– Мы со Светой взрослые люди. Не беспокойся, с голоду не умрем, хотя будем скучать без твоих вкусных пирожков. Ты нужнее здесь. Посмотри, и мать совсем потерянная, она без помощи не обойдется. И отцу твоя поддержка нужна не меньше, чем лекарство. Я буду звонить каждый день. Срочно сообщай, если что-то понадобится.
Николаю Петровичу сделали операцию. Время шло, а его состояние не улучшалось. Виктория металась из дому в больницу, из больницы домой. Естественно, все домашние дела легли на ее плечи. Мать, потеряв на время одну опору, нашла другую – в дочери. Виктория очень тосковала по мужу, обстоятельства уже в который раз надолго разлучали их. Она тревожилась за отца, до сих пор она не допускала мысли, что его может когда-нибудь не стать. Она устала от терзаний, которые длились уже не первый месяц. Ей хотелось хоть ненадолго вырваться из этих проблем.
Непреодолимо потянуло в места, где прошли ее безоблачное детство и юность. Она поехала в свой тихий городок, в котором не была, посчитай, больше десяти лет. Центр был застроен современными многоэтажными домами и неузнаваемо изменился, а патриархальная окраина сохранилась в первозданном виде. Их улица так и осталась последней у леса, только дома обветшали и, казалось, вросли в землю. В одном из таких домишек по-прежнему жила мать школьной подруги Ларисы. Она не сразу узнала Викторию, а разобравшись, кто же ее неожиданная гостья, захлопотала, бросилась ставить на плитку чайник, достала из подпола банку клубничного варенья. Старушка вздыхала, что судьба у дочки не задалась: замуж она не вышла, моталась из города в город в поисках лучшей доли, ловила журавля в небе, а упустила и синицу из рук. Достала Ларисы фотографии: вот она на работе с сослуживцами, вот на морском пляже. С современных цветных снимков на Викторию смотрела молодящаяся, с модной стрижкой женщина, но никакие ухищрения не могли скрыть возраст под пятьдесят. На пляжной фотографии Лара была не столько стройная, сколько чересчур худая. Старушка, угадав мысли Виктории, посетовала:
– Я Ларисе говорю: кушай больше. Ну, что кожа да кости. Не девчонка ведь. Мужики-то тоже мягоньких женщин больше любят. Вон ты в теле, совсем другое дело.
Виктория украдкой взглянула на себя в зеркало, висевшее на стене. Пожалуй, она выигрывала по сравнению с Ларисой.
Выяснилось, что много лет, с тех пор, как Ларисина мать овдовела, ее навещает Марина – третья из закадычных подруг. Виктория узнала ее адрес и решила, не откладывая, в тот же день заехать к ней. Был уже вечер, и она рассчитывала, что семейство уже дома.
Марина жила в новом районе. На звонки металлическая дверь открылась не сразу. Виктория еще решала: то ли погулять и вернуться, то ли ехать домой, как щелкнул замок. Из полумрака прихожей на нее смотрели усталые глаза немолодой женщины.
– Боже, Вика, ты ли это? – всплеснула руками Марина. – А у меня стиральная машина шумит, звонок не сразу услышала. У ребят свои ключи, а так вроде никого не жду. Да ты заходи, заходи.
Виктория с любопытством оглядывала трехкомнатную квартиру своей школьной подруги и первой компаньонки – того далекого времени, когда работала директором дома культуры. Квартира была ухоженной, вся обстановка выдавала средний достаток. Балконное окно затеняли густо завешенные пеленки и ползунки.
Муж у Марины умер два года назад. Всю жизнь они то расходились, то сходились, между ссорами и примирениями родив двоих дочерей. Болел он долго и мучительно, последние полгода был капризен, придирчив и ревнив. Уже практически не поднимаясь с постели, к ее приходу с работы был всегда пьян – сердобольные дружки-пьянчужки всегда заботливо обеспечивали его бутылочкой. Как она вынесла все это, Марина и сама не знает. Сейчас она не могла перед подругой сдержать слез, рассказывая все это. А сквозь стекло серванта улыбались счастливые лица молодоженов со старой черно-белой фотографии. Было видно, что ее достали совсем недавно и поместили в новенькую рамку. Рядом красовались еще две свадебные фотографии – цветные, с которых на гостью смотрели невесты в красивых белых платьях. Даже старшую Маринину дочь Виктория не узнала, ведь последний раз она видела ее еще малышкой. А о существовании младшей вовсе не подозревала. Марина заметила, что Виктория разглядывает снимки.
– Девчонки замуж вышли в один год. Младшей только восемнадцать исполнилось. Говорила ей, не торопись: семьей обзаведешься, к подружкам некогда бегать будет. Да разве мать послушают, сами-то они нынче умнее нас. А как у свекрови не пожилось, так ко мне со слезами: «Мама, можно, мы у тебя жить будем?». Ну, не выгонишь ведь на улицу, тем более, она ребенка ждала. У меня ведь уже две внучки. Старшая дочь всего на полгода раньше родила. Когда замуж вышла, собрали все накопления, купили ей комнату. С соседями не повезло – пьют. Как малышка родилась, они почти ко мне перебрались – день у себя, да два здесь. Когда все вместе собираются – содом и гоморра. Это сейчас тихо – гулять все ушли. Ну, а как твоя Света? Замуж еще не вышла?
– Нет пока. Закончила институт. Работает, – сдержанно ответила Виктория. Ей почему-то расхотелось хвастаться своей благополучной жизнью.
Марина не настаивала на подробностях. Она нашла в лице неожиданной гостьи молчаливого слушателя и могла излить на нее все, что накопилось за долгие годы. Виктория, уехав из города своего детства, постаралась навсегда закрыть эту страницу своей биографии. В забытом прошлом осталась и ее лучшая подруга. Марина, напротив, по коротким рассказам разных людей знала о карьерных успехах Виктории, о том окружении, в котором она вращалась, слышала, что та вышла замуж за большого начальника и теперь живет в Москве. «Да, да, все так», – кивала Виктория в ответ на вопросы, все ли правильно в дошедшей до Марины информации. Она уже тяготилась затянувшимся разговором, но все задавала из вежливости вопросы и выслушивала очередной длинный монолог.
Зятьями Марина была довольна: не пьют, не наркоманы – это по нынешним временам уже большое достижение. Зарабатывают мало. Один пытался заняться бизнесом, с завода уволился, да только в долги влез. Хорошо, на старое место приняли. Как дочери почти разом в декрет ушли, совсем туго стало – денег едва на продукты хватает.
Марина больших высот не добилась. Устроилась в бухгалтерию на завод, там зарплата была неплохая. Когда стали внедрять компьютеры, молодежь старичков подвинула. Технику ей тоже пришлось освоить, но так и просидела в рядовых бухгалтерах. А недавно предприятие перекупили новые хозяева, чуть не половину управления сократили. Марина тоже потеряла работу. Куда ее возьмут, когда до пенсии осталось всего несколько лет? Пока еще пособие по безработице дают, сводят концы с концами. А что дальше будет, подумать страшно.
С каким облегчением Виктория вздохнула, когда завершила этот утомительный визит. Она ехала в автобусе и думала: «Какая я счастливая!». Она не просто говорила себе это, она действительно ощущала себя счастливой. Неудачное первое замужество, измены и пьянство Тарасова, мучения, которые она вынесла от него, море выплаканных слез, годы одиночества – все это было позади. Наградой за страдания стал ее Саша – любящий, умный, успешный. Такая гармония между супругами – большая редкость, и этот божественный дар был дан им. Единственная дочь нашла свое место в жизни, в ней сочетались красота, ум, сильный характер – все это радовало Викторию. Даже с тяжелой болезнью отца ей было легче бороться, потому что опорой ей были близкие люди.
Врачи сказали, что Николаю Петровичу нужна вторая операция. Она не гарантировала выздоровления, но какие-то шансы оставались. Решать должна была Виктория, и она дала согласие. Снова потянулись дни томительного ожидания. Через две недели после операции, казалось, ему стало лучше. Он перестал жаловаться на боли, но по-прежнему был слаб, мало говорил. Виктория часами сидела рядом с отцом, глядя на худое, измученное страданиями родное лицо. Николай Петрович умер под вечер. Очнувшись от забытья, он открыл глаза и поискал взглядом Викторию. Она взяла в ладони его холодную руку. Он слабо шевельнул пальцами – в последний раз. Виктория даже не сразу поняла, что сердце отца перестало биться.
У Виктории не было времени предаваться горю, ведь все хлопоты с похоронами легли на ее плечи. Беспокоило мамино здоровье – пришлось не раз вызывать «скорую». Она крутилась как белка в колесе. Из Москвы хоть поездом, хоть самолетом с пересадкой добираться было долго, так что муж и дочь приехали только через два дня. Силы, и душевные, и физические, покинули Викторию. И как же она была рада опереться на своего Сашу.
Надо было решать, как жить дальше. Ясно, что матери одной оставаться нельзя, надо всем вместе ехать в Москву. Но вдруг старушка наотрез отказалась покидать родные стены. Не помогли никакие уговоры. Пришлось искать выход. На полгода вперед оплатили в службе соцзащиты уход за Клавдией Васильевной, ведь она не могла ни в магазин за продуктами сходить, ни уборку в квартире сделать. Договорились с соседями, что они будут почаще заглядывать к старушке. И все же Виктория уезжала домой с тяжелым сердцем. Но разорваться на две части она тоже не могла.
После долгой разлуки Виктория увидела, какой родной для нее стала московская квартира. Здесь был созданный ею домашний очаг, здесь рядом с ней жили самые дорогие ей люди – муж и дочь. В этой эйфории Виктория не сразу поняла, что отношения между этими дорогими людьми стали другими. Раньше они могли после ужина часами болтать, сидя за кухонным столом. И выгнать их в комнату было невозможно. Сейчас, едва допив последний глоток чая, Света выскальзывала из-за стола и закрывалась в своей комнате. Очень редкими стали минуты, когда они втроем, прижавшись друг к другу, сидели на диване у телевизора. Света если и выходила посмотреть фильм или интересную передачу, то садилась в углу дивана рядом с матерью или в кресло, которое раньше вовсе не любила. И дочь совсем перестала бывать где-либо по выходным, гостей к себе тоже не приглашала.
Затворничество дочери тревожило Викторию: в конце концов, просидев молодые годы возле мамы, Света никогда не устроит свою судьбу. Наконец, мать поняла причину: ее девочка была беременна. Света не запиралась и догадки матери подтвердила.
– Светочка, я не ханжа. И даже скажу: я рада, что у меня будет внук. Но, наверное, правильно было бы зарегистрировать отношения с отцом ребенка, ведь если ты с ним была близка, то любишь его, – пробовала тактично объясниться с дочерью Виктория.
Та в ответ только ухмыльнулась, но ничего не сказала. Сколько бы Виктория ни пыталась вернуться к разговору, все было безрезультатно.
– Наша дочь ждет ребенка. Через полгода ей рожать, – наконец, открылась Виктория мужу.
Александр дернулся, как от пощечины. Он растерянно молчал.
– Для меня эта новость тоже была как гром среди ясного неба, – продолжала Виктория. – Я так мечтала, что мы устроим пышную свадьбу нашей девочке. Саша, может быть, ты поговоришь с ней? Света всегда была с тобой откровенной. Ты понимаешь, она не говорит имя этого негодяя. И я догадываюсь, почему: он не хочет жениться. Надо заставить его, припугнуть. Пусть зарегистрируются. В крайнем случае, потом разведутся. Но у ребенка будет законный отец.
Александр что-то несвязно говорил о старомодных взглядах жены, о том, что они в состоянии вырастить ребенка, даже если Света и не выйдет замуж, а что-либо сделать против ее воли они вряд ли смогут.
На проблемы с дочерью наложились проблемы с матерью. Клавдия Васильевна очень скоро поняла, что напрасно противилась переезду. Чужая женщина из соцзащиты не столько помогала, сколько раздражала старушку. Теперь она сама просилась, чтобы ее забрали в Москву. Виктории опять пришлось уехать. Не одна неделя ушла на то, чтобы оформить документы у нотариуса, распродать вещи и квартиру. Продешевили, конечно, но, слава Богу, они не нуждались в деньгах.
Трехкомнатная московская квартира стала тесной. Света наотрез отказалась жить в одной комнате с бабушкой и переселилась в зал. Теперь всей семьей в большой комнате практически не собирались. Бабушке для сериалов купили отдельный телевизор и поставили рядом с ее кроватью.
Света родила мальчика. Виктория уже смирилась, что ее дочь будет матерью-одиночкой. Единственное, она опасалась за ее здоровье. Но роды прошли благополучно, уже на третий день ее вместе с малышом привезли домой. В загс Света сходила сама. В свидетельстве о рождении ребенка было записано: Явдолюк Николай Александрович.
«Коленька, в честь дедушки, – подумала Виктория. – Но почему Александрович? Боже, похоже, я совсем поглупела. Ну, какое же отчество она напишет, если у ребенка официально нет отца? Только свое собственное».
Хлопот прибавилось в первую очередь у Виктории. Три раза в день накормить ставшую большой семью – на это уходило чуть не полдня. Остальное время было заполнено малышом. Виктория раньше всех вставала и последняя ложилась. Нельзя сказать, что Света была плохой матерью, она в полном соответствии с рекомендациями врачей ухаживала за сыном. Ночью, оберегая покой родителей, на плач малыша вставала сама. Правда, в этом отношении Коля был идеальным ребенком. Если не тревожили детские болячки, крепко спал до утра. Мальчику было всего несколько месяцев, когда Света завела разговор о работе, иначе она могла потерять хорошее место. Домашние с ее доводами согласились.
– Мама, возьмем няню для Коли, я уже смотрела объявления в газете.
– Неужели ты думаешь, я доверю ребенка чужой женщине?
– Ну, тогда можно найти помощницу по дому или кухарку.
– Разве чужой человек приготовит такой обед, к которому вы привыкли? Нет уж, справлюсь сама, – Виктория категорически отвергла неприемлемые, на ее взгляд, предложения.
На Свету и Александра переложили покупку продуктов. Основательную уборку квартиры перенесли на выходные. С остальным Виктория действительно справлялась одна. Но поскольку визиты к косметологу и парикмахеру пришлось прекратить, она отметила, что сильно постарела за последнее время. Накладывала свой отпечаток накопившаяся усталость. Она боялась, что скоро станет совсем неинтересной мужу. Они уже давным-давно не выезжали в театр, разговоры в основном крутились вокруг маленького Коли. Муж ее видел каждый день в простой домашней одежде, без макияжа, с небрежно заколотыми волосами. С требованием освободить ее хотя бы на воскресенье все легко согласились. Виктория возобновила еженедельные процедуры в косметическом кабинете, иногда бесцельно бродила по бутикам. Так она отдыхала. Но в этом предоставленном семьей выходном от домашних дел тоже ничего хорошего не было. Всю неделю она видела мужа лишь по вечерам, а в воскресенье лишилась общения с ним по своему же собственному требованию. Так что скоро и косметолога, и прогулки по роскошным московским магазинам Виктория оставила.
Тяжелое время домашних хлопот скрашивал внук. Сердце Виктории наполнялось нежной любовью, когда он улыбался беззубым ртом, обнимал ее за шею маленькими ручками, радостно гулькал, пытаясь «рассказать» что-то на понятном только ему одному языке. Коля каждый день радовал Викторию: вот он научился сидеть, вот самостоятельно встал в кроватке на ножки, вот уже держит в руках ложку, «бегом» ползает по всем комнатам. А первый зуб вообще стал праздником для всей семьи.
С каждым днем малыш приобретал все большее сходство с дедом. Нет, не Тарасовым, а с Александром. Он также хмурил брови и запрокидывал голову, когда смеялся. Это было все объяснимо: люди, которые долго общаются, перенимают жесты и привычки друг друга. Но внешне чужие люди не могут быть похожи. Саша был неродным отцом Светы, а значит, и неродным дедом Коле. Откуда же у малыша тот же цвет глаз и разлет бровей? Откуда у него черные волосы Явдолюков, если в семье Виктории и у Тарасовых все были русоволосые или с легкой рыжинкой? Неужели Саша – отец ребенка? Эта мысль пронзила Викторию, как страшная молния. Она невольно сопоставила даты и факты, и они выстраивались в логическую цепочку, доказывающую ее догадку. За девять месяцев до рождения мальчика Виктория жила у родителей. Она отсутствовала три месяца, ухаживая за больным отцом. Теперь она по-другому взглянула на взаимоотношения дочери с отчимом, раньше так радовавшие ее. Упоенная семейным счастьем, она, видимо, не заметила, как дочерняя любовь переросла в любовь женщины к мужчине. Теперь становилось понятным, почему Света отвергала ухаживания сверстников. Конечно, она сравнивала их с отчимом, и все юнцы проигрывали в сравнении с ее кумиром.
Виктория была уверена, что в этой преступной связи с падчерицей Саша не был виноват. Она хорошо знала его. А вот Света была способна на все, что угодно. Под ее внешней холодностью бушевала горячая кровь. И еще с детских лет она проявляла непреодолимую твердость: если ей что-нибудь приходило в голову, она всегда этого добивалась. Виктория рисовала в мыслях страшную картину, как Света ночью забирается в постель к Саше. А он просто потерял голову. Наверняка потом раскаивался, но ничего поделать уже было нельзя. Это была всего-навсего одна случайная ошибка.
Потом Виктория изводила себя еще более страшной версией. Объятые страстью, они каждую ночь проводили в одной постели, пока ее не было. И позднее, уехав за матерью, она предоставила им великолепную возможность быть вместе.
Теперь для Виктории стала понятной реакция мужа, когда она объявила ему о беременности Светы. Его смятение и растерянность тоже объяснялись тем, что он – отец ребенка и уже тогда прекрасно знал об этом. Привязанность к Коле – это не любовь деда, а любовь отца к единственному родному ребенку.
А может, Саша и вовсе не нарушал супружеской верности. Внешнее сходство деда и внука – простая случайность, может, у каких-то кровных предков тоже были эти черные волосы. В конце концов, настоящий отец Коли мог быть внешне похож на Александра. Именно из-за внешнего сходства с обожаемым отцом Светлана и увлеклась им. А когда тот не оправдал ее ожидания, рассталась с ним, но была уже беременна. Потому она и не говорит, кто отец ребенка, что не умеет признавать своих ошибок, ведь до сих пор она во всем была первой и все свои поступки считает правильными.
Правду знали только два человека – дочь и муж. Но Виктория не могла спросить их об этом. Если ее догадки верны, все равно никто не признается. А если версию родило только ее больное воображение, что подумает о ней муж, если затеять разговор на эту тему? А дочь и вовсе примет ее за сумасшедшую.
Виктория думала, что возненавидит ребенка – плод преступной связи. Но эта крошечка, ее внук Коленька уже целиком завладел сердцем Виктории. А вот к Свете она невольно стала относиться настороженно. Если в выходной из поля ее зрения исчезали муж и дочь, то тут же закрадывалось подозрение, что они уединились. Она бросала кипящие на плите кастрюли, заглядывала в комнату и непременно кому-нибудь находила дело возле себя. Маниакальная подозрительность изводила ее, но она ничего не могла с этим поделать. Облегчить сердце, поделиться сомнениями было совершенно не с кем. Клавдия Васильевна была настолько стара, погружена в себя и занята своими переживаниями, что не вникала в происходящее вокруг. Это было даже хорошо, что она не замечала метаний Виктории и той напряженной атмосферы, которая поселилась в их доме.
Света объявила о своем решении жить самостоятельно. Это был выход. Съемная квартира нашлась неподалеку – всего в одном квартале от родительского дома. Виктория в очередной раз воспротивилась намерению найти чужую няню. Договорились, что утром Света будет завозить Колю к бабушке. Проще было бы не будить мальчика так рано и Виктории самой приходить на квартиру дочери. Но старую больную мать тоже надолго оставить было нельзя. Нередко случалось так, что, передав Колю на руки матери, Света выходила из квартиры вместе с отцом. Виктория относилась к этим совпадениям с подозрением. Она украдкой выглядывала в окно и успокаивалась, только когда Света садилась за руль своей машины, а Александра увозил служебный джип. Однако те несколько минут наедине в лифте… Виктория непременно представляла страстные поцелуи. Теперь нужно было придумывать уловки, чтобы хоть на минутку задержать мужа или дочь, лишь бы не давать им возможности быть вдвоем. Наконец, Викторию посетила шальная мысль, что при желании любовники могут встречаться днем в укромном месте – гостинице, квартире Светы, где-нибудь еще. Эти мысли изводили Викторию, она устала от постоянной подозрительности.
«Даже если что-то и было между ними, прости, забудь», – уговаривала себя Виктория. Она так и сделала бы, но ее пугало будущее. Она боялась, что наступит день, когда проиграет соперничество с дочерью, и Саша сделает выбор в пользу Светы. Она невольно сравнивала расцветшую после родов красоту дочери и свою собственную увядшую внешность. Тем более на стороне Светы был огромный козырь – родной сын Александра. Наверное, только сейчас Виктория впервые по-настоящему пожалела, что не родила от Александра ребенка. Слишком увлеклась собственной карьерой и упустила время. А потом было уже поздно.
Требовалось немало усилий, чтобы вернуть привлекательность. Виктория снова призвала на помощь косметолога. Когда она появлялась на сеансе вместе с Колей, девушки в салоне сыпали ей комплименты, что для бабушки она выглядит слишком молодо, быстрее ее можно принять за маму малыша. Виктория понимала, что они лгут, но эта ложь была ей приятна. Пришлось пожертвовать коротким отдыхом днем, чтобы к приезду мужа с работы выглядеть на все сто. Но зато жертвы, принесенные на алтарь красоты, были не напрасны. Теперь Виктория встречала мужа по вечерам ухоженной, благоухающей дорогими духами, с приветливой улыбкой. Картину домашней идиллии дополнял вкусный ужин.
Выходные Света проводила с сыном, иногда даже не заглядывала к родителям. Так что у Виктории и Александра появилось время и для театра, и для прогулок. А супружеские ночи порой приводили в такой же восторг, как это было, когда они только поженились. Тогда Виктория не сомневалась, что она единственная у Саши, и все ее догадки – лишь воспаленное воображение.
Все, что делала Света, она делала безупречно. Руководство фирмы ценило ее как опытного экономиста с превосходным знанием английского. Российско-британскую фирму нередко с проверками посещали западные учредители. Аудит имел и еще одну цель – подыскать толковых специалистов для британского офиса: за работу русским можно было платить вдвое меньше, чем англичанам. Свете предложили полугодовую стажировку в Англии. Сначала она ответила отказом, ведь на руках был маленький ребенок. Когда Виктория узнала о необдуманном шаге дочери, расстроилась:
– Надо было посоветоваться с нами. Ты понимаешь, что такого шанса может больше не быть. Сейчас же звони начальнику и скажи, что поедешь на работу, когда будет угодно и на сколь угодно длительный срок. Коля будет жить у нас. Он уже большой, скоро пойдет в детский сад.
Когда Света, пройдя паспортный контроль в аэропорту, помахала в последний раз рукой матери, отцу и маленькому сыну, у Виктории как будто камень с души свалился. Александр думал, что жена расплачется, надолго расставаясь с дочерью. Но Виктория, напротив, была весела. Всю длинную дорогу из аэропорта до Москвы играла на заднем сиденье машины с маленьким Колей, тормошила внука, заливисто смеялась вместе с ним. Это состояние было понятно только самой Виктории – она устранила соперницу, пусть даже мнимую.
В доме Явдолюков воцарился прежний покой. Только изредка, когда Александр брал на руки внука и проявлял чрезмерную любовь к нему, сердце Виктории сжимала колючая рука ревности: наверное, он так сильно любит Колю, потому что он его отец. Но в отсутствии Светы она готова была смириться даже с этим.
Тревога вернулась, когда подошло время возвращения Светы. И Виктория ничего не могла с этим поделать. Хотя Света звонила довольно часто, на этот раз звонок дочери напугал Викторию. Она ждала, что сейчас та сообщит день, когда приезжает.
– Здравствуй, мама, – и повисла пауза.
Виктория подумала, что оборвалась связь:
– Света, куда ты пропала? Тебя не слышно.
– Мама, я не знаю, как сказать. В общем, я хотела бы продлить командировку. Ты не будешь меня ругать, что я так надолго оставила Колю на тебя и папу?
– Тебе еще предложили поработать в Англии?
– Да. Вернее, нет. Я здесь встретила человека. Наверное, я выйду за него замуж. По крайней мере, он настойчиво предлагает стать его женой.
– Оставайся. Конечно, оставайся, – Виктория даже не поинтересовалась, за кого собралась замуж ее дочь: за англичанина или русского, который обосновался там. – Надеюсь, хоть там ты найдешь свое счастье.
Виктория не врала. Она желала счастья дочери, которую почти возненавидела. Но больше всего она надеялась, что к ней самой вернется потерянное счастье – теперь уже навсегда.