На присутствующих тихоновское имущество тоже произвело впечатление: Назар Никонович что-то шептал на ухо подошедшему Финогену, щуря аквамариновые глаза на клеенчатый фолиант. Вишневская с Динарой хрюкали и подначивали лиможного историка принять Аналдоз для тонуса, а Кондрат сокрушенно вздыхал над несправедливостью мира, ведь такой материал для диссертации, прямо-таки летопись шизофрении от начала времен, пропадает, уплывает в вещдоки черствой к науке милиции. Виталий с любопытством уставился на начальную страницу, и по вполне понятным только для одного медика причинам его лицо стало медленно вытягиваться в первый блин, комковатый и перекошенный. Острые заборчики букв разных размеров и наклонов рябили в глазах и падали на неподготовленного читателя обрывками совершенной бессмыслицы. Это были первые потуги Квазимодыша по внедрения в свой кондуит хитрой системы шифровки, ключи к которой не были изобретены даже самим ее создателем. Из вменяемого на листе имелась только маленькая желтая птичка в верхнем углу, которая при быстром перелистывании страниц как будто оживала, шевелила клювом и со всех лап пыталась унестись из этого безумия.
Лишь один из присутствующих точно знал, какие перлы хранятся в этой странной тетрадке, сколько разоблачений она готовит и сколько судеб может поломать при правильном и особенно неправильном использовании. Знал он и о прямой связи между наличием "Аналдоза" и смертью "ЛеСеПока", о коей все вокруг голосили уже пару часов. Знал, но ничем не выдавал, что истина где-то рядом и напрасно эти утлые милиционеришки суетятся и пытаются симулировать следствие. Долдон-полицейский не произвел на него впечатление человека разумного, впрочем, как и все окружающие за последний десяток лет, а, значит, окрылять их идеями не стоило. На общем фоне его, Тихона, коллектив вообще не выделялся ни талантами, ни интеллектом, поэтому ответ на вопрос, кто должен возглавить и присмирить наступающий на школу хаос, был очевиден – гегемон труда созрел для удачно освободившегося трона. Квазимодыш зашевелился, даже привстал и попытался сказать речь:
– Гошпота! – аудитория встретила своего любимца радостными смешками и ахами, только Виталий недобро поморщился. – Шнащаго нато фыпхать нофого начахника! Мы тош-ш-ны…– последние слова Тихона утонули в дружном гоготе, и Тихон взял обиженную паузу. Катанин решил все-таки выяснить, на каком основании этот паяц совершенно распоясался и оплёвывает присутствующих шипением:
– Ну, товарищи! – он обратился к самому приличному на вид человеку, к тому же, мужчине, с аккуратной бородкой и сверкающими глазами, – не ожидал от учителей, интеллигентных людей! Всякого ожидал: взяток или там, наоборот, хороших подарков, цитат из Кафки, чтоб запутать следствие и уложить его в клинику неврозов, но вот такого – нет. И тошно ему, и гопота мерещится на место родной милиции. На его налоги перебиваемся, между прочим! Не платил, значит, если милиция не дотягивает. Кто он у вас вообще такой?
Учитель задумчиво посмотрел на Катанина:
– Товарищ капитан! Или господин офицер, как у вас теперь принято? – первый же шар был в лузу, так как Виталий засиделся в старлеях и "капитан" ласкал ему слух необычайно. Он сразу почувствовал к молодому человеку симпатию. – Так вот, господин капитан, перед нами – трагедия века. "Это горе всех невзгод больнее", как говорил один почтенный человек.
– Кто говорил? – переспросил Катанин и тут же уточнил: – Важно для следствия, сами понимаете. И, кстати, зовите меня Виталий.
Назар с сожалением посмотрел на опера и сказал:
– Он уже умер, господин капитан, вряд ли он поможет следствию.
– Ах, этот! – кисло протянул Катанин. – Ну да, он не поможет. Он там за рулем сидел совсем зеленый. Но его слова, даже не последние, имеют значение! Так что запишем. Продолжайте.
Химик давно не получал такого наслаждения от беседы. Шекспир, как бы не был он велик, оставил после себя конечное число сонетов, и его наследие компактно умещалось в шеститомник, зацитированный Бериным до дыр. Постоянный круг общения Назара пропитался Шекспиром до состояния его полного отторжения, как перенасыщенный сахарный раствор, который больше не принимает сладких кристаллов, какие бы прекрасные они не были. Благодаря ЧП в школе химик обрел благодарного слушателя, готового записывать нетленные афоризмы и искать в них незамеченные ранее оттенки смысла. Назара Никоновича понесло:
– Запишите, конечно. А сюжет достоин если не программы "Пусть говорят", то точно великого пера драматурга. Тихон – это наш учитель, хотя по виду этого и не скажешь. Он, знаете ли, спустил в унитаз двухкомнатную квартиру и светлое будущее. Нет, он не закупился на ужин в "Азбуке вкуса", вы неправильно поняли. А, вот Анастасия Борисовна вам сейчас все и расскажет. Она лично принимала от Тихона последний вздох, ценный свидетель. Настя, подойдите к нам, будьте любезны!
Красивая свидетельница облагородит любое следствие, особенно, если она на стороне добра и не нарушает миграционный режим. Виталий приосанился и с удовольствием предвкушал долгий, подробный, а, может, даже многосерийный опрос девушки, когда зазвонил его служебный телефон.
– Катанин, – с характерным потрескиванием заскворчал резкий голос судмедэксперта Вешенки, – скажи мне, Катанин, ты подослал к нам эту черную вдову, как ее, Поленко Клавдию? Она страшно убивается.
– Я, – с готовностью подтвердил опер, умиляясь тому, как видавший виды эксперт принимает близко к сердцу чужое горе. – Конечно, убивается. Кормильца ее того, не стало посредством насильственной смерти.
– Мы рады, Катанин, что ты не отрицаешь насильственной смерти как факта бытия, – как-то очень глухо отозвался эксперт, – но вдова изнемогает не поэтому. Она волнуется, почему ее обнадежили, ввели в расход на черные соболя, а теперь суют под нос чужой труп. – Четко-беспристрастия машина следствия, запущенная Виталием по верному маршруту, вдруг стала чихать и сбавлять скорость. Опер напрягся, а Вешенка совсем раздербанил сложный механизм своим известием:
– Мы сделали вскрытие, Катанин. Вскрыли внутренний карман рубашки потерпевшего, извлекли паспорт и сравнили его с оригиналом. Вольдемар Жоржович Афонькин у тебя не пережил соприкосновения с тупым предметом, предположительно битой. Ну, бывай. Вдове сам расскажешь, что придется обождать, – судмед бросил трубку, а Виталий остался стоять посередине коридора совершенно обескураженный.
Следствие начиналось с тупика.
Глава 15
– И вот только тогда я понял, что они просто дематериализовались! Нигде их нет, фантасмагория какая-то, – Костик в фартуке и с раскрытой брошюрой по энергии частиц ходил за сосредоточенной Настей по квартире. Их маленький семейный паровозик быстро двигался обычным маршрутом: китайский карцер прихожей, где стараниями главы семьи поместилась вешалка на два крючка и зеркало на поднебесной высоте его лица; микрованная с поющим краном, коего рука хозяина еще не касалась; кухня улучшенной планировки и, наконец, универсальная комната, восемнадцать квадратов которой были более функциональны и просторны, чем Гатчинский дворец после реставрации. На небольшой площади с легкостью уместились гостиная, спальня, лаборатория, гардероб, столовая, библиотека, кабинет, в будущем, конечно, детская, и лишь за здравие будущих карапузов курительная была изгнана в парадное. Супруги Поповы также гордились огромной лоджией, где на уютном пятачке, свободном от пустых банок и прохудившихся картонок с очень нужными обрезками, остатками и опилками можно было непринужденно стоять на одной ножке и разглядывать соседей из многоэтажки напротив. В общем, дом у молодых казался полная чаша.
Сейчас Настя мрачно обходила апартаменты, с редкой сноровкой уворачивалась от книжки Костика, которой тот возбужденно размахивал в такт беседе. Быстро переодевшись и растянув на руке снятые колготки, девушка тяжко вздохнула: так и есть, стрелки на них образуются от контакта с воздухом, не иначе. Наверное, есть на китайских капроновых заводах какие-то вредители, женоненавистники даже, вот они и сбивают петли на готовом изделии. А ты потом ходишь, выверяя шаг как канатоходец, просто даже из принципа, а они все равно рвутся. И еще Костик разливается над ухом, не дает как следует углубиться в себя и хорошенько подумать надо всем произошедшим.
– Вот и мы поздновато поняли, – пробурчала Настя и аккуратно вынула из мужниных рук учебную литературу. Костик перестал сотрясать воздух и утешительно поправил:
– Ну-у-у, в вашем случае поздновато не бывает. Его динамическая энергия уже растворилась в космосе. А чья именно энергия, космосу начихать. Он своего не упустит.
Настя с наукой не согласилась:
– Ничего не начихать, и не говори, если не знаешь. Тут тебе не симпозиум ядерщиков-новаторов, чтоб предположения делать, здесь точность нужна! Этот долдон же не в космосе умер, а на территории нашего образовательного учреждения напакостил, негодяй. Я боюсь, что с премиями пока придется обождать, да и вообще…– тут и Костику стало грустно, физик в премиях разбирался. Пока он подсчитывал упущенные выгоды, девушка, наконец, отыскала тапочки и заскользила по паркету на кухню. Как любил повторять ее дедушка, «Обед – друг желудка», к тому же за готовкой лучше думается. Окинув взглядом нехитрый кулинарный конструктор из курицы, лапши и кастрюли, Настя достала нож и повернулась к мужу:
– И куртка на нем была поленковская, вот в чем вопрос.
Супруг удивленно поднял брови, а Настя продолжала:
– Бегу я, представляешь, утром, уже из-за мамулиной несобранности опаздываю на двадцать минут. Она, кстати, тебе рассказала, как мне удалась утренняя смычка ее с челюстью?
Костик обрушил брови на место, зато завел глаза:
– Что ты, все рассказы даже не поместились в сегодня. Завтра жду продолжения про долгий период распада мамули на лестнице. Соседи ругались?
– Соседи боялись! Думаю, некоторые даже бросят пить. И чеснок начнут на шее носить, от нечисти. Не суть важно. В общем, выпадаю я из трамвая, благо дело, прямо на нужной остановке, и со всех ног лечу на линейку. У калитки я немножко притормозила, потому как, во-первых, негоже перед детьми пыхтеть, как владимирский тяжеловоз на дистанции, а, во-вторых, смотрю, этот индюк около своей машины топчется, еще в куртке.
– Кто? Убитый который? – муж как-то хитро исполосовал курицу и теперь задумчиво смотрел, на какое блюдо это похоже. Придя к консенсусу со своим поварским чутьем по части цыплячьей участи, он повернулся к Насте и еще раз спросил:
– И что? Ты говоришь: "Убитый стоял в куртке".
Девушка вздохнула:
– Волнуюсь я за коллайдер, дорогая ведь штука. Непонятно, что с ним будет, если ты инструкцию к нему читаешь так же, как меня слушаешь. Ну ладно, не обижайся. Я имела ввиду, Поленко, наш новый розговед и мозгоед, стоял в куртке у машины. И так глазами и шнырял, примечал, наверное, кто во сколько придет. Я решила с другой стороны обойти, где старые ворота: далеко, зато без фейерверка. С Камикадзе встретиться по-тихому, считай, невозможно, начнет своими выхлопами травить: «Не по уставу ходите!", "Не по линейке подстриглись!", фу.
– Кстати, о линейке, – вставил Костик, – там он работал на публику в верхней одежде?
Настя задумалась и наклонилась пониже к столу, как будто в прозрачной соломке нарезанных огурцов можно было узреть минувшее. Огурчики глянцево сияли свежей зеленцой и топорщились семечками, которые показывали только щедрость фермера на удобрения и полив. Вспомнить костюм Поленко на мероприятии с их помощью не удавалось.
– Марина была в помаде цвета фуксии, за это я ручаюсь, – девушка начала подбираться к директору издалека и загибала пальцы по ходу движения, – Динара всем глаза язвила своим безумным горохом на полосочке…Ну, Урий, физрук, натерся луком до полосы отчуждения вокруг него на три метра. Он так нейтрализует запах спиртного, надежный метод, говорит…Что еще…Дети, конечно, все нарядные с цветами, а вот Леонид Серафимович…Не помню. Слушай, а что мы, собственно, делаем? Я интересуюсь, что там у тебя за анатомический театр с курицей?
Костик заулыбался и с гордым видом пустился в объяснения:
– Так сегодня же праздник, дорогая! Был, по крайней мере, до того, как там у вас все умерли. Хотя и после немногие особо огорчились. К таким дополнительным занятиям я не готовился! Думал, ты придешь, и я тебя удивлю торжественным блюдом. А получилось наоборот, сам удивился как после электрошокера, – Настя пригорюнилась, и, чтобы как-то исправить положение, молодой физик углубился в кулинарные дебри сегодняшнего меню. – Полистал я днем "Праздничный стол разных народов", познавательная книженция, доложу тебе. Даже страшно представить, что едят масаи каждый день, если на восьмое марта у них подтухший жираф в маланге. Были варианты попроще, но не за неделю до зарплаты. Кулебяка на сорок блинов не подошла, торт надо три дня готовить, а плевок фуа-гра стоит, э-э, ну это число высшего порядка, ты таких не знаешь. Зато был корейский суп-второе ким-чи, его мы и делаем. Просто, ярко, недорого, с моими инновациями. Ты лучше подумай, у Поленко под курткой было что?
Настя укоризненно посмотрела на супруга и покрутила пальцев у виска:
– Под курткой у Поленко был Поленко, а что там у него дальше, он не дал поковырять. Я с ним в баню не ходила, чтобы разглядывать.
– Как педагогом может быть такая испорченная женщина! – Костик всплеснул руками. – Детишки, хоть и легче делаются, чем коллайдер, все равно дороги родителям. Тебе только весталок обучать, а не современную нравственную молодежь. Я спрашиваю, во что он был одет? Кроме куртки.
– Костюм имелся, это точно. Цвет? Как у больничных бэушных бинтов, и такой же мятый. Сидел на Поленке, будто его в жеваный папирус закатали.
– А, знаю. У нашего проректора по хозяйственной части такой, льняной. Бешеных денег стоит, между прочим. Элегантная небрежность городского бродяги, как-то так он объясняет, когда ему бабули случайно на улице подают.
– Про бродягу прямо в точку! И лицо у него было в масть к костюму, скомканное в пустынно-бежевых тонах. Вроде, получается, на линейке он появился без куртки, она как раз броская, с зелеными манжетами и воротником, – довольная Настя посмотрела, как муж ловко шинкует капусту и в который раз согласилась с великими: труд облагораживает. Костик весь сиял, споро орудуя сечкой. Наконец, он стряхнул плоды своих усилий в кастрюлю и сказал:
– Ну вот мы и добрались до главного! Подожди со своим убийством, там без тебя прекрасно обошлись. Готовим овощную заправку. Ты разогревай подсолнечное масло, а я покрошу чеснок. Еще надо разбить яйцо и блинчиком зажарить на сковородке. Кунжут и корейские специи есть в этом доме? Нет? Вот так мечты и разбиваются о быт. Хотя бы семечек туда надо нагрызть.
Супруги на время полностью отдались приготовлению необыкновенного блюда. На плите кипел куриный бульон, шипела и пахла чесноком залитая горячим маслом капуста, пузырился тонкий омлет, а огурцы просто лежали в сторонке. От классического рецепта Костик удалялся со скоростью обломков астероида в сверхновой галактике, но корейский дух только крепчал: смелый шеф-повар щедро сдобрил свое творение несочетаемой в обычной жизни комбинацией специй и попал в точку: пахло, как на задворках индийского базара, по-восточному. Аккуратно разложив по сторонам тарелок яичную соломку, овощи и кусочки курицы, Костик с прищуром опытного иллюзиониста опрокинул туда бульон, из которого Настя в последний момент успела выловить склизкую вареную луковицу. Физик сдернул фартук и широким гусарским жестом бросил его под ноги супруге.
– Красная дорожка самоотверженной бюджетнице! Откушайте, чем Бог послал!
– Корейский бог мог послать только рагу из чау-чау. Курицу твою не стал бы даже нюхать после таких деликатесов, – Настя ворчала, но было видно, что настроение девушки резко качнулось в мажорную сторону. – Ты сам садишься или хочешь на мне проверить, не ядовит ли Кимченыровский супчик? У нас теперь и следователь знакомый есть, поможет тебе потом с телом.
Костика дважды приглашать за стол не приходилось: в топке его ученого мозга сгорало больше калорий, чем у штангиста-тяжеловеса, идущего на Олимпийский рекорд. Он резво пододвинул табуретку и присел напротив жены.
– А ваш следователь, что, освободился уже? Я так понял, он там немного запутался в потерпевших.
– Ты представляешь, это просто какое-то очевидно-невероятное! Первый раз умер совсем не он, вернее, не совсем умер, только начал, но все равно это не с ним было. Так вот, веду я урок, рассказываю про голубь мира, и как он плавно реет в голубом небе, если есть система ПРО. И тут – сирена, противно так орет! Ну все, думаю, доигралась какая-нибудь заокеанская обезьяна с красной кнопкой. Подождала четыре минуты – наш военрук говорил, столько нужно ядерному взрыву на конечный результат. Ничего не происходит, кроме того, что вой усиливается и слышны в нем теперь конкретные человеческие компоненты, типа «Ой–йо» и прочей лирики.
Костик с интересом слушал супругу, не забывая подливать ей чудо-супчик. Откуда-то появилась любимая Настина яичная лапша и сразу же заняла достойное место в корейском блюде. Становилось все вкуснее.
– А остальные-то что? Не заинтересовались? – поинтересовался хозяин дома.
– Заинтересовались, еще как! В основном тем, где находится бомбоубежище. Дети предложили милицию вызвать, пожарных, но это у них еще возраст такой, верят в чудеса всякие. В общем, я решила спуститься и посмотреть, дважды все равно не умрешь.
Физик поперхнулся:
– Настюша, и одного раза всем хватает. Я тебя в таких решениях не поддерживаю, учти на будущее.
Настя подложила себе огуречной соломки и махнула рукой:
– Ладно, обычно я возражаю, но ты меня уговорил. Умирать не буду. Так вот. Иду я вниз, на эти виртуозные завывания. Никакой мужской крепкой руки по дороге завербовать не удалось, но я на всякий случай взяла с собой указку, красивую такую, витую. Весь первый этаж как на ладони, ничего подозрительного. Вой при этом разносится такой, как будто с другой стороны коридор присоединили к межгалактической турбине, и мы все сейчас взлетим. У директора дверь закрыта, к тому же он сам предусмотрительно эвакуировался наверх, я его видела. Зато дверь напротив, в королевский санузел, приоткрыта! Странно!
– Ну да, короли не какают, зачем им туда дверь открывать, – согласился Костик. – Серьезно, у вас там сокровища Монтесумы, что зайти можно только со справкой из рейтинга Форбс о постоянной прописке?
– Да нет! – Настя механически отмахнулась, забыв, что в руках пустые тарелки со стола. Ложки и вилки со звоном рассыпались, и Костик стал лениво подтягивать их к себе огромной ногой в шлепанце. Его прекрасная половина сложила тарелки в раковину, отобрала у мужа столовые приборы и с оживлением начала описывать великолепие мраморных чертогов Финогена:
– Я и сама там была, пару раз. Теперь я приблизительно представляю себе, как выглядит Тадж-Махал, все вокруг такое резное, прохладное и белоснежное. А этот японский унитаз! Мне кажется, вдвоем вы бы намного быстрее диссертацию написали, и еще бы вернее защитились, потому как этот стульчак запросто бы вылечил твоего профессора от печени. И от неурядиц в личной жизни тоже. Все умел! А тут от него доносится вполне человеческое гудение, немного даже с присвистом и слезами. Я вздохнула спокойно: интеллектуальный интерактивный прибор в конце концов, он же все-таки в школе стоит, обучился. Может, это у него протест из-за цеховой солидарности с японскими собратьями, Курильский вопрос его беспокоит или объем работы недостаточен, они ведь все там трудоголики.
Костик понимающе кивнул, а Настя, хлебнув чаю, продолжала:
– Захожу, а там какой-то черный и мшистый диверсант отламывает наш бесценный фаянс от пола! Правда, сразу стало понятно, что унитаз побеждает, он этого хмыря смыл почти по пояс. И тут меня осенило, что спасать надо человека, а не имущество!
– Да, Настасья, – разочарованно протянул муж, – не ужилась бы ты среди западноевропейских ценностей с такими идеалами. Там частная собственность превыше всего.
– Вот поэтому они и вырождаются, – отрезала девушка, – предались изнеженности и заменили семейные отношения имущественными. В прошлый раз их на этой стадии завоевали воинственные галлы. Посмотрим, куда сейчас занесет на этой собственности!
Костик согласно закивал:
– Схлопнется тамошняя цивилизация, как Вселенная перед Большим Взрывом. Зато мы ничем не рискуем, до перенасыщения комфортом российской глубинке еще несколько световых лет. Аж гордость разбирает, какая у нас огромная страна! Только закончили оплетать всю территорию телеграфом, а поди же ты, за это время телеграф не только успел устареть, но и исчез с точки начала его прокладки. Там теперь 4G устанавливают, в начале, а в конце только электролампочки появились. Нашим европейским партнерам просто повезло, что между ними и этими, с конца, Москва как тренировочная груша для снятия напряжения. Едет такой пышущий силой и здоровыми инстинктами молодец покорять Запад, а тут ему столица под ноги, город соблазнов. Потыркается он там между менеджером и промоутером, помыкается по съемным хатам, потолкается в метро…
– И попадется под поезд, который унесет его останки на родной полустанок…– трагическим шепотом закончила Настя. Ее молодой муж был философ, хоть и не лишенный пользы в быту, и, чтобы не развить в нем извечную слабость русской интеллигенции к анализу судеб мира и его, философа, центрального в нем места, девушка старательно переводила непредметные разговоры в практическое русло современных реалий. Как всегда, размечтавшийся Костик больно ударился воображением о правду жизни, часто заморгал и вспомнил про основной мотив их с Настей беседы.
– Ты права, дорогая. Так что там с супер-унитазом?
Супруга со всем тщанием размещала сахар в кружке и отыскала последнюю в хрустальной корзинке конфету Коровка". Убедившись, что начинка должным образом подсохла в тягучую ириску, Настя довольно кивнула и вернулась к обстоятельному рассказу о приключениях в сортире:
– Значит, неизвестный еще немного пополоскался, но это его не утешило. Гудел при этом исправно, ты знаешь, у этого унитаза совершенная акустика! Звук разносило, как на рок-концерте. Ну, потом они с фаянсом распались на составляющие, и мне уже тогда показалось, что нашего Выя японец сильно обидел. Что-то из этого человека выпало, а унитаз забрал.
Костика передернуло.
– Да, совсем распоясались всякие адепты уринотерапии и чего похлеще! – посетовал крепко стоящий на страже здравого смысла физик. – Не грамма у них пропасть не должно, видите ли. Куда катится мир?
Настя энергично замахала руками:
– Тфу на тебя! Я теперь конфету съесть не смогу. Нет, там в другом было дело. Короче, этот еще потрепыхался над урной, и, не выдержав потери, укатился в темноту. На пол упал то есть. Смотрю – это же наш Тихон Гаврилович, да в каком виде! Похож на певца кабаре в изгнании, весь в какой-то алмазной стружке, пыли и с разодранной рубашкой. В принципе, это меня не очень удивило, трудовик не обязан быть в манишке с бабочкой, да и какие туалеты сравнятся с финогеновским японцем! Но он еще хрипел так по-нехорошему.
– Слушай, а я давно хотел спросить: вас там вообще учат оказывать первую помощь? Могу я при тебе смело падать на уголки или ветрянкой заболеть? – спросил Костик и игриво подмигнул супруге,
– Болей на здоровье! Первую помощь тебе будет оказывать мамуля какими-нибудь порошками из сушеных кузнечиков с чабрецом. Не зря же ты ее пригласил на недельку из деревни. На днях будет у недельки юбилей: уже два года, как она длится,– Настя хмуро отобрала у маминого сына банку с медом и после некоторой паузы продолжила сагу о метаниях Тихона в водоворотах санфаянса.
– Нас всему учат, в отличии от узких, узеньких таких специалистов в ядерной физике, – настоящим учительским тоном объявила девушка. – Вот и я не растерялась, попыталась привести человека в чувство, но он оттуда ушел капитально. На расспросы особо не отвечал, а просто лег и умер. Но я проявила мужество и решительность: мозг-то живет семь минут, и это у тех, у кого он при жизни работал! А здесь совсем другой случай. В общем, я побежала за Кондратом. Он – медик.
Костик уже не сдерживал рыданий и каких-то похрюкиваний, чувствовалось, история Тихона взяла его за живое. Он уже подумывал, как бы разыграть эту милую сценку на кафедральном капустнике, когда Настя разразилась самыми интересными подробностями.
– Максимович немного поупирался в своем репертуаре, мол, разложившуюся протоплазму он не собирает, но из научного интереса пошел. Глядим, а Тихон уже вполне живой шуршит моей новенькой указкой в унитазе. Я его немного пожурила, нельзя же только воскреснуть и поднимать тяжелое. У меня рука до сих пор ноет после этого внушения! А трудовик все шипит что-то, дергается и тыкает в смыв. Кондрат говорит: "У него удар. Все навыки стерлись, остались одни рефлексы. Сознание на уровне креветки, причем глубоководной". Они самые сплюснутые, знаешь, плохо соображают. Но тут Тихон показал, что атавизмы высокоорганизованной особи у него еще остались, по крайней мере, ручку он откуда-то извлек и стал себе на руке писать. Максимович эти каракули хотел срезать и сохранить для революционной медицинской статьи, хорошо, прочитал сначала!
– Редкий по нынешним временам доктор, – согласился Костик. – Наши районные эскулапы норовят вперед до вскрытия довести, а потом радостно отчитываются, что человек умер здоровым, кроме натертой пятки, ничем не болел, а причиной смерти стало неосторожное попадание на стол к патологоанатому. Знакомо. Так что респект Максимовичу!
Настя постучала пальцем по столу и строго посмотрела на безудержного аспиранта:
– Что ты постоянно меня перебиваешь! Кондрат прочитал и ахнул, и мне тоже от увиденного поплохело: у Тихона в унитаз упали зубы! И унеслись! Представляешь, это те самые, за фантастическую сумму зубы, которых он десять лет ждал. Они одни такие на свете, говорят, там в каждом зубе бриллиант внутри. По крайней мере Квазимодыш так себя вел, как будто у него во рту диамант «Орлов». Мы думали, поймаем их, далеко уйти не могли.
Девушка подцепила черенок ложки, Титаником оседавшей на дно медовой банки и стала задумчиво ее чистить о край посудины. Если бы челюсть Тихона так же неспешно дрейфовала по канализационным глубинам! Нет, бесценное изделие мгновенно унеслось с Ниагарой горизонтального смыва, продезинфицированное, взвешенное и получившее от интеллектуального сортира красную карточку в связи со своей небывалой твердостью. К моменту прихода в туалет, то есть в штаб по отлову сокровищ, Назара Никоновича, протез уже резвился в волнах стока, но предприимчивый химик тоже был настоящий мужчина, который учится только на своем опыте. Он критически отверг указку и предложил использовать гибкую проволоку с большим сечением. Когда к группе спасения присоединилась Амалия Петровна, Кондрат с Назаром уже вовсю препирались, под каким углом нужно засовывать цинковый прутик, найденный в хламе у Тихона. Логик и математик Винтер едко заметила, что ареал обитания протеза никем разумным не обозначен, и, следовательно, стоит искать везде, где на вощеном полу пролегает широкая борозда от ползавшего Тихона.
Люди все подходили и подходили, идеи рождались со скоростью появления новой любви у кролика, а результата не было. Про директора в это момент все забыли, хотя, по свидетельствам очевидцев, время от времени он мелькал в районе первого этажа. Смирившись с тактическим поражением, педагоги вызвали подкрепление в виде аварийки, которая заставила себя ждать ровно столько, сколько было нужно физруку, чтобы выломать унитаз с корнем. Таким образом, веселье началось бы гораздо раньше приезда ремонтной бригады, если бы хладнокровная Амалия вместе с Кондратом не перекрыли бы в подвале воду.
Дальше стартовало второе отделение зубной драмы, с обнаружением тела и некоторой путаницей по его идентификации. Первой об убийстве директора заголосила молоденькая учительница начальной школы, у которой тот день был первый в жизни рабочий. Куртку директора, элегантно облекавшую плечи трупа, она опознала без запинки. Уверенность в том, что пристукнули именно Поленко, немедленно охватила всех присутствующих, потому как других кандидатов на расход в школе и окрестностях не наблюдалось. Во-первых, все были на месте, а, во-вторых, они сохранялись на этих своих местах без вреда для себя и окружающих уже значительное время, чего о директоре не скажешь. Правда всплыла наружу в самый критический момент, когда количество подозреваемых-добровольцев превысило объем милицейского мозга, выделенный под анализ ситуации. Убитый Афонькин здорово разрядил обстановку и заново сплотил педсостав, несколько разобщенный слишком быстрым избавлением от тирана, с которым локомотив их воль только разогнался бороться как следует. Опер, отбиравший свидетелей для дальнейшего конкурса на подозреваемого и преступника в последнем туре, впал в замешательство: ему предстояло очистить от шелухи ненависти к Поленко все наличные показания и обратить их во благо по Афонькину. Он пообещал всем повестки и убежал.
Потом Настя поехала домой. В борьбе за место в транспорте, хотя бы висячее, острота пережитого немного сгладилась. Девушка была очень рада застать дома только Костика, а не весь их дружный родственный коллектив. С порога муж огорошил ее новостью о мистической пропаже ящика с инструментами и, видимо, никак не связанном с этим фактом спешном отъезде погорельцев.
– Быстро они свернули свой бивуак, – докладывал Костик после финального обсуждения зубной эпопеи. – А я не верил в наше правительство! Значит, выделили им жилплощадь. Хотя не поручусь, не успел расспросить. Они незаметно уехали, я еще спал.
– Вообще их еще утром унесло на новоселью, – добавила Настя. – Правильно. У нас, если дают, щелкать клювом некогда. Надо заселяться сразу.
Костик был с супругой абсолютно солидарен:
– Вот-вот! Они, видно, ученые. Хотя нет. Они же потом возвращались, я сквозь сон слышал. Еще подумал, что это ты раньше закончила. А когда вышел на кухню, и след простыл. Только записка валялась у стола, так, даже не записка, клочок какой-то непонятный. Я не разобрал, что там к чему, отборная абракадабра.
– Дай-ка посмотреть, – Настя заинтересовалась. – Мне надо практиковаться в расшифровке запутанных почерков а-ля участковый терапевт. Сейчас дети плохо рукой пишут, у них пальцы стучат. А все компьютеры, говорят, развивают.