохшие губы. – Ну, быстрее же», – мысленно подхлестывал он Пато, который полз как черепаха. Он задышал ровнее оттого, что скоро он приложит к губам пластмассовую баклажку с холодной минеральной водой. «Я люблю “Новотерскую” воду, но пойдет и другая», – думал Джамал.
Когда Пато, скрипя колесами и дребезжа железяками, добрался до моста, Джамал вышел на дорогу.
– Дай воды! – сказал он. – Я умираю.
Пато со смешком ответил:
– Нету.
У Джамала сердце забилось, как молот о наковальню, и он замер, настигнутый ударом судьбы.
– Но, если хочешь, у меня есть томатный сок, – предложил Пато, лукаво улыбаясь.
Джамал оторопел.
– Давай хоть что-нибудь, – повелел он, сделав шаг надежды навстречу бричке.
Пато протянул ему банку с красной жидкостью. Джамал сорвал крышку с трехлитрового баллона, поднес его к губам и опрокинул жидкость в горло. Пато замер, предвкушая трагическую сцену.
Все случилось в считанные секунды.
Джамал отбросил банку, которая разбилась на дороге вдребезги, захрипел и упал.
– Воды! – хрипел Джамал. – Воды!
Пато, не ожидавший такого поворота, пришел в ужас. Он спрыгнул с брички, прихватив с собой ведро, и пустился под мост. При этом его кепка упала, штаны сползли. Он, черпнув из лужи ведро воды, быстро поднялся наверх, держа одной рукой штаны. После нескольких огромных глотков Джамалу стало легче: он кашлял и отхаркивал.
Когда он пришел в себя, спросил:
– Ты где воду взял? – Он еле сидел, глаза слезились.
– Как где? – спросил Пато. – В луже под мостом. Джамал тяжело задышал.
– Идиот, – выпалил он. – Я туда рыгнул.
Пато засмеялся.
– Нечего было туда рыгать, – произнес Пато. – Ты знаешь, есть русская поговорка: «Не плюй в колодец, ибо он может пригодиться».