4
– Почему во всех больницах так сильно пахнет хлоркой? – задала мне вопрос моя безымянная соседка. Она хотела поговорить, отвлечься. Я могу её понять – невыносимо сидеть в этой длинной очереди и ждать, ждать, когда тебе объяснят хоть что-то.
Женщина в конце очереди рыдает в трубку:
– Мне позвонили час назад и сказали, что у меня рак…
– Невыносимо воняет, – снова заметила соседка.
Я кивнула, и она мигом ожила.
– Дезинфекция! – выпалила она в надежде завязать разговор.
– Конечно, – я решила поддержать. – Видите, сколько нас, больных? – я окинула очередь из десяти женщин. – Много!
– Вам тоже звонили? – она наклонилась и спросила шёпотом.
– Нет, меня направили.
Она цокнула и покачала головой.
– Я за результатом, – продолжила я, отдаваясь воспоминаниям.
Душный, маленький кабинет; врач склонилась над заключениями. Тонкие пальцы быстро пробегают по латинским названиям и цифрам.
– Здесь хорошо. Тут всё нормально, – она бубнила себе под нос, как молитву.
– Это вообще лечится?
– Да! – автоматически воскликнула она. – Только изначально нужно найти причину.
Я обнадеживающе глянула на справки и уточнила:
– Я уже могу приступать к лечению?
– Пока нет, – она избегала моего взгляда. – Чаще всего причина в инфекциях, – она оторвалась от бумаг, – только в ваших анализах их не обнаружено.
– И?
Сердце с грохотом колотилось.
– Нужно сдать биопсию, чтобы картина стала полной. Биопсия – это…
– Можете не объяснять, – я резко перебила её.
Воспоминания, глубоко запрятанные в детстве, словно призрачные тени выползали наружу. Я видела мать, её сгорбленную спину: она приехала после очередной биопсии. Тонное иссечение тканей, маленький кусочек отправляется на пробу – он выявит природу образования. Чтобы обрадовать человека или убить страшным приговором: «У Вас онкология!».
Моя соседка подтолкнула меня:
– Идите, ваша очередь.
Я встаю; ноги ватные. Мне страшно. Совсем недавно я хотела убить себя, а сейчас боюсь умереть.
Меня встретила стерильно-белая комната и много света. После тёмного коридора глаза заслезились.
– Направление? – без приветствия спросила у меня худощавая женщина с ярко-красными губами.
Я кивнула. Здесь не принято тратить время на светские беседы. Здесь конвейер. Одна заходит, другая выходит. Одна плачет, а другая – радуется.
Она быстро делала пометки, сверила даты и номера:
– Мария, – она обращается по имени. Нутро сжимается, предчувствуя нехорошее. Сердце гулко начинает стучать.
– Присядьте, – отрывисто бросает она.
По её тону я понимаю, что осталось мне недолго. Самые худшие подозрения подтвердятся здесь, прямо сейчас.
С трудом нахожу стул, валюсь на него. Свет слишком яркий, много запахов, назойливые звуки из-за двери. Нет, нет, это всё не со мной! Это всё не моё!», – твердит обеспокоенный мозг.
– Я Вас попрошу! – серьёзно начала врач. – Не исчезайте, не занимайтесь самолечением… Если всё делать экстренно, то Вы имеете большие шансы на выздоровление. Понимаете!
Я чувствую, как слёзы подкатывают, я начинаю хватать воздух.
– Маша, смотрите на меня, слушайте меня!
Я не вижу ничего, кроме красных губ, всё кружится, всё вертится в безумной пляске Вита.
Стоило мне ступить в чёрный коридор, как я ощутила – время замедлилось. Я больше никуда не спешила. Белочка перестала крутить колесо: утром на работу, вечером домой, поскорее поесть и быстренько запрыгнуть в кровать, чтобы завтра всё повторить! Хватит!
Ирония судьбы: год назад я хотела себя убить, но мир не позволил. Я просто осталась жить. Для чего? Вопрос остается открытым. Целый год я плыла по течению. Каждый день был похож на предыдущий. Работа, дом, еда, сон… И так все триста шестьдесят пять дней. Серые, серые, серые дни, но не такие, как в пасмурный день, когда знаешь, что за завесой облаков спряталось солнце. А именно такие, когда понимаешь, что лежишь в бетонной коробке. Весь этот год я была подавленна. Роль жертвы растворилась во мне.
Я вышла из больницы, здание которой примыкало к парку. Вечереет. Снег в этом году растаял рано, было тепло. Везде валялась прошлогодняя листва, а из низин выползал густой туман. Голая аллея вела вглубь. Я вдыхала влажный, по-весеннему ароматный воздух. Запах мокрой земли и прелых листьев мешался у меня в носу. Я так чётко ощущала его. Я слышала, как беспокойные капли срываются с ветки и ударяют о валун, лежащий здесь под деревом. Я подошла к берёзке, прижалась к ней ладонями. Её жилы начинали бурлить, наполняясь соком. Внизу ствола виднелись засечки. Люди режут твои вены, пьют твою кровь! Я прижалась к ней головой. Ветки встревожено застучали. Тяжёлые взмахи крыльев, и на дорогу приземлилась старая ворона. В клюве – добыча: кусок чёрствого хлеба. Она попыталась его клевать, но твердая, как камень, корка, не поддавалась. Птица переложила его в лужу. Прыгала вокруг него и постоянно переворачивала. И скоро её находчивость возымела результаты: хлеб стал мягкий. Вдоволь насытившись, ворона взлетела вверх, и звук её тяжелых крыльев ещё долго был со мной.
Чтобы понять, как сильно, ты любишь жизнь, как нуждаешься в ней – потеряй ее!
5
Раннее утро. Онкологические корпуса больницы. Очередной забор анализов. Это важно! Два месяца прошли безрезультатно. Мой врач всегда замечает:
– Самое главное, чтобы не стало хуже! В твоём случае мы не можем применить стандартную терапию. Она агрессивна – можно только навредить. Понимаешь, почки, печень, желудок – всё пострадает. Существует ещё один метод – операция… Но мы не имеем права! Это лишит тебя возможности выносить ребенка. Твой организм находится в таком шатком состоянии, что метастазы могут появится в любой момент. Иногда это называют предраковое состояние, – врач задумалась. – Вернее будет назвать – рак на месте! У тебя есть единичные опухолевые клетки, к сожалению, их не становится меньше. Да, этот вид терапии замедлил процессы, но не устранил. Понимаешь? Нужно менять терапию! Поскольку причину невозможно выявить, придется пробовать разные методы.
Старая винтовая лестница зазывает вверх. Я смотрю под ноги, считаю ступеньки. Будучи студенткой-волонтёром, я резво бегала по ним вверх, а потом вниз. Я всегда хотела посчитать, сколько их, но так и не довелось. Сегодня у меня есть возможность.
– Пятьдесят два, пятьдесят три, пятьдесят четыре… – шептала я.
– Доброе утро! – послышалось сверху.
Я продолжала считать, не думая, что это адресовано мне.
– Девушка, добрейшего вам утра! – шутливым тоном бросили вниз.
Я подняла глаза. Рыжеволосая Кристина, моя коллега-волонтёр, лучисто улыбалась мне.
– Привет-привет! – я ускорила шаг, и, добравшись до неё, обняла.
– Сколько лет, Машка! Сколько лет!
– Пять лет.
Она демонстративно закатила глаза.
– Ты как?
– Нормально, – отделалась коротким ответом. – А ты всё волонтёришь?
– Как видишь, не отпускает меня, – иронично заметила Кристина. – Хочу всем помочь! Кстати, возвращайся к нам, тут всегда много консультаций. Даже сегодня мне хоть разорвись! Может, поможешь по старой дружбе, хоть одного проконсультируешь? А?
–Я уже всё забыла, – отмахнулась я.
– Ой, а что, там помнить, ты только слушай, – улыбаясь, говорила подруга. – Так может?
Я потупила взгляд с мыслями, что мне самой в ближайшее время может понадобиться волонтёр.
– А ты что здесь делаешь? – интересовалась Кристина.
– Пришла навестить, – соврала я.
– Кто у тебя здесь? – сочувственно уточнила девушка.
– Да ничего серьёзного, родственницу положили на ежегодное обследование…
– Ааа, видно, болела?
Я кивнула.
– Ладно, не буду задерживать, но ты заходи, мы в том же кабинете. Может, передумаешь и поможешь мне?
– Хорошо!
– Ловлю на слове!
После многочисленных анализов я решила заглянуть в кабинет волонтёров. Ничего не изменилось, всё то же маленькое помещение. Старый шкаф, три стула, стол и потрёпанный чайник. Сиротливая икона на мраморно белой стене и окна, выходящие на пустырь. Я смотрела на бескрайнее поле, пока Кристина искала мне халат и благодарила, что я согласилась помочь. Жёлтые одуванчики махровым ковром устилали землю, их медовый запах пробивался сквозь старую, оконную раму. Распахнуть бы её, снять туфли и побежать по мягким, тёплым лепесткам. Кружиться, а потом пасть на этот ковёр, жадно вдыхая его аромат, слушать жужжание пчёл, что собирают пыльцу, а потом сделают из нее мед. Попробую ли я его, пчёлы? Буду ли жить?
Кристина набрасывает халат, и я возвращаюсь в реальность.
– Будешь? – она протягивает мне жвачку.
Отрицательно качаю головой. От количества принимаемых препаратов, меня тошнит. Во рту, по утрам, вкус кисло-сладкий. Он приторный, стоит сухим комком поперёк горла. Если ничего не есть, то большие шансы, что меня не вытошнит.
– Нам всегда нужны руки! – не унимается Кристина. – Приходят эти «зелёные сопли» – девочки девятнадцати лет! Десять дней походит, а потом бежит! Нервы у неё не выдерживают! – подруга нервно передергивает бровями. – А больным надо, чтобы их кто-то слушал…
Я поправляю халат. Последний штрих: Кристина вешает на меня свой бейдж со словами:
– Теперь тебя пустят везде! А я пока немного отдохну.
Длинные бесконечные коридоры увлекают за собой. Двери, двери, люди в белых халатах, каталки, больные с капельницами, запах препаратов и хлорки.
Четырёхместная палата. Я вошла, женщины начинаю суетиться, трое из них собираются и выходят. Четвёртая, сидящая у окна, оборачивается, улыбкой приветствует меня. Она выглядит вполне здоровой или, по крайней мере, идущей на поправку. Её соседки имеют куда более болезненный вид. Подхожу ближе.
– Здравствуй! – в её голосе слышится оправдание.
Я внимательно рассматриваю её бордовый халат и такого же цвета волосы. Я знаю эту категорию обитателей хосписа: они больны, но лечить их бессмысленно. Они это знают и спокойно принимают. Они ждут своего часа, периодически приходят на терапию в надежде продлить свои дни.
– Добрый день!
– Присаживайся, – указывая на стул, предлагает женщина.
Ей не нужна помощь, она просто хочет поговорить, таких здесь много, и то, что её соседки ушли, тому подтверждение.
– Расскажи мне что-нибудь хорошее, девочка? – неожиданно она обращается ко мне.
Я внимательно рассматриваю её лицо: оно жёлтое, глаза мелкие, тёмно-синие. Черты лица острые. Отрешённая блаженность застыла на губах.
– Я даже не знаю! – искренне начинаю я. – Может, Вы расскажете?
Я сразу перехожу к делу, ведь ей абсолютно всё равно, кто я и что со мной происходит. Я здесь для того, чтобы слушать и слышать.
– А что я могу тебе рассказать. Ты и сама видишь. Я болею! – с упреком замечает женщина. – Я так устала, но сдаваться не собираюсь!
– Это очень хорошо! Нужно бороться, – я поддерживаю её.
– Да, да! – она подхватывает. – Все болезни от нервов. Это все из-за моей работы! Нервный, неблагодарный труд!
– Кем Вы работаете? – я завязываю разговор.
– Учителем.
– Дети сейчас сложные, – выдаю заезженную фразу и выражение сочувствия на лице.
– О, не то слово! А всё из-за родителей! Чем они занимаются? Чем угодно, но только не своими детьми.
– Вам очень сложно, тяжело!
– Что я, мне уже всё равно! Я теперь здесь, – она похлопала по матрасу. – Пусть мучаются молодые. Находят подход к неблагодарным детям. Пусть выслушивают замечания администрации, проверяющих. Я уже всё! – она демонстративно махнула рукой. – Я отдала свою личную жизнь, здоровье – всё отдала этой работе.
Я понимающе кивнула.
– Я чувствовала, что со мной что-то не так, но не могла обратиться к врачам, потому, что была проверка. Целый месяц! Начальство меня не отпускало. Я упустила болезнь! Как они шушукались за моей спиной, когда я вернулась после лечения. Бледная, лысая, без груди! – женщина оживлённо вращала глазами, гневно потрясая рукой. – А как смотрели на меня после операции! Не коллектив, а гадюшник, во главе с настоящей «коброй»!
И я слушала этот бесконечный поток о косых взглядах, придирках, насмешках. О страхах, о гневе. И он лился и лился; в один момент её слова превратились в жужжание. Широко открытыми глазами я смотрела, как её тонкие губы шлёпают одна об одну, издавая недовольное бурчание. В один момент она остановилась и возбуждённо спросила:
– Как бы ты поступила?
Я пристально посмотрела на неё, подумала: вот я и попалась! Но нет, мой ответ её меньше всего интересовал. Заведясь с новой громкостью, она поливала грязью мужа и детей. И вот я слышу, что нет заботы, нет уважения.
Все это могло продолжаться часами, но периодически заглядывающие соседки несмело намекали, что пора закругляться. Я была благодарна этим женщинам в плюшевых халатах. Моя собеседница громко откашлялась.
– Я просто хотела с кем-нибудь поговорить. Тут так одиноко, – напоследок заключила она.
Я одобрительно мотнула головой и направилась к выходу. Вот моё мучение и закончилось, уши не будут пухнуть. Я потратила час времени, а ведь могла действительно кому-нибудь помочь.
Опустошенная, я брела по коридору.
– Детка, – меня окликнули.
Старушка быстрыми шагами догоняла меня. Платье-балахон фактически тянулось по земле, она приподнимала его и ускоряла шаг. Маленькая ручка то и дело хваталась за поло шляпы, которая норовила слететь от быстрых движений хозяйки. Тёплые, зелёные глаза внимательно посмотрели на меня.
– Детка, ты поедешь на лифте?
– Да.
– Я с тобой. Одна боюсь! – она ухватилась за сердце, изображая страх.
– Хорошо.
Уже в лифте она уставилась на мой бейдж.
– Волонтёр?
– Ага!
– И чем помогаешь? Что вы делаете, волонтёры? – она с интересом выпрашивала.
– Слушаем. Целый день только и делаем, что внимательно слушаем, – отстранённо проговорила я.
– Значит, вы только слушаете? – она оживилась.
Поджав губу, я мотнула головой.
– А тебя кто слушает? – игриво заглядывая в глаза, спросила старушка.
– Не понимаю!
Она засмеялась.
– Милая девочка! – она с заботой обратилась ко мне. – Я представляю, что все эти люди могут рассказать о себе и своей жизни. Это печальные и тяжёлые истории. Такое слушать нельзя, тем более таким юным девушкам, как ты.
– А как же жизненный опыт?
– Хороший жизненный опыт – полезен! – она нарочито сделала паузу и добавила: – То, что ты здесь слышишь, сложно назвать: хорошим.
Я молчала.
– Кто тебя слушает? С кем ты можешь поделиться? – уточняла старушка.
Я снова молчала. Лифт остановился, предлагая выйти. Мы вместе покинули его. Женщина направилась к выходу, а я в кабинет волонтёров. Кристины не было, я оставила халат и бейдж. Мне хотелось поговорить с незнакомкой, ответить на её вопросы. Только время упущено, она ушла домой.
Сложно передать мое удивление и радость: я застала её на крыльце. Она улыбнулась и подозвала к себе.
– Вы спрашивали, кто меня слушает… – начала я.
– Угу.
Я медлила, мысли в голове были разрознены, заполнены жалостью. Я оплакивала себя, свою жизнь, потерянность и несправедливость. Я хотела выдавить, что-нибудь философское из разряда: никто не услышит мою израненную душу. Я буду молчать, я буду терпеть. Кругом эгоисты, мир эгоизма.
– Так и думала: никто! – не дождавшись ответа, заключила она. – Пойдем, присядем, моя юная подруга, – предложила бабушка.
Солнце активно грело. Первые цветы показывались на деревьях. Мы присели на скамейку. Женщина закатала рукава и подставила кожу под тёплые лучи. Уловив мой удивленный взгляд, она проговорила:
– И тебе советую! Витамин Д – источник счастья!
Эта старушка, походившая на волшебницу, сошедшую со страниц детской книги, умела убеждать, а ещё у неё был талант, она все делала естественно, и, несмотря на возраст – грациозно. Во всех её движениях не было суеты, лёгкая улыбка постоянно красовалась на губах. Особого внимания заслуживали глаза – широко распахнутые и добрые.
Немного посидев, я последовала её примеру и оголила руки по самый локоть.
– Так зачем ты здесь? – спросила волшебница.
– Помогать.
– Им? – она ткнула пальцем в сторону хосписа. – Они сами себе могли помочь. И могут помочь! Было бы желание! – она хитро моргнула глазом.
Я недоверчиво покосилась. Потом подумала о себе. Ведь я хочу жить! Победить эту болезнь! Снова быть здоровой. Я понятия не имею, для чего мне продолжать существование. Я не знаю, как мне побороть страх? Как перестать быть безмолвным зрителем своей жизни? Как стать собой? Мне страшно жить, но ещё страшнее умереть от болезни. Совсем недавно я хотела себя убить, и это заболевание можно расценивать, как выигрыш в лотерею. Мне следует спрятаться, перестать лечится, и болезнь меня сожрёт, всё повторится, как у матери. Только я не хочу!
Всё, что произошло ночью 27 февраля, можно назвать мистикой. Вначале погас свет, потом затопили соседи, и на десерт – Марк прислал тёплое сообщение. Этого было достаточно, чтобы я отложила лезвия! По всей видимости, мир не собирается меня отпускать!
– Не согласна? Что каждый может себе помочь? – хитро щурясь, спросила старушка.
– Да! Часто люди не знают, как это сделать.
– Соглашусь! – она кивнула головой. – Как ты смотришь на утверждение: если человек решил что-то изменить, мир ему поможет. Он укажет правильный путь…
– Не знаю, – промямлила я в ответ, примеряя сказанное к своей жизни. Я поминутно вспомнила попытку суицида, убеждаясь в странности стечений обстоятельств. Женщина с любопытством наблюдала за моим состоянием.
– Мне знакомы случаи, когда мир не допускает определенных событий, – начала я. – Он словно говорит, что этого не надо делать.
– И тем самым сохраняет жизнь, – она перебила меня и дотронулась до шрамов. Пальцы нарочито несколько раз провели по порезам. Они так и не затянулись, оставив уродливые напоминания.
– Я Евгения, – она протянула мне руку. – Можешь звать меня, бабушка или тётя Женя.
– Очень приятно, – я потрясла её тонкие пальцы. – Я – Маша.
Она улыбнулась и несколько секунд хитро смотрела на меня.
– Знаешь, Мария, мне кажется, мы сейчас говорим, об одном и том же. Мне очень нравится мысль, что мир заботится о нас. Ну, или Бог. Возможно, природа. Или Вселенная. Что кому больше нравится. Суть едина – о нас заботятся, нас уберегают. Что-то ведь спасло тебе жизнь!
Она понимающе взглянула на меня. Эта старая женщина однозначно мне нравилась, в ней не было упрёка или нравоучений.
Я посмотрела перед собой, солнце поднималось вверх, с каждой минутой всё больше обретая власть, раздавая безвозмездно тепло и свет. Эта женщина затронула во мне струны надежды. Впервые во мне появилось желание разобраться в себе. Ответить на вопросы: кто я? Зачем пришла в этот мир? И как стать собой? Я подчёркиваю именно желание, а не страх и уйму отговорок, что у меня ничего не получится.
Мне хотелось быть с ней откровенной, обнажить своё истинное лицо. Я не боялась её реакции. Сказать ей – это как сказать кому-то близкому и родному, от кого никогда не услышишь упрёков, перед кем не стыдно открыться.
– Зачем мне эта жизнь?
– Да хоть для того, чтобы мы сидели на этой скамейке. Загорали и вели столь философский разговор! Лично мне очень приятно, – она застенчиво улыбнулась.
Я усмехнулась. Это была горькая улыбка, но первая искренняя за последние несколько лет. Эта фантастически странная старушка вызывала у меня слёзы счастья.
На следующий день я бесконечное количество раз прокрутила в голове её слова: «Мир заботится о нас». Я вцепилась в эту фразу, как ненормальная. Внутри меня появилось сильное желание верить этим словам. Одна часть меня протестовала: «Что за бред! Какая забота! Мир – это борьба!». Вторая часть рассуждала: «Ты уже так давно на дне и света не видно. Если даже это ложь, ты ничего не потеряешь, ты и так в самой глубокой клоаке».
Пусть он позаботится обо мне, просто и легко. Ничего не требуя взамен, не используя меня. Пусть он позволит стать собой! Пусть поможет обрести моё лицо! Только так возможна моя жизнь. Этот мир видит – я не хочу умирать. Я хочу найти себя!
6
Я полагала, что Евгения проходит лечение в больнице, делящей одно здание с хосписом. Наведя справки и пройдясь по палатам, её не обнаружила. Среди пациентов хосписа она не значилась.
Я встретила фантастическую старушку через неделю. На ней было мятного цвета платье и кокетливая шляпа с голубыми цветами.
– О, моя юная подруга! – она замахала издали.
Наша встреча произошла у лифта, точно так же, как и в первый раз.
– Вам вниз?
Она кивнула.
Мы молча спускались в кабине лифта, лишь только её тёплые глаза выдавали неподдельную радость от встречи.
– Я не надеялась Вас увидеть, – искренне поделилась с ней.
Она засмеялась и легонько ударила меня по носу.
– Посидим на скамейке? Позагораем?
Моей радости не было предела. От этой женщины исходил огромный заряд любви и добра.
– Как настроение? Решила, зачем жить? – устраиваясь, интересовалась она.
– Нет! Я слишком измотана, чтобы находить решения.
– Чем?
– Мыслями и болезнью, – лаконично ответила ей.
– Расскажи о мыслях, – серьёзно попросила она.
– Они тёмные, плохие. Постоянно всплывают. Я пытаюсь не думать, но получается только хуже. Они вопят, они взрывают мозг. Мысли бесконтрольны. Завладевают моим сознанием и изматывают за несколько секунд. Эти бесконечные монологи доводят до безумия, – я говорила эмоционально, размахивая руками, голос дрожал, срываясь с недовольных воплей к приглушенному шёпоту. Рядом с Евгенией я не боялась показаться глупой или ненормальной. Мне хотелось ей полностью открыться, обнажить каждый уголок своего сознания.
Несколько минут мы сидели молча, я собирала волю в кулак, чтобы не разрыдаться от чувства беспомощности и жалости к себе.
– А теперь расскажи о болезни, – обратилась волшебница.
– Боюсь, что скоро могу пополнить ряды обитателей хосписа.
Я достала результаты обследования – их мне вручили за несколько минут до нашей встречи. С формулировкой: «Передайте своему лечащему врачу! Срочно!». Она взяла лист и стала внимательно изучать.
– Вы это понимаете?
– О, да! – протяжно сообщила тётя Женя. – Я врач широкой практики.
– Вы здесь работаете?
Мне хотелось хоть что-то узнать о ней.
– Нет, и никогда не работала…
– Что там написано?
Она взяла меня за руку и, глядя изумрудными глазами, проговорила:
– Там написано, что с этой минуты ты живёшь долгую и счастливую жизнь!
– Нет, – запротестовала я.
– Ты хочешь быть счастливой? – спросила Евгения.
– Да.
– А прожить долгую жизнь?
– Да.
– Запомни: совершенно не важно, что написано в этих документах. Это всё не важно! Конечно, отдай своему лечащему врачу. Сделай это как можно быстрее. Пусть тебе назначат лечение. Прилежно следуй рекомендациям. Только помни, что ни одно заключение, – она протянула мне бумаги и продолжила, – никакое лечение не поможет тебе, если внутри хаос. Прилежно следуя рекомендациям врача, выигрывают битву, но не сражение!
Она улыбалась, а её глаза светились счастьем. В них было море жизни и энергии.
– Вы говорили, что каждый может помочь себе сам, – начала я, цитируя её самое противоречивое утверждение.
– Да! Пойми, чего хочешь, и мир пойдёт тебе навстречу.
Я невольно поморщилась. Женщина закивала головой и добавила:
– Понимаю, надо объяснить. Ты решила, что больше не хочешь жить. Ты хотела себя убить! Так?
– Да!
– Мир пошёл тебе навстречу! Он сказал: «Этого нельзя делать! Ты должна жить!». У тебя ничего не получилось! Я права?
– Да! – я ощущала, как сердце начинает учащённо стучать.
– Ты спрашивала себя: «Зачем мне жить? Как мне жить?»
– Да, да, всё так, – я не могла сдержать эмоций.
– Ты уже получила ответ!
Я моргала глазами, совершенно сбитая с толку.
– Ответ в твоей болезни, – мягко пояснила женщина.
Я отрицательно покачала головой.
– Как так! – я громко негодовала. – Это что получается – мне надо умереть! Надо было не трусить и добить себя ещё в феврале. Резать эти проклятые вены, пока они не превратятся в фарш. Не отвлекаться на выключение света, потоп и телефон. Мне хочется жить, – я готова была расплакаться. Тёмный голос начинал нашёптывать, оживляя гнетущие мысли.
Евгения не стала меня жалеть, а тем же спокойным тоном проговорила:
– Это сложно принять, – согласилась старушка. – Болезнь – это не наказание, это возможность прожить долгую и счастливую жизнь.
Я отвернулась от неё и смахнула слёзы.
– Может быть, и так, – скептично соглашалась с ней. – Именно с этим диагнозом я поняла, что не хочу умирать. Я не знаю, зачем мне жизнь, но умирать я не намерена. Я хочу бороться, но в мыслях я давно себя похоронила. Я не знаю, как их выключить, я не знаю, как их контролировать.
– Я думаю, ты понимаешь, что следствием тяжёлых мыслей стала болезнь.
Я кивнула. Об этом нам рассказывали в университете, в хосписе было множество примеров. Да и я испытала это на себе.
– Другие мысли – другая жизнь, – вердикт тёти Жени был коротким и веским, – первое, что надо сделать – научится их останавливать. Научится ни о чём не думать. Мы все умели это делать в детстве, а вот во взрослой жизни забыли… Закрой глаза! – мягко попросила Евгения.
– Сейчас, минуточку.
Я хотела её послушаться, но вместо этого, почувствовав вибрацию, достала телефон, чтобы взглянуть на очередное сообщение. Старуха замотала головой и, невзирая на преклонный возраст, ловко выхватила его из рук.
– Знаешь, почему мысли кричат?
Я потянулась к телефону, но она сунула его в карман.
– Выслушай меня, а потом я отдам тебе твою игрушку, – поясняла женщина.
Я недовольно глянула на неё.
– Одна из причин в устройствах, что каждые десять минут отвлекают, не дают сконцентрироваться. Понимаешь?
Я кивнула головой и быстро забрала протянутый телефон. Я посмотрела на сообщение: очередная рекламная рассылка.
– Ну, что-то важное? – спросила старуха, дождавшись, пока я освобожусь.
– Нет.
Она усмехнулась.
– Закрой глаза. Я хочу успокоить твои мысли.
Я недоверчиво покосилась на неё.
– И телефон отключи, чтобы не отвлекал, – попросила она.
Мне казалось это бредом. Ведь их успокоить невозможно. Тёмный голос всегда обретает верх, лучше его никто не умеет заниматься самобичеванием. Он всегда находит доводы, которые уничтожают здравый смысл. Его лучшие друзья – страх и стереотипы. Я была слишком измотана, я потеряла надежду обрести спокойствие. Предложение Евгении было соломинкой, за которую я ухватилась без особого энтузиазма. Последовав рекомендации женщины, я закрыла глаза.
– Слушай, как шумит ветер, – мягким, пронизывающим голосом вещала «колдунья». – Слушай, как он колышет травы, как застревает в кронах деревьев. Чувствуй, как он касается твоей кожи, как треплет волосы. Прислушайся к звукам природы: слышишь, как скребёт букашка? Как пищит мышь? Вся природа оживает, и ты вместе с ней. Вдохни, вдохни глубоко, на полную грудь. Позволь кислороду насытить твою кровь. Вдохни запах весны, почувствуй её животворящую силу…
Она говорила и говорила, а я улетала вместе с её словами. Мне было спокойно. Я не сразу заметила, что мысли остановились. Я была среди них, но они не имели надо мной власти, они проплывали мимо. Я слушала и слышала природу: её тысячи голосов растворялись во мне, даруя целебные силы.
Она умолкла, но я не спешила возвращаться в реальность.
– Ты уснула? – шутливо спрашивала тётя Женя.
– Так хорошо! Продолжайте, – не открывая глаз, просила волшебницу.
Я чувствовала, что она улыбается, широко оголяя десны. Взглянула на неё, сквозь ресницы и поняла, я не ошиблась.
– Как мысли?
Сознание было чистым.
– Это удивительно! Как Вы это сделали?
Не дожидаясь ответа, достала телефон и стала включать. С самого утра я ждала звонка. Евгения не спешила отвечать, пристально наблюдала за мной.
– Если ты хочешь, останавливать мысли, то тебе нужно ограничить, – она указала на телефон.
Получила два рекламных сообщения, они изрядно меня нервировали, я чувствовала, как мысли вновь зашептались. Мне предлагают, набор косметики со скидкой, но даже с такими низкими ценами, я не могу её позволить. Может, она права? К чертям выбросить этот агрегат! Во времена её молодости такого не было, но как-то жили и справлялись. Я бросила его в сумку.
Евгения взяла меня за руку и проговорила:
– Когда тебе станет плохо, когда мысли в твоей голове начнут неприятно шептаться, начинай слушать, созерцать окружающий мир. Отбрось оценки, сравнения и размышления. Растворись в мире, что вне тебя. Пойми и запомни: ты – маленькая частичка в огромной Вселенной, а вокруг тебя много любви и света.
Евгения обняла меня и добавила:
– Чтобы ни случилась, никогда не забывай: внутри каждого человека достаточно ресурсов и сил, чтобы повлиять на ситуацию. Ты сможешь успокоить хаос в своей голове! Ты усмиришь мысли! Ты покажешь им, кто здесь хозяин!
Я растерянно смотрела на неё.
– Да, с Вами это действительно легко, но одной мне их не усмирить, – я делилась своими страхами.
Она потрепала меня по волосам и спросила:
– Умеешь кататься на велосипеде?
– Да.
– Это не сложнее! Научишься один раз, и больше никогда не забудешь!
Евгения прищурилась и указала на «Мерседес», терпеливо дождавшийся кого-то у ворот больницы:
– За мной! Пошли, подвезём тебя.
Мне было неловко, я отказалась. Она весело вздернула бровями и предложила:
– Завтра в обед давай встретимся в городском парке?
– Да, – не раздумывая, согласилась.
– Тогда до завтра.
Она бодро направилась к машине.
– Подождите, – я окликнула её. – Оставьте номер телефона!
– Зачем?
– Чтобы мы не потерялись. Я же должна знать, где конкретно Вас искать. Парк ведь большой, – рассуждала.
– Да, парк действительно большой. Его можно пройти за пять минут с сервера на юг. И приблизительно за десять с востока на запад. Он такой густой, что, к сожалению все, кто заходит в северные ворота, видят тех, кто стоит у южных, – она забавно иронизировала. – Не будем упрощать задачу, пусть это станет маленьким приключением для нас обеих. Обещаю тебе, что буду смирно сидеть в 14.00 на одной из лавочек.
Её радушная улыбка вызвала ответную реакцию.
Пока я слушала шутливые рассуждения, мои руки непроизвольно сжали углы сумки. Мои пальцы наткнулись на что-то твердое – это был мой дневник. Я всегда его таскала с собой.
– Евгения! – я подбежала к ней и сунула в руки. – Это, это…
Я не могла собраться. Бабушка открыла первую страницу и бегло прошлась глазами, а потом листнула на последнюю.
Я потупила взгляд. Мне хотелось перед ней открыться полностью. Я доверяла. В тот момент мой дневник превращался в гарант, что мы точно увидимся. Слишком важно встретится с ней ещё. Мысли были сумбурными – она меня направляет, излечивает от страха, от боли.
– Это… – я снова попыталась объяснить.
– Можешь не говорить. Я поняла. Я прочту.
Её глаза были полны тепла и благодарности.
Перед сном я анализировала случившееся. Я до конца не понимаю, что произошло, но мои мысли перестали вопить. Нет, они не успокоились, я продолжала их слышать, только теперь я знала, что в моих силах перевести внимание вовне. Слушать звуки этого мира и не вести мозгодробительный диалог. Недовольно шипя, сравнивая, доказывая себе своё ничтожество и бесперспективность.