Истребление кумиров. Князья и воины

ГЛАВА 8 ВЕДЬМА

Княгиня отправилась на прогулку в то утро. Старуху, которую она никогда не видела прежде, встретила на опушке леса. Колдунья, долго на нее взиравшая, кажется, сменила гнев на милость. Словно признав старую знакомую, и отсвет ласковой улыбки появился на ее изрытом морщинами лице.

– Вот и свиделись мы, Горислава, – тихо говорила она.

Рогнеда подняла на нее удивленные глаза.

– Как ты назвала меня, старуха? – переспросила она сердито, не особенно приятно было слышать такое от неведомой старухи.

– Это не я, это все вокруг так тебя зовут. И недаром люди прозвища придумывают, горе все время рядом с тобой ходит.

– Но откуда ты меня знаешь? – удивилась она.

– Я долго прожила и много знаю, и то ведаю, что хочешь ты вернуть назад князя, которого Владимир прикончил, а ему отомстить за все то зло, которое сотворил он. Я могу тебе помочь кое-что для этого сделать. Возьми кольцо князя, зашей его в ладанку и носи семь дней на груди у себя, на восьмой день он вернется к тебе. А когда придет, вот и поднеси ему это питье. И ты за все свои страдания будешь отомщена. Рогнеда сначала хотела отдать его назад, но старуха уже бесследно исчезла. Она невольно взяла его с собой, выбрасывать не стала, все может пригодиться тут. Потом сняла перстень с пальца и зашила его, как велела старуха. Но когда все сделала, помедлила немного, не знала она точно, хочется ли ей, чтобы возвращался он или нет.

Прошло семь мучительных дней. Она боялась оставаться в этом городе в одиночестве, но еще больше боялась его возвращения. А если старуха права и он вернется. Она хотела снять ладанку, но так и не сделала этого. Какая-то сила ее удерживала.

№№№№№№№

Князь появился на восьмой день. Она взглянула на него злорадно, но вышла навстречу. Колдовство осуществилось или это только совпадение?

Но князь не спрыгнул с коня своего. Он сказал только, что дарует ей и сыну этот город, названный именем мальчика, и повелевает навсегда тут оставаться. Он мог бы прислать гонца с таким известием, но явился сам, чтобы увидеть ее лицо в тот миг, когда говорить об этом станет. Не сразу до Рогнеды дошли его слова. Наконец она поняла, о чем он говорит ей.

– Ты оставляешь меня здесь навсегда? – удивленно спросила она, словно и на самом деле надеялась на большее.

– Я отдал тебе город, хотя должен был казнить тебя, – говорил ей в ответ Владимир, и ты смеешь быть недовольной?

– Смею ли я? Великий князь щедр, за что же меня прозвали Гореславой в народе твоем, но знай, что отольются тебе мои слезы, ты за все заплатишь.

Ничего на эти угрозы не ответил ей князь, повернул он коня своего и помчался назад.

– Вот и делай добро после этого, – думал он на обратном пути.

А Рогнеда взывала к богу своему, и умоляла его наказать вероломного князя. Она знала, что так просто не закончится все это, сын против сына и брат против брата войной пойдет.

И странная перемена во всем ее облике случилась, в усмешке рот искривился. И Владимиру все мерещилась не Рогнеда, а сгорбленная старуха. Он зажмурился, покачнувшись в седле. Когда открыл глаза, вокруг тянулись вековые деревья, видение исчезло.

Словно неприкаянная бродила она по городу и дому ей подаренному, и говорила себе, что так лучше, так и должно было случиться, она не хочет его видеть и ничего знать о нем не желает.

– Вернулся, колдовство, – почти в отчаянии говорила она, -да никуда он возвращаться не собирался. Город на краю света, вечное изгнание, вот все, чего я и добилась в этом мире.

Сначала ей самой хотелось выпить то зелье, которое дала ей старуха. Но она взглянула на сына, стоявшего с ней рядом, и поняла, что пока даже этого не может себе позволить. Смириться – вот все, что ей оставалось. Она давно подозревала, что князь – сам Дьявол во плоти, никакое колдовство против него не поможет. Она должна была об этом раньше догадаться. Разве простой смертный может совершить все эти злодеяния?

ГЛАВА 9 ИСПЫТАНИЕ ВЕРОЙ

Вернувшись от Рогнеды, приблизился Владимир к своему кумиру. На этот раз тот не казался ему ни страшным, ни величественным. Он был просто большим и грустным. И видны были следы резца мастеров, которые делали его когда-то, какие-то шероховатости дерева, из которого он был сооружен, и темные пятна засохшей крови впитались в дерево, навсегда останутся отметинами. И словно живой, стоял перед ним старик. И вглядываясь в отрешенное лицо князя, он смеялся над ним. И слышались его слова:

– Не смей дарить жизнь деревяшке.

Владимир чувствовал, что грядет прозрение, так не может продолжаться долго. Князь не верил больше в своего идола, не считал его всемогущим богом. Ему хотелось бы верить, но не было на то сил. Гордый грек, умирая, презрительно назвал их дикарями и варварами, и, скорее всего, был прав.

Тогда и решил князь призвать к себе разных проповедников и послушать их внимательно, пора было что-то изменить в мире его, пока у него еще оставалось для этого время. Пока он бродил впотьмах, иные уже нашли истину. И хотя ему удалось извести старика, но дух его продолжал здесь жить и требовал перемен. Он не собирался оставлять своего палача в покое.

Разве мог тогда князь предположить, что так все обернется?

№№№№№

Весть о том, что князь интересуется чужими верами, многих встревожила и заставила роптать. Где это видано, чтобы отказываться от богов своих предков, с которыми те всегда жили в этом мире, наверное, не глупее их были и верили лучше. Даже Рюрик и чужак Олег на такое не пошли, так как смеет этот такие бесчинства творить?

Они были уверенны, что сын рабыни навлечет беды на их земли, да такие, что век им потом не расплатиться.

Но к людскому ропоту великий князь прислушиваться не собирался.

– Твой Перун, княже, ничего хорошего тебе после смерти не обещает, – говорил Мефи, когда он натолкнулся на Владимира случайно. Пустота – это все, что тебе остается, а тебе хочется, чтобы было что-то потом, за той чертой, куда шагнуть придется, пусть радость или мука, но хоть что-то.

Эта насмешливая реплика стала той последней каплей, которая лишила князя сомнений.

№№№№№

И пошли к нему иноверцы, каждый другого опередить хотел.

Первым католиков выслушал князь с тем уважением и вниманием, на которое только и был способен. И все вроде бы неплохо было, но обет безбрачия у жрецов их страшно смутил князя. И яростно он этому обычаю возмущаться стал. А когда стали говорить о том, что папа власть ему вручать будет, и вовсе помрачнел князь. Он был уже твердо убежден в том, что такая вера ему не подходит. Он слишком большую цену заплатил за свой стол и положение свое даже минимальной опасности подвергать не собирался.

И быть вторым Владимир не собирался никогда. Князь принял решение и поблагодарил священника. На прощание поинтересовался, нарушают ли они обет безбрачия, как такое могут вынести эти люди. На это священник укоризненно промолчал, показывая, что не ожидал большего от именитого варвара, погрязшего в разврате. Он перекрестился за порогом гридни и исчез.

А погрязший в разврате, греховный князь уже смотрел на мусульманского священника. И тот рассыпался в похвалах, обещая ему загробный рай, где встретят его прекрасные девы, вечную и прекрасную жизнь.

Это совсем другое дело, – с радостью подумал князь, но в тот момент мусульманин заговорил об обрезании, и задумался князь глубоко. Уж если вера сопровождается таким обрядом, то стоит ли начинать это. Удивлению его не было границ, и улыбка пропала с лица сама собой. А мулла, увлеченный собственным рассказом, никак не мог понять, в чем он просчитался, что так напугало русского князя. Но судьба веры его уже была решена, он понимал, что может быть главная схватка в его жизни проиграна, и поспешил откланяться.

Перед князем появились иудеи. Он уже порядком устал к тому времени, но решил, что нужно дослушать всех и потому разом покончить с этим.

– Где отчизна ваша? – спросил он сразу

– Иерусалим, – дружно ответили эти люди, – но бог разбросал нас по всему белому свету, в наказание за грехи отцов и дедов наших.

– По всему свету? – удивился князь, – но как тогда вы можете учить других. На лице князя появилось удивление, и не нашли, что ответить мудрецы, так и оборвался, не успев начаться разговор этот странный.

Наша вера устарела и иссякла, но что же выбрать должно дальше? – недоумевал князь Владимир.

Ни одна из вер не привлекала его внимание. Стоит ли бороться за то, что порочно с самого начала, к чему не лежит сердце.

Снова возник перед глазами его образ грека. И подумал он о том, что может быть потому и не устраивает его ничто из предложенного, что не оставляет его убиенный грек и никогда оставлять не собирается.

И захотелось ему узнать об этой вере побольше.

– Ты слишком привередлив, княже, – услышал он голос рядом, – но старик, тобой убиенный не оставит тебя в покое.

– Я не убивал этого старика, – яростно возмутился Владимир, – таков был жребий. Он был строптив и бросил вызов моему народу. Он сам уготовил себе такую смерть.

Расхохотался бес. Поежился князь от такого дикого и противного смеха.

ГЛАВА 10 БЛЕСК И НИЩЕТА

И снова встретились они – бес и ангел. На этот раз около княжеского замка столкнулись эти двое.

– Наш князь измаялся за последнее время, я не думал, что в дикой душе его будут такие перемены, – начал свой обычный разговор ангел.

– Смотри, – усмехнулся бес, – он вообще скоро в святоши заделается и в твои объятия попадет, хотя я не очень понимаю, зачем ему это нужно, туповат что-то стал, видно таких тонкостей и не понять мне.

– И мне с трудом верится в такие перемены, – размышлял Белый, не слыша насмешки противника своего, но как сможет он людей своих в новую веру обратить, ведь это даже Ольге в свое время не удалось.

– Людишки податливы, – заверил его Бес, – а эти всегда грозной силе княжеской подчинялись, потому что сами ничего делать не желают. А потом благодарить будут, да и насилие быстро забывается, а обморочить кого угодно можно очень быстро.

№№№№

Князь с нетерпением ждал нового грека, который не особенно торопился к нему ехать. Он точно знал, что это свидание и заставит его определиться. И призрак бабки его Ольги навещал в те дни, и казалась ему, что она была им довольна, как никогда его отцом довольна не бывала, потому что о новой вере он даже думать не хотел, и только угрюмо от нее отмахивался.

Но, наконец, вошел к нему молодой и угрюмый грек. Ему была известна страшная судьба его предшественника, и все-таки он рискнул предстать перед князем русичей.

Он готов был умереть за веру свою, но в глубине души надеялся, что этого все-таки не случится на этот раз, иначе не стал бы так упорно посылать за ним Владимир.

Несколько вечеров подряд слушал его Владимир и расспрашивал подробно о том, что непонятно ему было. И подкупали его душу красивые, но одновременно очень страшные по жестокости своей сказки, которые иногда казались ему знакомыми, уже пережитыми однажды.

Казалось, что всплывали они из глубины его памяти. И он, живя в придуманном мире, не торопился, не перебивал рассказчика. А может быть это старик, неотступно за ним следовавший, заставлял его прозреть. И больше всего волновала его загробная жизнь. Он хотел заглянуть за грань бытия, туда, где находился старик, и княгиня Ольга, и многие из тех, кого больше не было на этом свете.

А рассказчик был гибок и мудр, кожей своей чувствовал он то, что больше всего должно было интересовать князя, то о чем страдала душа его. Он завел речь о рае для праведных, и подземном мире, где томятся все грешники, не раскаявшиеся в скверных делах своих. И вздрогнул князь, услышав самое главное, и впервые заглянул в глаза правде. И видел он собственное будущее, от которого исходило ужасное что-то и дикое. Да и было о чем задуматься, помрачнел ликом князь. В скольких же кругах ада одновременно может оказаться его несчастная душа.. Он не мог припомнить, сколько всего скверного уже случилось, сколько еще случиться должно. И подумать о том страшно было. А если этот человек во всем прав? И старик ему о том же говорил, и Рогнеда высшим судом угрожает. За все видно расплачиваться придется. Что говорила ведьма – наложница проклятая.

Он оглянулся, возвращаясь к реальности, и вспомнил о рассказчике, заметившем растерянность и замешательство на непроницаемом его лице. Он многое видел, о многом догадывался, но быстро сделал вид, что ничего ему было неясно и неведомо. И проговорил смиренно жрец: «Благо добродетельным и горе злым, крестись и будешь в раю, и раскаянье искренним искупишь все грехи тяжкие. Бог милостив, он все простит.

Он успокоил князя и подал ему надежду. И князь поверил, потому что больше всего ему хотелось верить. Он стал надеяться на спасение и прощение. И даже сам дивился тому, как запали ему в душу все эти надежды и легенды о спасении.

Слухи о том, что князь не только не прогнал грека, но и несколько дней внимательно его слушает, заставили народ его тихо зароптать, они почувствовали грядущую беду. После расправы над Стариком, они были уверенны в том, что с верой этой пусть и грубо и скверно, но покончено навсегда, и перемена такая не могла их не обрадовать. Но они обратили взоры к идолу, прося вразумить их князя и защитить их от его безрассудства.

.Но молчал безучастно деревянный бог, возможно, он был обижен на то, что много лет не приносили ему никаких жертв. Тихонько напомнили об этом князю, но он и слушать их не захотел, а без его согласия на такой дерзкий шаг никто и не решился бы никогда, потому печальным и забытым показался им Перун, он словно померк от непонимания к себе.

Нот молчал безучастно древний бог, может обиженный из-за того, что много лет не приносили ему никаких жертв. Тихонько напомнили они об этом князю. Но и слушать своих подчиненных он не хотел. А без его согласия на такой дерзкий шаг никто и не решился бы. Потому печальным и забытым показался ему Перун. Он словно бы померк от невнимания к себе. Внимания толпы ему, вероятно, было мало.

№№№№№№

Пока Владимир для себя ничего не решил, не объявлял он о своем решении, но на Перуна смотрел совсем другими глазами, ничего не связывало его с внезапно померкшим божеством. Зародившееся когда-то недоверие со временем стало все сильнее. Ему показалось, что и идол смотрит на него осуждающе.

– Неужели наши предки столько лет поклонялись деревяшке? – удивленно думал он, – отвергни мои сомнения, если ты существуешь? Укрепи мою веру в тебя, – почти возмутился он. Долго и пристально смотрел князь на идола. Но ничего не происходило. Ни одна тучка не пробежала по небу. В мире этом стояла ничем ненарушимая тишина. И только какая-то птица, поднявшись высоко в небо, понеслась прочь, словно бы душа кумира навсегда покинула, отвергающего его князя.

– Ты – истукан, – вынес он свой приговор, видя, что ожидания напрасны, – ты ничего не хочешь сделать для того, чтобы я в тебя поверил, чтобы удержать меня, и я тебе больше не верю. И пусть разразит меня гром (Владимир взглянул на небеса), умертви меня, если я заблуждаюсь, а ты что-то можешь изменить.

И снова была тишина. Князь молча отошел от него.

Думал ли он тогда, сверху вниз глядя на грека, что совсем скоро заговорит его языком, что признает то, что тот оказался прав. Упрямый старик после своей страшной гибели, перевернул душу князя. Или это бог его такой страшной жертвой раба своего возмутил, а через него в свою веру и весь народ обратил. Старик играл одновременно две роли: отца и сына, обрекая на муки и перенося эти муки мужественно.

Он умер за веру свою, за то, чтобы князь русичей отвернулся от божка своего и обернул свой взор в сторону истинного бога. И оставалось только убедиться в правоте его. Потому он и не отвратил толпу от старика. И все-таки добренький бог их жесток даже к верным рабам своим, но он обещает им вечное царство небесное. Не дурная награда за муки и страдания, здесь перенесенные.

ГЛАВА 11 ЕЩЕ ОДНО СВИДАНИЕ

Внимательно следя за происходящим, на этот раз не доверяя даже любимцу своему, Мессир решил спуститься на грешную землю сам и посмотреть, что там происходит. Что было у него на уме, известно только ему одному.

Воланд остановился перед огромным озером, недалеко от дворца Владимира и недолго думая, решил он обернуться его убитым братом. Взглянув в озерную гладь и убедившись, что сходства более чем достаточно, он остался доволен. То, что испугается или расстроится князь, ничего страшного, он не из робкого десятка, а про грешки бесчисленные напомнить ему не помешает. Не в своем же обличие появляться, вот он и выбрал подходящую личину для того.

Медленно прошел мнимый Ярополк мимо изваяния Перуна.

– Ну что, братец, стоишь еще, не до конца тебя развенчали, в речку не сбросили. Ничего. Недолго осталось тебе тут прохлаждаться. Они тебя даже памятником прошлому своему не оставят, потонешь в темной воде днепровской, потому передо мной нос можешь не задирать.

Входя в княжеский дворец, Мессир взял какую-то девицу за плечо и потребовал отвести его к князю. Девица не испугалась, она видно была тут новенькой, и об убитом князе мало чего знала, или почувствовала, что незнакомец ей ничего плохого сделать не может, и убиенного княжеского брата она и на самом деле знать не знала. Он мог перенестись к князю и иным способом. Но немного не мешает побыть и в человеческой шкуре.

Наложниц во дворце, как успел заметить Дьявол, было великое множество, многие из них были очень молоды и хороши собой, в этом князь Владимир оставался верен себе. Явиться миражом и призраком ему совсем не хотелось. Вот и Ярополка можно было между делом оживить, пусть и на короткий срок.

№№№№№

Князь Владимир читал какую-то старинную книгу, в тот момент, когда его окликнула девушка и сообщила о таинственном посетителе. Владимир оторвал взор от книги и взглянул сначала на лицо наложницы, и потом только повернулся к тому, кто стоял рядом с ней. А через миг от них обоих он отшатнулся с таким страхом, переходящим в ужас, что девушка невольно вздрогнула и еще раз взглянула на того, кого привела с собой. Но он был молод и симпатичен, ничего пугающего и угрожающего во внешности его не было, только странная улыбка, затаившаяся в уголках его губ.

Владимир жестом приказал девушке удалиться и все еще молча и неподвижно стоял перед непрошеным гостем. Она старалась как можно быстрее уйти. Страх передался и ей, но он был так силен, что сковал все ее движения. Незнакомец все с той же едва заметной усмешкой проводил ее взглядом. А когда дверь, наконец, захлопнулась, он спокойно для начала уселся в кресло.

– Что же ты помертвел, княже, – спросил он, заметив, что Владимир все еще не шевелится.

– Ты лишил меня жизни однажды. Но могу же я хоть на короткий срок вернуться в свой дворец. Или ты надеялся на то, что я исчезну бесследно и никогда не напомню о твоем вероломстве?

– Зачем ты пришел, что тебе нужно от меня? – Владимир из последних сил старался сохранить самообладание.

– Посмотреть на тебя, поговорить, – невозмутимо отвечал Мессир.

Только теперь князь стал замечать, что этот тип вовсе не был похож на его брата, только внешнее сходства, не больше, но какая сила и мощь в нем ощущались при этом.

Под знакомой оболочкой скрывался кто-то совсем иной, это и пугало больше всего князя. Это был ироничный, уверенный, умный и очень сильный человек, хотя человек ли?

Он явно привык повелевать, и власть его безгранична, уж это князь, стремившийся к тому же самому, мог определить безошибочно. Он властвовал над миром не одно столетие. Нет, не стоило и думать о брате его, здесь что-то совсем иное, ему непонятное, и потому особенно страшное.

Но первое впечатление оказалось таким странным и страшным, что здраво рассуждать князь Владимир уже не мог.

– Я слышал, – продолжал между тем незнакомец, – что ты веру отцов наших забыть собираешься. Перун во дворе твоем давненько жертв не видел.

– Это неразумная дикость, – пробормотал Владимир, – я хочу, чтобы мы стали иными.

– Пусть так, – неожиданно согласился собеседник его, но негоже древние обычаи на иноземные менять.

Мессир понял, почему он выбрал эту оболочку, так ему легче было противостоять князю.

– Да, наши, – согласился князь, – но пришла пора признать, что это был обман и заблуждение, еще наша бабка чувствовала это, и если бы не упрямство отца нашего, давно бы уже все изменилось.

Мессир ничего не это не отвечал. Но через оболочку проступило его истинное лицо.

Великий князь и Князь тьмы взирали друг на друга, и тот заметил, насколько этот напорист и яростен, и обаятелен, как силен отошедший от шока соперник.

– Я уверен в своей правоте, – говорил между тем Владимир, – новая вера обещает нам небеса на том свете.

– А преисподнюю ты не забыл? – поинтересовался Мессир.

– Пусть они сами выбирают, что им ближе, – буркнул князь.– А наши боги ничего не обещают нам ни на этом, ни на том свете, они глухи и слепы к бедам человеческим.

– Вот оно что, – притворился, что наконец понял Мессир, – это щедрые обещания привели тебя к чужим богам. А не взвоешь ли ты от такого щедрого дара. Рай их тебя прельстил, а вдруг в аду окажешься, и получишь вместо блаженства вечные и бесконечные муки. И останешься столько пеплом в костре их. А бесконечные терзания только на своей шкуре испытать можно.

Хохот заставил Владимир съежиться. Но он не потерял самообладания.

– Ты забыл о своих злодеяниях, – наконец напомнил ему Мессир, убийства, старик – грек, брат твой, да мало ли еще их совершить придется, чтобы расчистить свой путь. Я уж не говорю о девицах твоих, а как же заповедь « Не возлюби жены ближнего своего?» Да и есть ли такая заповедь, которую ты не нарушил в еще недолгой своей жизни. И ты уверен, что души убиенных и замученных позволят тебе находиться в раю твоем?

При этом он зловеще захохотал, уверенный в своей правоте.

– Но я буду креститься, – не сдавался Владимир.

– Долго тебе молиться придется, и сколько же добрых дел сделать надо, чтобы они с злыми уровняться могли? Но после этого ты согласишься быть верным и послушным рабом бога своего? Ты потеряешь свою волю и независимость. Пусть так велит писание. Но это будешь ты, для которого никакие законы не писаны, прослывший кровожадным, строптивым и коварным…

– Если это нужно для бессмертия, то так и будет, – упирался князь.

– Теперь я убедился в том, что ты настоящий безумец. Этот рай придумали для нищих и калек, для обездоленных и несчастных, ни на что не способных, ничего тут не получивших. И ты, князь, согласен среди них обитать? Ты согласен стать рабом несчастным и далеким от этого мира?

В зале воцарилось молчание, оно казалось вечностью.

– Я согласен, – услышал он голос Владимира.

– Даже если там не будет никого из твоих приближенных? – продолжал он пытать князя, – они вряд ли согласятся прослыть рабами и променять настоящую жизнь на убогий и скучный твой рай.

– Все равно, – не думал сдаваться князь, он показал, насколько может быть упрямым. Хотя было понятно, что этот тип, скорее всего, прав.

Мессир вспомнил об обещании, данном Святославу – он должен подарить рай его сыну, и решил, что довольно укрепил князя в вере его.

На этом он беседу свою и оборвал.

И резко поднявшись, он только сделал вид, что направляется к выходу, а через мгновение просто исчез, как обычно это и делал. На что князь, погруженный в свои раздумья, не обратил внимания.

№№№№№№

Князь опомнился и встрепенулся, когда перед ним появился Мефи – удивить его бес уже ничем больше не мог, да и явление его было прочти привычным.

– Кто это был сейчас? – поинтересовался Мефи.

– Я был уверен, что это ты меня разыгрываешь, – удивился такому повороту князь.

– Вот еще, – обиделся бес, – что же, я сам себя не узнал.

Мефи прекрасно знал, кто скрывался под личиной покойного князя.

Мессир решил сдержать слово, данное Святославу, и Владимира ему придется оставить в покое. Жаль, больше здесь не на кого было глаз положить. Становилось все скучнее, а он как-то привык к этому месту.

Князек ускользнул, заботиться придется о другом, против мессира не попрешь. Чтобы в твоем обожаемом раю ты оставался в полном одиночестве и никакой свиты, никаких любимцев там не было, все твои богатыри будут далеки и недоступны. Ты получишь свой рай, – мстительно думал Мефи, заранее упиваясь тем, что будет совершено.

– Что хотел то и получил, ради этого полжизни стоит провести в рабстве и молитвах. Но рай в одиночестве даже для него будет на ад смахивать.

Он вспомнил победную усмешку ангела, он задумался о недавней своей излишней самоуверенностью, хотя на Владимира он с самого начала не особенно рассчитывал. Но почему он стал таким боязливым да скромным. Это оставалось для него загадкой.

В людишках было что-то необъяснимое, он не брал это во внимание, потому часто ошибался и заблуждался, но и сути своих ошибок уловить никак не мог.

Жаль, что учиться приходится по ходу дела, да еще с досадными промахами мириться.