Не будь жестоким, ласковый апрель
Лена родилась тридцатого апреля.
– Мама, как я удачно появилась на свет, – всякий раз говорила она матери, когда утром Мария Николаевна будила ее и поздравляла с днем рождения. – Завтра праздник, и все девчонки соберутся у нас.
Мария Николаевна только улыбалась в ответ. Она хорошо помнила то тридцатое апреля. Утром собралась в магазин за молоком. Оступилась и скатилась с крылечка. Всего-то четыре ступеньки, а казалось, что огромный живот взорвался. Она так и сидела на асфальте, боясь пошевелиться. Не рожденный ребеночек взбунтовался, заколотил ручками и ножками не уберегшую его мамашу. Вышедшая на крыльцо соседка запричитала, бросилась вызывать «скорую». Все обошлось, и девочка, огласив роддом звонким криком, появилась на свет на целую неделю раньше, чем ей было предписано природой.
Муж, безумно счастливый, первого мая после демонстрации пришел под окно роддома со всей бригадой. Парни и девчата внизу махали шариками и флажками, скандировали: «По-здрав-ля-ем!», а она «принимала парад» из окна второго этажа.
Лена своим криком днем и ночью изводила весь роддом. Медсестры говорили:
– Ох, и намаешься ты, Маша, с такой крикуньей.
Совсем наоборот. Девочка росла очень спокойной. Часами возилась со своими куклами, разыгрывая сцены из семейной жизни. К детскому саду привыкла быстро. Рано научилась читать. В школе радовала родителей хорошими оценками.
Семнадцать лет прошло. Дочка из малышки с золотистыми кудряшками выросла в прелестную девушку.
– Хватит нежиться, вставай, сегодня-то еще не праздник, в школу пора, – Мария Николаевна прикоснулась губами к теплой бархатистой щеке дочери.
Первого мая стоял по-летнему теплый день. Отопление еще не отключили, пришлось открывать балконную дверь, иначе гости просто не выдержали бы «парилки». Девчонкам, конечно, не сиделось в такой день дома. Кто-то из подружек придумал: «Пойдем в парк гулять». Эта идея всем понравилась. Молодежь быстро собралась, оставив на столе недопитый чай. Мария Николаевна только успела рассовать конфеты девушкам по сумочкам.
В парке на танцплощадке гремела музыка, и девушки, не замедлив, влились в танцующую толпу. В ней выделялись своей формой курсанты. Несмотря на солидный внешний вид, они так же прыгали под грохочущий оркестр. Веселая стайка юных особ привлекла внимание военных, и когда девушкам надоели танцы, курсанты увязались за ними. Ходили хвостом за девчатами и на карусель, и на чертово колесо. Наконец, молодые люди набрались смелости и подошли представиться. Лена сначала никого из новых знакомых не выделила, но само собой получилось, что весь остаток вечера рядом с ней был высокий молчаливый курсант. Когда знакомились, Лена запомнила имя – Петр. Его молчаливое присутствие волновало Лену как-то по-особенному. Это чувство было для нее новым. До семнадцати лет никто еще не нравился ей, одноклассники казались глупыми мальчишками. То одна, то другая подружка тайком признавалась в первом поцелуе, а Лена не могла представить, с кем из этих мальчишек она могла бы поцеловаться.
Петя был из другого, взрослого мира. Он учился на последнем курсе военного училища, и разница в пять лет представлялась девушке целой вечностью. Несмотря на «солидный» возраст, Петр был не искушен в любви. И молчал он не от застенчивости, а оттого что боялся спугнуть девушку неумелым ухаживанием – он не знал, о чем следует говорить с таким неземным существом. А для Лены и неважны были слова. Она слушала бестолковую болтовню подружек и их новых знакомых. Когда она поднимала взгляд к Петиному лицу, всякий раз тонула в его бездонных темно-серых глазах. Лена вдруг вспомнила, что мама положила в сумочку конфеты. Она протянула Пете свою любимую «Красную шапочку», их пальцы соприкоснулись, и сердце замерло, а потом улетело в бездонную пропасть.
У Пети все-таки хватило смелости при расставании назначить Лене свидание… на завтра. Она так боялась, что они разъедутся и больше никогда не встретятся, что, не раздумывая, согласилась.
Лена долго не могла заснуть, металась в жаркой постели, Петя не шел у нее из головы. Наконец, сон унес ее в счастливый полет. Она неслась на карусели, смеясь, убегала по дорожке парка от Пети, но всякий раз, оглядываясь, видела его милые глаза. Вдруг она услышала за спиной тишину, остановилась, вокруг никого не было. В ужасе Лена проснулась. Это только сон. Петя – он есть. И сегодня она его увидит.
После праздников пришел черед Лены рассказывать подружкам о первом поцелуе. Она и маме очень скоро призналась, что влюблена. С детства у нее не было от матери секретов. Мария Николаевна дорожила доверием своей девочки и всегда очень серьезно относилась к ее проблемам, даже когда та была малышкой. Никогда не давила с позиции силы, а пыталась разобраться в ситуации. Она сразу увидела в дочери перемены после ее семнадцатилетия. Неискушенной девушке трудно скрыть влюбленность, да Лена и не пыталась утаивать свое счастье. Мама только напомнила:
– Смотри, у тебя скоро экзамены.
Учебе любовь не помешала. Лена усиленно занималась целую неделю, считая дни до воскресенья, когда курсантам давали увольнение. Да и выпускникам военного училища приходилось много заниматься: погоны лейтенантов надо было заслужить и хорошими знаниями, и отличной физподготовкой.
Позади остались выпускные экзамены в школе и военном училище. Молодые офицеры в последний раз прошли в строю. Вместе с руководством училища парад принимали многочисленные родственники, собравшиеся на выпуск. Петр был счастлив не только оттого что на его плечах сверкали звездочки лейтенантских погон, но и оттого что рядом была любимая девушка.
Дни летели, неумолимо приближая отъезд Петра к месту службы. Оба понимали, что расстаться они уже не смогут, и Петр сделал предложение своей любимой. Счастливая Лена, вернувшись со свидания, известила родителей:
– Я выхожу замуж.
– Добегалась. Ты что, ребенка ждешь?
– Мама, ну что ты такое говоришь? Я люблю Петю. Мы не можем друг без друга.
Мария Николаевна с облегчением вздохнула:
– Тебе об институте надо думать, а не о замужестве. В семнадцать лет тебя никто и не распишет.
– Вы с папой заявление в загс напишете.
– Не выдумывай. Я слышать об этом ничего не хочу.
– Мама, но он же уезжает через неделю.
– Ничего, расставание не повредит. Если он тебя любит, то подождет годик-другой, пока ты повзрослеешь.
– Что ты понимаешь в любви? – крикнула в отчаянии Лена.
Слезы мгновенно залили ее лицо, она убежала в свою комнату и бросилась на кровать, сотрясаясь от рыданий.
В сорок лет Мария Николаевна все понимала в любви. Но еще она понимала, что не время ее девочке взваливать на себя семейную ношу да еще вдалеке от родительского дома.
Петя растерялся, когда Лена сказала ему о запрете родителей. Их свидания были наполнены грустью от приближающейся разлуки. Накануне отъезда Лена решительно заявила:
– Петя, я завтра еду с тобой. Жди меня у вагона.
Мария Николаевна почувствовала, что ее дочь способна на безумство. Утром, уходя на работу, она вынула из сумочки Лены ключи.
Поезд уходил днем. Лена собрала в сумку вещи, походила по комнатам, прощаясь с родительской квартирой. Девушка не сразу поняла, почему не может найти свои ключи. Она готова была уйти, оставив дверь на одной защелке. Повернула верхний английский замок, дверь не поддавалась. Тогда Лена догадалась, что мать закрыла все замки. Она сидела в коридоре и ревела. Стрелки часов неумолимо бежали. Мысль, что она может никогда не увидеть Петю, толкнула Лену на отчаянный поступок. Она разыскала в кладовке веревку, привязала ее к балконным перилам. Со второго этажа спускаться было невысоко, но все равно страшно. Обдирая ноги и ладони о тонкую веревку, Лена спустилась вниз и только тогда вспомнила, что у нее нет ни копейки денег. Пересаживаясь с автобуса на автобус, она зайцем добралась до вокзала. Лена понимала, что никуда она не сможет поехать с Петей, но нужно было объяснить ему, почему так получилось.
Лена догадалась, что мать закрыла все замки.
Она сидела в коридоре и ревела.
Когда она выбежала на привокзальную площадь, стрелки часов показывали, что поезд уже ушел. Лена еще надеялась, что часы врут или поезд по какой-нибудь причине задержался, ведь поезда так часто опаздывают. На табло еще горела строчка с информацией о времени отправления. Лена выскочила из перехода на перрон. Он был пуст. Она долго стояла, глядя в ту сторону, куда уехал ее любимый.
Лена весь день бродила по городу, не замечая усталости, голода и боли от ссадин. Она пришла домой поздно вечером. На звонок дверь открыла Мария Николаевна. Лена молча прошла мимо матери и закрылась в своей комнате.
Потянулись дни гнетущего молчания. Мария Николаевна была уверена в своей правоте и пыталась объясниться с дочерью. Напоминание об институте вызвало у девушки только кривую ухмылку. За учебники она так и не взялась, все лето почти не выходила из душной квартиры, часами сидела у телевизора или бездумно смотрела в окно. Иногда из ее комнаты был слышен магнитофон. Душу рвала одна и та же кассета с песнями о несчастной любви.
Вечно так продолжаться не могло. Лена пошла устраиваться на работу. На заводе в отделе кадров ей предложили место курьера в цехе. Без специальности на другое она и не рассчитывала. В первый рабочий день ничего не сказала родителям, просто встала рано утром и ушла. Вечером на вопрос матери: «Где ты пропадала целый день?» – ответила:
– На работе была, – и улыбнулась впервые за последнее время.
Отношения потихоньку наладились, но прежнюю доверительность между матерью и дочерью уже было не вернуть.
Подружки-одноклассницы устроились по-разному. Кто-то ездил в институт. Кто-то, провалившись на экзаменах, выплакал положенную порцию слез и подался в училище или устроился на работу. В выходные дни они иногда собирались вместе поделиться новостями. Как-то после очередных посиделок мама сообщила:
– Петя звонил. Я сказала, что ты у подружки. Дала ее телефон.
Лена побледнела:
– Мы были совсем в другом месте.
Целый месяц она никуда не выходила по вечерам, сразу после работы возвращалась домой. Если звонили девчонки, старалась быстро закончить разговор. Девушка ждала только одного звонка. Но ожидания ее были напрасны. Она поддалась на уговоры и пошла с подругами в кино: об этом фильме говорили все, и на премьеру с трудом достали билеты. В этот вечер опять звонил Петя. Лена была в отчаянии: «Он подумает, что я специально не пришла на вокзал, а теперь скрываюсь от него. Он даже не знает моего адреса. Как все глупо получилось». Последний звонок от Пети был ночью первого января. За полчаса до этого Лена с подружками ушла в снежный городок. Когда она узнала о звонке, новогоднее настроение тут же улетучилось. Она знала: больше он не позвонит никогда.
Следующим летом Лена тоже не стала поступать в институт. Сдала документы в колледж на заочное. С аттестатом, в котором не было ни одной тройки, ей не составило труда выдержать конкурс. Работать перешла в бригаду киповцев.
Годы стерли из памяти первую любовь. Жизнь текла своим чередом. Подружки одна за другой выходили замуж, рожали детей. Сердце Лены не затронул ни один мужчина, хотя молодых и неженатых было полно и в цехе, и на стадионе, где Лена теперь проводила много свободного времени.
Алексей Васильевич пришел к ним в цех сменным мастером. Собственно говоря, никакой он был не Васильевич. Очень уж он был робкий, хотя отслужил в армии, закончил институт. Острые на язычок женщины за глаза звали его ласково «наш Лешенька». Но другим не позволяли фамильярничать, при случае вставали за него горой, опекали по-матерински. Жил он в общежитии, а на выходные уезжал к родителям в соседний город за семьдесят километров.
Лена молодому мастеру сразу приглянулась. Но прошел не один месяц, пока он решился проявить к ней какие-то знаки внимания. Пока он ходил вокруг да около, женщины незлобиво посмеивались. Лена подхватывала шутки: Лешеньку она никак не могла представить своим мужем. Вообще-то, он был большой умница, без конца что-то усовершенствовал в цехе, руководство его ценило. Единственным его недостатком была излишняя стеснительность. И все-таки он набрался смелости и сделал Лене предложение. Она отшутилась. Но Алеша по-прежнему молча ходил за ней. Еще раз повторил попытку, предложил Лене съездить в гости, познакомиться с его родителями. Она отказалась под благовидным предлогом.
Как-то бригадир, женщина немолодая, немало повидавшая на своем веку, подсела к Лене в обеденный перерыв:
– Зря ты так с Алешей. Парень он хороший, надежный. Тебе уж двадцать пять скоро. Смотри, останешься одна.
Лену как по щеке ударили. Она и правда задумалась. Теперь она смотрела на Алексея другими глазами, все больше убеждаясь в том, что, пожалуй, могла бы выйти за него. Для себя решила: на следующее Лешино предложение ответит согласием. Но месяц шел за месяцем, а Леша молчал.
Решение созрело само собой. Утром в субботу Лена пошла на автовокзал, купила билет на автобус и через час с небольшим была в городе, где жили родители Алексея. В конце концов, он приглашал ее в гости, вот она и приехала. Адрес она знала, оказалось, идти недалеко. У подъезда пятиэтажки стояли украшенные ленточками машины, возле которых суетились нарядные гости. Из дверей вышли невеста и жених. Это был Алексей. Лена отпрянула за угол дома. Нет, он ее не заметил. Хороша же была бы она, явившись без приглашения на чужую свадьбу. Домой Лена вернулась тем же автобусом.
В понедельник на работе, когда женщины охали и ахали, заметив новенькое обручальное кольцо мастера, Лена легко сделала равнодушное лицо, она была готова к этой новости. Вскоре Алексей уволился и уехал жить в город своего детства. Лене было досадно, что ее планы сорвались, но и не более того: все-таки Алексея она не любила.
Прошло еще немного времени, как с горизонта исчез потенциальный жених, мама спросила:
– Лена, когда же ты замуж выйдешь? Вон у твоих подружек уже дети большие.
– Когда я хотела замуж, ты меня не пустила. Теперь жди, когда снова захочу, – зло ответила дочь.
Потом жалела, что обидела мать, но не могла пересилить себя, чтобы извиниться.
Лене исполнилось двадцать пять, а в этом возрасте, как считали подружки, оставаться девушкой было неприлично. Она решила эту проблему просто. Отдыхая на базе, летней ночью отдалась первому встречному. Без любви. Хорошо, что без последствий.
В цехе был аврал: начался капитальный ремонт. Сколотили временную бригаду, в которую прикомандировали рабочих из других цехов. Даже на обед в столовую ходить было некогда. Женщины носили из дому еду, разогревали на плитке и кормили мужиков. Юра среди всех выделялся своей сосредоточенностью и сдержанностью. Он часами занимался оборудованием, ненадолго присаживаясь к обеденному столу. Женщины жалели Юру, костеря его непутевую жену. Вскоре Юрина семейная история стала известна всем.
Любка – так пренебрежительно женщины называли его жену – была известная гулена. Что нашел в ней Юра? Ну, конечно, красивая, ничего не скажешь. Так ведь для жизни-то это не самое главное. С мужем Любка развелась: пил Генка сильно. Да и сама она нередко ходила веселая после стопочки-другой, и общежитие, где у них с Генкой была комната, оглашал ее смех. После развода с мужем Любка с трехлетним сыном переехала к матери в тесную двухкомнатную квартирку, где жили еще две ее младшие сестры. С Юрой она познакомилась на дне рождения его друга. В эту компанию она попала случайно, увязалась за двоюродной сестрой именинника. Все еще расстроенная неудавшейся семейной жизнью, Любка искала утешения. Праздничные застолья для этого подходили лучше всего. Юра ей понравился: во-первых, мало пил, во-вторых, был без пары. Красивая женщина вскружила голову Юре. Он не слушал, что говорили о ней. Верил, что в разводе виноват ее первый муж. Был готов любить ее сына так же, как любил ее саму. А уж когда она сообщила, что беременна, Юра просто настоял, чтобы она переехала к нему. Мама Юры только покачала головой, когда он привел домой сноху, да еще с довеском. Ее уговоры одуматься не возымели действия, он поступил по-своему. Пожилой больной женщине пришлось смириться, ведь Юра был единственной родной душой на свете. Юра с Любой так и не собрались зарегистрировать свой брак, но когда родился сын, он записал Славу на свою фамилию.
Семейная жизнь Юры не задалась с самого начала. Люба не работала, да он и не настаивал: пусть занимается детьми. Сам перешел дежурным электриком во вредный цех – там больше платили. Ничего не скажешь, дом Люба вела, вкусно готовила. А если бралась за уборку, то заливисто пела на всю квартиру. С Юриной мамой у нее установилось терпеливое сожительство. Но тихое семейное счастье было не по Любке, и нередко она пускалась в загул. Никого не предупредив, отвозила детей к своей матери, в любой случайной компании ездила на вечеринки или в ресторан. Через день-два возвращалась домой с виноватыми глазами, просила прощения, совала Славика на руки отцу, прикрываясь от гнева мужа малышом, как щитом. Юра любил сына, любил свою беспутную жену и все ей прощал.
Так тянулось три года. Юрина мама тихо скончалась, так и не дождавшись, когда в семье наступят покой и счастье: не такой судьбы сыну она желала. Любке теперь и вовсе некого было стесняться: нередко пьянки с друзьями да подружками она устраивала и у себя дома. А отлучки порой затягивались на неделю. Зато просить прощения Любка теперь считала лишним, возвращаясь после загулов как ни в чем не бывало. Однажды после такого возвращения она, еще не протрезвевшая, устроила мужу скандал. Он не выдержал и ударил ее. Не раз битая Генкой и спокойно носившая синяки от первого мужа-пьяницы, тут Любка оскорбилась до глубины души. С пьяной Юра с ней разбираться не стал, но и наутро она ходила, надув губы. Юра ушел на работу, оставив разговор на потом. А вечером жена была снова навеселе, встретила его пьяными подковырками. Он пытался урезонить ее:
– Хоть бы нашего ребенка пожалела. Чему ты его учишь?
– А с чего ты взял, что Славик – твой ребенок? Это Генкин сын. Забыл, что я из его постели прямо в твою прыгнула. Поверил, ага, что ребенок раньше срока родился. Все вы мужики лохи, – заходилась в злобе Любка.
Она еще что-то кричала. Но Юра не слушал ее, вышел на балкон и нервно закурил. Он так и не понял, то ли правду она сказала, то ли наврала, чтобы его разозлить.
На другой день он не застал Любу дома. По опустевшим шкафам понял, что она собрала вещи свои и детей и уехала. Не вернулась она ни через неделю, ни через две. Пришло письмо, в котором она сообщала, что вернулась к первому мужу и уехала в соседнюю область, где он теперь живет; Гену она никогда не переставала любить, а Юра был ее временным пристанищем. А вскоре пришел исполнительный лист. Юра отказываться от алиментов на Славика не стал. Уже год он жил один.
Оборудование после капремонта благополучно запустили на целые сутки раньше срока. Начальство пообещало всем хорошую премию. Кто-то предложил: «Надо отметить это дело». Возражающих не нашлось, и вся бригада после работы отправилась в пивбар. Юра пил мало. Когда развеселившаяся компания выходила на танцевальный пятачок и все прыгали кто во что горазд, он отсиживался за столом. Одним словом, его серьезность ничто не могло поколебать. Гуляли допоздна. Мужики были под изрядным градусом, а кто-то и вовсе не рассчитал силенок. Своего соседа Юра вызвался доставить до дома. Сделать это было непросто: огромный детина еле стоял на ногах. Пришлось подставить свое хрупкое плечо и Лене. Намучались, пока доставили мужика на третий этаж и сдали с рук на руки жене.
– А я живу в этом же подъезде на пятом этаже. Может, зайдешь, чаю попьем.
За весь вечер Юра так и не нашел предлога заговорить с Леной, хотя за эти два месяца, что они работали бок о бок, душой прикипел к этой симпатичной молодой женщине и не раз ловил на себе ее взгляд. Он понимал, если сейчас упустит случай, другого может и не быть.
– Чаю? С удовольствием.
Юра засмущался оставленных немытыми тарелок. Лена, ни слова не говоря, взялась мыть посуду, прибрала на столе. Юра занялся чаем, извлек из шкафа конфеты, печенье. Угощение лежало на столе как-то не по-праздничному. Юра сходил в комнату и принес вазу. Большие чайные бокалы, которые хозяин было достал, его тоже не устроили. Их место заняли чашки из сервиза.
– Вот, сразу не догадался. Чай тоже надо было в красивом чайнике заварить.
– И так все хорошо, – улыбнулась Лена.
Сидя за маленьким кухонным столом, почти касаясь друг друга локтями, они не заметили, как пролетел час.
– Уже поздно, я пойду, – Лена встала.
– Или останешься? – вдруг охрипшим голосом не то спросил, не то попросил Юра.
Лена вымыла чашки из-под чая, тщательно вытерла руки о кухонное полотенце, развязала тесемки передника и повесила его на крючок. Все так же молча вышла в коридор. Юра, не дождавшись ответа, вынул из пачки сигарету. Спички ломались одна за другой. Он услышал жужжание телефонного диска, потом, через несколько секунд, голос Лены:
– Мама, ты меня не теряй… Нет, не жди, ложись спать… Не надо за меня волноваться… Мама, я потом тебе все объясню…
Трубка стукнула о телефонный аппарат, и в квартире повисла тишина. Юра вышел из кухни, держа в руке так и не зажженную сигарету. В полумраке коридора у столика с телефоном, прижавшись спиной к стене, стояла Лена.
Утром она встала раным-рано.
– Мне надо успеть заскочить домой, – сказала она и исчезла, как будто ее и не было.
Почему Юра думал, что вечером после работы она снова придет, он и сам не знал. Напрасно прождал ее целый вечер, ругал себя, что не объяснился как положено. Впереди были два выходных, которые показались ему вечностью. А в понедельник ему надо было выходить в смену в свой цех – «командировка» на капремонт закончилась.
Когда после работы Лена увидела у проходной Юру, она нисколько не удивилась. Может быть, потому, что очень ждала его. Не удивилась признанию, выразившемуся в простых словах: «Лена, переезжай ко мне». Даже если он не сказал бы этих слов, она сама была готова сделать первый шаг. «Она его за муки полюбила, а он ее – за состраданье к ним». Это было о них.
Для Лены был совершенно не важен статус: любовницы, невенчанной жены или законной супруги. Она любила, но совсем не той юношеской любовью давно прошедших дней. Это было другое чувство. Хотелось сделать уютным дом, вкусно накормить мужа, родить от него ребенка. И мама встретила эту запоздавшую любовь дочери спокойно. Не спрашивала, надолго ли это замужество дочери – без штампов в паспортах.
Когда будущее материнство Лены стало очевидно всем посторонним, Юра настоял на официальных отношениях.
– Я вовсе не хочу привязать тебя ребенком. Могу вырастить его и одна. У тебя нет передо мной никаких обязательств.
– А я хочу, чтобы они были. Чтобы мы были одной семьей. Настоящей.
Юра уговорил Лену расписаться, когда до родов оставалось около месяца. Был обычный четверг. Они купили букет роз, торт, шампанское и пошли вечером к родителям. Юра вручил Марии Николаевне цветы, неловко поцеловал в щеку и сказал:
– Поздравьте нас, мы сегодня поженились.
Мария Николаевна расплакалась. Потом заизвинялась, что у нее ничего не готово. По старой доброй привычке в доме всегда были запасы, и стол удалось собрать быстро и совсем неплохой.
Потом, когда мыли на кухне посуду, Мария Николаевна то и дело принималась утирать передником глаза.
– Мама, ну, ты чего?
– Да я от радости, дочка. Жалко, не было у тебя белого платья и свадьбы, как у твоих подружек.
– Белое платье еще не гарантирует счастливую жизнь.
– И правда. Я так хочу, чтобы у вас все хорошо сложилось. Когда рожать-то?
– В начале мая. Надеюсь встретить день рождения дома.
– Тебе ведь нынче тридцать. Юбилей.
– Мама, и не стыдно тебе напоминать о моих сединах.
– Ой-е-ей! – подхватила шутку Мария Николаевна. – Посмотри-ка на себя в зеркало – молодая да красивая. А вот мне седых волос не стыдно, я ведь скоро бабушкой буду.
Лена никогда не ложилась спать, дожидалась, когда Юра вернется после вечерней смены. В тот вечер она коротала время за мелкой постирушкой. Вначале она подумала, что ей показалось, будто открылась входная дверь. Юре с работы было еще рано возвращаться. Лена шагнула из ванной в коридор и увидела у порога женщину, толкавшую в спину заспанного мальчика.
Любка после очередной пьяной драки с мужем снова решила бросить Генку. Собрала детей и приехала к матери. В первый же вечер наведалась к подружке, с которой, как водится, выпили со встречи. Люба жаловалась на свою горькую судьбу, тесноту очередной общаги, в которой ей опять приходится жить.
– Был у тебя нормальный муж. Сама от него ушла, – напомнила подруга.
– Вот и я думаю, зря бросила Юрку. Завтра пойду, на колени упаду, скажу: вернулась насовсем. Знаешь, как он Славика любит.
– Размечталась. У него баба какая-то живет.
– Какая еще баба? Сейчас пойду выгоню.
– Куда собралась? Ты же пьяная. На улице уже темно, – пыталась урезонить ее подруга.
– Ерунда, я совсем немного выпила, даже незаметно. Славик, вставай, – Любка растормошила спящего на диване ребенка.
Лена сразу поняла, кто ввалился в квартиру на ночь глядя, но машинально спросила:
– Кто вы?
– Я жена законная Юркина, а вот его сын. А кто ты такая, я догадываюсь. Собирай манатки и убирайся из нашего дома.
– Нет, это я его жена. Законная, как ты говоришь.
– Чем докажешь?
– Сейчас, – Лена вытерла мокрые руки и пошла доставать паспорт.
Она дважды перебрала всю стопку документов, не соображая, что ищет. Наконец, справилась с собой. Взяла паспорт мужа и свой – новенький, который получила буквально на днях. Любка долго вертела в руках документы. Потом пробурчала что-то невнятное под нос, вытолкала мальчика на лестничную площадку, а когда тот захныкал, шлепнула ни в чем не повинного ребенка и накричала на него.
Когда Юра пришел с работы, он почувствовал: что-то случилось. Лена рассказала о позднем визите непрошеной гостьи. Юра тоже разволновался. Прошел на кухню, но ужинать не стал.
– У нас водка есть?
– Должна быть, – Лена достала из шкафа бутылку и рюмку.
– Давай стакан, – почти не пьющий, Юра налил половину стакана, выпил залпом и успокоился. – Испугалась? – улыбнулся он жене, сидящей напротив и с напряжением смотревшей на него.
Лена кивнула:
– Выпила бы с тобой, да нельзя. И так наш сын недоволен, что я распсиховалась. Как бы раньше времени не родить.
– Вот и успокойся, думай о ребенке. Вы – моя семья, никакой другой нет и быть не может. И вообще, зачем ты ее впустила?
– Она открыла дверь своим ключом.
– Вот безмозглый, – Юра стукнул себя по лбу. – Не подумал, что у нее остались ключи. Завтра же сменю замки.