Вил слушала внимательно и молча.
– Она учила меня основам магии, при этом строго наставляя скрывать наш дар от остальных, потому что, по ее словам, люди боятся тех, кто их сильнее. Мама выращивала цветы, овощи, фрукты и ягоды и продавала их на рынке, зарабатывая нам на жизнь. Я дружила с девочками в городе, куда она ходила утром на работу, и иногда бегала к ним видеться – играть на полянах, плести венки и рассматривать интересные вещицы на рынке. Дорога к городу шла через небольшой лесок, где в округе людей не было. Мама каждый раз перед уходом повторяла, чтобы я возвращалась задолго до темноты и была предельно аккуратна. Я ее слушалась, но однажды после местного праздника задержалась и попросила подружку с ее мамой проводить меня, чтобы было не так страшно.
Ти помолчала, постукивая подушечками пальцев по столу.
– У нас тогда проходила ежегодная ярмарка ремесленников. Празднование гремело на весь город, улицы освещались огнями, ремесленники выставляли свои работы в лавках на главной площади, и к нам даже приезжали гости из соседних деревень. В самом центре стояли столы со скамьями, где в больших чанах варили пряный апельсиновый чай, а на открытом огне готовили баранину с овощами. Угощали бесплатно, если ты что-нибудь купишь или смастеришь под руководством ремесленника. Я тогда сшила ключницу в виде грибочка и очень ею гордилась, хотела поскорее подарить ее маме. По пути домой я теребила ее в руках, разглядывая неровные стежки. Подружка слепила керамическую собачку с разного размера ушами и как будто бы ухмыляющейся мордашкой. Мы как раз обсуждали праздник и наши поделки, когда набрели на лису с тремя крохотными лисятами; было уже совсем темно, и мы случайно подошли прямо к ее убежищу. Лиса бросилась на нас, почуяв угрозу, и только мама девочки успела оттолкнуть нас. Я так испугалась, – Ти покачала головой, в ее печальных глазах тлели воспоминания прошлого. – Действовала из каких-то внутренний побуждений: ключница выпала из моих пальцев, я выбросила руку вперед и крикнула что-то лисе. Не знаю, что я тогда сделала, но она заскулила, поджала хвост и убежала вместе с лисятами. Мать девочки вскочила, вся перепачканная в земле, и стала обвинять меня в ведьмовстве, тыча пальцем. Ее дочка попятилась от меня, смотря на меня как на монстра, а не на подругу, с которой провела столько времени.
Лицо Ти искривилось от злобы, на глазах выступили слезы, и она яростно утерла их тыльной стороной ладони.
– Я спасла ее, а она… Я не знала, что делать, и поэтому просто убежала. До дома оставалось всего ничего, я прибежала вся в слезах и кое-как объяснила маме, что произошло. Она отдала мне амулет, который носила на шее, сказала, что он будет меня защищать, и попросила меня бежать как можно дальше, не оглядываясь и не возвращаясь. Я спросила, не пойдет ли она со мной, но она ответила, что придумает что-нибудь перед жителями города, чтобы они обвинили в колдовстве ее, а не меня, потому что так я буду в безопасности, и никто не будет меня преследовать. Кажется, она сказала, что в силу своего скудоумия они поверят в любую чушь. Она поцеловала меня в лоб, обняла и сказала, что очень любит меня. Это был последний раз, когда я видела свою маму.
– Ты возвращалась в ту деревню? – тихо спросила Вил.
– Нет. Я и без того знаю, что ее сожгли на костре как ведьму, – ответила Ти, не поднимая на нее взгляда. – Об этом кричали на всех углах и во всех газетах, пока я уходила так далеко, как могла, то и дело падая в обморок от усталости и голода. А все из-за того, что я не вернулась домой вовремя.
– Ты не можешь себя за это винить, – возразила Вил. – Ты была ребенком. Ты ходила через этот лес сотни раз и не могла знать, что такое произойдет. Мне очень, очень жаль. Твоя мама была храброй и замечательной женщиной, и я уверена, она не хотела, чтобы ты всю жизнь провела в сожалениях. Она любила тебя.
Охотница обошла стол и обняла Ти. Ее плечи затряслись от плача. Вил поглаживала Ти по волосам, утешая ее: за все эти годы чувство вины, горечи и обиды скопились у дамбы, чтобы теперь вырваться одним мощным потоком.
Когда слезы были выплаканы, а кружки снова наполнились чаем, им обеим стало гораздо легче.
– Твоего отца мне тоже очень жаль, – сказала Ти, с раскрасневшимися глазами и носом отпивая чай. – Я уверена, что он не заслуживал такой участи. Но… Ты точно не хочешь вернуться домой, к маме?
Вил передернула плечами и тоже сделала глоток.
– Честно сказать, я терпеть не могу наш городишко, переполненный озлобленными людьми и осунувшимися лицами. Скучать по нему я не буду. А мама… Может, навещу ее когда-нибудь и посмотрю, изменит ли она свои взгляды. Я совсем не уверена, что она не пустит мне в горло арбалетный болт в ту же секунду, как узнает, что я ведьма.
– Я буду рядом, – пообещала Ти. – Ты и сама можешь о себе позаботиться, но вдвоем все-таки веселей.
Вил усмехнулась и кивнула.
– Ну что, – она тряхнула головой и посмотрела ей в глаза. – Когда ты начнешь учить меня магии?