Глава 9
Требуется руководитель? Я могу
Такой головокружительной «карьеры», какую удалось сделать мне в редакции газеты «Красное знамя», трудно повторить. Хотя зря я поставила в кавычки карьеру. Чтобы было понятно, попробую подобрать сравнение. Например, приняли на работу секретаршу к главному инженеру предприятия, а через пару месяцев поставили главным инженером. Замечу, что мне еще не было восемнадцати лет. Но обо всем по порядку.
В один из осенних дней в редакции появился новый для меня человек. Оказывается, Аня Степанова вышла из декретного отпуска. Ее сынишка, Алешенька, был совсем кроха, но с ним согласилась нянчиться ее мама, пенсионерка, чтобы Аня могла денежки для семьи зарабатывать. В типографии прокомментировали это событие: «А-а, сестра на работу вышла…». Чья сестра, не уточнили. Я почему-то подумала, что сестры – это Аня и Тоня Путько, потому что в первые дни Аня не раз заходила в наш кабинет «почирикать» с Тоней о личном. Оказалось, что сестры – это Аня и печатница Нина. А Тоня и Аня были одноклассницами. Кстати, в параллельном с ними классе учился мой старший брат, Валера. Все они родились в первые послевоенные годы и были на восемь лет старше меня.
Ответственный секретарь Тоня Путько второй раз готовилась стать мамой. Скоро ей нужно было уходить в декретный отпуск. Редактор загодя стал искать ей замену. Ответственный секретарь – третье лицо в газете после редактора и его заместителя, значит, соответствующая зарплата. Однако никто не согласился. Тогда Игорь Владимирович предложил мне занять должность ответственного секретаря. Я не стала отказываться. Проработав месяц корректором рядом с Тоней и в одной связке с ней, я волей-неволей вникла в ее работу. Вообще не сомневалась, что справлюсь. А кто сомневается в своих способностях в семнадцать лет? В типографии заволновались: если с опытной Тоней из-за просчетов в составлении макетов полос случались переверстки, то теперь с этой пацанкой точно намучаются. Сотрудники редакции никак не отреагировали на мое решение. Только Аня Степанова, с которой мы с первого дня сблизились, попыталась меня предостеречь: «Ты с ума сошла? Знаешь, какая в типографии заведующая? Если что не так, Тоня из типографии прибегала в слезах. Тебя и вовсе заклюют». Я не понимала, кого и чего должна бояться.
Мое «обучение» на ответственного секретаря длилось недолго. За несколько дней Тоня показала и рассказала мне то, что я не усекла вприглядку, наблюдая за ее работой, будучи корректором. При ней смакетировала несколько полос. И вперед – работай самостоятельно.
Работа ответсека мне страшно нравилась. Надо сказать, никакой «сетки», другими словами, шаблона для верстки полос утверждено не было. Понятно, что главные и свежие новости – это первая полоса, которая версталась в последнюю очередь. Материалы партийной тематики открывали вторую полосу. Внутренний разворот отдавался также большим статьям на тему промышленности и сельского хозяйства. Четвертая – все остальное: спорт, культура, развлекаловка, объявления. Но варианты возможны. Однако в основе – вкус и расчеты ответсека. Вот пока пустой макет: нет ни материалов, ни фотографий. Потом все постепенно стекается к тебе на стол. Ты определяешь, какая статья важнее и какое место должна занять на странице. Наконец, каждая полоса обрела свои очертания на макете, а затем и в печатной форме. Назавтра читатель получит тот номер, который придумала ты.
Каждый машинописный текст на первой странице имел «головку». То есть первая страница представляла собой бланк, в который вписывались необходимые для типографии сведения. Автор в первой строчке ставил свою фамилию, подсчитывал и вписывал количество строк. Тех строк, которые должны получиться после набора на линотипе. Каретка пишущей машинки, на которой печатались газетные статьи, была настроена так, что одна машинописная строка равнялась двум линотипным. Далее «головку» заполнял ответсек: номер полосы, размер и начертание текстового шрифта, ширина строки. При нашей пятиколонной верстке строка была стандартная. Но в каждом номере были небольшие тексты, набранные на ширину двух колонок – так они хорошо выделялись.
В обязанности ответсека входило чтение и правка всех поступивших на верстку материалов. Даже не задумывалась, имею ли моральное право что-то исправлять в текстах, сданных солидными заведующими отделами или заместителем редактора. Правила, если видела ошибки, повторы, корявые фразы. Количество строк в материалах пересчитывала, поскольку не могла быть уверенной в точности некоторых витающих в облаках корреспондентов.
Как ни странно, но в работе ответственного секретаря сошлись две мои любви: к литературному творчеству и математике, ведь макет страницы – это по сути арифметика с геометрией. Я терпеть не могла на полосе верстку «сапогом». Например, статья размещена на три колонки. Две из них выровнены, а третья длиннее. На свободное местечко на первых колонках славненько встает небольшая заметка, не имеющая отношения к статье. Вот эта верхняя статья и напоминает сапог. Лучше буду считать и пересчитывать, передвигать материалы на полосе не в ущерб смыслу, но каждый текст будет иметь форму прямоугольника.
В типографии плотнее всего мы контактировали с Ниной Шицыной, она по моим макетам верстала полосы. Мы ждали. Типография – моих просчетов и переверстки полос. Я же, когда получу за что-нибудь нагоняй и начну плакать. Не дождались. Когда Нина заканчивала верстку очередной полосы и в какой-то статье оставался «хвост» – не вошедший на запланированное место текст, она звонила мне. Я спускалась в типографию, и на месте решали, как сократить несколько строк. Могли быть «дыры»: на отведенное макетом место текста не хватало. В основном это были маленькие «дырки»: не хватало пары строк. Нина закладывала лишний пробельный материал между строками или отбивала чуть больше заголовок от текстовых колонок. Часто звонили сразу корректору: «Маша, забери готовую полосу». Значит, все мои расчеты точны. Спасибо, любимая математика.
В самом начале моей работы ответсеком возникла серьезная проблема. 7 ноября 1972 года отмечали 55-летие Октябрьской революции. В такие знаменательные даты номера газеты печатали в две краски. В редакции запланировали два цвета: основной, включая все тексты, – синий, дополнительный – красный. На макете отметила, какие заголовки и линейки печатать красным на внешнем развороте – на 1-й и 4-й страницах. Полосы вычитаны. Нина Шицына оставила на печатной форме элементы для красного, остальную часть формы заложила пробельным материалом, который на несколько миллиметров ниже. Формы на синюю краску остались дожидаться своей очереди.
Печатница заложила в печатную машину формы на красную краску раньше обычного времени, поскольку полосы уже были подписаны в печать. Я была спокойна: первый в моей жизни красочный номер был подготовлен и сверстан без проблем. Вдруг звонок из типографии: «Лида, спустись к нам». Оказалось, в «Литературной странице» на четвертой полосе на красный я поставила тонкую вертикальную линейку, отделяющую подборку стихов от рассказа. Тогда все статьи друг от друга отделяли линейками, толщину и конфигурацию определял ответсек. На два красочных заголовка и эту тонкую линейку пришлось все давление печатных валков. Через некоторое количество отпечатанных экземпляров тонкая линейка разрезала валик. Печатница валик уже заменила. Нужно было решать, что делать с линейкой. Нина Шицына предложила вертикальную линейку с красного цвета убрать. Вместо нее на форме для синего цвета поставить толстую «веревочку» – прерывистую линейку; при печати она забьет на уже отпечатанных экземплярах тонкую красную. Конечно, я согласилась. Собственно, они все решили без меня, просто по правилам должны были согласовать с редакцией. Никто не ругался, хотя загубленный валик – это ущерб для типографии. Пожалели? Думаю, понимали и свою оплошность. Они, такие опытные, должны были предвидеть «коварство» тонкой линейки и подсказать заранее. Я же урок усвоила.
Вскоре выходило еще два праздничных номера: 5 декабря отмечали День Конституции, 30 декабря – 50-летие образования СССР. Красочные праздничные номера выпущены без проблем. Вполне возможно, что сохранились экземпляры газеты за 7 ноября 1972 года, где на 4-й странице сквозь синюю «веревочку» просвечивает тонкая красная линейка. А читатели решили, что так оригинально было задумано.
Все-таки привилегия ответсека формировать будущий номер газеты – замечательная штука. И я воспользовалась служебным положением.
Когда в начале этой повести сообщила, что после публикации двух моих рассказов с литературой решила покончить, была не совсем права. В десятом классе, весной, перед самым выпуском из школы я написала рассказ «Русские девчонки». Предыдущие были полной выдумкой, о чем я, семиклассница, сообщила в письме в редакцию. А тут ситуация, в которой мы оказались с одноклассниками, настолько зацепила, что я изложила ее на бумаге, придав форму рассказа. Он пролежал целый год. Даже начав работать в редакции, не смела предложить его напечатать. Однако в период моего временного пребывания на посту ответсека собственноручно поставила рассказ на полосу. Кстати, имена одноклассников в нем не меняла.
Русские девчонки
«Сейчас опять начнут возмущаться, кричать», – думала я про своих комсомольцев, собираясь объявить о сегодняшнем субботнике. И действительно, не успела я открыть рот, как послышались возмущенные голоса.
– Тихо! – крикнула я и, когда установилась должная тишина, сказала:
– Сегодня к четырем часам приходите все на городскую площадь. Нашему классу нужно вылепить несколько фигур из снега к празднику «Проводы русской зимы».
Я не сомневалась, что ребята придут, хотя сейчас они, как один, против. И придут в первую очередь те, которые шумят больше всех. За два года я сумела разгадать моих комсомольцев. И все-таки, когда я подходила к месту сбора, в душу мою закрался страх: «А вдруг не придут!»
Но вот замелькали знакомые лица моих подруг, и я успокоилась. Ну, а мальчишки, как всегда, опаздывали. Все выглядели очень смешно в своих стареньких пальтишках и с накрашенными глазами.
Меня, как комсорга, откомандировали узнать, где лепить фигуры.
– Скажи ребятам, что сегодня лепить не надо. Скоро приедет трактор расчищать площадь. Придите завтра в это же время, сказал мне секретарь райкома, когда спросила его об этом.
«Вот, – думаю я, – обрадуются девчонки».
– Можно идти домой! – кричу им издалека.
– Как домой?
– А когда же лепить?
– Вот люди! Гоняют только туда-сюда.
– Не пойдем домой! – неслись возмущенные голоса моих девчонок и только что подошедших парней.
Ну, теперь я уж не знала, что говорить. Наконец, предложила:
– Тогда пойдем лепить.
– А где? Трактор будет сгребать снег, прихватит и наши фигурки.
– Можно сделать у самой дороги, не будет же заваливать снегом дорогу.
– Пошли, девчонки, строить Бабу Ягу, – крикнул Саша.
– Девчонки, а ведь, действительно, неплохая мысль. Если облепить Саню снегом, получится замечательная Баба Яга, – сказала я, и мы все побежали, утопая в снегу.
Сначала лепили снежки и кидали друг в друга, потом стали катать большие комки снега.
Когда наша Баба Яга была готова, Наташка сказала:
– Слушайте, а зачем нам Баба Яга? Мы провожаем зиму. Так давайте строить Снегурочку, уйдет зима, растает и наша Снегурочка.
Срочно стали переделывать Бабу на Снегурочку. Девчонки так увлеклись, что оттеснили от снежной девушки парней, и те, немного постояв, ушли, никем не замеченные. У всех загорелись глаза и раскраснелись лица. Лорка, наша первая модница, своими руками с длинными накрашенными ногтями что-то все время поправляла в снегурочкином лице. Наташка, не замечая, что у нее замерзли пальцы, старательно вылепливала Снегурочке руки. Такими я моих девчонок не видела никогда. Что-то чисто русское проявилось в их характерах. Они лепили Снегурочку именно такой, какой представляли ее себе по русским сказкам. В белой шубе до пят, в шапочке и с муфтой – такой была наша снежная красавица.
И вдруг в нашу Снегурочку стукнулся снежок. Все девчонки обернулись туда, откуда прилетел снежный комок. На куче снега стояли мальчишки из четвертого класса.
– Чего кидаетесь? – крикнула Наташка.
В ответ посыпался град снежков.
– Дураки! Мы делаем, а вы ломаете. Поймаем – получите! – рассердилась Лорка.
– Вы уйдете – мы все равно разбомбим вашу Бабу Ягу, – дерзили мальчишки.
– Это не Баба Яга, а женщина.
– Ха-ха-ха… Вы слышали, хлопцы? Это женщина. Разбомбим мы вашу «женщину», – подзадоривал белоголовый четвероклассник.
– Жалко нашу Снегурочку. Мы уйдем – они разломают ее, – кивнула на мальчишек староста Таня, когда Снегурочка была готова.
– Ничего они не разломают. Как можно сломать такую красивую Снегурочку, – заверила Лорка. – Пошли по домам.
Но мы все не уходили. Стояли и смотрели на наше «искусство». Прохожие оглядывались на слепленную нами красавицу, на нас и улыбались.
Мы еще долго стояли около нашей Снегурочки, потом ушли.
– Неужели сломают?
– Не должны.
– Пусть только попробуют! – перебрасывались девчонки по дороге.
Всем было жаль нашу одинокую Снегурочку.
Глава 10
Фото из портфеля редакции
Был еще один случай использования служебного положения. Но на сей раз не по моей инициативе. В феврале в Усольской средней школе ежегодно проводили вечер встречи выпускников. В феврале 1973 года на такой вечер вполне законно могла пойти первый раз, ведь полгода назад стала выпускницей. Конечно, такую возможность не упустила. Навиты локоны на мои длинные волосы, надет новый, недавно из ателье костюм. Директор школы Борис Алексеевич Тараканов велел зайти в его кабинет. Здесь собрали еще нескольких ребят. Нас усадили за стол рядом с учительницей, попросили изобразить коллективное обсуждение. Все это запечатлел фотоаппарат. В номере от 7 марта, посвященном Женскому дню, была напечатана статья «Всегда среди детей» с этой фотографией. Крайняя слева – это я, рядом – Люда Шишкина из параллельного класса, далее – героиня статьи, учительница начальных классов Лионилла Кузьминична Шерстобитова, которая отметила двадцатилетие педагогического стажа, наконец – Боря Шерстобитов, он окончил школу на три года раньше нас. Лиц остальных участников коллективной беседы не видно, хотя на них и устремлено все внимание. Я эту учительницу вообще не знала, поскольку училась в этой школе только два последних года. Люда, как и я, пришла из школы имени Гагарина. Автор статьи директор Тараканов, чтобы рассказать об учительнице, даже беседовал с ее первоклашками. Логичнее было бы с ними ее и сфотографировать. Но почему-то выбрали нас. Таких постановочных снимков все газеты делали немало. Хотя никакого вранья не было допущено. Под снимком стоит подпись: «Л. К. Шерстобитова с выпускниками Усольской средней школы». Но ведь не сказано, что мы учились в ее классе. После публикации эту фотографию я взяла себе на память.
Из редакционного архива я умыкнула еще один снимок. Перебирая как-то сложенные в папку давно опубликованные фотографии, увидела победителей городской эстафеты 1972 года в честь Дня Победы. На снимке слева – физрук Юрий Иванович Сафронов, директор школы Борис Алексеевич Тараканов, из десяти победителей эстафеты пятеро – мои одноклассники: Таня Ряшенцева, Люда Соболева, Люда Пономарева, Сережа Зимовский и Сережа Юшков. Эти девчата и ребята были спортсмены-асы, выступали за школу хоть в легкоатлетическом беге, хоть в лыжных гонках. Моим увлечением спорт не был, достаточно было уроков физкультуры. Фотографию я подарила Сереже Зимовскому.
Глава 11
Мужская половина
Описала уже более полугода своей работы в газете «Красное знамя», но не рассказала, кто были мои коллеги, разве что упомянула несколько фамилий.
Если говорить о творческих работниках редакции, то мужчин и женщин было половина на половину. В коллективе не принято было вести пустопорожние разговоры, тем более были дни, когда кабинеты пустовали: журналисты рыскали по командировкам в поисках информации. Так что подробных биографий своих сослуживцев представить не могу. Скажу только о своих впечатлениях или фактах, которые знаю.
Порядок представления не зависит от иерархии: от редактора к подчиненным. Руководствуюсь собственной логикой, может быть, трудно объяснимой.
Фотокорреспондента Ивана Ивановича Чумака я увидела, проработав неделю. Потом он опять пропал надолго. В следующий раз, когда Иван Иванович появился в редакции, он зашел в наш кабинет и молча протянул мне заколку для волос – недорогую, но очень красивую. Я поблагодарила, не скрывая удивления. Удивленные лица были и у женщин, которые наблюдали эту сцену. Почему Иван Иванович решил сделать мне такой подарок? Может, потому что у меня у единственной в редакции были длинные волосы, которые чаще всего стягивала в конский хвост на затылке. Теперь вместо черной аптечной резинки мой хвост украшала белая пластмассовая заколка с мелкими чудными цветочками. Я носила ее много лет.
Однажды фотокор принес журнал «Советское фото». Я такой журнал видела впервые. Он был толстый, не только обложка, но и все страницы – на белой бумаге. Фотографии в журнале были потрясающие. Это и понятно, журнал для печати отбирал лучшие снимки со всего Советского Союза. Настоящий мастер-класс для фотографов. Журнал выходил раз в месяц. Редакция «Красного знамени» выписывала его специально для фотокора. Я с удовольствием просматривала все номера, но владел ими Иван Иванович.
Наш фотокор был волк-одиночка. В командировки по району, как правило, ездил один. Направления определял сам. В районе было семь совхозов и четыре лесопромышленных предприятия. Он охватывал фотоинформацией все, мотался из одного конца района в другой. Заезжал в центральные усадьбы, где всегда подскажут объект для съемок, не обходил дальние деревни и лесоучастки. Редакционной машиной Чумак пользовался редко, до любого места добирался на попутках и речным транспортом. Автобусы курсировали далеко не в каждый населенный пункт, а в распутицу и вовсе переставали ездить, поскольку практически все дороги были грунтовые, в лучшем случае отсыпанные щебнем.
Свою фотокамеру, главный рабочий инструмент, Чумак берег и лелеял, как ребенка. Зимой он прятал ее под пальто, иначе от перепада температур в помещении и на улице в объективе соберется конденсат, замерзнут металлические шторки.
Иван Иванович не пользовался редакционной фотолабораторией, хотя в редакции под нее была выделена затемненная каморка. Проявлял пленки и печатал снимки фотокор дома. В нашей типографии не было оборудования для изготовления с фотографий клише – металлических пластинок, с которых печатались снимки в газете. Клише делали в головной Березниковской типографии. Чумак жил в Березниках. Он сам отбирал удачные снимки, кадрировал их под ширину колонок, делал заказ в типографию. В «Красное знамя» приносил готовые клише с контрольным оттиском. Надо сказать, что все его снимки были актуальные и качественные – по сюжету и четкости изображения.
Теперь для Ивана Ивановича наступала самая сложная часть работы – написать текстовку. Рабочего стола у него в редакции не было за ненадобностью. Он находил укромный уголок и надолго пропадал из поля чьего-либо внимания. Полстранички текста давались ему мучительно, но никого не просил писать за себя. Иван Иванович окончил только семь классов, знал свои пробелы в грамматике. Подходил ко мне и тихонько просил: «Посмотри ошибки». Считал, что машинистке должен отдать безупречный текст.
У фотокора Чумака было правило: он никого не фотографировал на память. Снимки делал только «по работе». Но девчатам нашей редакции выпало счастливое исключение. Старый фотоаппарат служил Ивану Ивановичу много лет. Несмотря на бережное отношение и тщательный уход пришла пора списывать фотокамеру «на пенсию». Редакция купила по заказу фотокора новый аппарат. Сразу поехать на съемку для газеты, не проверив его, Иван Иванович не мог. Решил протестировать фотоаппарат на нас: сделал портреты всех женщин, которые были в этот день в редакции. Мы не готовились: не подводили тушью глаза, не красили губы, не сооружали прически. Зато получились все естественные – такие, какие есть.
Лучшего редактора для «Красного знамени», чем Игорь Владимирович Скирюк, и желать было нельзя. Он окончил сельскохозяйственный институт и по первому образованию был зоотехник. Второе образование получил в Высшей партийной школе по газетной специфике. Усольский район – в основном сельскохозяйственный. Это очень важно – разбираться в предмете, о котором хочешь поведать читателям.
Игорь Владимирович писал и немало. Редакторская должность не позволяла ему надолго уезжать в командировки: три дня из пяти рабочих на неделе ему нужно было контролировать выпуск газеты и подписывать ее в печать. Но все же он вырывался на село, чтобы пообщаться с людьми, написать о их работе. Не знаю, почему, но было правило не ставить в один номер два или несколько материалов под одной подписью. По этой причине работники редакции часто пользовались псевдонимами. У Скирюка их было два. И. Владимиров – производное от отчества. И. Лидин – в честь жены Лидии Михайловны.
Редактор Скирюк умел и любил фотографировать. В командировки ездил с фотоаппаратом. И его снимков в газете печаталось немало. Как раз Игорь Владимирович пользовался редакционной фотолабораторией. И не только для проявки фотоснимков. Он увлекался киносъемкой. Для начала семидесятых годов любительская киносъемка была редким увлечением, тем более в глубинке. Была очень сухая осень, и вода в Каме ушла далеко от берега. Песок застыл на морозце. Игорь Владимирович предложил нам, редакционным, воспользоваться редкой возможностью погулять по недавнему дну реки. Пока взрослые дурачились, он заснял все это на камеру. Потом в темной фотолаборатории мы смотрели кино про себя.
Кама наша непредсказуемая. Как-то весной она настолько разлилась в половодье, что волны плескались в стену нашего здания. Хорошо, что Голицыны построили особняк на совесть. Стены выдержали эту водную стихию. Особенно жутко было наблюдать в типографии, как у самых окон стоит вода. Типографские же спокойно относились к тому, что чуть ли не плавают. Видимо, такие весенние натиски река преподносила не впервые. Жаль, кино о водной стихии наш редактор не снял.
На этом разносторонность Скирюка не заканчивалась. В редакции было две пишущие машинки. На новой громоздкой «Башкирии» печатала штатная машинистка все газетные материалы. Вторая машинка, старая предшественница «Башкирии», стояла в кабинете редактора и всецело принадлежала ему. Свои материалы он печатал сам. За годы тренировки скорость его печати не уступала профессионалам в редакции.
Никаких нравоучений, выговоров, выволочек; спокойствие, ответственность, работоспособность – таким был наш редактор Игорь Владимирович Скирюк. Он был человеком на своем месте. К сожалению, по состоянию здоровья в 1983 году Игорю Владимировичу пришлось уйти с должности редактора, хотя ему еще не было 50 лет.
Заместитель редактора Виктор Николаевич Леханов пришел на эту должность в редакцию незадолго до меня, хотя у нас разница в возрасте почти 18 лет. За эти 18 лет Виктор Николаевич не быстро, но целенаправленно поднимался по служебной лестнице вверх. Школа, ремесленное училище, армия, работа на заводе, активная общественная работа, вступление в партию и уже освобожденная работа инструктором райкома партии. Учеба в высшей партийной школе – и направление в редакцию. С одной стороны, работа новая, со свое газетной спецификой. С другой стороны, знакомая: заместитель редактора вел партийную тематику. Часто на стол машинистки ложились склейки из выступлений партийных руководителей на заседаниях бюро, пленумах, собраниях, конференциях. Связывали речи короткие авторские «переходы». Комментарии, личное мнение не приветствовались в партийных материалах. По мне так скукотища сидеть на такой тематике. С русским языком у заместителя редактора не было «крепкой дружбы». Может, Виктора Николаевича и смущали просочившиеся в его тексты ошибки, но он не подавал виду. Да и правильно: чтобы их исправить, есть машинистка и корректор. После 12 лет заместительства у Скирюка Виктора Николаевича утвердили редактором «Красного знамени». С этой должности он ушел на пенсию, в общей сложности прослужив газете без малого 20 лет. И вовремя. Начались неспокойные девяностые.
В одном кабинете с заместителем редактора были рабочие столы заведующих отделами. Иван Павлович Лебедько возглавлял отдел промышленности и был он в этом отделе единственный. Получается, сам себе давал задание, сам исполнял. Писал Лебедько много, хорошие аналитические статьи.
Усольский район располагается на двух берегах Камы. Для районного начальства руководить таким хозяйством непросто, если учесть, что моста через реку тогда не было. Но для них хоть служебный транспорт всегда наготове. Старенький «козлик» был один на всю редакцию, да и то половину рабочих дней стоял на ремонте. Районные газетчики добирались, как придется. Тем не менее на местах их видели часто. Лебедько был своим на всех промпредприятиях. Сегодня он мотается по лесоучасткам Шемейного леспромхоза, что на усольской стороне реки. В следующий раз едет к лесорубам Березниковского леспромхоза на берегу противоположном – не только в центральную Вогулку, но и в отдаленные поселки. То отправляется в Орлинский сплавной рейд. Здесь река Яйва впадает в Каму. В месте встречи двух рек они разливаются так широко, что не видно противоположного берега. Вот здесь и собирается строевой лес из леспромхозов в мощные плоты и сплавляется вниз по Каме. Тащат плоты старенькие буксиры-трудяги. По пути Иван Павлович обязательно завернет в Огурдино, где на Верхне-Камской фабрике «Спорт» выпускают лыжи под маркой «Урал».
Из командировок Лебедько привозил кучу материалов и по нескольку дней отписывал. Не только по пути, но и специально ездил в совхозы: если редакционные «сельхозники» в отпуске или заболели, не оставишь же без освещения основную для района тему. Одним словом, несмотря на отсутствие специального журналистского образования, Лебедько был хорошим районщиком. Хотя на моей памяти был и у него прокол. В июле 1972 года аж на первой странице газета опубликовала его статью «Травы пахнут ароматом». Расшифровки, каким ароматом – ни в заголовке, ни в статье. Справедливости ради скажем, вина в этой смысловой ошибке общая. Куда смотрели редактор, ответсек, корректор? Когда я пришла на работу в конце августа, эту оплошность еще не раз вспоминали, но уже не ужасом, а со смехом.
Не раз случались в газете ляпы и за те годы, что я работала в редакции, в том числе в заголовках статей на общественно-политическую тему. Потом недоумевали: столько человек читали, и никто не заметил. Не ошибается тот, кто не работает. И в редакциях больших газет недаром была «свежая голова», чтобы прочитывать весь номер на новенького перед тем, как подписать его в печать и отправить в типографию.
Лебедько, как и Чумак, жил в Березниках. До работы добираться им было непросто: по Березникам на автобусе до речного вокзала, потом через Каму на речном трамвае на правый берег реки до пристани старого города, потом пешком. До старого города переправа по расписанию была редкой. Тогда дорога из дома на работу и обратно становилась длиннее раза в два: из старого города до нового Усолья, переправа через реку до заводов, дорога вдоль содового завода на автобусе, если повезет, но чаще пешком до промышленной площадки, где была конечная остановка городского автобуса №1. Мост через Каму соединил Березники и Усолье в 1981 году. Их связало регулярное автобусное сообщение. Редакция переехала из старого города в центр. Так что добираться стало проще и ближе.
Скирюк, Леханов, Лебедько, Чумак – практически ровесники, родились до войны. Когда я пришла в редакцию, им было по 35—40 лет. Мне, семнадцатилетней, они казались почти стариками.