– Что за огненная вода?
– Самогон. Сам делал. На кедре. Вот и мы с тобой пойдем кедровые шишки собирать.
Стемнело, лесник подкинул дров в камин и зажег пару свечей. Устроившись поудобнее у камина Серж и Братислав покуривали махорку и общались. Глаза Адрианы слипались, и уже не было сил сидеть дальше. Она, поблагодарив, пошла спать. Долго еще слушая и ворочаясь, как внизу слышались голоса, она повернулась ногами к окну, чтобы смотреть на звездное небо, которое было усыпано ими, словно бисером. Она думала о грядущих переменах и засыпала.
На следующее утро, проснувшись от шума во дворе, одевшись, спустилась. На плите стоял завтрак. Взглянув на него, она вышла на улицу. Раскрыв дверь, она зажмурилась, потому что солнце светило ей прямо в глаза. Слегка привыкнув к свету, она увидела, как во дворе кипит работа, Серж колет дрова, Братислав убирается в конюшне. Серж, увидав ее, остановился.
– Ну, как спалось?
– Чудесно! Такое ощущение, что проспала, как минимум, неделю. Такой прилив сил и энергии!
– Свежий воздух тебе на пользу. Я тоже спал чудесно. Сам не заметил, как уснул у камина, беседуя с Братиславом. Он, оказывается, военный, ему есть о чем рассказать. Мне кажется, у него столько историй! Хороший мужик, в общем!
– Да, видимо, да. Ну, мне это предстоит узнать.
– Адриана, иди, поешь, и пойдем, прогуляемся.
Он кричал, гладя гриву своему коню.
Позавтракав, они отправились гулять по лесу, пришлось даже лезть в гору. Сержу с его весом было тяжело. Да и ноги Адрианы затекали. Слишком много прошли за эти дни. Но ее это радовало, что, наконец, ей не придется томиться в квартире, а можно ходить в свое удовольствие. За ними бежал пес, пытаясь привлечь к себе внимание.
– А как его зовут?
– Диксон.
– Интересное имя для пса.
– Мне его дали уже с таким именем, а я не стал ничего менять. Да и к чему? Игривый только, то и дело просится, чтобы я кинул ему мяч или палку. Сам приносит. А мне порой так суставы ломит, что я бросить не могу. Вот теперь это будет твоя задача. Вот знакомьтесь, это Сталин.
Он показал рукой на гигантскую сосну, которой было не меньше двухсот лет.
– Ничего себе. А чего он такой большой и один среди всех.
– Говорят, что когда-то очень давно возле него собирались друиды и выполняли тут какие-то свои обряды.
– Оно очень большое! Я никогда не видела ничего подобного. А почему Сталин?
– Это я его так прозвал.
– Но ведь ростом он был невысоким, насколько мне известно.
– Зато человеком был большим!
Она подошла к дереву и попыталась его обнять, но обнять это дерево не хватило бы и их троих человек.
Затопив баню и испытав все прелести банной процедуры, они вновь провели вечер в беседе. На следующее утро настало время прощаться с Сержем. Ей не хотелось отпускать его. Словно отрывая частичку от сердца, она обняла его крепко и заплакала.
– Ну, что ты, перестань.
– Не могу. Скажи мне кто-нибудь год назад, что это все так обернется, я бы не поверила. Обещай мне, что проведаешь тетушку, заходи к ней как сможешь чаще. Я не хочу, чтобы она чувствовала себя одинокой. Навещай ее, хорошо! И не забудь, что ты мне обещал сделать эскиз.
– Я обещаю тебе. Я все сделаю, что ты просишь. А ты обещай мне, что поправишь свое здоровье и забудешь обо всем.
– Обещаю.
Он погладил ее по голове, взял рюкзак, развернулся и ушел, не оборачиваясь. Она осталась смотреть ему вслед, ей так хотелось, чтобы он посмотрел на нее еще раз, но он так и не повернулся, скрывшись за деревьями.
– Ну, вот и остались мы с тобой вдвоем. Не переживай, все будет хорошо! У нас тут тихо и спокойно. Ты привыкнешь, да и я не дам тебе скучать.
Понимая, что она сейчас в угнетенном состоянии, он не стал ее больше тревожить. Она отправилась в свою комнату и почти неделю спускалась молча, только поесть и справлять нужду. Она сильно тосковала по дому, вспоминала всех. Здесь, вдали от родного города, не было возможности посмотреть за тетей, выйти в город, увидеть Сержа и Стевана. Не было больше такой возможности. Приходилось мириться с тишиной и природой вокруг. Вечерами было совсем тихо, Братислав сидел у камина и читал книги, которые привезла с собой Адриана. Он не знал ее другого имени и обращался к ней именно так. Порой она забывалась и не откликалась, но потом все же вспоминала. Наконец, спустя неделю самотерзаний и одиночества, она решила поговорить с лесником.
– Простите меня за мое поведение!
– Тебе не из-за чего просить у меня прощения. Я все понимаю. Знаю твою ситуацию. Конечно же, я не ждал, что ты с первого дня будешь тут бегать и веселиться, я знал, что тебе нужно какое-то время, чтобы привыкнуть и смириться.
– Спасибо!
Она не стала спрашивать, что именно рассказал ему Стеван, думая, что вряд ли он сказал правду. Она начала помогать ему, прибиралась в доме, готовила. Он учил ее ухаживать за лошадьми. Она часто ходила с Диксоном навещать Сталина. Порой усаживалась под его огромным стволом и разговаривала с ним. Он стал ей молчаливым другом. Незаметно летело время, выпал первый снег. Лес становился волшебным, сказочным.
Адриана не спешила приставать к Братиславу с расспросами. Она ждала у камина, когда он сам начинал что-нибудь рассказывать, его истории были для нее как сказки на ночь. Он рассказывал о светлых довоенных временах, какой чудесный у них был сад, и какая красавица у него была жена. Но после наступила война, и счастливые моменты канули в Лету. Семьи не стало, жена погибла, а он сам еле избежал смерти в лагере. Про войну он не любил рассказывать, останавливался на моментах, а потом… и все. На следующий день он вспоминал еще что-то светлое. Говорил, что отдал бы все, чтобы ощутить касание руки матери. Это для него было и оставалось самым светлым воспоминанием. В такие моменты она вспоминала о тете и соглашалась с ним. Порой он молча вставал с кресла и, даже не пожелав спокойной ночи, ложился спать. Иногда они молчали. Иногда говорили без устали, но одно было бесспорно – они смирились с присутствием друг друга. Его радовало, что его одиночество скрасила юная девушка. Он смотрел, как она вместе с Диксоном бегает по снегу, прыгает в сугробы. Он выдал ей лыжи, и каждый день они начали ходить по нескольку часов в лесу. Она научилась топить баню, сидела там часами, распаривая тело и растирая свои шрамы. Она напросилась колоть дрова, сказав, что ей хочется быть в хорошей физической форме. Братислав не был против и как-то за ужином он предложил ей поохотиться вместе с ним. Она с радостью согласилась, но ей было противно оттого, что придется смотреть, как умирают несчастные животные.
Тихо перебирая ногами по хрустящему снегу, на них, не замечая, шел небольшой совсем молодой олень. Адриана с трепетом наблюдала за этим. Хотелось крикнуть: «Остановитесь, не делайте этого!» Она бы лучше забрала его домой, гладила его и кормила.
– Тише, чего ты так заерзала и задышала? Успокойся!
Он прицелился, уже было приготовился выстрелить, но она закричала.
– Нет!
Он выстрелил вхолостую, и олень помчался вглубь леса.
– Что ты наделала? Глупая!! Хочешь оставить нас голодными?
– Но…
– Никаких но! А если бы это был кабан или дикий лось, он не пожалел бы тебя, он бы побежал на тебя!
– Но они ведь беззащитные!
– Все мы беззащитные перед главным монстром, перед человеком. А их жалеть не стоит. Для нас с тобой это пропитание. Или ты всю зиму ветки жевать собралась? Будь уже мужественнее, ты все-таки в лесу. Запомни, либо ты охотник, либо жертва! Ты хочешь быть жертвой?
– Нет! – уверенно произнесла она.
– Отлично! Завтра ты сама подстрелишь нам кого-нибудь.
– Но я не умею стрелять.
– А это не проблема. Руки, глаза целы, значит, научим. Главное, чтобы ты не струсила.
– Нет, не будет такого.
– Уверена?
– Да!
– Тогда пойдем к дому, будем учить тебя стрелять.
У дома он показал ей ружье, показал, как с ним обращаться и позволил разок выстрелить. Посчитав, что на сегодня хватит, они вернулись в дом и, доев вчерашний суп из куропатки, уселись у камина.
– Мне кажется, легче убить человека.
– Нет, милая, тебе так кажется. Но если ты убьешь хоть раз, то тебя ничто не остановит сделать это еще раз. И с каждым разом будет все легче и легче. Так что, бедные зверюшки – это мелочь. Просто ты привыкла к плюшевым мишкам и не можешь себе представить, что и они агрессивны и опасны.
– А Вы убивали?
– Людей?
– Да!
– Конечно. Я ведь был на войне.
– Расскажите, как это было.
– Тебе правда хочется слушать такие истории?
– А Вы думаете, что я такое нежное создание, что мне будет тяжело слушать об этом? Если Вы так думаете, то ошибаетесь.
– Ну, хорошо. Мне было двадцать семь лет, когда началась война. Никто не спрашивал меня, чего я хочу. Мне выдали автомат и отправили на фронт. Я сам до сих пор удивляюсь, как, прослужив первые полгода, я не убил никого. Но однажды нас занесло в Румынию. Наш отряд шел через лес. Была осень, деревья опали, и холод был ужасный. И посреди всего этого, средь деревьев и лесов почему-то сидела женщина. Мы уже, было, прошли мимо нее, когда я заметил ее. От шума – она только родила ребенка прямо там, в лесу – он закричал так пронзительно, что весь лес звенел. Мы шли тихо, и командир приказал не отвлекаться на это. Но я не мог отвести от нее глаз, она сидела, прижав ребенка к груди, и жевала гнилой клубень картофеля. Что ждало их в том лесу, одному богу известно. Видимо, она и бежала-то туда, чтобы родить вдали от всех. Но криками она привлекла фашистов, они заметили ее. И я увидел, как один из них поднял пистолет над ее головой. Сердце в этот момент почти остановилось, я не знаю, что на меня нашло. Да и глупостью это было, я подверг опасности весь отряд. Я поднял ружье, сел в позу, прицелился и выстрелил. Я увидел, как фашист упал на колени перед женщиной, а она, увидев меня, посмотрела мне прямо в глаза. На тот момент я ничего не понял и не осознал, началась перестрелка. Мы перебили весь отряд. Женщина с ребенком чудом остались живы. Командир дал ей свою порцию хлеба и, собрав оружие, направил отряд по намеченному пути. Она так и осталась сидеть на месте возле фашистских трупов как умалишенная. Командир ничего мне не сказал, вообще ничего. Это был мой первый труп, но тогда он на меня не смотрел. На меня смотрела она. Казалось, что она молила меня выстрелить в нее и ненавидела, что я не дал сделать этого немцам. Позже было еще два немца, рука колебалась, но все же смирилась с участью. И я стал непоколебим. Убивал с жестокостью и без сожаления, я мстил за всех, кто остался без крова и кто терпел. Я мстил за свою семью и за руки матери. И за ту женщину, что осталась в лесу. В моем сердце жила месть и злоба. Уж, я подавно забыл о сожалении и не раздумывал, стоит стрелять или нет.
– Значит, тяжело смотреть в глаза?
– Тяжело! Еще тяжело оттого, что они начинают скулить и просить о пощаде. Это начинает отвлекать, поэтому я быстрее нажимал на курок.
– А как думаете, что было дальше с этой женщиной?
– Кто же ее знает. Если она осталась там также сидеть, то, навряд ли она выжила. Да и вообще чудом должно было быть выжить в то время.
– Спасибо!
– За что?
– За то, что рассказали мне об этом.
– Я могу много чего рассказать.
– Я знаю – Вы человек с историей. Мне с Вами интересно. Я переживала, что сойду тут с ума. Но нет, мне здесь в Вашей компании очень хорошо.
– Рад это слышать после того, как мы с тобою три месяца живем тут вдвоем.
– Я очень хочу научиться стрелять.
– А ты кричать больше не будешь?
– Я постараюсь! Обещаю быть жестче.
В своей комнате на чердаке, укрывшись одеялом и шкурами, при свете свечи она листала журнал, который ей дал Стеван, и делала записи.
***
– У вас красивые татуировки.
– Что? Простите, – отвлек Адриану от восхищения булочками, молодой парень.
– Вы не против, если я присяду?
– Нет. Позвольте, я дожую.
– Извините, конечно.
Она запила булку чаем и была готова к разговору.
– Извините, что беспокою Вас. Но мне так понравился Ваш рукав. Вы не могли бы мне порекомендовать мастера, который это делал.
– К сожалению, мастера уже нет в живых. Если бы он был жив, я бы сделала второй рукав.
– О, как печально.
– Но Вы не похожи на человека, который готов сделать себе что-то подобное.
– Нет, это не мне. Скоро намечается тату-конвенция, я бы хотел пригласить Вашего мастера и Вас.
– Но, к сожалению…
– Именно, к сожалению.
Серж был жив и здоров, работал, как и раньше, в салоне. Он взял себе двух подмастерий и расширил бизнес. Ей не хотелось, чтобы кто-то беспокоил его из-за нее. По ее мнению, он и без этого слишком много натерпелся. Ее тело на пятьдесят процентов было покрыто татуировками. Их не было видно, они были скрыты под халатом. Грудь, спина, бока, рукав. Все было сделано одним мастером, неизменным любимым Сержем.
***
– Сегодня ты подстрелишь мне вон того глухаря.
– Но он маленький.
– Боишься в него не попасть?
– Мне кажется, что если ты будешь вести себя увереннее и смелее, то застрелишь его нам на ужин, и я приготовлю тебе отменный пирог. Обалдеть, какой он будет вкусный.
Она повторяла про себя его слова «Либо ты охотник, либо жертва».
Собравшись, сделала выстрел, отчего слегка напугалась.
– Вот, молодец! Я же сказал тебе, немного смелости, и все будет в порядке. Вот теперь принеси его и разделай.
– Но я не умею.
– Заодно и научишься. Если постоянно говорить «не умею», то ничему и не научишься. Вон ты поначалу колун в руках держать не могла, а сейчас как лихо дрова колешь, мне даже самому не приходится этим заниматься. Руки себе накачала, больше моих. Ух, скоро меня на себе носить будешь.
– Ага, как же, размечтался!
– Давай пошевеливайся, принеси мне наш трофей, вон ту птицу.
Она нехотя разделывала птицу, выбрасывая внутренности.
– Какая мерзость!
– Зато, как будет вскоре вкусно! Ты совершенно не умеешь обращаться с ножом. Ты не замечаешь что ли, что когда ты так держишь, сама можешь пораниться?
– А вы когда-нибудь убивали голыми руками?
– Да, и такое приходилось делать.
– И как это?
– Скажу тебе, что это сложнее, чем пистолет. Но, зная анатомию, можно сделать все быстро.
– А вы знаете анатомию?
– Нет, просто меня обучили паре приемов.
– Я хочу их знать.
– Это-то тебе зачем?
– Просто, для общего развития. Вы же видите, что я не управляюсь с ножом.
– Но ты просишь совершенно другое. Ну, да ладно. Главное, если ты меня не зарежешь. Не должна, вроде бы.
– Не говорите глупости!
– Я видел у тебя несколько книг об анатомии и ботанике.
– Мне интересно все это.
– А закладки на белладонну тоже интересны?
– Да.
– Весной я покажу тебе, какие тут есть травы, и какие из них ядовиты. Раз тебе это так интересно.
– Спасибо!
– Только не убивай невинных людей.
– Что?
– Шутка.
Уже через месяц Адриана подстрелила, не раздумывая, оленя. Еще через пару недель ходила на охоту сама без лесника. Братислав доверял Адриане заниматься охотой, сам сидел у камина, читая книги. Он попивал чаи и готовил вкусные блюда, рассказывал истории. Она поправилась, лицо ее округлилось, сияло здоровьем, тело окрепло, покрылось мышцами от постоянного физического труда. Она без устали проходила десятки километров на лыжах. Бегала по лесу с Диксоном. Его она умудрялась забирать с собой на чердак, чтобы спать с ним в обнимку. Волосы отрастали, закрывая уродливые шрамы на затылке. Их было видно, только если приподнять волосы. Братислав никогда не спрашивал, что с ней было, и отчего на ее теле столько шрамов. Может, он не хотел смущать ее или напоминать ей о том плохом, что с ней случилось. Характер ее креп. Она становилась веселее, и он больше не видел в ее глазах страха и сомнений. Он доверял ей смотреть за лесом и вести дела. Он даже доверил ей своего любимого коня. Теперь она с него не слезала.
Седой мужчина у окна радовался жизни и светлым моментам, которые ему дарила Адриана своим присутствием. Пришла весна, деревья оживали с новыми силами. Адриана сколотила сама скамейку, установив ее у Сталина, и заставляла ходить с ней Братислава на прогулку. Старик с каждым днем становился ленивее, но всю весну они собирали первые свежие травы. Он научил ее изготавливать яды, сам не понимая, для чего. Ему хотелось научить ее всему тому, что он знал сам. С каждым днем он придумывал для нее новые задания. Они ходили в горы, взяв палатки, ночевали у костра, несмотря на холод. Она привыкла ко всему, и совершенно забыла, что такое город. Лето было жарким, она купала лошадей в реке, загорала и читала, лежа на камнях. Они делали запасы на зиму. Летом она научилась ловить рыбу и готовить уху. Порой было страшно и печально оттого, что ее так и не навещал никто.
Лето подходило к концу. Серж знал, что осенью дорога станет плохой. Почему же до сих пор никто не навещал меня, спрашивала она у себя и сама отвечала: «Понимаю, что Стеван не может, но Серж».
Лишь к концу августа, когда лесник отправился за провизией на зиму, он принес ей десятки писем, которые она с упоением читала и перечитывала десятки раз. Ей писал Серж и Стеван. Все лето Серж пролежал с переломом ноги. Серж рассказывал о городе и как в нем идут дела. Писал о тете и о том, что Кристиан женился, и у него есть ребенок. Ей от этого стало досадно, но она не обижалась на него, жизнь шла, и он не должен был вспоминать о ней. Он писал, как попал в аварию и как уже полгода не может оправиться от операции на колени. Его навещал Стеван. Они сдружились и частенько встречались.
Стеван писал о себе и как ему не хватает компании сыграть в шахматы. Порой в письмах он просто описывал новые придуманные ходы. Изредка он писал об отеле, говоря, что все тут, как и прежде, что Близар не берет на ее место никого. И сам не зная зачем, писал о Драйнере, который продолжал посещать отель. Он хотел сказать этим, что все утихло насчет нее, и вряд ли кто вспоминает. Хотя узнать и могли. Но ее лицо стало совсем другим. Она перечитывала по несколько раз все письма и спрятала их в комод, чтобы любопытный Братислав их не нашел.
После писем она перестала ждать гостей и просто начала готовиться к зиме. Ей казалось, что она уже совсем одичала, и город теперь будет ей не в радость. Она с легкостью ходила на охоту, жалости и след простыл.
Зима наступила суровая, гораздо холоднее, чем прежде. Постоянные бураны заметали их дом почти до крыши. Тяжело было смотреть за хозяйством в такую погоду.
Как-то лесничий, ничего не сказав, ушел, взяв с собой коня. Проходили почти сутки, но его не было. Адриана волновалась, выходила его искать, кричала. Но все это было бесполезно в такой буран. Она уже отчаялась, когда лесничий появился на пороге, продрогший до костей, с синими губами. Переходя реку с конем, он провалился под лед. Коня он спасти не смог, да и сам еле выбрался. Чудом оставшись в живых, он пришел и упал у камина.
Адриана выхаживала его, смотрела за ним. Он отказывался пить и есть, его тело горело. Она не знала, как ему еще помочь. Делала компрессы и укрывала его, давала настойки из трав и растирала.
Но ее старания были без толку, через неделю ее надежд и стараний Братислав умер. Она закрыла его тело одеялом и села рядом на полу у камина, не зная, что делать. Такого поворота она совершенно не ожидала. Остаться совершенно одна в лесу в буранную зиму. Она понимала, что с телом нужно что-то делать, похоронить его. Но суровая погода не позволяла придать его тело земле. Вынеся тело на улицу, чтобы оно не начало разлагаться, она оттащила его в конюшню, где остался стоять еще один конь. Найдя подходящее место, она решила копать. Очистив от снега землю, попробовала воткнуть лопату, но ничего не выходило. Она взяла топор и начала долбить землю топором. В течение пяти дней она выходила и копала промерзшую как камень землю. После накрывала ее, чтобы не завалило снегом. Наконец, добившись своего, Рита похоронила Братислава и сделала надгробие. Она села на колени и заговорила с ним.
– Спасибо тебе за все то, что ты сделал для меня. Я никогда не забуду твою доброту, и все то, чему ты меня научил.
Понимая, что до весны ей не выбраться отсюда, она смирилась. Перенеся свои вещи, она расположилась внизу у камина. Так вдвоем с Диксоном, сидя у камина, они коротали вечера. Она читала, по необходимости ходила на охоту. Ей хотелось поговорить с кем-нибудь, не собакой, а с человеком. Она решила навестить хотя бы Сталина. Добравшись до него, крепко обняла дерево и разговаривала с ним. Диксон начал лаять, на что она не обращала внимания. Когда все же отвлеклась, увидела как Диксон лает на приближающегося на них медведя. Медведь-шатун. Что его разбудило? Что он здесь делал? Адриана не растерялась и, достав ружье, сделала несколько выстрелов. Попав в него, только ранила и рассердила животное. Она вновь выстрелила, он начал идти к ней быстрее. Дальше она ничего не помнила.
Очнувшись, она увидела, что была вся в крови и отчаянно разрубала тело медведя топором. Не на куски, а, продолжая его убивать в шоковом состоянии, раскромсала ему все брюхо, что из него с паром вываливались внутренности. Успокоившись, она посмотрела на свои руки и выронила топор. Почувствовав боль в плече, увидела, что он все же ее ранил, разодрав шубу и добравшись до плоти. Она смотрела на животное и молчала, сознание покинуло ее в тот момент. Очнувшись, увидела, что уже стемнело и, понимая, что возвращаться обратно придется около двух часов, а на это у нее не осталось сил, она решила остаться. Вытащив из убитого медведя все органы, она забралась в него, и, позвав Диксона, укрылась в нем на ночь. Ее не смущал ни тошнотворный запах, ни сырость от крови, она просто лежала в темноте и тяжело вздыхала. Почувствовав, что буран утих, она выбралась и, продрогнув, начала собираться. Она отрезала большой кусок мяса, наполнила свою сумку дополна, отрубила медвежью лапу. Собравшись, она, обессиленная, пошла по лесу, забыв о снегоступах. Диксон бегал рядом, приободряя ее.
Наконец, она все же добралась до дому. Скинув с себя сырые вещи, она вскипятила воды и начала обтираться влажной тряпкой. Дом за ее отсутствие начал остывать. Подкинув дров, она растопила печь. Рассмотрев свою рану, она решила зашить ее. Три полоски на плече. Прошло столько времени, возможно, заражение, она чувствовала, как поднимался жар в ее теле. Сидя спиной к зеркалу, она зашивала саму себя. Поставила рядом самогонки, залпом выпила стакан, и легла спать. Пару дней она боролось со своим недугом. На этот раз помощи ждать было не от кого. Сама перевязывая себя, уговаривая поесть, она набиралась сил.
Как-то ей приснился медведь, и она проснулась оттого, что сама же и рычит. Наконец, придя в себя, она начала жить, как и прежде. Выдрав из лапы, которую она забрала трофеем, когти, сделала из трех когтей себе талисман.
– Либо ты охотник, либо жертва.
Она часто стояла у зеркала и пыталась заглянуть себе в душу, куда-то глубоко, но ничего не получалось. Там было пусто.
Рита ждала, когда зима покинет свои владения, и она смогла бы уехать отсюда. Она просмотрела весь дом, каждую его щель. Найдя в полу прохудившуюся доску, она подняла ее и обнаружила там деньги, трофейный немецкий охотничий нож и два пистолета. Денег было достаточно, чтобы прожить год, ни в чем себе не отказывая. Ее это очень сильно обрадовало, ибо она готовилась к отбытию, и деньги ей были нужны. Она изучала карты, теперь она все в них понимала, старый егерь объяснил ей, что к чему и научил пользоваться компасом. До ближайшего населенного пункта было около суток верхом на лошади. Ее это не смущало. Весна не заставила себя ждать, морозы и бураны отступили, и она выбрала день для ухода.
Собрав все необходимое, она попрощалась с Братиславом, с домом и, потушив камин, все закрыв, забралась на коня и отправилась в путь. Десять часов без остановки она скакала по направлению к населенному пункту. Сделав ненадолго передышку, вновь отправилась. Найдя почту, на которой бывал Братислав, она поговорила с управляющим, рассказала ему о его гибели и что она похоронила его там, у дома. Отдав ему ключи и коня, направилась в отель. Уговорила управляющего заселиться с собакой, за что доплатила ему больше, чем требовалось. Два дня она не выходила из отеля, даже еду заказывала в номер. Смотрела телевизор и удивлялась тому, что происходило за то время, пока ее не было. Казалось, ее не было совсем недолго, но изменения были повсюду.
Поначалу ей было тяжело оттого, что ее окружало так много людей. Адаптировавшись, она нашла магазин подержанных авто и купила себе неприметный старенький седан. Купив новую одежду и приведя себя в порядок в местном салоне, вновь почувствовала себя женщиной и, как и прежде, красивой. Ее шрам на лице придавал ей особый шарм. Ей аккуратно выровняли волосы под каре, поправили брови. Она была удивлена новой моде. Натянув на себя узкие джинсы и теплый кардиган, она направилась по намеченному пути. Диксон послушно сидел рядом с ней, изредка высовывая голову в окно. Она останавливалась и смотрела в карту, разглядывая знаки по сторонам. До города, в который ей нужно было попасть, было три дня пути. Как же много, думала она, три дня туда и обратно в родной город – это пять дней. Значит, если ездить туда и обратно на машине, то нужно пять дней. Какой кошмар! А на поезде, наверное, еще дольше.
Ее остановили на границе и попросили предъявить паспорт. В багажнике было спрятано оружие, и она боялась, что придется все это показывать таможеннику или то, что они найдут это. Но ничего такого не случилось, она улыбнулась офицеру, он попросил открыть багажник и двери салона, она любезно подчинилась требованиям стража порядка.
– Куда вы направляетесь?
– В гости к друзьям, ничего особенного.
– Хорошо, мисс, можете ехать.
– Спасибо.
Впервые она показывала свой поддельный паспорт полицейскому, и он ничего не заметил, значит, все в порядке. Довольная, она продолжала свой путь. Добравшись до города, она сняла квартиру и направилась к дому, который ее интересовал. Она заглядывала в окна и наблюдала. Пыталась вспомнить черты лица мужчины, который частенько бывал в отеле. У него была семья, двое детей и красавица жена. А он уезжал, говоря, наверняка, что в командировку, а сам прибывал в наш отель, чтобы убить кого-нибудь, проклятый некросадист. Если бы только твоя жена знала, чем ты занимаешься. Она не могла понять, как можно, имея двоих детей, одна из которых – дочь, заниматься такими вещами? Возможно, это его удовлетворяло.
Она узнала, где он работает, где обедает, и, надев платье и шпильки, накрасилась, отчего стала еще ярче, и начала свою атаку. Познакомившись, неделю морочила ему голову, чем он был доволен. Договорилась о встрече в отеле. Он пришел первый и назвал ей номер. Она пришла в черном плаще, чтобы не было видно ее лица. Да и отель был дешевым и старым, камер в нем и в помине не было.
Она вошла в номер. Антуа Перой – она нашла его имя в журнале, из которого выписывала имена и адреса – стал ее первым мужчиной, которого она решила навестить. Он подал ей бокал шампанского, она выпила и предложила поиграть, показав наручники. Он с радостью согласился. Приковав его к кровати и заткнув его рот кляпом, она начала раздеваться и надела на себя униформу, полиэтиленовый фартук. Надела перчатки и взяла единственное, что трогала в этом номере – бокал. Она отнесла его в ванную и хорошенько промыла. Поставив на кровать сумку, она раскрыла ее и села поближе. Он ждал с нетерпением начала.
– Вожделеешь? Знаешь, что будет дальше?
Он радостно кивал головой.
– А дальше будет то, что я сделаю тебе один укол, мне нужно испытать его действие. Парализует ли он тебя? Думаю, мне самой для первого раза нужно, чтобы ты не брыкался. А потом, милый мой Антуа, я взберусь на тебя верхом.
Она провела по его губам пальцами, он все еще не понимал, что происходит, и желал ее.
– Я заберусь на твое толстое брюхо.
Она шлепнула его по животу, жир растрясся по сторонам.
– И воткну в твою шею вот этот нож.
Она достала из сумки немецкий трофейный нож.
– И буду медленно отрезать твою голову. Она мне нужна. Мне нужен трофей. Понимаешь?!
Он раскрыл широко глаза и начал брыкаться, что было сил. Она достала раствор и, набрав в шприц снадобья, сделала ему укол. Потом села рядом.
– Вероятно, ты меня так и не узнал. Интересно, ты запоминал хоть одно лицо девушки, которую мучил и убивал? Ты ведь частый гость «Красного бархата». А я вот тебя помню очень хорошо. Да и всех, кто там бывал. Я успела запомнить ваши имена и фамилии. Да, да, да!
До него, наконец, доходило, в чем дело. Он покрылся потом. Его ноги отнялись.
– Ты мой первый. Так что, извини, если что пойдет не так.
Она взобралась на него, и, схватив крепко нож, приставила его к горлу.
– Знаешь, я читала, что если раны наносить по бокам, то жизненно важные органы не будут затронуты. Значит, какое-то время ты будешь жив. Прекрасно! Не правда ли?
Как и говорил Братислав, первая жертва – это тяжело, тем более, когда она смотрит на тебя и пытается вымолить жизнь. Сердце билось от волнения. Она поднесла нож с правой стороны и сделала глубокий надрез, как будто срезала кусок мяса с медведя. Она срезала его голову с обеих сторон, добравшись до позвонка и глотки, затем она надавила и отделила голову от тела. Все было как во сне, он пытался кричать, из его глаз текли слезы. Она знала, если его рот будет открыт, он начнет молить. Она не хотела этого слышать. Взяв его голову, она смотрела в его раскрытые глаза.
– Не так уж и плохо для первого раза. Не так ли, сер?
Убрав голову в мешок, чтобы она не кровила, она забрала все, что принесла с собой, отцепила его руки от наручников. Переодевшись в черный плащ, она незаметно покинула отель.
Вернувшись в свой отель, поужинала, собрала вещи, решив, что лучше поспит в машине или придорожном отеле. Она быстрее покинула город. Заехав в магазин, купила три килограмма свежего ливера, который заказывала до этого. Она знала, что потроха очень сильно и неприятно пахнут, поэтому она положила голову Антуа между ними, чтобы ее не было видно, а потом переложила все в мешок.
Доехав до границы, она была невозмутима и непоколебима. Полицейский попросил выйти ее и открыть багажник и салон. Заглянув в пакет, что лежал в багажнике, он возмутился.
– Что это?
– Потроха, свежие. С утреннего забоя.
– Зачем они вам?
– Друг – лесничий, очень любит. Тушит, жарит. В общем, из них получаются весьма вкусные и полезные блюда. Вот, попросил привезти. Можете открыть, хотите посмотреть? Но запах у них не очень.
– Я чувствую, запах и тут имеется.
– Да уж, у меня есть чек о покупке, если что.
– Да нет, не нужно, все нормально. Я не думаю, что вы везете человеческие потроха.
– Нет, уж явно человеческие не везу.