Коттедж, в котором они жили, Николай Петрович строил сам, когда Виктория только пошла в школу. Коттедж – конечно, громко сказано. Скорее это был большой, по-хозяйски добротно обустроенный дом. Николай Петрович, женившись, лет пять прожил с тещей и как только подкопил немного денег, присмотрел на тихой улице у леса деревянную развалюху. Жить он в ней с семьей не собирался. Очень уж понравилось красивое тихое место на окраине города, откуда, впрочем, и до работы, и до центра было недалеко. За зиму завез стройматериалы, весной сломал старый дом, а к осени на его месте вырос красивый теремок из красного кирпича. А еще через год всем семейством переехали в свое новое жилище, к тому времени к дому была подведена вода, отапливался он от угольной котельной, поставленной во дворе. Позднее на краю огорода появилась аккуратная деревянная банька. Николай Петрович и слышать не хотел возражения жены, которая настаивала, чтобы баня была во дворе. Он поставил ее в отдалении, как это делали в стародавние времена в деревнях. Зато зимой, распарившись, можно было выскочить в сугроб и вволю поваляться в снегу. Длинную дорожку к бане Николай Петрович всегда расчищал сам. И в большом палисаднике перед домом, огороженном узорчатым деревянным забором, необыкновенной красоты цветы хозяин тоже выращивал сам. Когда Николай Петрович стал председателем исполкома, ему предлагали перебраться в благоустроенную квартиру в любом новом доме, которыми интенсивно стал застраиваться город. Но он отказался. Единственное, улицу, где стоял дом первого лица районной власти, заасфальтировали, и черная «Волга» теперь не застревала в лужах. Виктория тоже любила свой дом. Любили здесь собираться и ее школьные подружки, которые жили большей частью по соседству. С самого первого класса в просторных комнатах они устраивали целые спектакли, наряжаясь в материны платья и потихоньку таская ее кремы и помады. Сейчас подруги приходили редко – кто уехал, у кого появились семьи.
В Викино окно приветливо заглянул робкий солнечный лучик, который прорвался из-за туч. Ей вдруг нестерпимо захотелось глотнуть морозного воздуха. Она надела старенькое пальто и подшитые валенки, которые с началом зимы всегда дежурили у порога. Вика остановилась на крылечке, у нее слегка закружилась голова. «Вот это расслабилась, – упрекнула она себя. – Как завтра ты на работу пойдешь, Виктория Николаевна?». Вика взяла в руки метлу и стала подметать дорожку. Снегу нападало немного после того, как утром отец по обыкновению расчистил площадку от входа до калитки. На выметенную дорожку снова садились снежинки, которые все сыпали и сыпали из бродивших по небу обрывков туч. В ноябре так часто бывает: и снег идет, и солнце светит. Вика ловила медленно опускавшиеся снежинки. Переливавшиеся всеми цветами радуги в полете, на теплой ладони они быстро таяли. Вика убрала руку: ей было жаль смотреть, как умирают снежинки. Она еще постояла немного, глядя на пустынную улицу, глубоко вдохнула морозный воздух и вернулась в дом. Настроение стало другим: она успокоилась, взяла книгу, которую не открывала вторую неделю, и погрузилась в сюжет захватывающего романа.
Вечером, часов в семь, зазвенел звонок у входной двери. Мама сказала, что пришла Марина, но в дом заходить не хочет. Вика подумала, что подруга вспомнила их школьную привычку: старшеклассницами они все реже сидели дома, в любую погоду гуляли по улицам, иногда часами стояли у чьих-нибудь ворот и секретничали. Вика надела пальто и шапку, сунула ноги в стоявшие у дверей подшитые валенки и вышла к подруге. Не успела она сказать Марине: «Привет», как из темноты вынырнул Володя.
– Марина, что случилось? – вдруг испугалась Вика.
– У меня ничего не случилось, это ты у себя и у Тарасова спроси. Пришел к нам, на ночь глядя: «Пойдем к Вике, мне с ней надо срочно поговорить, а без тебя родители ее на улицу не выпустят». Муж ругается, у нас сегодня годовщина свадьбы, дома гости собрались. Тарасов едва уговорил отпустить меня на полчаса. Ну, ладно, вы тут сами разбирайтесь, а я пошла.
– Как пошла? Марина, подожди.
– Слушай, меня если не муж, то твой отец убьет, если узнает, зачем я тебя вызвала. Ну вас! – и Марина ушла.
Володя взял Вику за руки:
– Я тебя безумно люблю. Эти дни, что не видел тебя, я не жил…
Эти слова Вика могла бы повторить ему в ответ: она его тоже безумно любит, и эти недели она не жила, а страдала.
– …Вика, пойдем со мной! Пойдем прямо сейчас!
– Ну, куда я в этих валенках? Надо хотя бы сапоги надеть.
– Если сейчас войдешь в дом, ты не вернешься. Пойдем так, а потом что-нибудь придумаем.
– Но родители потеряют меня.
– Позвонишь им из автомата у почты.
И Вика ушла, обрубив все концы. Володя жил с матерью в двухкомнатной квартире. Он вел Вику в свой дом как жену. Она еще не успела подумать, как встретит ее мать Володи, и испугаться, что та ее осудит. Но женщина приняла девушку приветливо и благословила: «Живите мирно».
Николай Петрович понял, что проиграл спор с молодым негодяем. Свадьбу сыграли очень скромно: пригласили только самых близких немногочисленных родственников. Свидетелями были Марина и ее муж. Никого из друзей Владимира на свадьбе не было. И это вселяло надежду, что с разгульным прошлым он решил покончить.
Теперь предстояло решить, где жить молодоженам. В просторном доме Николая Петровича места хватило бы всем. Но Вика даже не допускала мысли, чтобы привести к родителям Володю. Отец хоть и молчал, но не смирился с ее выбором. Рано или поздно две силы столкнутся, если они поселятся под одной крышей. Вика любила и отца, и мужа, и совсем не хотела оказаться меж двух огней. Они поселились в квартире Тарасовых. Но Вика чувствовала себя здесь неловко. Жить на всем готовом – свекровь осудит, что она бездельница. Готовить самой – свекрови может не понравиться, что она хозяйничает на чужой кухне.
Как всегда, выручил случай и отец. Николай Петрович был слишком щепетильным, чтобы без очереди дать дочери новую квартиру, хотя это было вполне в его власти. А вот когда после заселения новостройки освободилось старое жилье, Вике досталась малюсенькая двенадцатиметровка в полублагоустроенном деревянном доме на втором этаже. Вика была несказанно рада, что сможет строить семейное гнездышко по своему вкусу. Душа ее пела от любви и счастья. Она теперь не засиживалась до ночи на работе, а спешила домой, чтобы успеть приготовить вкусный ужин, когда муж вернется с репетиций или концерта.
Но как-то быстро все в расписании жизни Владимира вернулось на круги своя: пьянки с друзьями и заигрывания с молоденькими поклонницами. На упреки жены, почему вернулся навеселе, он всегда находил оправдание: день рождения друга, чья-нибудь покупка, удачный концерт. Вика ничего не рассказывала родителям, веря в то, что все обязательно изменится с рождением ребенка, а она уже носила его под сердцем.
Начало лета выдалось теплым и ласковым. Было воскресенье, но Вика сидела дома одна. У Владимира по обыкновению нашлись срочные дела. Вика затеяла к ужину блины. Все уже было готово, и она только ждала, когда появится муж. А тут нагрянули неожиданные гости. Пришла Марина да еще с Ларой. Она приехала домой после защиты диплома.
– Девчонки, я вас целый год не видела. Пришла к Маринке, а у нее животище огромный, говорит, через месяц рожать, – щебетала Лара. – Тебя, Викуша, без моего ведома замуж выдали.
– Вика тоже на пятом месяце, – выдала подругу Марина.
– Что же я-то отстала? Придется срочно жениха искать, – смеялась Лара.
Девчонки наелись блинов и болтали о всякой всячине, когда появился Владимир – как всегда, навеселе и с бутылкой шампанского. Марина, глубоко замужняя дама на восьмом месяце беременности, не прельщала его. А вот возле Лары он начал увиваться, потчуя шампанским и заливаясь соловьем. Лариса отбрыкивалась от него, как могла, в конце концов, разозлилась. Прекрасное настроение от встречи подруг улетучилось. Когда девчонки ушли, Вика расплакалась, так стало обидно. На удивленный вопрос мужа: «Ты чего?» она разругалась с ним в пух и прах – впервые за все время, потому что терпение ее лопнуло.
Через неделю Вика уехала с матерью на море – и мужу в пику, и чтобы самой успокоиться. А вскоре после возвращения с юга ее увезли на скорой. Врачи ничего не могли сделать: Вика преждевременно родила мертвого мальчика. Как плакали они вместе с Володей, сидя обнявшись в приемном покое больницы, когда Вику выписывали. Он утешал ее и клялся в любви. Как только прошел установленный врачами запретительный срок и она снова почувствовала в себе зародившуюся жизнь, Вика всю себя посвятила будущему ребенку: режим, правильное питание, прогулки, спокойствие. Последнее давалось с трудом, потому что Владимир куролесил по-прежнему. Вика не упрекала его, объясняя все потерей ребенка, и обвиняла во всем только себя.
Дочка Светочка была просто прелесть. Виктории трудно было управляться с ребенком в своей квартирке: там не было горячей воды, негде было сушить пеленки. Она перебралась к родителям. Какое счастье было кормить крошечку, купать ее! Николай Петрович всем сердцем привязался к внучке, любил вечерами баюкать ее на своих коленях. Клавдия Васильевна очень ревниво относилась к тому, что он часами не отпускает от себя ребенка. А Вика ревновала ее к ним обоим.
Володя болтался, где попало. Ночевал то у матери, то у себя дома, то появлялся у тестя. Вика ругалась, когда он приходил навеселе – ей было стыдно перед отцом. Она уговаривала мужа не высовываться из комнаты. Но пьяный, он куражился и лез спорить с тестем. Тот, не считая нужным говорить с пьяным, молчал, а молодой нахал заводился еще больше. Вика поставила ультиматум: зиму жить придется у отца, потому что в их квартире холодно и сыро, но пьяному ему домой никто приходить не разрешит. Володя только ухмыльнулся в ответ.
Вику все чаще посещала мысль, что она ошиблась. С рождением ребенка не только ничего не изменилось, а стало хуже. Она пробовала переехать жить к Тарасовым, поскольку в свою собственную холодную квартиру с ребенком действительно переселяться было нельзя. Но и здесь через день да каждый день были ссоры из-за пьянок. Свекровь полностью была на стороне снохи, но никак не могла повлиять на сына. Вика вернулась к родителям. Однажды она за какими-то вещами заскочила в свою квартиру и застала мужа в постели с девицей. Она шла по улице, глотая слезы от обиды и унижения. Это было последней каплей. Володя просил прощения, клялся в любви, но она больше ему не верила. Они развелись.
Девочка подросла, и Виктории надо было выходить на работу. О том, чтобы вернуться на должность директора дома культуры, и речи быть не могло. Ежедневно встречаться с бывшим мужем и мотать нервы? Нет уж, увольте. Все семейные передряги Николая Петровича коллегам были известны – городок-то маленький. Не были они секретом и для председателя одного из райисполкомов соседнего города. Встретив как-то Николая Петровича на совещании, он предложил:
– Давай твою Викторию к нам в исполком. Пока поработает у меня секретарем в приемной, но, думаю, долго там не засидится. Нам толковые грамотные специалисты нужны.
С годик Виктория помоталась на перекладных в соседний город. Вставала в шесть утра, чтобы успеть к девяти на работу. Вечером приезжала поздно, а в дни, когда нужно было срочно печатать документы, и вовсе ночевала у кого-нибудь из коллег. Но работа ей нравилась, она старалась проявить себя, уже разобралась во всех правилах, по которым жила структура, называемая местной властью. Тем более город был большой, перспективный: здесь работали десятки предприятий, на всех окраинах вырастали жилые микрорайоны с высотными домами.
Со Светой нянчилась Клавдия Васильевна. От домашних забот она дочь тоже оберегала. Однокомнатную старенькую квартирку Виктория сдала. Владимир в нее не прописывался, после развода жил с матерью. А для Виктории это жилье в дырявом доме и вовсе стало обузой, поскольку она давно перебралась к родителям.
Терпение и старание Виктории было вознаграждено. Ее перевели инструктором в общий отдел и поручили работать с жалобами населения. Почти одновременно она получила ордер на двухкомнатную квартиру. Но квартира долго оставалась временным пристанищем, потому что Света по-прежнему жила у бабушки с дедушкой, а не видеть дочку, не почитать ей книжку хотя бы перед сном Виктория не могла.
Николаю Петровичу исполнилось шестьдесят лет, и его с почетом проводили на пенсию. Нельзя сказать, что переход от плотного рабочего графика к полной свободе дался ему легко, но он был готов к тому, что место руководителя района придется оставить. Расценивал этот отдых, как длительный отпуск. Взялся за домашние дела, которые долго откладывал, много читал, занимался с внучкой. Ему еще раз предложили переехать в благоустроенную квартиру. Поразмыслив, что с годами с домом будет управляться все сложнее, он с благодарностью согласился, только попросил, если это возможно, выделить квартиру в соседнем городе – поближе к дочери. Так они и поселились почти рядом. Дом продали, так что трехкомнатную квартиру Николая Петровича обставили новой мебелью. Из дома перевезли только книги, стеллажи с которыми заняли весь длинный коридор.
Свете было уже четыре года, а она росла совсем домашним ребенком. Виктория понимала, что общение только с матерью, бабушкой и дедушкой совершенно недостаточно девочке. Она настояла на том, чтобы отдать ее в детский сад. В детский коллектив она вошла очень легко, с удовольствием рассказывала по вечерам, во что они играли, как готовятся к праздникам. Воспитатели тоже были довольны: девочка была развита, быстро запоминала стихи, хорошо пела. Сказывались занятия с дедушкой, который с выходом на пенсию все больше времени уделял внучке. Виктория вся отдавалась работе, тем более что ее назначили начальником отдела, и невольно воспитание дочери переложила на своих родителей. Единственное, на чем она настояла и не нарушала ни при каких условиях, – это будила утром дочку, собирала и отводила в детский сад. Вечером из детсада приводить ребенка удавалось редко, поскольку засиживалась на работе допоздна.
Кроме работы и семьи, голову Виктории не занимало ничто. Казалось бы, молодая разведенная женщина должна стремиться устроить свое счастье. Но сердце ее оставалось спокойным. А может быть, не отдавая себе отчета, она боялась повторения ошибки. Тем более, что забыть о своем бывшем муже она не могла – он слишком часто о себе напоминал. Другую семью он не завел, и ближе дочери у него никого не было. Виктория не могла ему запретить видеться со Светой. Но условия выставила очень жесткие: приходить только днем в выходные, только трезвым и возвращаться с прогулок в точно назначенное время. Были у Светы игрушки, купленные отцом, и почему-то любимой стала кукла – его подарок к дню рождения.
Когда Виктория уходила со службы вовремя, она звонила родителям и сообщала, что из детсада девочку заберет сама. В тот ноябрьский день накануне праздника она успела зайти за пирожными в магазин и в половине шестого уже была в детсаду. Обычно дети вечером постоянно выглядывали, карауля родителей. Света всегда вылетала из игровой комнаты, чувствуя приход матери. А тут Виктории пришлось просить воспитательницу позвать дочку.
– А ее забрал отец около часа назад, – ответила та.
– Как отец? Кто вам разрешил отдать ребенка чужому человеку?
Воспитательница растерялась. Викторию в детсаду побаивались, зная, где она работает.
– Но Светочка с такой радостью бросилась к нему, – оправдывалась женщина. – Все повторяла: «Мой папа пришел».
Виктория выскочила на улицу, обежала ближайший к детсаду квартал, заглянула в скверик, где по первым морозам уже залили катушку. Она была уверена, что Владимир гуляет с девочкой где-то здесь. Не встретив их на улице, она бросилась домой в надежде, что бывший муж привел ребенка домой. Но только напугала родителей, когда вернулась в квартиру одна. Кое-как успокоила стариков: не может же родной отец причинить зло девочке. Не иначе, он увез Свету к себе. Виктория, не раздумывая, поехала в город, где она родилась и где уже не была, наверное, целый год. За полтора часа пути с пересадками она чего только не передумала: воображение рисовало одну картину страшнее другой. Как она и предполагала, Света была у Тарасовых. Бабушка, Володина мать, была счастлива, суетилась возле внучки, угощая ее сладостями. Владимир был навеселе. Может, он и немного выпил, но Виктория за годы совместной жизни научилась определять даже малые дозы принятого им спиртного. Она взорвалась:
– Как ты смел в пьяном виде, без разрешения забрать ребенка? Ты подумал, что я пережила, пока ехала сюда? Ты подумал о моих родителях? Они без конца глотают сердечные капли. Я запрещаю тебе приближаться к ребенку! У тебя нет больше дочери! Заруби это себе на носу!
Виктория собрала испуганную девочку и поехала домой. На счастье, автобус не пришлось долго ждать, и они не замерзли. Дома мать лежала, а отец суетился рядом, пахло валерьянкой. Все потихоньку успокоились, увидев девочку живой и невредимой.
В детском саду Виктория всем строго-настрого наказала не отпускать Свету ни с кем, а с отцом тем более. Владимир постоянно подкарауливал ее то днем, когда детей выводили на прогулку, то вечером. С работы его за пьянку уволили. Но он каждый день был под градусом – непонятно, где брал деньги на спиртное. На требования Виктории прекратить эти подкарауливания и скандалы в присутствии ребенка Владимир пригрозил ей судом. Она поняла: действовать надо решительно и положить конец этому безобразию. Но как? Выход придумала некрасивый, но другого не видела.
Она отпросилась с работы и приехала к Тарасовым рано утром, надеясь застать Владимира трезвым. Она заперлась с ним в комнате, чтобы мать не слышала разговора. Виктория предложила ему отказаться от Светы, пообещав заплатить за это. Мучаясь с похмелья, нащупав в кармане только жалкую мелочь, Владимир был готов на все ради того, чтобы купить бутылку. Он затребовал, как ему казалось, огромную сумму. Виктория согласилась и для убедительности достала из сумки пачку денег. У него загорелись глаза. Виктория, зная все законодательные крючки, потребовала у него написать заявление там, где положено. В этот день он получил от бывшей жены деньги на вожделенную бутылку. А когда все формальности были соблюдены, она отдала ему обещанную сумму.
Света пошла в школу. И чем больше она взрослела, тем большими друзьями они становились с дедом. Девочка радовала взрослых: была круглой отличницей, с одинаковым успехом занималась в разных кружках. Николай Петрович вдруг увлекся живописью. Как-то, просматривая старые репродукции из журнала «Огонек», переплетенные в альбом, он решил попробовать скопировать шишкинский пейзаж. Купил краски и холст. Удивительно, но первая картина получилась сносно, хотя он никогда не учился живописи. Всю жизнь дремавший талант нашел воплощение лишь на закате жизни. Внучка очень любила помогать деду, часами просиживала рядом с ним и давала советы, куда какой краски добавить, иногда с его разрешения брала кисть и накладывала неуверенные мазки.
Однажды воскресным днем, когда все семейство наслаждалось обществом друг друга, раздался телефонный звонок.
– Позовите Свету Тарасову, – попросил женский голос.
Виктория, которая подошла к телефону, каким-то седьмым чувством ощутила тревогу:
– Зачем вам Света, и кто это звонит? – спросила она.
– Ее папа умер.
Наконец, Виктория узнала голос свекрови.
– Я очень сочувствую вам, но думаю, что Свету не нужно травмировать, она уже много лет не видела отца, он для нее давно умер.
Позднее Виктория узнала, что Владимир совсем запивался и, в конце концов, замерз пьяный на улице. Ей также передали, что его мать, плача, жаловалась соседкам: «Я никогда не увижу свою единственную внучку». Она недолго прожила. Виктории не сообщили, когда умерла эта несчастная женщина. Собственно, почему ей должны были об этом сообщать, ведь они были чужие люди, хотя и носили одну фамилию.
Когда Света окончила младшую школу, Виктория решила перебраться в свою квартиру, чтобы потихоньку приучить девочку к самостоятельности. Теперь к бабушке и дедушке они ходили только в гости, хотя случалось это практически каждый день.
Нельзя сказать, что жизнь Виктории замыкалась только на дочери и родителях. Иногда по выходным она с коллегами выбиралась на природу. Круг общения включал городскую элиту. Это были интересные, талантливые люди. В строгих костюмах, при галстуках на службе, у костра они брали гитару и пели, вспоминая студенческие песни, дурачились, пили совсем немного – для настроения. Приятельницы то и дело обращали внимание Виктории на Александра Явдолюка, председателя райисполкома соседнего с ними района, где располагалось самое крупное предприятие города, советовали приглядеться к нему: к сорока годам он оставался холост. Виктория приглядывалась, но и только. Дальше задушевных разговоров у костра дело не шло, да она и не стремилась менять их приятельские отношения на более серьезные, хотя этот человек был ей симпатичен. Она не находила в нем никаких недостатков. Александр Васильевич был умный, волевой человек, его уважали и коллеги, и подчиненные. Жесткий, если того требовали обстоятельства, он был очень нежен со своей старенькой матерью-учительницей, которая одна вырастила его. Как-то при случае Вика познакомилась с ней и прониклась почтением к этой интеллигентной, умной женщине.
Виктория вовсе не думала о замужестве. Александр был для нее всего лишь один из коллег, со многими из которых она поддерживала хорошие отношения. Иногда им выпадало вместе съездить в командировку в областной центр, и тогда они не пропускали ни один вечер – ходили на концерты, в театр. Иногда и дома они вместе выбирались в кино. Иногда он приходил к ним в гости, и тогда они втроем сидели, пили чай. Света, как маленькая хозяйка, потчевала гостя, особенно настойчиво, если они с мамой пекли пирожки или домашнее печенье. Александр Васильевич шутливо отказывался, ссылаясь на свою фигуру пятьдесят второго размера. Света была в восторге от таких чаепитий, умудрялась подсунуть гостю то новую картину, написанную на пару с дедушкой, то похвастаться дневником с одними пятерками.
– Мама, я хочу, чтобы Александр Васильевич был моим папой, – как-то сказала Света.
Виктория никак не ожидала такого заявления и растерялась. Но быстро справилась с собой и попыталась все перевести в шутку:
– Ты уже большая и знаешь, что даже детей не покупают в магазинах, а родителей тем более. Как же может стать твоим отцом Александр Васильевич?
– Вам надо пожениться.
– Ну и кто же из нас с тобой пойдет делать ему предложение? – опять пошутила Виктория.
– Могу я.
Дочка, напротив, очень серьезно восприняла этот разговор, в чем Виктория очень скоро убедилась.
Традиционное воскресное чаепитие подходило к концу. Александр Васильевич засобирался домой.
– Ну, и долго вы собираетесь ходить вокруг да около? Мне кажется, вам давно пора пожениться, – сказала Света, явно повторяя чьи-то слова, скорее всего бабушкины.
Виктория покраснела. Она бессвязно что-то говорила в оправдание на нахальное заявление своей дочери смущенному Александру Васильевичу. Прощаясь с Викой в прихожей, он сказал:
– Ты знаешь, наверное, Светочка права, и нам надо подумать, не соединить ли наши судьбы.
Вовсе не было удивительным, что этот сорокалетний мужчина, волевой руководитель вдруг стал нерешительным, когда разговор зашел о семье.
По натуре он был однолюб. В ранней юности он безумно любил свою одноклассницу. День был напрасно прожит, если не видел свою любимую. Когда она осталась на перроне, а Сашу поезд увозил в неизвестность, он тайком вытирал слезу: восемнадцатилетний бритоголовый призывник не представлял, как два года проживет вдали от нее. Сначала письма приходили часто, потом все реже. Вернувшись ясным майским днем из армии, он пересилил себя и не помчался с вокзала сразу к ней, а решил заскочить домой – к матери. И как же это было правильно. Мама сказала, что его подруга вышла замуж и уехала из города. История была банальна: она его не дождалась. Армия научила его быть сильным. Он не упрекал мать за то, что сразу не сообщила об измене любимой, понимал, что у мамы была своя правда: она щадила его до поры до времени. Александр старался не показать своих чувств, и только он знал, какой огонь горит в его душе. Хорошо, что его бывшая подруга теперь жила далеко: Саша не знал, выдержат ли его натянутые нервы, если доведется встретить ее.
Время лечит, особенно если оно занято делом. Учеба в институте, напряженная работа на заводе, потом первым секретарем горкома комсомола, потом председателем райисполкома заполнили всю жизнь Александра Явдолюка. Мама вначале надеялась, что сын встретит хорошую девушку, и тактично пыталась обратить его внимание то на одну, то на другую особу. Но очень скоро поняла, что сын весь в нее – однолюб. Сама она, рано оставшись вдовой, больше замуж не вышла, посвятив жизнь сыну. Она мечтала, как их тихая квартира оживет от детского смеха, как она будет нянчиться с внуками. Годы шли, и мечты старенькой мамы стали о другом: о порядочной женщине, пусть разведенной, пусть с ребенком, которая заботилась бы о ее сыне. Мать пугала мысль, что после ее смерти Саша будет приходить в пустую квартиру – дома человека всегда кто-то должен ждать. Познакомившись с Викой, она очень надеялась, что с этой женщиной у сына сложатся серьезные отношения. Но время шло, и пока ничего не менялось.
Нельзя сказать, что у Александра не было женщин. Видный мужчина, руководитель – для многих ровесниц и даже девушек значительно моложе он был выгодной партией. Те, кто не страдал особой щепетильностью, легко предлагали любовные отношения в надежде, что связь перерастет в супружескую. Справедливости ради надо сказать, что любовниц у него было немного. Он вовсе не хотел обманывать ничьих чувств и, если понимал, что сердце его остается глухим, не давал женщине пустых надежд.
Приятельские отношения с Викторией продолжались уже очень давно, не перерастая во что-то более серьезное. Она боялась ошибиться во второй раз: слишком мучительны были воспоминания о семейной жизни с бывшим мужем после развода. Александр был, конечно же, совсем другим человеком, и Вика чувствовала, как с каждым днем все больше привязывается к нему, но инстинкт осторожности останавливал ее. Если бы не Света, эта неопределенность между Викторией и Александром оставалась бы нескончаемо долго. Девочка заставила их, по крайней мере, задуматься о будущем.
Ускорила решение смерть матери Александра. Она не измучила сына своими болезнями. Еще вчера она справлялась с домашними делами, содержала квартиру в чистоте, а сегодня все силы старой женщины иссякли, и настала пора расстаться с этим миром. Она скончалась тихо, дождавшись сына с работы, попрощалась с ним. От того, что мать никогда не жаловалась на недомогания, Александр был не готов к ее смерти и растерялся. Когда тело увезли в морг, ему невыносимо было оставаться в пустой квартире. Не отдавая себе отчета, он вышел в морозную ночь. Ноги сами привели его к дому Виктории. Он, сильный мужчина, не стыдился своих слез. Света совсем по-взрослому утешала его, решительно постановила, что ночевать он будет у них на диване, сама принесла подушку и одеяло. Собственное сердце подсказало Александру, кто после смерти матери стал ему ближе всех на этой земле.
Как и требовали приличия, свадьбу назначили после того, как прошли сорок дней после кончины матери. Отец Вики Николай Петрович, который ни разу ни словом, ни намеком не выказал своих переживаний, был очень рад, что дочь, наконец, обрела свое счастье: Александра Васильевича он давно знал как порядочного надежного человека. Пожалуй, на свадьбе Николай Петрович и Света чувствовали себя даже счастливее, чем жених и невеста. Для Виктории это была первая настоящая свадьба с десятками гостей, потому что скромную вечеринку с Тарасовым двенадцатилетней давности свадьбой можно было назвать с большой натяжкой. А здесь, в лучшем ресторане, на бракосочетание председателя райисполкома собралась вся элита города. Взрослые, обремененные большими должностями, облысевшие мужики дурачились, как юноши, в них был жив студенческий задор и юмор. Сценки с переодеваниями, самодельными стихами и песнями под гитару не стихали целый вечер. Необычное для конца апреля тепло заставило распахнуть окна в душном зале ресторана, и в помещение ворвался аромат рано начавшей распускаться черемухи. С тех пор запах цветущей черемухи ассоциировался у Виктории с нескончаемым счастьем.
Две двухкомнатные квартиры: Викину и родительскую Александра – обменяли на четырехкомнатную в центре. Свету Александр удочерил, и осенью она пошла в новую школу под новой фамилией – Явдолюк. Последняя в списке по алфавиту, девочка была если и не самой первой, то в числе лучших учениц. Она была не робкого десятка, уверена в своих знаниях, так что незнакомое окружение ее не пугало. Для подростков-максималистов родительский авторитет ничего не значил, так что нормальные отношения с одноклассниками были исключительно заслугой самой Светы. Ну, а проблем с учителями и вовсе быть не могло: даже к тупице, будь она дочерью председателя райисполкома, они претензий не предъявляли бы. Света же, к всеобщему удовольствию, отличалась умом и способностями.
У Александра, да и у Виктории тоже была такая работа, что семейный ужин по будням был редким исключением. Но Света росла абсолютно самостоятельным ребенком. Разогреть еду для нее не было проблемой, иногда она даже умудрялась что-нибудь придумать и приготовить сама. Но так вкусно, как у бабушки, ни у кого не получалось. По старикам девочка скучала, ведь все детство она провела с ними. Часто, сделав домашнее задание, а то и прихватив с собой учебники и тетради, Света на автобусе ехала к деду. Виктории сообщили по телефону, что девочка у деда. И тогда вечером все собирались в родительской квартире. Последнего кормили ужином Александра, а потом на его служебной машине все вместе возвращались домой.
Беда пришла оттуда, откуда ее не ждали. Горбачевскую перестройку, ускорение и демократию как-то пережили. А вот распад Союза и дикий рынок так тряхнул властные структуры, что не все усидели на своих местах. В порыве уменьшить расходы на чиновников из Москвы спустили директиву о сокращении аппарата, а уже область распорядилась в их городе ликвидировать районы, распустить райисполкомы, чуть-чуть расширив отделы в городской администрации – так теперь переименовали исполнительную власть. Виктория получила место в администрации, а Александр Васильевич остался без работы.