– О! – раздался удивленный голос, Сашка услышал, как пооткрывались все двери машины, и его окружили сразу несколько человек.
– Да, это ж пацан с пляжа! – точно из-под воды донеслось до сознания Сашки.
– Где Данил? – услышал он знакомый голос, только вот кому он принадлежал, он не мог вспомнить.
– Где Данил? – Сашка постарался открыть глаза, ему было больно.
– Поднимите его, быстро! – Ему немного приподняли голову, и он как сквозь пелену видит стоящих вокруг себя, и даже вспомнил, чей это голос. Голос «Шнурка». Вон его черные, тонкие усики как топорщатся. А что он хочет?
– Ты слышишь, малый, где Данил?
– Его забрали, – с трудом выговорил мальчик, – в гостишку увезли.
– А тебя?
– Избили и закрыли в гараже, но Вовчик открыл, – голос его перешел на шепот, голова откинулась назад.
– Вовчик! – Гоша выпрямился. – Вовчик! Значит так, Огурец. Быстро малого в больницу, ты поедешь с ним, – он ткнул пальцем в сторону парня, державшего голову Сашки, – оттуда мне звякнете, что и как.
Сашу легко подхватили, уложили на заднем сидении. Машина сорвалась с места. Гоша повернулся к стоящему молча парню.
– Ты, Толик, быстро подними всех наших, и чтобы они мне через полчаса были здесь. Мы сегодня оцепим гостишку и потрясем кое-кого.
– Думаешь, стоит?
– Я давно зуб имею на эту гостишку. Так. На каждый этаж по пять человек. Входим разом и не пропускаем ни одного номера, ни одной каморки. Ясно? – Парень кивнул. – Звони, я жду всех в холле. – Гоша бегом вбежал по каменной лестнице, между высоких кустов, с которой несколько минут назад скатился Сашка. Он по дорожке сократил путь, подошел к гостинице, читая номера машин, припаркованных возле нее. Из местных всего одна.
Он вошел в большой холл. Администратор посмотрела на него, узнав, заулыбалась. Гоша прилег на стойку.
– Иришка, кого ты перед собой видишь? – и в сторону девушки полетела стодолларовая банкнота.
– Где? – удивленно произнесла она, – что это я сама с собой говорить стала? – Спрятав деньги, она опустила голову.
– Ты прелесть. И сегодня будет твой звездный час, я оплачу твое лечение у самого Федорова, – засмеялся Гоша, отходя от стойки. Он начал волноваться, ходил из угла в угол. Вскоре показалась первая машина, из нее вышли пятеро, направляясь в холл. Гоша встретил их в дверях.
– Все заходим не через парадный вход. Через служебный. И машины паркуем там же. – Они вышли на улицу. Подъехало еще несколько машин.
– Кого ищем? – послышались вопросы.
– Ищем пацана, Данила. – Гоша окинул всех злым взглядом. Собравшиеся непонимающе переглянулись, стоило ли из-за пацана поднимать шум?
– Сын он мой! Ясно?
Теперь всем стало ясно. Стоило. Договорившись, кто на какой этаж идет и рассчитав все по времени, они начали подниматься по служебным лестницам. Некоторые поднимались на грузовых лифтах. Гоша взглянул на часы, входя в холл, Ирина только скользнула по нему взглядом. Он решил через пять минут занять лифт и ездить по этажам, узнавая, что там.
Глава 23
Группа из пяти человек вступила на цветной ковер седьмого этажа. Их встретила удивленная дежурная.
– Вы куда?
– К тебе, – сказал один из них, садясь на диван и сажая ее рядом. – Поговорим. На этаже ребенка нет? – Она покачала головой. – Знаешь, светловолосый такой, лет двенадцати и красивый, – дежурная вновь покачала головой. – Начинай, ребята, – скомандовал сидевший, – а ты тихо сиди, мы за пять минут твой этаж обежим. – Он снял с доски ключи от номеров, и они быстро рассыпались по этажу. Из двух номеров недовольно выглянули женщины, но увидев, кто стоит на пороге, быстро захлопнули двери. Одну дверь открыл маленький, толстенький мужичок, он пропустил в комнату двоих, одетых во все черное, ребят. Они быстро обежали номер и выскочили, ничего не сказав ошеломленному отдыхающему.
Они сидели за столом, включив телевизор. На обоих, кроме белоснежных трусов, ничего не было. Тихо переговаривались, потягивая пиво.
– С характером пацан. Ну, ничего! Обломаем. Ты ему в аэропорту дозу побольше ширни, чтобы не дергался. – Говоривший сделал глоток. – Красивый, подлец! – Он дотронулся до глаза холодной банкой. – Сколько он за него запросил?
В дверь постучали. Оба переглянулись. Данил лежал на кровати голый с раздвинутыми ногами и привязанными к ножкам руками.
– Быстро! На балкон его! И накрой чем-нибудь, да простынь в крови, убери! Закинь хоть под кровать. – Данила перекинули через плечо, отнесли на балкон, положили на кровать, сверху накрыли одеялом. Задернули шторы. Придирчиво окинув номер взглядом, говоривший пошел открывать дверь, ее уже вышибали.
– В чем дело? – застегивая молнию на брюках, спросил недовольным тоном, и тут же был прижат к стене ворвавшимися в комнату.
– Закрой пасть! – услышал он над самым ухом. По комнате пробежали, оглядывая все шкафы, из-под кровати достали окровавленную простынь. Сидевший возле стола мужичонка заерзал на месте, жалобно заскулил, посмотрев в сверкающие ненавистью глаза пришедшего. Парень показал в оскале крепкие зубы. Он подскочил к окну, резко дернув шторы в разные стороны и замер с открытым ртом, с криком, готовым вырваться у него из груди. В номере все застыли, затаив дыхание, точно боясь, что выдох может сдуть ребенка. На перилах балкона стоял обнаженный мальчик, на его ноге запеклась тонкая струйка крови, четко вырисовываясь в вечернем небе, где уже блестела ранняя звезда. Он какое-то время балансировал, подняв лицо в небо, смотрел на звезду, затем, раскинув руки, он качнулся и сорвался вниз, крикнув в последний раз. Как раненая птица падал он сверху.
Удар пришелся хозяину в живот тяжелым ботинком. Он, хрюкнув, сломался пополам, отлетел к кровати, второй удар в челюсть все тем же ботинком. Стоявший возле двери попытался бежать, но его сразу схватили несколько человек, сбив его с ног, он тут же получил удар в пах. Схватившись за ушибленное место, он повалился на бок, прижимая коленки к голове.
В дверях показался Гоша, он не видел мальчика, но понял, что его ребята зря бить не будут. На него нельзя было смотреть без страха, он похож на монстра из фильмов ужасов, только это было лицо Гоши, а не маска. Белое лицо, дрожащие губы раскрыты, показывая крепкие клыки, глаза горели безумным огнем. Он вцепился лежащему, скрюченным на полу, в лицо своими тонкими, длинными, ухоженными ногтями, сейчас больше напоминавших когти. Он вырвал глаза у орущего и отбивающегося противника, с ногтей Гоши стекала каплями кровь, он перевел взгляд на другого, сжавшегося в комок.
– Я тебе сейчас покажу! – но его остановили, обхватив за талию.
– Бежим! Сейчас здесь будут менты! – Гоша дернулся, но его держали крепко. Он завизжал от бессилия, протягивал руки к своей жертве. Его подхватили под ноги и быстро понесли по коридору к запасному ходу.
– Я найду вас, найду! – орал Гоша. Двери номеров открывались, но увидев окровавленные руки, тут же закрывались. Никому не хотелось быть свидетелями.
Первым к Данилу подбежал Вовчик. Он радостно улыбался другу.
– Данька! А Вовчик видел как ты летел, – он остановился, оглядывая голое тело, потом он снял рубашку без единой пуговицы, накрыл мальчика.
– Дань, тебе больно? Почему ты не взял с собой Вовчика? Вовчик сам боится прыгать, а с тобой я хоть откуда прыгну, – раскачиваясь на коленках, причитал он. – Не оставляй меня, Данька! – До него, вероятно, еще не доходило, что произошло, но неподвижно лежащий друг пугал. – Дань! – он тронул его за руку. – Дань, не пугай меня, это я, Вовчик, ты забыл? – Вовчик поднял руку Данила, она захрустела, парень отшатнулся. В его больном мозгу что-то сработало. Вовчик наклонился над телом.
– Не шути, Данил, – вдруг произнес он, потрогав мальчика за голову. Собравшиеся вокруг тихо переговаривались.
– Нет! – закричал Вовчик. – Нет! – он зарыдал. Это больше походило на вой собаки, потерявшей своего хозяина. Он упал на мальчика, прикрыв его. – Нет, Данька! – Вовчика с трудом оторвали от тела. Он отбивался, визжал, тело его выгнулось, качнувшись и взмахнув руками, он упал на бетонные плиты. Ударился головой о бордюр, лицо его посинело, на губах появилась пена, его начало бить. Двое крепко прижали его к земле. Громко запричитала женщина, на помощь уже бежали со всех сторон. С ревом подскочила «Скорая помощь», врачи выпрыгнули из нее, не дав ей остановиться. Милиция оттеснила толпу, плотным кольцом стоявшую возле места трагедии.
Лена посмотрела на часы, зеленые цифры электронных часов высвечивали двадцать два. Она тревожно посмотрела на дверь, прошла в комнату Данила; включив настольную лампу, посмотрела на висевшую над кроватью фотографию. «Неужели он пошел провожать тебя и забыл обо всем? А может вы на дискотеке? Надо же! Какая-то девчонка дороже ему, чем мать». Но она чувствовала, что это не так, струна в ее груди натянулась до предела часов в пять. Она уже тогда начала метаться по дому, чувствуя беду. Ей не хотелось в этом признаться даже самой себе. Ей было бы лучше, если бы Данька сейчас где-то был с этой девчонкой, тогда рано или поздно он вернется к ней, а это главное. Она недавно забегала к соседке узнать, не прибегал ли Сашка, но дети сказали, что мамка убежала в больницу, зачем, они не знали, только испуганно смотрели на нее. Григория тоже не было. Может с ним что на работе случилось? Она вышла из комнаты сына. Почему так тихо? Или ей так кажется? Она вышла в свой небольшой садик. Легкий ветерок шуршал в деревьях, перебирая листья, в траве пела цикада, пару раз квакнула лягушка. Возле головы Лены что-то пролетело. «Летучая мышь», сообразила она. Она подошла к яблоне, наощупь постаралась найти хоть один плод, но руки ловили только листья. Данил с Сашкой давно обобрали дерево снизу. Как бегут по дорожке, подпрыгнут, хвать по яблоку, и дальше. Они еще зелеными были, когда ребята до них добрались.
Калитка стукнула, испугав Лену. Она слышала голоса с соседского участка и собралась уже идти туда, узнать, что случилось. Лена прижала руки к груди. «Чего я так боюсь?» Она стояла под деревом не в силах сделать шаг навстречу шедшему по тропинке. Вот гость дошел до яблони, остановился, вздохнул, потоптался на месте, решая, как идти дальше. Сделал шаг. Лена сразу узнала эту фигуру.
– Александр! Ты, что ли? – она попробовала казаться беззаботной, – опять с обыском? – Он остановился, посмотрел в ее сторону, произнес что-то непонятное. Лена нервно засмеялась, выходя к нему на тропинку. Ей хотелось наговорить ему гадостей за все то, что с ней произошло по его вине, хотелось ударить. Она медленно подходила к нему.
– Это ты? – произнес Александр, точно не ожидал ее увидеть в ее же саду. Лена опять засмеялась, сделала еще шаг. Теперь она видела его лицо, оно бледнело в темноте, а глаза казались двумя темными точками. Она наклонила голову, пытаясь рассмотреть его получше.
– Кого же, интересно, ты хотел здесь увидеть?
– Да я тут шел…
– И зашел.
От соседей послышались громкие голоса, и вдруг заголосила Тома. Сначала она тихо причитала, но голос становился все громче. Григорий, вероятно, пытался успокоить ее, Лена слышала его бормотание. Заплакал младший братик Сашки, жалуясь на что-то, его тоже пытались успокоить. Тамара уже громко плакала. Лена посмотрела в их сторону, и ей вдруг стало плохо, подкосились ноги, она оперлась рукой о шершавый ствол дерева, Александр взял ее крепко под руку.
– Ты, Лена, сильная баба, так ведь? – он обнял ее за плечи. Она словно окаменела, боясь спросить или сказать что-то.
– Сильная!
Тамара кричала, Григорий успокаивал ее.
– Я скрывать не буду. Данька твой сегодня с седьмого этажа прыгнул. – Она отшатнулась.
– Не, это ошибка. Он не мог, не смел меня бросить одну. Это не он. Откуда? – прошептала она.
– С седьмого этажа гостиницы. Мы задержали…
Лена оттолкнула его, ей остальное не интересно.
– Где он?
– В морге. Завтра судмедэкспертиза будет. Его знаешь… – Лена закрыла рот Александра рукой, ей не хотелось слышать, как надругались над ее сыном.
– Уходи. – Она повернулась и пошатываясь пошла в дом, Александр стоял, смотрел ей вслед.
– Не волнуйся, руки на себя не наложу, я ведь сильная, это ты правильно заметил. Сильная. – Уже не оборачиваясь, сказала Лена. Открыв дверь, она вошла в кухню. Зачем ей все это? Она стояла в темноте, прислушиваясь к голосам от соседей. Тома уже не плакала, только что-то говорил Григорий, словно молитву читал. Лена прошла в комнату, достала свое самое лучшее платье, быстро переоделась. В голове стучало, и она боялась, как бы та не раскололась прежде, чем она сделает задуманное. Взяв со стола охотничий нож, бросила его в сумочку, улыбнувшись кому-то невидимому в темноте, уверенно вышла из дома, прикрыв дверь. Возле соседнего дома завыла собака. Лена бегом побежала по дороге. Ей удалось остановить машину, водитель сразу запросил десятку. Лена молча бросила деньги на переднее сиденье, сама села сзади. Она не хотела, чтобы ее лицо кто-то видел. Машина быстро доставила ее к ресторану. Возле двери она остановилась, дотронулась до своего окаменевшего лица, похлопала себя по щекам, пощипала, заставляя маску улыбнуться. В зал вошла беззаботно, помахивая сумочкой.
Ольга посмотрела Лене в глаза и отшатнулась. Девчата еще не знали о случившемся, но Ленины глаза Ольге напомнили свои, они были такими же, когда умер ее мальчик, сухие и горящие. Жгучий свет шел изнутри. Лена, улыбаясь, вошла в гримерку.
– Ленка! – девчата окружили ее. – Неужели он тебя уволил? – на нее посыпались вопросы. Наталья молча не спускала с подруги глаз. Она вдавила сигарету прямо в пудреницу.
– Вы поможете мне его связать? – не обращаясь ни к кому, спросила Лена. Молодежь засмеялась, им понравилась очередная шутка. Они наперебой предлагали, как это лучше сделать. Ольга молча подошла к Лене, взяла ее за руку, посадила на диван.
– Надо связать? Свяжем, – снимая с себя сетчатые колготы, сказала она. Наталья последовала ее примеру. – Сейчас он явится за нами. Замолчите! – прикрикнула она на развеселившихся. Девчата на минуту примолкли, но затем снова стали смеяться над тем, что придумала Лена.
Дверь открылась, Антон с недовольным лицом вошел в гримерку. Все стихли.
– Работаем сегодня хорошо, кто будет халтурить – вышвырну! – Он посмотрел на Ольгу, та стоя, прикрывала собой Лену, мило улыбаясь, сделала шаг в сторону.
– Ты! – выдохнул Антон с перекошенным от испуга лицом. И в тот же момент Наталья накинула ему колготы на шею, крепко сдавила. Он захрипел, схватился за горло. Девчата мигом, хохоча, повалили его на пол и вот уже в его открытый рот вогнали пару трусиков. Его крепко связали по рукам и ногам, и он лежит посреди гримерки, дико вращая обезумевшими глазами. Наталья сняла с его шеи колготки, посмотрев на багровую полосу.
– Все! Уходите все. – Встала Лена. – Я сама с ним поговорю, – Антон замычал. – Идите, идите, а то сейчас хватятся, что его нет, придут на помощь. – Девчата, смеясь, выскочили на сцену. Их осталось трое. Ольга стояла возле лежащего на полу, разглядывая его, будто впервые увидела.
– Уходите! – посмотрела на подруг Лена.
– Наталья, вызови скорую, только после танца, ясно? После танца! – повторила Лена.
– Ты что задумала? – поняв, что это уже не шутка, испугалась Наталья.
– Он убил моего сына, – спокойно, точно речь шла о ком-то совсем ей малознакомом, произнесла Лена, только глаза ее при этом вспыхнули ненавистью. Наталья попятилась к двери. – После танца! – Еще раз повторила Лена. Девушка, кивнув, вышла за дверь. – А ты чего не уходишь? У меня с ним счеты.
– Я их тоже к нему имею, – холодно произнесла Ольга.
– Ну гляди! – она подошла к бьющемуся и мычащему Антону.
– Значит, тебе нужен был мой сын? Красивый, говоришь? Верно, красивый, – подтвердила она, доставая из сумки нож. – И я решила за него посчитаться, он сейчас не может, спит. – Ольга покосилась на Лену. – В морге спит, не дома. – Она расстегнула ширинку, легко разрезала белые тонкие трусы и вот в ее руках член Антона, тот бьется, визжит, из глаз брызжут слезы. – Тебя спасут, не волнуйся, а член, – она повертела его в руке, – зачем он тебе? Тебе же задница нужна была, так я твою не трону. – ей показалось, что она только дотронулась до плоти, а та уже, истекая кровью, была в ее руке. – Все, – она почувствовала, как струна в ее груди лопнула. – Все! – крикнула Лена, Ольга схватила ее за руку.
– Замолчи! – прошептала она. – Доигрался, сволочь, – посмотрела она на тихо лежащее тело. – Уходим. – Она взяла из рук Лены нож, завернула в полотенце, бросила его в пакет, взяла Лену за руку, вывела из гримерки. Проходя мимо танцующих, кивнула Наталье, а та и без этого все поняла, посмотрела на руки Лены. Они вышли на улицу. С моря дул прохладный ветер, наверное, был шторм, но звуки музыки, летящие с прибрежных баров, заглушали его. Возле них остановилась машина. Ольга боязливо посмотрела на нее. Дверца открылась.
– Садись быстро! – скомандовал Гоша. Ольга подтолкнула Лену к машине, усадила ее. – А ты?
– Нет, я возвращаюсь. Ты ее увези. – Она нагнулась, поцеловала Ленку. – Спасибо! Я бы так не смогла. Я только в мыслях его убивала.
– За что?
– Это он наехал на моего мужа и скрылся с места преступления, его нашли, да он откупился, бросив меня с детьми на произвол судьбы. А ты, наверное, все время думала: «И чего это он скелета взял?» Думала, думала, я по твоим глазам сколько раз это читала. Я на тебя не обижаюсь. Не хотела я ни перед кем душу открывать. А он меня боялся, всегда боялся и мстил.
К ним, сверкая огнями, мчалась «Скорая помощь».
– Ну вот и подоспели. Прощай, Ленка, – она захлопнула дверцу. Лена смотрела, как Ольга встречает врачей, показывает дорогу в ресторан.
– Ты знаешь, где священник живет? – спросила Лена.
– Поп, что ли? – удивился Гоша.
– Священник. Знаешь? Того, у которого большая черная борода и добрые глаза.
– Зачем тебе?
– Вези меня к нему, – она откинулась на сиденье.
Ехали молча. Возле небольшого частного домика машина остановилась. Лена, словно пьяная, держась за дверцу, вышла из машины. Пошатываясь, подошла к крыльцу, с трудом одолев пять ступенек. В темноте нащупала кнопку звонка, вдавила ее в стену. Она так и стояла, не отпуская ее.
На втором этаже красного, кирпичного дома загорелся свет, залаяла собака. Лена уловила нежный запах ночных цветов. У нее была мечта посадить их у себя под окном. Они, такие невзрачные днем, так прекрасны ночью.
На крыльце зажегся свет. Дверь открыл сам хозяин. На нем надет халат поверх полосатой пижамы, на ногах шлепанцы В приоткрытую дверь высунулся черный нос собаки. Лена не успела ее рассмотреть, собака втянула в себя воздух и, жалобно взвыв, отскочила от двери. Священник снял со звонка палец Лены. Она подняла лицо и посмотрела в его глаза.
– Я пришла, – прошептала она. Он осмотрел ее, понял что в ее руке. Перекрестился.
– Подожди, – он прикрыл дверь. Лена прислонилась к стене. Гоша подошел к ней, обнял, прижал к себе.
– Ты бы поплакала, покричала, – предложил он.
– Не могу. У меня все выжжено внутри. Я ничего не чувствую.
Дверь открылась, священник вышел на крыльцо. Поздоровался с Гошей.
– Вот тебе письмо. На нем адрес. Немедленно уезжай. Я позвоню, тебя встретят прямо на вокзале. Поедешь в Киевский монастырь, – он подал ей письмо. – Да выбрось ты то, что у тебя в руке! – Лена об этом вспомнила только сейчас, удивленно подняла руку.
– Я это сделала, – улыбнулась она, – и не жалею.
– Уезжай. Счастливо. Довезите ее до вокзала, мало ли что. – Он опять перекрестился. – Да простит тебя Всевышний, дитя мое.
Гоша помог ей дойти до машины, взял из багажника пакет, положил в него окровавленный член, проезжая мимо мусорника, забросил его туда.
Они подъехали к дому Лены.
– Ты по быстрому умойся, переоденься и поехали. – Лена кивала, соглашаясь. – Может я тебя у друзей спрячу? Зачем в монастырь?
– Знать судьба у меня такая. Я за вас всех молиться буду.
Они вошли в комнату. Лена пошла в ванную, и Гоша услышал, как ее рвет. Он оглядел бедно обставленную квартиру, зашел в комнату Данила. Слезы душили его. С фотографии на него смотрел живой Данил с незнакомой девчонкой. Гоша аккуратно снял фотографию со стены.
В квартиру вошла соседка, поздоровалась с Гошей.
– Помогите ей собраться, – попросил Гоша. – Только самое необходимое, там, куда она собралась, вещи не нужны.
Тома молча подошла к шкафу, открыла дверь, начала доставать белье.
Лена вышла из ванной, посмотрела на осунувшееся лицо Томы.
– Томка! – она подошла к женщине, обняла ее. – квартиру эту я перепишу на Сашку. Мать сюда не пускай. И деньги оставляю, что копила ему на зиму, для Сашки. Мне теперь ничего не нужно. – Она начала складывать вещи в небольшую сумку.
– Как же так, Лена? – заплакала Тамара. Лена подошла к ней, дотронулась до щеки, по которой сбегали слезы, лизнула палец. – Лена, что же это делается? – заголосила Тома.
– Не плачь. Не надо. Я ведь сучка. Меня все так звали. Даже мать. Ты ведь не раз слышала? А у сучек щенков всегда разбирают, если они породистые и за них можно что-то получить, их продают, а обычных дворняжек топят. Так поступили и с моими щенками, их просто уничтожили.
– Нет, не говори так, – Тома закрыла лицо руками. – Вот, Сашке копилку передашь. От Данила. Они все лето вместе отработали, мечтая себе купить что-нибудь, пусть купит.
Она взяла сумку, еще раз оглядела свое жилище, где она была счастлива, где ее сын научился ходить и говорить. На столе стояла их последняя фотография. Ей здесь больше делать нечего. Гоша взял сумку из ее рук.
– Данька, ты прости свою мамку, не уберегла я тебя, не смогла. Разбилась наша мечта, растоптали ее вместе с недостроенным домиком счастья моей дочери. Зачем ты оставил меня? – она упала на колени перед фотографией. Гоша подошел к ней. Поднял, обхватил крепко за талию, вывел из дома, оставив плачущую Тому.
Машина резала свет фарами, неслась в Симферополь. Лена тихо сидела съежившись на заднем сидении.
– Данька! Почему ты бросил свою мамку, почему? Как мне теперь жить без тебя? Ты ведь простишь меня, что я уезжаю, не повидав тебя, но я боюсь. Я не хочу верить, что ты погиб, хочу, чтобы в душе моей ты был жив. Мне придется одной начинать новую жизнь, правда, не ту, о которой мы мечтали. И стоит ли жить, Данька, стоит ли?
Поезд уходил рано утром. Они до отправки молча просидели в машине. Гоша купил ей билет, но до последней минуты надеялся, что она передумает.
Он подвел ее к вагону.
– Ленка! – услышала она голос. Они оглянулись. На перроне стояла молодая цыганка. На руках у нее спал ребенок, а двое стояли рядом, держась за ее юбку. – Уезжаешь? – Лена кивнула. Она порылась в сумочке, достала кошелек, подала его цыганке.
– Скажи, что тогда выпало на картах, ты ведь не сказала. – Цыганка не взяла всех денег, открыв кошелек, она достала несколько купюр.
– Плохая карта, черная. – И замолчала.
– Значит, черная карта для белой дамы? – Иза кивнула согласно и, не говоря больше ничего, пошла потихоньку дальше, дети тянули ее за подол.
Лена вошла в купе. Гоша поставил сумку на полку.
– Я похороню его, как своего сына, – обнимая ее, сказал Гоша. – Все его и так считали моим сыном, я так объявил.
– Дурачок ты, «Шнурок», – прошептала Лена. – Ну почему ты об этом не объявил полгода назад? Ты боялся меня всю жизнь. Боялся. А надо было не бояться, я бы пошла за тобой, куда угодно, да только теперь об этом говорить поздно.
Гоша поцеловал ее в первый и последний раз. Он долго бежал за вагоном, смотрел на прижавшееся к стеклу лицо.
В Киеве, на вокзале ее встретили две монашки, одетые в длинные черные платья. Они проводили ее к машине, одна села за руль, другая рядом с ней. Та, что рядом, пыталась рассказать о достопримечательностях, которые они проезжали. Лена молча кивала.
Большие ворота открылись, впуская ее. Сделав шаг, Лена остановилась. Вот то строение, которое строила ее дочь. Она узнала его с первого взгляда. Перед глазами все поплыло и последнее, что она услышала, был звон колоколов…