Если бы вокруг не было столько людей, Уилл несомненно рассмеялся бы выражению лица Анхеля. Смятение и непонимание слились в одну непереводимую эмоцию на лице испанца, для которого мир всегда делился на тех, кто ходит в церковь по воскресеньям, и тех, кто после смерти непременно будет гореть в самых глубоких и грязных котлах Ада. Он частенько рассказывал об этом Уильяму. Набожность и религиозная страстность не могли спасти душу Анхеля. Как и вера в то, что помолись он перед смертью – и все грехи смоются всепрощающим дождём.

– Но… Занятно. Мне казалось, что такой человек, как вы, непременно должен посещать все службы, чтобы заслужить прощение грехов.

– Не вижу смысла поддерживать всеобщее помешательство на одном из тысячи мучеников и его так называемом отце. С таким же успехом я могу найти на улице бездомного и основать религию в его честь. Он ведь тоже жертва людской безграмотности и узколобия. Скорее всего, когда-то он был успешным работником банка или биржи, возможно, предпринимателем и держал небольшой ресторанчик где-то в центре города. А потом все это исчезло. Жена ушла. И он оказался на улице, чтоб просить теперь подаяние у прохожих. Неплохое начало для святого, да?

Алан подмигнул Анхелю и отправил в рот свой кусочек мяса, игнорируя направленные на него взгляды.

– Так скажите мне, чем этот бездомный отличается от вашего бога? Ах да, вы ведь даже не богу молитесь, а его пророку. Если я правильно помню, наши братья из жарких стран именно поэтому называют вас неверными.

Алан имел полное право так говорить. И по стечению обстоятельств за столом только один человек знал правду – Уильям, со скучающей небрежностью нанизывающий на свою вилку вялые кусочки шпината. В этом даже была какая-то ирония: он с такой же уверенностью брался за еду, как Алан за терпение других гостей. Пока все переглядывались и шёпотом обсуждали произнесённые слова, Маккензи в самых высокопарных фразах описывал своё восхищение поваром семьи Куэрво. Казалось, Алан уже даже забыл о том, что пять минут назад он заставил волосы каждого в этой гостиной – каждого, кроме Уильяма, разумеется – зашевелиться от ужаса посягательства на незыблемые веками столпы веры.

Все молчали. Косые взгляды метались от гостя к гостю и только звон приборов о посуду и зубов о хрустальные бокалы, когда кто-нибудь забывал об осторожности, нарушал безмятежность воздуха.

– Какая прелестная точка зрения, – наконец изрёк Анхель, развалившись в своём глубоком мягком кресле-стуле.

Кроме Анхеля, высказывания Алан почти никому не казались прелестными. Парочка сидящих поодаль стариков раздражённо бормотала про «невежественную молодёжь», «разврат» и «безбожников» и бросала на Алана осуждающие взгляды. Женщины постарше сжимали губы в тонкую полоску и смотрели на Маккензи свысока, а несколько молоденьких девушек возбуждённо перешёптывались и хихикали, прикрывая рты ладошками, пока их не одёрнули родители. Но и после этого те продолжили сплетничать только что придуманной информацией и исподтишка поглядывать на Алана. В их глазах он, несомненно, был героем, человеком принципов и собственного мнения, – Уильям усмехнулся в приложенную к губам салфетку. Хотел бы и он быть таким же наивным.

– Вы считаете миллионы людей идиотами, мистер Кёниг? – тихий звонкий голос Кэтрин перекрыл гам от перешёптывания, и все взгляды обратились на девушку.

Секундная пауза оказалась слишком своевременной, чтобы все смогли перевести дыхание и приготовиться к новому витку разговоров на этой скользкой серпантинной дороге религии и атеизма. Уильяма это начинало даже немного забавлять, пусть он и переживал об Алане больше, чем сам Алан о себе.

– Конечно, нет, мисс О’Брайан. Я лишь предлагаю вам альтернативу, – осклабился Алан, не глядя разрезая кусок мяса.

– Тем не менее вы ставите под сомнение веру людей.

– Я ставлю под сомнение целесообразность громадных каменных построек и золотых крестов. Даже если бог существует, – Алан закинул кусочек себе в рот и продолжил, пренебрегая правилами приличия: – вряд ли ему достаётся хоть крупица богатства Ватикана, а Понтифик спит в, я уверен, намного лучших условиях, чем самые приближенные к богу слуги.

– И все же это часть человеческой веры, – упрямо повторила Кэтрин, глядя в глаза Алана не моргая. – Вы не можете просто взять и выкинуть ее, сказав, что она бессмысленна.

– Могу, – просто отозвался Алан, запивая свои слова щедрым глотком красного вина. – Или ваша вера может существовать только при наличии золота и драгоценных камней? В таком случае, ха-ха, вы молитесь богатствам, а не богу. И это, кажется, один из смертных грехов. Впрочем, я не очень силен в этой части религии. Слишком нравится вкусно покушать и побыть в компании прекрасных дам, чтобы переживать о спасении души.

Раздалось несколько одобрительных мужских смешков, и их тут же спешно подавили под суровыми взглядами жён. Девичьи смешки стали слишком громкими и их не могли заглушить даже строптивые пошикивания родителей. Алан добился своего и теперь торжествовал, потягивая вино и глядя на Кэтрин. Девушка молчала, прищуривала свои золотистые глаза и морщила немного курносый нос, как лиса, вынюхивающая свою добычу. К счастью для Уилла, сегодня не он был добычей Кэтрин. А шкура Алана каждый раз оказывалась слишком толстой, чтоб можно было с лёгкостью ее прокусить. Тем более еще неопытным женским зубкам.

– Тогда во что вы верите, мистер Кёниг?

– Я верю в себя.

Несколько простых слов, сложившихся в такой же простой и незамысловатый ответ. Порой всем не хватало веры в себя, но у Алана Маккензи ее хватило бы на несколько небольших городков где-нибудь в средней полосе или на юге страны. Уверенности Алана можно было только молча позавидовать, проглотить все обидные слова, приготовленные для Маккензи, и постараться не подавиться ими в приступе бессильной злобы.

– Предлагаю выпить! – Анхель поднялся, стараясь побыстрее разрядить трещащую электрическими разрядами обстановку. – Чтобы каждый верил в себя и свои силы!

Казалось, это должно было сбавить градус напряжения, протянувшегося между Аланом и Кэтрин высоковольтными проводами. Так и было. Первые минут десять после тоста Анхеля прошли достаточно спокойно. Все даже начали находить темы для светских разговоров, восхищались едой и старательно не замечали взглядов, которыми Алан и Кэтрин одаривали друг друга. Уильям вёл беседу с милой старушкой по левую руку, которая неожиданно оказалась знакомой его бабушки, и теперь приходилось поддакивать ее воспоминаниям молодости, поправлять стирающиеся в памяти имена и говорить, что это не он был тем пухлым малышом в матросском костюмчике, который измазался в яблочном пюре с головой.

Но уже вскоре Уильям стал замечать подозрительные взгляды, которые Алан кидал на сенатора О’Брайана, с остервенением пережёвывая поданный салат. В какой-то момент Уилл даже начал беспокоиться, что Алан просто выплюнет зажатое в челюсти вино на лицо политика. Но нет, Алан просто несколько секунд раскатывал напиток по языку, прожигая сенатора взглядом, а затем сглотнул.

– Слышал, скоро собираются отменить Сухой закон. И вы этим недовольны, сенатор, – Алан не спрашивал, а просто констатировал, ожидая реакции политика.

– Я? Да, – сенатор слегка подскочил на своём месте, оглянулся и, заметив смотрящего на него Алана, нахмурился. – Вместо того, чтобы усиливать меры, правительство потакает прогнившему обществу. Этот мир трещит по швам и разваливается в охватывающем его безумии, а идиоты в своих кабинетах только и думают, как бы набить себе карманы новенькими купюрами. Нужно отлавливать всю чернь, что уничтожает наше общество и разрушает моральные устои, на которых держится наша история. Сегодня они пьют алкоголь, а завтра… А завтра они будут якшаться с отверженными обществом людьми, обжиматься с себе подобными и дружить с черномазыми?

– Какие красочные выражения от политика. Не думал, что вы способны связывать слова в столь… – Алан взмахнул бокалом, выплеснув немного вина на свой костюм, но совершенно этого не заметил, – изысканные конструкции. Все политики, которых я встречал, были довольно косноязычными и могли связать слова только в нечто в духе «В атаку!» или «Отрубите же ему голову!». Вы практически поразили меня, сенатор.

– Приходится развиваться, чтобы убеждать идиотов-коллег в их некомпетентности.

Если кто-то и не заметил неприкрытого сарказма в голосе Алана, то это точно был мистер О’Брайан. Уильям поперхнулся прожёвываемым кусочком мяса, когда понял, что политик посчитал слова Алана комплиментом, и еще больше опешил, когда заметил, как гордо преобразилась осанка мистера О’Брайана, как вздёрнулся его подбородок и как победно засиял взгляд человека, уничтожившего карьеру не одного своего соперника.

– К слову, откуда вы, мистер Кёниг?

– Восточная Пруссия, – небрежно брякнул Алан, не глядя на сенатора, и поднял голову, когда тишина, последовавшая за ответом, стала слишком неловкой, чтобы ее можно было игнорировать. – Это рядом с Польшей. Вы же знаете, где Польша?

Сенатор нахмурился, его жена мягко улыбнулась и заморгала своими маленькими крысиными глазками, а Алан вскинул брови, кажется, гадая, действительно ли эти люди не знают таких банальных вещей или просто прикидываются. Уилл поперхнулся воздухом и слегка стукнул себя по груди: карта мира тщательно вбивалась старым учителем в голову непослушного Белла, но все, что он знал о Польше, это ее отсутствие на известной ему карте мира. Анхель на другом конце стола искренне забавлялся разыгравшейся сценкой и отпил из своего бокала.

– Занятно. Двадцать лет назад мы и не думали, что увидим старую добрую Польшу на наших картах. Правда, как по мне, она уже давно отжила своё. Жаль, что императорская семья сдала свои позиции и позволила этому, – Анхель улыбнулся, – недоразумению вновь обрести крылья.

– Он, конечно, должен был спросить твоего мнения, – едва слышно, так что слова донеслись только до Уильяма, пробормотал Алан.

Мария наклонилась к мужу, что-то зашептав ему на ухо. Анхель только размеренно кивал и поглядывал то на Алана, то на Уилла, пока Мария с ним разговаривала. Или точнее с его внимательно слушающим ухом. Все гости вернулись к свои блюдам, и некоторые даже начали покрикивать на «нерасторопных официантов, которых в детстве недостаточно лупили родители, раз они выросли такими растяпами». Уилл предпочёл сделать вид, что не слышал этого от милой старушки по соседству, и продолжил наблюдать за более интересной частью стола – Куэрво и О’Брайанами.

– Мистер Кёниг, вы не думали вернуться на родину? – снова встряла в установившееся молчание Кэтрин, посмотрев на Алана.

– На родину? – удивлённо переспросил Алан и пожал плечами. – Нет. Никогда не горел желанием. Мне там нечего делать.

– И вас не беспокоят происходящие там дела? – рыжая бровь Кэтрин изломилась в вопросе, и девушка хмыкнула. – Я слышала, что обстановка там накалилась до предела. Возможно, вам захотелось бы увидеть родные края, пока их еще не охватил огонь безумия.

Если огонь безумия и мог охватить хоть что-то, то точно не эфемерную родину Алана Маккензи. Уильяма забавляла ирония ситуации, понимая, что Кэтрин и Алан говорят о совершенно разных вещах, но то, как их слова и фразы складывались в целостную картинку, как кусочки мозаики, склеиваемые крошащимся цементом, яичным белком и человеческими надеждами, не могло не поражать. Алан улыбался. Как и Кэтрин. Они улыбались, понимая друг друга с лёгкого подрагивания уголка губ, и ни один не собирался уступать в этой неожиданной борьбе.

– Уверен, что я смогу как-нибудь пережить это. К тому же у меня остались достаточно плохие воспоминания о последней встрече с семьёй, – неловко крякнул Алан, пряча за этим усмешку. – Не хочу разочаровывать их своим появлением. Скорее всего они думают, что я уже давно где-то сгинул. Моё появление может несколько… обескуражить их. Живые родственники мало кому нравятся.

– Я не удивлена, что у вас плохие отношения с семьёй.

– Кэтрин! – зашипел на дочь сенатор, но Алан только мягко кивнул головой.

– Все в порядке. Она говорит то, что думает. И это просто очаровательно.

Уильям снова почувствовал это. Непреодолимый страх липкими когтистыми лапами пробирался внутрь, прорывал себе путь разорванными в лохмотья чувствами и взрывался переворачивающимся миром. Уилл поспешил отвести взгляд от Кэтрин – это помогло, но ненадолго. Девушка смотрела на Алана, ее мелкие веснушки на лице перемигивались мириадами звёзд, а собранные в небрежный пучок волосы, казалось, вспыхивали на торчащих кончиках маленькими огоньками. Уильям оглянулся на Алана и замер: лицо того исказилось, все черты заострились, а опустившаяся на них тень будто накрыла собой еще и всю остальную комнату. Алан молчал. Сжимал в руках вилку с ножом и скрипел зубами друг о друга так, что это было слышно даже Уильяму. Алан видел то же, что и Уилл, – последний в этом не сомневался. Уилл мог лишь надеяться, что Алан сможет дать объяснение происходящему.

Потому что видеть безумного… бога? идеала? вселенную? Уильяму хотелось в последнюю очередь.

– Вы чем-то недовольный, мистер Кёниг? – голос сенатора донёсся до Уильяма издалека, сквозь тяжёлую пелену мыслей.

– Немного неважно себя чувствую. Прошу меня простить. Хочу пройтись и подышать свежим воздухом. Составь мне компанию, Уилл.

Побросав вилку с ножом и салфетку на стол, Уильям вылетел из столовой вслед за Аланом. Предварительно раскланявшись и выразив своё глубочайшее сожаление. Которого ни Уильям, ни уж тем более Алан не испытывали.

Дышать стало сразу же легче, стоило ступить за порог душного и прогорклого от дыма сигар дома. Вечер ласкал лицо тонкими струйками прохладного воздуха, игрался с опавшими листьями и ничто не напоминало о влажном и пожухлом дне, в котором не было ни единой яркой краски. Фонари ритмично мигали вслед проезжающим машинам, прощаясь с ними, а Алан раздражённо чиркал спичками около небольшого садового пруда с фонтаном. Рыбы вторили ему воодушевлёнными хлопками хвостов о воду, но Алан только нетерпеливо шипел и пытался закурить, бросая одну за другой спичку себе под ноги. Когда же ему удалось поджечь кончик самокрученной сигареты, дым выдохом облегчения вырвался сквозь его приоткрытые губы, и Алан запрокинул голову.

– Смело. Очень смело. – Уилл мягко зашуршал гравием под подошвой, подойдя к Алану. – Завалиться в дом к рьяно верующим католикам, заявить, что бог – это чепуха. И оскорбить Папу Римского. Смотрите, как бы они вам не устроили вторую Варфоломеевскую ночь, мистер Кёниг. Будет жаль оттирать вашу кровь от мебели.

– Я верю только в то, что могу потрогать. Бога, увы, я потрогать не могу. Да и не очень-то хотелось.

Мягкий смех Алана разнёсся по небольшому садику. Уильям хотел бы посмеяться вместе с Маккензи, но мог только слабо улыбаться и выдавливать из себя понимающий взгляд – он не мог понять Алана. Хотя и очень хотел бы. Все сказанное Аланом продолжало крутиться в голове комочками каши, слипалось и колючим комом сухих веток цеплялось за каждую мысль. Но Уильям все еще не понимал. Не мог осознать до конца все, что слышал. Или он просто сам этого не хотел? В любом случае он чувствовал, что Алану нужна его компания.

– Поверь, Уилл, – продолжил Алан, – никто не станет мне мстить. Посчитают сумасшедшим – да. Но мстить, – он пожал губы и мотнул головой, растрепав тщательно зализанные пряди. – Они считают себя выше других людей, потому что они верят. А могли бы просто считать себя вершиной эволюционного искусства.

Эволюция. Открытая совсем недавно, она все еще возмущала ярых защитников церкви и возбуждала умы учёных. Даже среди коллег Уильяма находилось немало тех, кто убеждал окружающих в исключительной и всеобъемлющей мощи бога. Уилл усмехнулся и взял протянутую Аланом сигарету.

– Сегодня такой прекрасный вечер, – Алан запрокинул голову и выдохнул в мерцающее ночное небо струйку дыма, – а мы тратим его в компании заплесневелых стариков и идиотов, для которых важны лишь деньги и статус.

– Разве для вас они не так же важны? – сквозь зажатую в зубах сигарету пробурчал Уильям.

– Нет, Уилл. Статус – хрупкая вещь, – Алан стряхнул пепел прямо на свои ботинки. – Деньги могут испариться, стоит какой-нибудь корове в тихой швейцарской деревушке наложить слишком большую кучу навоза. А слава – самая продажная проститутка. Нет, Уилл, все это бессмысленно, если тебе не за что цепляться. Все за этим столом уже давно мертвы, – Маккензи оглянулся на доносящийся из дома смех гостей. – Это лишь вопрос времени, когда их положат в деревянную коробку и наконец дадут спокойно поспать.

Рыбы в пруде хлестнули хвостами по воде. Время тянулось патокой, и Уильям впервые за долгое время ощутил внутри пустоту. Нет, не пустоту от бессмысленности происходящего, а чувство растерянности, потерянности и ошарашенности. Безмятежность пруда усыпляла, чешуя рыб сверкала в фонарном свете, а Уильям в первый раз за многие месяцы просто стоял и никуда не спешил. Работа осталась позади, и ее новый виток только еще предстояло испытать. Семья молчала телефонными звонками и страстно беспокоилась об Уильяме сухими заученными фразами. А Алан… Алан просто стоял и рассматривал звезды, пытаясь найти в них ответы. По крайней мере, именно так поступил бы сам Уильям, впервые в жизни откинув все предрассудки и вглядевшись в бесконечную глубь космоса.

Редкие машины нарушали девственность этого садика шумом моторов. Алан докурил сигарету и вдавил окурок в гравий, остановившись взглядом на плавающих в пруде рыбах. Маккензи нахмурился, желваки под его кожей заходили, а светлые глаза налились свинцом, темнея и тяжелея.

– А рыбка все никак не ловится в расставленную сеть, – цокнул языком Алан, наклоняясь ниже и вглядываясь вглубь пруда. – Но я, признаться, поставил ее слишком криво, а рыбка слишком умна, чтобы быть пойманной.

– Что?

– Забудь. Я как слепой котёнок, Уилл. – Алан вздохнул. – Тыкаюсь мордочкой, а найти миску никак не могу.

Гравий зашуршал чужими шагами, и Алан с Уильямом обернулись практически одновременно, чтобы заметить семенящего к ним невысокого рыжего офицера. Форма показалась Уильяму незнакомой, но он предпочёл продолжить курить, потому что направлялся мужчина определённо к Алану Маккензи.

– Мистер Кёниг!

Он немного картавил и говорил слишком мягко для уроженца Чикаго. Несколько раз мужчина спотыкался и его ноги начинали разъезжаться на промокших от проливных дождей мелких камнях. Когда же офицер оказался перед ними, то тут же коротко кивнул и, запыхавшись, пробормотал:

– Я бы хотел кое-что с вами обсудить. Наедине.

Рыжий мужчина бросил взгляд на Уильям, и губы Алана тронула улыбка. Он посмотрел на Уилла и пожал плечами.

– Приношу свои извинения. Вынужден ненадолго покинуть тебя, мой милый Уилл.

Алан произнёс это таким тоном, словно у Уильям был какой-то выбор и он мог воспротивиться уходу Алана. Лицо офицера краснело пятнами, и мужчина тяжело дышал, прижимая к груди шляпу. Нашивка на плече вспыхнула кленовым листом, когда мужчина прошёл вслед за Аланом в глубину сада. Канадец. Уильям затянулся, провожая взглядом эту парочку, пока они не скрылись за решетчатой оградой, увитой ветками винограда, и отвернулся к дому.

Алан вернулся достаточно быстро, несколько минут о чем-то разговаривал с офицером уже неподалёку от Уильяма, все время поглядывая на последнего, а затем хлопнул канадца по плечу, и тот поспешил уйти по небольшой тропинке, ведущей на улицу, минуя главный вход, дворецкого и всех слуг.

Приходил ли этот человек еще и к Анхелю или просто был хорошо осведомлён об устройстве его особняка и сада?

– Кто это был? – Уильям бросил сигарету на землю и, наступив на неё, хрустнул гравием.

– Это? – Алан едва не помахал канадцу вслед, но повернулся к Уильяму. – Лейтенант Калверт. Вообще он служит в Канаде, но я давно и хорошо его знаю. Поставляет мне некоторую информацию о конкурентах и потенциальных партнёрах. К примеру, за последние несколько месяцев, наш Анхель не ввёз через границу с Канадой ни одного ящика виски. Даже ни одной бутылки.

– Виски? Мне казалось, он предпочитает поставлять текилу.

– Анхель слишком труслив, чтобы обеспечивать себя только одним поставщиком и направлением. Он и с канадцами проворачивает дела. По крайней мере, проворачивал. До недавнего времени. – Алан сунул руки в карманы пиджака, рассматривая бездушные окна-глазницы дома Куэрво. – У меня полно ушей и глаз, но он действует так ловко, что и не подберёшься. К тому же его таинственный новый партнёр… Не нравится мне все это. Впрочем, сегодня слишком хороший вечер, чтобы задумываться о делах. Пойдём. Нам обоим нужно выпить.

Алан махнул рукой и сделал несколько шагов к распахнутым дверям особняка, как неожиданно замер. Его плечи напряглись, и он повернул голову, вслушиваясь. Уильям остановился прямо за ним, нависнув и завертев головой. Увы, он не мог понять, что привлекло внимание Алана, но тот уже, кажется, определился с выбором и сорвался с места, двинувшись вдоль стены дома к запасному выходу.

Алан шёл быстро и бесшумно. Скользил в тени дома, как кошка, и не обращал внимания на следующего по его следам Уильяма. Алан остановился около неприметной двери, использовавшейся слугами для незаметного ухода из дома, доставки почты и продуктов, и прислушался. Уилл наклонился немного вперёд, припадая ухом к щели между дверью и косяком – за стеной раздалось невнятное шуршание, а затем взволнованный женский голос:

– Мистер Куэрво, сейчас не время и не место…

– Кэтрин. Мне показалось…

– Вам показалось. Спасибо большое за оказанную мне помощь, но я в ваших услугах на этом вечере не нуждаюсь.

Что-то со звоном упало на пол, а затем послышалось глухое мужское айканье.

– Постойте…

Алан схватился за ручку и распахнул дверь, выпуская затхлый кухонный свет на улицу. Уильям выглянул через его плечо, через силу заставляя свою челюсть не распахнуться от открывшейся его взору картины. Кэтрин и Даниэль. На кухне особняка Куэрво. Одни. Бровь Уильяма вопросительно выгнулась, и он посмотрел на друга, который обиженно шипел и потирал затылок.

– Вам дама ясно сказала, что ваша работа окончена. – Алан ступил в комнату и в несколько широких шагов оказался около Даниэля. – Как только вы ей понадобитесь, она с вами свяжется.

Уильям успел слишком поздно среагировать: Алан уже схватил Даниэля за лацканы пиджака, приподнял над землёй и с силой впечатал в стену. Возможно, любую другую женщину этот поступок непременно впечатлил бы, но Кэтрин смотрела на двух мужчин с таким безразличным видом, что Уильям начал подозревать, что с ней действительно что-то не так и Даниэль ошибался. Кэтрин стояла около широкого разделочного стола, сложив на груди руки. Ее отстранённое выражение лица больше подходило для скучной светской беседы нежели для кухонной баталии. Ни одна морщинка на ее лице не выдавала заинтересованности в происходящем. Взгляд Кэтрин скользил по Алану, останавливаясь то на взъерошенных волосах, то на плотно сжатых губах, то на остром прямом носе. Казалось, Алан интересовал Кэтрин. Но Уильяму это только показалось – уже через секунду, Кэтрин отвернулась и, взяв в руки нож, поднесла его к лицу, вглядываясь в отполированную до блеска поверхность.

Даниэль зашёлся кашлем. Алан еще несколько раз с силой тряхнул его, приводя в чувство. Но Уилл с большей уверенностью поверил бы в то, что Алан пытался привести в чувство себя. Когда же ноги Даниэля коснулись пола, мужчина немного просел, согнув колени и все еще тяжело и низко кашляя – Уилл никогда в жизни не слышал такого кашля. Даниэль отёр губы, и Уильям на секунду заметил, как кожа на его кисти покрылась тонкой черной плёнкой, но стоило моргнуть, как это наваждение исчезло.

– Приношу свои извинения, – сдавленно прохрипел Даниэль. – Мне жаль, что так вышло. Мы неправильно друг друга поняли.

Даниэль бросил на Уильяма взгляд и, сжимая рубашку на груди, покинул кухню. Алан, все это время стоявший спиной к Уиллу, наконец обернулся. Его растерянный взгляд блуждал по кухне и в какой-то момент остановился на Уильяме. Алан хмурился, открывал рот, чтобы что-то сказать, но тут же смолкал. Пропустив пряди между пальцев, Алан взъерошил волосы. Он выглядел потерянный, и впервые за все знакомство Уильям начал беспокоиться.

Нож в руках Кэтрин со звоном вонзился в поверхность стола, и девушка обернулась.

– Спасибо, мистер… Напомните, как ваша фамилия?

Алан резко поднял голову – его взгляд протрезвел, и мужчина осклабился.

– Кёниг, – Алан проигнорировал откровенную издёвку в голосе Кэтрин.

– Да, – Кэтрин медленно кивнула и обошла Алана, – спасибо. Однако я бы попросила вас впредь не вмешиваться, если вас об этом не просят.

– Мне показалось…

– Вам показалось, – холодно оборвала его Кэтрин. – Я благодарна вам за помощь, но прошу вас с этого момента держаться от меня подальше. Я знаю, что вы меня преследовали. Моя охрана давно заметила ваших людей. Не пытайтесь этого отрицать. Что вам от меня нужно, мистер Кёниг?

Уильям чувствовал себя лишним. Но не так, как в светском обществе гостей Анхеля. Чуждость, испытываемая сейчас Уильямом, была похожа на ту, что ощущаешь в компании двух близких старых знакомых, для которых ты просто общий друг. Алан и Кэтрин не сводили друг с друга взгляда, и чем дольше это продолжалось, тем больше Уильяму хотелось подать признаки жизни и спросить, не мешает ли он им. Алан и Кэтрин едва ли не кружили вокруг друг друга, как старые враги. Воздух вокруг них поплыл, как в жаркий летний день, очертания кухни покрылись рябью, и Уилл почувствовал скользнувшую по виску каплю пота.

– Танец. Как я уже вам сказал.

– Я бы предпочла танцевать с вашим милым другом. – Кэтрин гордо вздёрнула подбородок и посмотрела на Уильяма. – Он хотя бы симпатичный.

– Вот как, – Алан проглотил смешок. – Увы, он уже занят этот вечер. Да, Уильям? – Маккензи обернулся к Уиллу и, наклонив голову набок, с интересом прищурил глаза. – Сеньора Куэрво практически умоляла, чтобы я позволил Уильяму этим вечером не работать. Бедняжка не могла дождаться встречи с ним.

– Действительно, бедняжка, – саркастично заметила Кэтрин. – Могла бы выбрать вас, мистер Кёниг. Уверена, вы никогда не разочаруете девушку.

Кэтрин развернулась настолько быстро, что шпильки вылетели из ее причёски, а концы рыжих волос хлестнули Алана по лицу. Отрезвляющая пощёчина – и вот Алан уже спешит за Кэтрин по узким коридорам особняка Куэрво, а Уильям безуспешно пытается его окликнуть, пока все трое не останавливаются перед самым выходом в заполненную людьми гостиную-холл.

– На нас смотрят, Кэтрин. – Алан приветливо улыбнулся и кивнул пожилой парочке неподалёку. – Давайте для начала не будем разочаровывать гостей.

Алан предложил Кэтрин руку, и девушка неохотно, но все же взяла его под локоть, впившись ногтями в ткань его пиджака. Уильям хотел остаться в небольшом полутёмном коридорчике, но как назло Алан оглянулся и кивком позвал за собой. Но не прошёл Уилл и нескольких шагов, как его под руку перехватила маленькая женская ладошка, а аромат приторно-сладких духов безошибочно указал на личность своей обладательницы.

– Мистер Белл? – Мария накрыла обнимающую руку Уильяма ладонь другой ладонью и посмотрела на Уилла.

– Я… – Уилл с мольбой уставился на Алана, но тот лишь усмехнулся.

– Уильям, не заставляй сеньору Куэрво ждать. – Маккензи укоризненно покачал головой. – Дамы любят пунктуальность. – Хохотнул Алана, а потом понизил голос и с видом великой тайны добавил: – Во всем.

– Что ж, не будем более вас утруждать нашим обществом, – тут же схватилась за протянутую ей соломинку Мария. – Уильям, я хотела показать вам одну картину. Ее подарили Анхелю на этой неделе. Вам она непременно понравится.

Мария потянула Уильяма в сторону лестницы, и как бы Уилл ни бросал на Алана укоризненные взгляды преданного товарищем человека, Алан только закатывал глаза и прижимал к себе безучастную ко всему происходящему Кэтрин.

Уильям привык не успевать за Аланом. Но он никогда не мог подумать, что поспеть за Марией Куэрво окажется еще более сложной задачей, чем понять то, что говорит Маккензи. Мария быстро перебирала своими маленькими облачёнными в черные туфли ножками по ступенькам, утягивая за собой Уильяма. На самом верху лестницы Уилл еще раз обернулся: Алан и Кэтрин уже стояли в центре зала, а люди, разделившись на две группы, отошли в стороны, освобождая пространство. Алан о чем-то разговаривал с музыкантами, а Кэтрин пряталась за распушившимися волосами, пока остальные гости перешёптывались и с видом знатоков кивали. Почувствовав на себе липкое ощущение чужого взгляда, Уилл заозирался, тут же встретившись глазами с Анхелем. Тот стоял около одной из декоративных колонн, которые Даниэль всегда называл «самой безвкусной вещью в этом доме после Марии Куэрво», и Уилл был уверен, что Анхель ухмыльнулся, заметив Уильяма и свою жену.

Мария нетерпеливо дёрнула Уильяма и увлекла за собой в длинный бархатистый коридор. Уилл вздрогнул, заприметив в конце знакомую вычурную дверь уборной и вспомнив таящегося за ней монстра. К счастью, до него они не дошли – Мария остановилась около темной дубовой двери, и Уилл не без изумления отметил про себя, что, кажется, он не был только за этой дверью. Проснувшееся внутри любопытство подстёгивало Уильяма, поэтому он не стал дожидаться приглашения и, когда Мария открыла дверь, тут же нырнул в проём, осматриваясь.

Комната была просторной и тёплой. Немного темней, чем кабинет Анхеля или каморка Даниэля, но недостаточно темной, чтобы Уильям смог не заметить высокую кровать с балдахином, длинный бархатный диван и низенький столик, украшенный вазой с розами. Комната пахла цветами и молоком. И все же кое-то напрягало Уильяма – он нигде не мог найти взглядом картину, которую так жаждала показать ему сеньора Куэрво.

– Это не очень похоже на… – Уилл обернулся к Марии и споткнулся на полуслове. – Что вы делаете?

Мария остановилась около двери. Уильям не слышал, чтобы щёлкнул замок, но уверенный и воинственный – если так можно было назвать то, с каким напором Мария скользнула кончиком языка по алым губам – вид женщины очень хорошо дал понять Уильяму, что выйти из этой комнаты без ее разрешения у него не выйдет.

– Оказываю нашим гостям тёплый приём, мистер Белл. – Мария шагнула в его сторону, развязывая пояс на запахнутом платье. – На правах хозяйки дома я имею право на каждую минуту нашего дорогого гостя. Мой супруг ведь не может в одиночку развлекать гостей.

– Уверен, вы сможете развлечь кого-нибудь еще. А я, прошу меня извинить, – Уилл опустил взгляд, когда платье Марии с тихим шуршанием опало на пол, – пойду посмотрю, как там мистер Кёниг. Он без меня и минуты не может спокойно провести.