А там, где ты – больны надеждами мечты.
Мне кажется, давно желает сердце
Разбить стекло и вырваться из темноты,
Но лишь на шаг мой мученик приблизится туда,
Где ждать из прошлого гостей уже не будешь ты…
Монолит
Не проснувшись однажды под грохот слепых большегрузов,
Захочешь жить здесь и сейчас, останешься грустным, мелочно-лишним
Для всех, для меня, для себя самого, как невидимая обуза.
Я мечтаю валяться в нём – голубом, монолитном, и с крыши
Поехавшей видеть скамейку у речки. По-прежнему шлюзы
Сердечной субботы врезаются в часики, бегают красные мыши.
В счастье принятом, понятом, странном и полном чудес – габаритном -
Не может быть страшно и больно. Успешно укрывши дичь,
Врезаешься в сумрачный сон всех подкорок, как тень, а дом
Не спасет нас – у каждого принцип свой: у тебя – монолит, у меня – кирпич,
Затёртый и старый, видавший виды десятилетий своим нутром,
Но, не смотря на всё, хрущёвке величия новостроек, как ни крути, не достичь.
Переверни нас вверх дном, а трещин узоры предательски за углом
Свистят, обнажают, напоминают, как в море людском холоден стон. Обезличь
В песок превратившийся серый бетон – у каждого свой под сердцем Содом
Стал, вопреки всем волям-неволям, уютненько-личным.
Превращает нас золото в ранних волков – я бы сдался в металлолом,
Но знаешь, мой свет не железный, а слишком приличный, быть может отличный
От бренных, да только какой в этом толк – он выбрал не тот фантом.
(или дом?)…
Пэпэ
приветствую, милая,
Пэпэ, надолго ли ты?
люблю я твой искренний дым,
рифмую строку за строкой с высоты:
опять не сложилось -
извечная быль…
ты знаешь…
а может быть,
чёрт с ним?
молюсь тебе, Пэпэ, и верю,
как верят любимым в бреду -
любимый окажется зверем,
а ты, дорогая, отрада
в моём
каждодневном
аду.
я вижу тебя так редко, Пэпэ.
мне больно дышать зимой,
а в горле застрянет комок её лета,
слова его меткие – стрелы амура,
не покидай меня, Пэпэ,
побудь
две минуты
со мной.
опять мы с тобой на мостах дежурим,
Пэпэ, пойдем домой.
мы вновь на этих страницах тлеем,
надеемся, врём, умираем
нечестной весной
закат ожидаемый…
не улетай,
постой.
Пэпэ, исчезни во мне.
останься моей звездой,
(звучит, как торговля судьбой)
уйти не смогу – сейчас я немой,
затягиваю любовь.
секунда и ты –
навсегда моя часть,
а я лишь на вдохе
боялся упасть.
я – свой.
Пэпэ, зачем,
я живой?
выдохи с болью – ничтожны
в сравнении с нашей тюрьмой…
возьми меня,
Пэпэ,
возможно,
я все-таки
твой…
Кое-что
Ненависть страшный грех,
Но кое-что есть страшней:
Когда, например, любовь
Мешает нам быть сильней.
Когда, например, тоска
Сжимает, сжигает вновь.
Когда на душе война
Стирает твои черты,
В закате прольется кровь:
Она – это я
И ты.
Когда на заре мольба -
Ты чувствуешь нелюбовь.
Когда я бываю одна -
Внутри оживляю…
Тебя.
Ненависть страшный грех,
Но кое-что есть страшней:
Когда ты любим судьбой,
А мне нету места
В ней.
Я был влюблён в тебя
Я был влюблён в тебя – ты исчезала
В круговороте серых будних дней.
Я был сражен тобой. Ты окрыляла
Эту жизнь,
И я готов был навсегда остаться в ней.
Я был тобой любим, я чувствовал тепло,
Когда ты что-то с увлеченьем напевала,
Смотрела в душу моей сладкой тьме, а то,
Что я всю жизнь искал – ты создавала,
Так искренне-наивно улыбаясь мне.
Я был тобой любим, но этого
Мне было мало -
Карьера в настоящем времени важней.
Я так боготворил тебя – я был
Живее всех живых
Придуманных тобой бесчисленных друзей.
Я вечно подбирать ключи к тебе не мог -
Ты это понимала,
И растворилась тишиной
В ничтожности моих с тобой о будущем идей.
Я был тобой любим – и этого
Мне, молодому, было мало -
О прошлом, говорят, не сожалей.
Но почему, никто не отвечает – почему
Похожих на тебя я больше не встречал людей?
Сердце
Ты знаешь, я часто мечтаю,
Что днём в неизвестных минутах,
Какой-нибудь старый врач
Не самой дешёвой клиники
Окажется, слишком душевно зряч,
Объявит свой приговор, и выкрики,
Сродни безумному в нечеловеческих муках,
Услышит мой старый нахмуренный двор,
Весну встречающий мартовский грач,
И сладкой равнины далёкий простор.
Да здравствует чистая лесть. Наконец-то,
Так долго терпела и честно узнаю,
Что тело, тюрьма моя, тает с уликами рая.
Скучна оболочка пустая, смертельно больна.
В минутах печальна, спокойна одна, ведь
Синица в полёте любима, не плачет,
В дорогах да в стёклах, убитых чужбиной,
Да в пристанях, свитых трясиной, не скачет.
Родная, но стая. До скрипа зубами
Знакомая проволок нежная медь.
Ей не потеряться – сквозь время прорвется,
Запрыгает бликами мая, и впредь
Твои собирает осколки победа,
Для них своевременно тайны не прячет.
Закончится наша хромая беседа
И взглядами не повторится иначе.
Не знаю, кто стелет небес полотно,
Но так неприлично в эскизах мечтать,
И близиться к истинам прозаично:
Как опытный, строгий и верящий врач
Не милует выбором, скажет лично -
О будущем сложно любезно соврать
На самой последней из передач;