– Она-то может еще и вернется, а вот Надя нет. Самое страшное то, что Никитична права. Я знал, что поступил подло, но оправдывал сам себя. Я даже упрекнул ее в том, что она не хочет родить мне ребенка. Она это восприняла болезненнее, чем фотографии. Мне тоже их передали, еще пикантнее, а ее, видимо, пожалели, просто поставили в известность. Ни какого шантажа, просто передали конверт и диск. Видимо в назидание на будущее.
– Когда это все началось, помнишь? Что тебя заставило изменить Наде? – спросила Лиза отца, при этом чувствуя и свою вину. – Говори, как есть. Мне семнадцать, я пойму.
– После твоего выпускного. С Надей что–то происходило непонятное, и я решил, что она от меня устала. Решил, даже не спросив ее ни о чем. Считал себя обиженным. Теперь я понимаю, что из-за беременности она себя чувствовала плохо. Помнишь, она уехала прямо с вечера, не дождавшись его окончания, а я остался? Начиналось все невинно, но я, же не мальчик, вот и расслабился. Папаша одного твоего одноклассника постарался. На моем месте мог быть любой другой, но «посчастливилось» мне. Молодую жену за порог, а мне фото, вместо набитой физиономии. Порядочный философ, знал, как будет хуже. Фото мне вручил самостоятельно со словами: – « Мне жаль твою молодую жену. Она в этой истории сторона потерпевшая. Виновников я накажу не физически, а морально. Такое наказание запоминается надолго. У тебя есть три дня. Исповедаешься перед женой, пусть она сама решает твою судьбу, нет, перешлю ей фото». Я злился на себя за то, что сотворил, а обвинял во всем ее. Хотел, чтобы она уехала на время домой, не видя этого безобразия. Опоздал, по собственной трусости. Сделать подлость ума и время хватило, а покаяться в содеянном не хватило духу. Ты бы слышала, как она говорила со мной. Ни слез, ни истерик, ни уговоров и просьб. Сказала, что обо всем этом думает и ушла. Предали мы ее дочь с тобой. Ты недоверие, я изменой.
Никитична вышла из своей комнаты.
– Вы Надину сумку проверять будете? Я еду к ней, давайте адрес. К вечеру заберу свои вещи, я их уже собрала. Себе ищите кухарку молодую, чтоб уж прямо не отходя от плиты, ублажала вас.
Никитична уехала. В доме наступила гнетущая тишина для обоих.
– Что будем делать папа? Как дальше с этим грузом жить? По сути, мы с тобой не только предатели, но и убийцы. Это из-за нас Надя потеряла ребенка, твоего ребенка.
– Не знаю дочь. Прошлое изменить нельзя. На прощение рассчитывать не приходится, даже если вывернуться наизнанку. Доктор сказала, ей психолог нужен, надо найти хорошего врача. Мне нет оправдания, я виноват, и я не знаю, как это можно исправить. Одно утешает, что у нее есть, где жить, есть работа.
– Хочу тебя огорчить, все документы на квартиру и машину она оставила. Она не взяла ни одной вещи, купленные на твои деньги, забрала только то, что купила сама. Где она тогда жить собирается?
– Я съезжу к Стасу, – сказал отец Лизе, увидав в окно идущего по двору Романа. – Смотри в мое отсутствие не сделай меня дедом.
Ему не так нужна была поездка к другу, который конечно, обвинит его во всем и будет прав, ему просто было нужно, чтобы сейчас кто– то был рядом. Он боялся этого состояния, когда мог совершить непоправимый поступок, гораздо хуже и страшнее, чем он уже сделал. Он подъехал к дому Стаса.
– Мне бы поговорить, – сказал он, обращаясь к другу, при этом смотря мимо него, боясь встретиться взглядом.
– Водка? Коньяк? – спросил Стас. – Проходи в кабинет, там нам будет удобнее.
– Лучше крепкий кофе, – ответил Юрий и поднялся наверх.
– Люда, сделай, пожалуйста, крепкий кофе, мы в кабинете, – попросил он жену.
– А яду ему не налить? Как земля таких злодеев носит? – язвительно спросила жена, направляясь на кухню.
– Вы уже в курсе случившегося? – спросил Юрий, слыша речь жены Стаса.
– Лиза звонила, как только ты подъехал, хотела убедиться, что ты у нас. Девочка переживает и за тебя тоже. Давай на чистоту, раз уж приехал, значит, ждешь совета. Рассказывай.
Юрий рассказал о своем похождении, о фотографиях, о разговоре с Надей неделю назад, о пощечине и о сегодняшнем случае.
– Да друг, дел ты, конечно, нагромоздил кучу, разгребать теперь нужно долго и очень осторожно. Чего тебе не хватало? Только честно. Жена у тебя была молодая, красивая, к тому же еще и умная. Нет у нее сексуального опыта – научи, сделай так, чтобы она поняла, что ты от нее хочешь, чего ждешь? Нет, тебя понесло по проторенной дорожке. Чего ты добился? Мало того, что был виноват, еще выставил виновной ее. Как-то это даже не по-мужски. Ты думаешь, у нас с Людмилой за семнадцать лет не было конфликтов? Но у нас хватило ума, что бы решить их совместными усилиями, честно признаться в том, чего мы хотим оба, чего ждем, друг от друга, чтобы подобное не повторялось. Теперь она не только моя жена и мать моих детей, но и подруга. Я не ищу никого на стороне, меня все устраивает. Ты с какой целью женился? Молчи, я сам тебе скажу. Первое время ты голову себе ломал, как такая женщина и не моя? А пока ломал голову, заметил, что вокруг нее крутятся молодые парни, заревновал, влюбился, а любовь оказалась взаимной. Потом тебе захотелось приобрести новый статус. Ведь с такой женщиной, как Надя, не стыдно появиться, где угодно, даже в посольстве США. И вот она твоя. Мечты идиота сбылись! Чуть больше года потешил свое самолюбие, а тут на тебе – арест. Кто может помочь и не предать? Конечно любящая жена. Она впряглась по полной программе. Муж на свободе, и жене от него награда, в виде четырех месяцев верности. Ты молиться должен был на нее, а ты ее предал. А все потому, что у тебя большая часть мозгов перекочевала туда, на чем ты сидишь, и работают они в том направлении, куда укажет твой член. Ты знаешь, что я прав. А ты не думал о том, кто и для чего тебя фотографировал? Ты, насколько мне помнится, не олигарх, не депутат Думы, которого можно шантажировать и что-то с этого иметь. Это друг мой мелкая пакость в отместку за что-то. Кого– то ты обидел и тебе решили отомстить таким образом. Думай, либо это ревнивый муж, либо обиженная твоя пассия. Других вариантов у меня нет. А кто с тобой на фото? Может это вообще фотомонтаж? Сейчас с этим просто. Думай, Юра, думай. Помочь я тебе в данной ситуации не в силах. С разводом чего спешил? Его же любой суд признает недействительным, напиши она заявление. Куда не посмотри, со всех сторон дурак. А Лиза, чем она думала? Господи, что же вы за семейство вампиров. Девчонка сколько раз хотела уйти, но шла у вас на поводу, оставалась. Не догадываешься почему? Любила она вас, потому и оставалась, а не потому, что ей это было удобно. Я завтра навещу ее, может на работе останется, пойду на все ее условия. Ты знаешь, если бы это помогло исправить ситуацию, я от души набил бы тебе физиономию.
– Ну, вот и поговорили, – сказал Юрий. – Фотографии настоящие, я знаю, чьих рук это дело, но это ничего уже не меняет.
– Я сказал то, что ты хотел услышать, и в чем боишься признаться даже сам себе. Слишком давно я тебя знаю, чтобы ошибиться. У тебя теперь одной проблемой станет больше. Твоя Лиза либо пойдет по пути Нади, либо по пути своего папы, что гораздо хуже.
– Ты, осторожней на поворотах. Лиза ребенок.
– Этому ребенку 17 лет и она соображает не хуже нашего, только примера для подражания приличного нет. Ты знаешь, как она себя поведет, если поссориться со своим Романом? Молчишь? Вот и я не знаю, а Надя знала бы.
– Лиза звонит. Спрашивает, когда появишься дома? Поговоришь или поедешь? – спросила жена Стаса, держа в руках трубку телефона.
– Поеду домой. Мы собирались в больницу.
В то время, когда Юрий уехал к Стасу, Никитична приехала в больницу, купив для Нади фрукты и сок. Надя, узнав, кто приехал, позволила ей войти. Никитична привезла ей ее сумку и пакет с передачей.
– Ты не переживай, я пришла сама от себя. Я сказала, что ухожу от них. Вечером заберу свои вещи, поживу, пока найду работу, у Владимира Петровича.
– Вам нельзя уходить. Если Владимир Петрович узнает, что вы ушли от сына и внучки, вряд ли он будет Вам рад. Какие бы они не были, они его семья. А рассказывать ему всю правду нельзя, у него же сердце больное. Может, проснется совесть, и они попросят Вас остаться. Вы знаете их как никто другой. От добра добро не ищут. Кто знает, как будет в другом месте?
– Ты считаешь это можно простить? – спросила Никитична.
– Предали меня. Предали люди, которых я любила, которым доверяла, как себе. Вам просто жаль меня, обидно за меня и стыдно за них. Но ведь они другими и не были раньше, разве вы забыли? Возможно, что– то хорошее все же прижилось. Попросят – оставайтесь в доме, а если все же надумаете уходить, найдите сразу куда. Спасибо за вещи, сумку поставьте в шкаф, чтобы не ругали. Вы не переживайте, я справлюсь, время лечит, – сказала Надя и на глазах ее выступили слезы. – Фотографии – это не самое страшное, гораздо обиднее равнодушие и упреки, которых я не заслужила. Я выходила замуж, зная о его прежних похождениях, но очень надеялась, что моя любовь сделает его другим. Она и сделала, но ненадолго. Мне так хотелось сообщить ему о ребенке, но ему уже было не до меня. Ну, а дальше Вы все знаете, и хватит об этом. Прошлое не вернуть и ничего уже изменить нельзя. Простите меня, Вы идите, я хочу побыть одна.
Никитична вышла, тихонько прикрыв дверь, в глазах ее стояли слезы.
Часа через два в дверь постучали и, не дожидаясь ответа, вошли. Это были бывший муж и бывшая подруга. Они стояли у двери и молчали. Надя лежала бледная, с красными от слез глазами. Она смотрела, как будто сквозь них, не встречаясь с ними взглядом.
– Зачем вы пришли? – спросила она совсем тихо. – Что вам двоим от меня нужно? Пришли посочувствовать, успокоить, а может продолжить обвинять? Вы опоздали, больнее, мне уже не будет. « Предательство – это как поломанные руки, простить можно, обнять не получится», – говорил Толстой. Вы мне не руки сломали, вы меня растоптали, душу вынули, мне жить не хочется. Я очень жалею о том, что не ушла, молча, не пытаясь с вами поговорить. Возможно, тогда не случилось непоправимого. Что я вам сделала плохого? – задала она вопрос, приподнимая голову с подушки. Голос от легкого озноба начинал дрожать. – Может, я была плохой мачехой, постоянно воспитывающей тебя, Лиза? Не устраивала тебя как подруга? Может, я была неверной, скандальной женой, постоянно требующей у тебя подарки? Что я сделала не так? – Она говорила без остановки, не давая возможности пришедшим вставить слово. – Я любила вас, не смотря на все ваши недостатки и капризы, а теперь я просто хочу забыть вас навсегда, и не вспоминать, как страшный сон, – говорила она, переходя на крик. – Убирайтесь, убирайтесь оба из моей жизни. Я вас ненавижу!
Прибежавшая на крики доктор, выпроводила посетителей из палаты.
– Надя, сделать укол? Успокойся, они ушли. Будешь так реагировать, заставят прибегнуть к услугам психолога. Это кто были?
– Бывший муж и его дочь, – тихо ответила Надя, тяжело, дыша.
– Она виновница всех бед? – спросила доктор. – В ее возрасте трудно принять молодую мачеху. Здесь и ревность, и недоверие и отсутствие здравого смысла в силу возраста. Подростковый возраст самый опасный.
– Нет. Мы с ней даже дружили четыре года до сегодняшнего дня. Просто она не раздумывая, заступилась за своего отца и дружба закончилась.
– Может, хочешь поговорить об этом? Я приглашу молодого доктора, он твой ровесник, земляк. Ты выговоришься, и тебе станет легче.
– Как фамилия доктора?
– Ромашин Роман Алексеевич.
– Он психолог? Наш Ромка хотел стать женским доктором.
– Наш Ромка гинеколог. Так я зову? – спросила доктор, улыбаясь.
– Зовите, ему я расскажу все, а психолога не надо, я в своем уме и при памяти. С нашим Ромкой мы дружили со школы, потом как-то потерялись.
Они встретились, как старые друзья, не видевшиеся много лет. Обнявшись с Романом, Надя еще всплакнула, но потом успокоилась. Начались воспоминания, которые перешли на историю Надиной жизни, после их расставания и до сегодняшнего дня.
– Ромашка, у тебя все еще будет и муж, и дети, – говорил Роман, держа Надю за руку.
– Ромка, а я ведь тебя искала, письмо в общежитии оставляла для тебя? Что случилось? Куда ты пропал? Как твоя жизнь Ромашка?
– После первого семестра, в город приехал отец. Они разбежались с матерью, у которой несколько лет был любовник, а мы даже не догадывались. Он снял квартиру и мы стали жить вместе. Он работал, я учился. Все это продолжалось чуть больше года. Потом отец нашел себе женщину, и я вынужден был уйти из однокомнатной квартиры. Жилья нет, работы нет, пришлось выкручиваться. Устроился санитаром, снял комнату и окончил третий курс. Отец помогал, но не регулярно. Потом добился места в общежитии, но работу не бросил. В Солнечный ездил всего один раз, после третьего курса. Заходил к вам домой, но там уже жили другие люди. Кто говорил, что ты в городе, кто, что уехала с братом, продав квартиру. Посидел на пристани на нашем месте и вернулся последним теплоходом назад. Всякое было. Я даже в роли альфонса успел побывать, только надолго меня не хватило. После института здесь проходил интернатуру у Галины Ивановны. Очень грамотный специалист, многому меня научила и человек замечательный. Лет шесть назад разошлась с мужем. Он ей оставил дом, который строил по своему проекту, а сам женился на молоденькой блондинке, ушел в политику. Теперь и с деньгами, и с рогами. У Галины Ивановны есть дочь, тоже врач, только детский. Я познакомился с ней случайно. Вначале дружили, потом стали жить вместе, а потом и поженились. Живем вчетвером, сыну скоро год, дом не маленький, места хватает. Это за городом, район Восточный. Отец жены подарил дочери машину после рождения внука. Вот мы с тещей и ездим на ней на работу. В доме из чужих людей, только приходящая кухарка. За няню Танюша, за горничную – Галина Ивановна, за уборщика и дворника – я. Твой доктор – это моя теща. Одним словом династия. Ты не устала?
– Я очень рада, что мы встретились. Спасибо, что выслушал, мне действительно стало легче.
– Постарайся забыть все, что произошло. Это трудно, но это лучше чем сойти с ума. Ничего хорошего, кроме психиатрической больницы это не принесет. Тебе оно надо?
– Сколько меня здесь продержат? Я хочу домой,
– Завтра посмотрят и скажут. Важно было остановить кровотечение. А куда домой? – поинтересовался Роман.
– Как куда? В Солнечный. У меня там квартира однокомнатная, останется найти работу. В нашей школе буду преподавать английский язык.
– Давай дождемся завтрашнего утра, а потом решим, как тебя доставить. Спокойной ночи, отдыхай, я утром зайду. Может, что нужно? Ты не стесняйся, говори.
– Спасибо, передавай и теще огромное спасибо. До завтра.
Надя спала очень беспокойно. Ее преследовал какой– то кошмар. Просыпаясь, она пыталась вспомнить, что ее так напугало, и не могла. Вновь засыпала, и снился новый кошмар. Проснувшись в очередной раз в холодном поту, она просто лежала, на часах было 5:30. В шесть, дверь приоткрылась, и на пороге появился Роман.
– Тебе чего не спится? Я сегодня дежурил в роддоме, решил, до сдачи смены, принести тебе, перекусить, как проснешься, а ты уже поднялась. Кофе хочешь?
– Хочу, – ответила Надя. – Сейчас чашку достану, – сказала она, увидав в его руках термос, и открыла тумбочку.
– А что у тебя есть к кофе? – спросил Роман, рассматривая содержимое тумбочки. – Это не годиться. Фрукты и сок осилишь потом. Ты вчера, чем питалась до того, как попасть сюда?
– Святым Духом, как говорила моя мама. Не ела я вчера, – ответила Надя.
– Тогда ешь сегодня, – сказал Роман, доставая из кармана халата плоский пищевой контейнер. – Не переживай, бутерброды сделаны десять минут назад, а до этого колбаса и сыр лежали в холодильнике.
– Спасибо. Кофе я выпью, а есть мне совсем не хочется. Дождусь завтрака. Что у вас здесь подают? – спросила Надя.
– А домой хочется? Тогда ешь и не спорь с доктором. Я что, зря старался? До завтрака еще три часа, проголодаешься.
– Хорошо доктор, только ради Ваших стараний и беспокойства.
Только когда Роман убедился, что Надя одолела бутерброды, он забрал термос и контейнер.
– Буду завтра с утра. Увидимся. Сегодня посмотрит тебя дежурный врач, а завтра – лечащий и решит, что с тобой делать. Особо отлеживаться не дадут. Пока.
Роман ушел, а Надя поднялась с кровати и почувствовала легкое головокружение. Посидев пару минут, она прошла к шкафу и достала из сумки легкий брючный костюм, который не требовал утюжки. Повесила его на плечики, а в пустой пакет положила свои вещи, в которых ее привезли сюда, и убрала в сумку. Пройдя водные процедуры и осмотр, она расправила аккуратно постель, надела чистую пижаму и легла на кровать. Приняв допинг в виде укола, готовила руку к капельнице. Лежа с закрытыми глазами, она прислушивалась к своим ощущениям. Чувство горькой обиды сменило легкое разочарование. Только потеря ребенка отзывалась болью в груди, все остальное ушло на второй план и о нем не хотелось ни думать, ни сожалеть. Видимо, она уснула, когда медсестра, снимая капельницу, спросила:
– К вам посетитель, фамилия Ильин. Пусть войдет или пусть уйдет?
– Пусть войдет, это мой работодатель, – сказала Надя.
– Здравствуйте Надежда Николаевна. Сразу хочу предупредить вас, что я к Вам с официальным визитом и ни слова не скажу о семье Смирнова.
– Договорились. Пусть так и будет. Что вы мне хотели сообщить?
– Расскажи сразу, как у тебя дела, справляешься? На работу собираешься выходить или бросаешь меня? – заговорил Ильин.
– Разве вы меня не уволите? – спросила Надя удивленно.
– С какой стати я должен тебя увольнять? Дружба дружбой, а табачок врозь. Сколько тебе нужно времени для восстановления? Только честно.
– У нас контракт, переговоры, что у нас в компании на данный момент? Я здорова и завтра меня уже выпишут, – спросила и сказала Надя одновременно.
– У нас временное затишье, – ответил, чуть смутившись, Ильин.
– Станислав Сергеевич, может нам пересмотреть условия договора? Я не буду мелькать у Вас перед глазами без дела. Появятся дела, буду приезжать. Если какой форс-мажор, я на месте, – сказала Надя, даже не подумав о таких вещах, как оплата труда.
– У тебя договор с компанией на пять лет. Будь добра исполнять. На следующий год видно будет. Ты где жить собираешься?
– Поеду домой в Солнечный. Автобусом в город добираться 40 минут, теплоходом час, я буду успевать.
– Надя, ты меня прости, но нельзя так себя недооценивать, так себя не любить. Давай с тобой займемся математикой. Сколько стоит час занятий с хорошим репетитором? Возьмем в среднем сто рублей. В году 364 дня, а в четырех – 1460 дней, опять же в среднем. Посчитаем часы занятий, взяв три часа в день, в среднем получаем 4500 часов и умножаем их на 100. Итого за четыре года ты заработала 450 тысяч рублей. Но это один предмет, а их было по моим сведениям не меньше трех. Еще раз умножать? Ты себе цены подруга не знаешь. Почему ты отказалась от машины и квартиры? Упаси, Бог, чтобы я тебя уговаривал, я просто хочу понять твою логику. Деньги ты не брала, девочка с твоей помощью сдала экзамены хорошо, возьми вместо денег квартиру. Она куплена до брака, значит, ее купили, чтобы у тебя было жилье, на случай ухода из дому. Возрази, если я не прав. А машина? Ты же ей так радовалась и получила ее в подарок тогда, когда была счастлива. К имуществу претензий нет, это я понимаю, развод, девичья фамилия и возврат кольца, тоже понимаю. Но зачем отдавать то, что принадлежит тебе? Это даже с твоей точки зрения неправильно. Ты можешь продать эти вещи, обменять, купить новые, но оставлять ты их не должна. Вот такое мое мнение. Я бы не допустил, чтобы кто-то другой пользовался моими вещами без моего разрешения, тем более подарками.
– Я прямо заслушалась Вашей речью, Станислав Сергеевич. Вы в моем присутствии так долго никогда не говорили. Чего вам далась эта квартира, машина?
– Того и далась. Будешь жить в квартире, может машина и не понадобится, а будешь жить в своем Солнечном, как раз машина и нужна. Ты о себе один раз подумай, как удобнее тебе, а не чужому дяде и сделай правильные выводы. Полюби себя. Совсем тебя заговорил и совсем забыл про передачу от Люды. Она все утро колдовала. Здесь все в пакете. Я сейчас пойду, а ты ешь и думай. Завтра у нас понедельник, жду тебя в среду на работе. Возьми у доктора справку, больничный лист, что там положено. До свидания. Думай! Не забывай – ты женщина. Даже, если ты любишь мужчину, себя ты должна любить больше.
Он ушел, а Надя думала над его словами. « Может, Стас прав? Подарки мне дарили от всего сердца и радовались им вместе со мной. Хорошо, что он оставляет меня на работе. Забери я машину, исчезнет проблема с транспортом. Я не буду зависеть от городского транспорта» – думала она. Прошел час, а Надя, поедая сырники со сметаной, принесенные Стасом, все решала, как ей поступить. Дверь в палату приоткрылась, и на пороге показались Валентина Никитична и Владимир Петрович.
– Проходите, присаживайтесь. Как здоровье Владимир Петрович?
– Все нормально, дочка. Ты когда домой планируешь? Что доктора говорят? – спросил он с интересом.
– Завтра после обхода получу на руки выписку и поеду. С утра Стас приходил. На работе я остаюсь, он меня не увольняет, в среду выхожу. К вам зайду обязательно, как только пойму, что аврала на работе нет. Договорились?
– А что у Вас Валентина Никитична? Что решили?
– После больницы поедем вместе домой. У Петровича там свои дела, а я возвращаюсь. Звонили оба вчера, извинялись, – ответила она.
– Вот и правильно. Я за вас рада и Владимира Петровича забирайте с собой на свежий воздух и переводите на домашнюю еду.
– Надя, Валентина мне сказала, что ты не взяла ни одной вещи, оставила свою машину. Это ты дочка, зря. Ты что же за четыре года ничего не заработала? С одной сумкой пришла, с одной ушла и ни гроша лишнего. Ты просила подарки? Тебе их дарили, ты их принимала, значит, они твои. Чужого не бери, но и своего не отдавай, – убеждал он Надю.
–Стас мне тоже об этом говорил. Математикой занялся, считая, сколько бы я заработала, занимаясь репетиторством четыре года по три часа в день. Цифра получилась внушительная, – грустно улыбаясь, сказала Надя.
– А я о чем тебе говорю. Не дают деньгами, бери товаром, – сказал Владимир Петрович. – Стас, думай иначе, не предложил бы подумать.
– Вы что, сговорились? Я уже час ломаю голову, как поступить, чтобы себя саму не перестать уважать.
– А ты об этом не думай. Ты делай так, как хорошо будет тебе. Ты ее можешь продать, обменять, купить вместо нее новую. Твоя вещь, что хочешь, то и делай.
– Мне эта нравится. Я к ней привыкла, и она меня понимает. Я даже с ней беседую иногда, – призналась Надя. – Хорошо, я согласна. Не будем больше об этом. Я хотела поговорить о Лизе. Скоро у нее вступительные экзамены. Вы, Владимир Петрович, позанимайтесь с ней русским языком. Просто подиктуйте ей тексты из книг, а она пусть пишет, потом по этому тексту и проверите. Правописание у нее хромает. Тему для сочинения, пусть берет свободную, с фантазией у нее все в порядке, пусть лишнего не пишет, а лучше проверяет орфографию.
– Ты зачем этот разговор завела? – недовольно спросила Никитична. – Она тебя послала подальше, а ты о ней печешься.
– Это же плоды моих трудов. Сдаст экзамены хорошо, и моя заслуга в том будет. Значит, сумела научить, понять. Будут вопросы у Вас ко мне, звоните.
Они пробыли у Нади еще полчаса, прежде чем распрощались. После их ухода, Надя съела два пирожных с соком, вспоминая беседу, когда почувствовала и поняла, что при упоминании Лизы, у нее внутри ничего не «екнуло», не возникло ни каких эмоций, ни горечи, ни обиды. « Она просто большой ребенок и любит своего отца. Девочке обидно, что он мог стать прежним, отсюда и недоверие ко мне. Они родные люди, об этом надо было подумать раньше» – думала Надя. За четыре года было много и хорошего, а год после свадьбы, она была просто счастлива, и об этом тоже не стоило забывать. Она уснула и видела сон. Ее родной Солнечный, ей 16 и рядом Роман. Они сидят на старом бревне и целуются. Поцелуй был жаркий и страстный, и он был не поцелуем юноши, а ее Юрия. Она чувствовала на своих губах губы, которые заставляли ее парить в воздухе, то падать в бездонную пропасть. Губы, которые предугадывали все ее желания. Она улыбалась во сне, а проснувшись, ей хотелось вернуться в этот сон.
В это же время в доме Смирнова отец разговаривал с сыном.
– Я в курсе того, что ты развелся с Надей. Очень надеялся на твою вторую попытку создать семью. Не скажу, что я расстроен, это слишком мягко сказано, я зол на тебя. И не потому, что вы расстались, а как расстались. Я никогда не лез к тебе с советами, тем более не учил, как жить. Ты не мальчик, ты – мужик, так и поступай как мужик. Сейчас едешь на сервис и делаешь осмотр Надиной машины, потом мойка, заправка. Возвращаешься домой, аккуратно пакуешь ее вещи. ВСЕ! Никитична поможет, я попрошу. Сумки, пакеты, коробки, все, что вам не принадлежит, укладываешь в багажник машины, документы в салон. Завтра, до девяти часов машина должна стоять у больницы. Ключи передашь для нее на пост. Завтра ее выписывают. Возьмет ключи и уедет сама, хорошо. Возьмет такси – вернешь машину в гараж. Ты все понял?
– Я тебе что, отец, мальчик? Она нас вчера выставила за дверь, устроив истерику, слова не дала сказать. Она сама все оставила, надумает, пусть забирает, оно мне не нужно.
– А чего ты ждал? Жарких объятий, благодарности? А ты их заслужил? Жена два месяца ходит беременная, а любимый муж об этом даже не догадывается. Ты не мог не заметить изменений в ее фигуре, в ее самочувствии, если бы находился рядом. Это невозможно не заметить. Но ты был занят своей персоной, что гораздо важнее. А что ты ей хотел сказать, если бы тебе дали слово? Прости, подлеца в предпоследний раз? Чего вы вообще туда, прости Господи, поперлись? Ты ей теперь никто, и звать тебя ни как, и твоя защитница больше ей не подруга. Кто вас там ждал? Кому вы с таким отношением нужны? Случись все это при нормальном расставании, вы могли бы ей стать поддержкой, а в настоящем, вы для нее, как красная тряпка для быка. Думать надо было, прежде чем появляться ей на глаза. Ты помнишь, как было тебе больно, когда умерла мать? А случись, не дай Бог, с Лизой что? Потерять ребенка в разы больнее. Тут в пору в петлю лезть, а не истерикой ограничиваться. Надя сильная девочка и умная. Она понимает, что ее состояние, не возьми она себя в руки, доведет ее до психбольницы. Мы с Никитичной заходили к ней сегодня, и Стас с утра заезжал. Радоваться ей, конечно, не чему, но соображает и общается она нормально. Даже попросила позаниматься с Лизой по русскому языку. Так ты сделаешь то, что я сказал или мне самому заняться? – спросил отец в конце разговора. – Вещи должны быть там, где их хозяин, и постарайся не попадаться ей пока на глаза.
– Занимайся русским языком, я сделаю, как ты сказал, – ответил Юрий, всем своим видом показывая, что разговор окончен, и вышел во двор. « Отец прав, прав во всем, но от понимания этого становится еще хуже» – думал Юрий, набирая телефон Стаса.
– Дедушка, вы с Надей говорили обо мне? – спросила Лиза.
– Она попросила, чтобы я тебе помог, подиктовал тексты, слова. Просила, чтобы на сочинение ты взяла свободную тему, сказала, что у тебя с фантазией все в порядке, она у тебя богатая.
– С фантазией у меня все нормально, с наличием мозгов проблемы. Чтобы сделать глупость они работают, а вот как ее исправить их не хватает, – сказала Лиза и заплакала. – Как же я ее обидела, защищая виноватого отца.
– Не раскисай, сейчас ей очень тяжело и все равно она о тебе помнит, беспокоится. Поступишь, будет повод порадовать ее, навестишь. Ну, а там как получится. Пойдем, до обеда проверю твою грамотность, устроим ликбез.
Внучка с дедом писали уже минут двадцать, когда к дому подъехала машина Стаса. Друзья о чем-то побеседовали и выехали со двора одновременно, причем Юрий сидел за рулем машины Нади.
Утро понедельника для Надежды началось с осмотра доктором, и доставкой конверта дежурной сестрой. В конверте лежал ключ от машины на брелке сигнализации и короткая записка: « Второй ключ и документы в бардачке, вещи в багажнике». «Ни здравствуй, ни прощай» – подумала Надя, освобождая тумбочку и собирая свои вещи. Ей оставалось дождаться выписки и больничного листа. С утра, до обхода к ней заходил Роман, и, выслушав все ее сомнения, принял сторону Стаса. Теперь принеся бумаги, которые она ждала, вышел ее проводить. Машина стояла почти у входа. Сняв машину с сигнализации, Надя открыла двери авто, положив сумку с вещами на заднее сидение. На месте водителя лежал красивый букет цветов. Она поднесла букет к лицу, вдыхая их аромат, и обнаружила в нем карточку. Букет она передала Роману со словами: – « Передай теще».
– Все будет хорошо Ромашка. Главное в это верить, – сказал Роман, принимая от нее букет и дружеский поцелуй. – Телефон ты знаешь, звони. Удачи тебе.
Надя открыла карточку. «ПРОСТИ» было выведено от руки. Она разорвала карточку и бросила обрывки в стоявшую урну. Села в машину, пристегнув ремень, и взяла курс в направлении города Солнечный. Она возвращалась домой. Все это наблюдал Юрий, сидевший неподалеку в служебной машине.
– Поехали на работу. Сколько Вашей дочери лет? – спросил он водителя, помня, что дочь у того старше его Лизы.
– Двадцать первый пошел. Если не разбегутся, через год свадьбу планируют, – ответил водитель. Их теперь трудно понять, а уж загадывать на будущее совсем не стоит. Настенька у нас выстраданный, долгожданный ребенок, мы ее сохраняли половину беременности, и в обиду теперь не дадим.
– А что бы Вы сделали, измени ваш зять дочери?
– Яйца бы отрезал, простите за прямоту, – ответил он. Сейчас в загс на веревке никто никого не тащит, с детьми и то оставляют, но уж коль женился по доброй воле, будь добр цени то, что выбрал.
– Значит, мне повезло, – сказал Смирнов. – Отца у Нади нет, а старшие братья далеко.
Только теперь водитель понял, что вынес шефу приговор, даже не подумав о его странном вопросе. До самого офиса они ехали, молча, и думали каждый о своем.
Оставив машину на стоянке возле дома, Наде дважды пришлось спускаться к машине, чтобы забрать из нее вещи. С собой она привезла одну сумку, две лежали в багажнике, вместе с коробками обуви, перевязанные скотчем. Не переодеваясь, она разобрала вещи, повесив их на плечики и положив на полки шкафа, соображая, что оставить для работы. Сумки сиротливо стояли на полу, ожидая своей очереди. Теперь весь ее гардероб был здесь. Отправив сумки на антресоль, а коробки на полку под одеждой, она обошла комнату и кухню, определяя, что ей потребуется еще для длительного проживания здесь. В кухне было все: столы, шкафы, плита, холодильник, а на окнах шторы. Душевая кабина и стиральная машина соседствовали с новым унитазом. Сама комната была метров 20. Здесь стоял по одну сторону широкий диван, напротив журнальный столик, в углу телевизор на тумбе, а напротив окна, вдоль стены плательный шкаф. На окнах висели светлые шторы. Теперь вместо деревянных рам стояли пластиковые окна. Строители заменили обои, побелив потолки, поставили новые красивые межкомнатные двери и покрасили полы. В прихожей был встроенный шкаф, который можно было использовать под верхнюю одежду и висело большое зеркало. Все в наличии и ничего лишнего. « К зиме нужно купить ковер на пол, ногам будет теплее» – подумала Надя, набирая домашний телефон Смирновых. Она доложила Никитичне, что машину она забрала вместе с вещами, не став выяснять, чья была идея, и кто пригнал машину. Взглянув на часы, взяла ключи и спустилась к машине. « Давай, подружка, в супермаркет. До среды два дня, мне надо что-то есть. Ты я, смотрю, заправлена полностью», – сказала Надя, садясь за руль.