Охотница на ведьм по-прежнему стояла на месте, не убирая руки с ножа. Ти вздохнула.
– Что, боишься заходить в пряничный домик ведьмы? Убить меня ты и там сможешь. Обещаю не вырываться.
Девушка не шевельнулась. Дождь уже разошелся в полную силу; темное небо затянули тучи, запахло мокрой травой и землей.
– Ты же сказала стоять на месте, не то напустишь на меня… лягушек, – она упрямо мотнула головой, когда намокшие пряди черных волос упали ей на глаза.
– Я соврала. Я такое не умею, – просто сказала Ти и прошла в дом.
Охотница, чуть помешкав, пошла за ней пружинящими, как у кошки, шагами, не отпуская рукояти ножа.
Дверь захлопнулась за ними сама – может, от сквозняка, а может, и нет.
Девушки зашли внутрь как раз вовремя: дождь с ветром, словно голодные животные, принялись завывать в окна и со всей силы бросаться на дом, сотрясая его до последнего бревнышка. Крупные капли забарабанили по крыше, в дымоходе загудело от ветра. Когда охотница на ведьм вздрогнула и провела ладонями по плечам, Ти подошла к камину и бросила в пламя березовое полено, а еще украдкой взяла с каминной полки охапку листьев гравилата и тоже отправила их в огонь – он поможет им успокоиться и поговорить по-человечески.
– Присаживайся, – она указала на кресло-качалку, а сама подняла вязанье и одеяло, которые лежали на полу.
Охотница следила за ней недоверчивым взглядом, будто ожидала, что ведьма сейчас прочтет какое-нибудь заклинание и пропадет в густом черном дыме. Ти не стала ей что-то говорить, а прошла к обеденному столу и забрала оттуда стул на четырех ножках. Она поставила его у камина и плюхнулась на сиденье.
– Ну что, мое жуткое ведьминское убежище похоже на то, что вам описывают в… Где такому учат? В деревенских школах? Церквях? – едко поинтересовалась девушка, скрещивая ноги и устраиваясь поудобнее. С охотницей на ведьм она столкнулась впервые и действительно не знала, откуда такие берутся и чего от них можно ожидать кроме, по всей видимости, острия ножа у горла.
Охотница подбоченилась, вздернула острый подбородок и заявила:
– Твой сарказм тут неуместен. Зло многолико и может явиться в любом угодном ему образе, – и уже спокойнее добавила, – И я не так глупа, чтобы послушать представителей духовенства, раскрыв рот, а потом идти кромсать вам подобных по их указке. Я…
– Чай будешь? – перебила ее Ти.
Охотница заморгала от неожиданности, потом помотала головой.
– Подсыплешь мне еще чего-нибудь, – пробормотала она, прошла к камину и наконец села в кресло-качалку. Нож в руке, видимо, ей надоел, и она заткнула его за пояс.
– А я буду. Меня Ти, кстати, зовут, – девушка соскочила со стула, включила под чайником огонь и загремела кружками в буфете.
– Вил.
– Значит, никто тебя не науськал ненавидеть ведьм? Тогда с чего вообще такая неприязнь? – спросила Ти, засыпая в заварочный чайничек синего цвета с золотыми цветками смесь черного листового чая и сушеных цветков лаванды. Она обхватила посуду обеими ладонями, прикрыла глаза, шепнула пару слов над заваркой и повернулась к Вил.
Охотница неотрывно смотрела на языки пламени.
– А это уже не твое дело, – проговорила она. Ти показалось, что в ее глазах мелькнула потаенная боль, словно у раненого животного. А может, это просто игра теней.
– И многих ты убила? – поинтересовалась она, стараясь, чтобы голос не дрожал. Она еще не осознает этого в полной мере, но, возможно, она в последний раз заваривает себе чай, последний раз держит кружку в руках и отхлебывает вкусный горячий напиток, способный прогнать грусть, наполнить энергией или успокоить.
Кто накормит черную кошку, когда ее не станет? Зарастет ли садик сорняками? Вспомнит ли о ней кто-нибудь из городских?
Вил помолчала, потом откинулась на спинку и немного раскачала кресло, помогая себе ногами. Прикрыла глаза.
– Ни одного.
На плите засвистел чайник: воды в нем было немного, и вскипятилась она быстро. Девушка залила смесь кипятком, плеснула воды в чашку, туда же положила ложку меда и поочередно отнесла на столик сначала чайничек, потом кружку.
Понять тишину, что повисла между ними, было трудно: с одной стороны находилась Ти, которая боялась за свою жизнь, но не желала этого показывать. Безмолвный страх делал тишину вязкой, почти липкой. С другой находилась Вил, охотница без единой жертвы на счету: отстраненная, но в то же время человечная, со своей историей. Ти не собиралась убегать, нападать на девушку или молить о пощаде и попросту позволила ситуации идти своим ходом – пусть бежит, как самовольная река, обтекая камни и изгибаясь излучинами.
Вил распахнула глаза, словно сбросив с себя полудрему, и прищурилась.
– Ну, есть что сказать? Или предпочтешь молчаливый конец? – ореховые глаза впились в Ти.
Ти не знала, что она хотела найти в ее чертах, но понимала, что от ответа будет зависеть многое.
– Я не та, за кого ты меня принимаешь, – медленно заговорила она, водя пальцем над кружкой. В чае образовался небольшой водоворот: напиток перемешивался сам, без участия ложки. Охотница опустила взгляд на эту маленькую шалость, не вздрогнула и даже не моргнула, только дыхание стало чуть учащеннее. – То есть да, я ведьма. Но убивала ли я кого-нибудь? Нет. Умышленно причиняла вред? Один раз, и он сам был виноват, что полез с непристойностями и не понимал слова «нет», – Ти вздернула подбородок, в глазах сверкнула уверенность в том, что она поступила правильно. – Вот и думай, кому я вообще представляю угрозу.
Вил пожала плечами, провела пальцами по гладкому деревянному подлокотнику.
– И что, мне верить тебе на слово? Разве я похожа на сельского простака, которому можно втюхать жабье легкое под видом волшебного усилителя, от которого у него проснется невиданная сила?
– Хочешь – допроси жителей Вилмсбурга. Они подтвердят, что от меня никогда не было проблем, – не сдавалась Ти. Она отхлебнула чая и принялась буравить охотницу взглядом.
– Ты могла их околдовать, наложить свои коварные чары и притвориться самой милой душой на свете, – парировала Вил. Они словно вели бой на мечах, только вместо наточенных лезвий у них тщательно подобранные слова, вместо доспехов – уверенность в том, что их взгляды единственно правильные, и сосуществовать они не могут.
– Ну раз тебя научили всем этим стереотипам о ведьмах, раз мы такие плохие и злые, скажи мне, ты видишь черепа, символы кровью и человеческие внутренности в банках? Темные гримуары? Погреб, в котором кто-то плачет и зовет на помощь, в конце концов? – рассердилась Ти. Она вскочила, схватила ветвь шалфея с потолка и размяла ее в руках до крошки. Потом ссыпала ее на землю. – Знаешь, для чего это? Это шалфей. Если отварить его с ромашкой на воде из целебного источника, то он уймет боль любого рода в животе!
Ти развернулась, пробежалась взглядом по кухне и подошла к шкафчикам над плитой и кухонной стойкой. Распахнула их, не обращая внимания на то, что в руке Вил снова оказался нож.
– Смотри, любуйся!
Полки до самого верху были забиты листовым чаем всех сортов и вкусов в подписанных бумажных пакетах, тут же были готовые смеси на продажу или в личное пользование в перерабатываемых упаковках и с этикетками, написанными от руки. Еще здесь завалялась пара грязных чашек, ложка и фантики от конфет и шоколада. Ти поочередно открывала каждый шкафчик, и в каждом хранилась либо посуда, либо ингредиенты для чая.
– Ты подойди, потрогай, да даже завари себе чего-нибудь, чтобы убедиться, что это не злые чары! Ну что, похоже, что я тут младенцев похищаю и в котел бросаю? Или тебя еще проводить в мою спальню и кладовую, чтоб уж наверняка? – когда она выкрикнула последние слова, то с полки с глухим «бум» упала смесь, подписанная «для любви к себе». Только тогда Ти поняла, что перешла на крик. Она замолчала и заставила себя размеренно дышать, непроизвольно сжимая и разжимая кулаки.
Вил, к безмерному удивлению девушки, пристыженно покачала головой и спрятала нож за пояс.
– Нет, не похоже. Ты пойми… – она помолчала, подбирая слова. – У меня есть свои причины.
– Причины, из-за которых ты готова ворваться в чужой дом и перерезать глотку незнакомому человеку? – всплеснула руками Ти. – Должно быть, очень веские у тебя причины!
Вил прикрыла глаза рукой, потом с нажимом помассировала переносицу.
– И угораздило же меня попасться именно на тебя, – пробормотала она. – Ты ведь первая ведьма, которую я отследила.
– Какая честь! – Ти хлопнула дверцей шкафчика, прошла к своему стулу и скрестила руки на груди.
– Мама говорила, что начинать нужно с ведьм-одиночек, а с ковенами лучше пока не связываться, – зачем-то пояснила охотница.
Ти уставилась на нее.
– А что именно в моем тоне подсказало тебе, что сейчас хорошее время для того, чтобы рассказать, как именно вы убиваете моих сестер? – поинтересовалась она, ногами перекатывая небольшой клубок оранжевой пряжи на полу.
– Я же сказала, я еще никого не убивала!
– А твоя мама? – клубок остановился. Ти размышляла, не пнуть ли его в девушку, которая, как слепой котенок, ковыляет за остальными, совсем не думая головой на плечах и считая это «священной миссией».
Но тут ей пришла мысль получше.
Ти осторожно прокатила клубок так, чтобы он сделал два с половиной круга против часовой стрелки, обвив дубовую ножку стола.
Вил неопределенно дернула плечами.
– Убивает и гордится этим. Потому что спасает много жизней.
– Так спасает или отнимает? – переспросила Ти, наклонилась, сделала вид, что отряхивает платье, а сама ловким движением затянула несколько узелков на пряжевой нити. Затем она выпрямилась, сделала вид, что внимательно слушает Вил и сочинила короткое, но звучное четверостишье в голове.