Лабиринт Минотавра. Герои, боги и чудовища

Глава 15 Сон перед рождением дочери

Горько и обидно было Персе, в те стародавние времена она была первой женой, поступившей так решительно, это потом у Олимпийцев многие дети без отцов рождались. А тогда, во времена титанов, это было редкостью, и ведь главное, что она выходила замуж, а не тайно с Гелиосом встречалась, никакого не обманывала, а оказалась в таком вот кошмаре.

Одно знала Перса, что если она простит, уступит, то будет только хуже, и так ей было спокойнее, обижаться не на кого, вот и пусть светит всем, всех согревает, она же как-то это переживет, ее радость и счастье будет в детях.

Подарил детей Гелиос, и хорошо, их надо вырастить, пристроить в таком жестоком мире, как-то с ними еще оставаться придется. Она была плохой женой, но зато станет хорошей матерью.

Но накануне рождения Европы, а она в то время была еще в утробе матушки, Перса во сне увидела свою дочь в шкуре быка, и та рвалась и металась, но выбраться никак не могла. Что бы это могло значить, что за плен такой? И почему ее дочь страдать будет не меньше, а то и больше, чем она сама. Конечно, такой сон могла послать ей ее подруга Богиня ночи Геката, как знак и предупреждение. Но стали говорить о чем-то далеком, о каком-то Зевсе, который гонялся за всеми девицами и богинями, вроде бы это он оказался в шкуре быка и решил ее похитить. Что это такое, как это может быть? Она так хотела заглянуть в грядущее.

– Зевс, остров Крит, что это такое вообще, есть ли такой остров или он только еще будет.

Она видела стройную красавицу и какого – то грозного бога на том самом острове, ничем не примечательном, таких островов у батюшки сотни.

Тут же во сне появилась матушка, и она услышала:

– Вот видишь, -говорит ей мать, – а Гера все это терпит, и ничего.

– Я ничего не хочу и не стану терпеть, – заявила Перса, – но в шкуре была моя дочь, при чем здесь какая-то Европа. И кто такая эта Гера? Что она вообще себе позволяет?

– Судьбы людей, титанов, богов порой чудесным образом перекрещиваются, все может быть, – услышала она во сне.

Но кто это говорил, откуда все это было?

Просыпаясь, Перса повторяла имена:

– Европа, Гера, Зевс, шкура быка Крит, – кажется, она запомнит их навсегда.

Как только появился отец, Перса попросила его показать ей остров Крит, конечно если он существует

– Зачем тебе это? – спросил он, – я слышал что-то про такой остров, но сам там не бывал ни разу.

Она не собиралась от него отставать, и они отправились туда на закате, до рассвета ей не хотелось терпеть, словно решалась ее судьба.

Путь на этот остров оказался не близким, Океан пожалел о том, что согласился на капризы дочери, ведь она могла родить ребенка в пути.

Но ничего такого не случилось, добрались они благополучно, Перса ходила по пустому острову, такому же пустому, как тот, на котором оказалась ее сестра, когда рожала сына от ее мужа, ничего там такого не было, даже строений каких-то, только вода и кусок суши – все. Неужели наступят времена, когда тут окажется ее дочка, каким-то Зевсом украденная?

– И что ты хотела тут отыскать? – не удержался Океан.

– Сама не ведаю, – призналась она, – но видно, что ничего тут такого нет, и быть, наверное, не может.

– Давай возвращаться, я видел, как пустые острова становятся обжитые и уютными, может быть и тут все будет иначе со временем, но пока нет ничего такого. И в последний момент, когда они уходили на свой корабль, Перса остановилась на миг, ей показалось, что прекрасная дева в белом шагнула к ней навстречу и окликнула ее по имени.

– Ты видел? – повернулась она к отцу.

– Ничего я не видел, не знаю, что ты там разглядела, – ворчал старик.

Он не любил пустые, необжитые острова и старался там не появляться, но ни в чем не мог отказать дочери.

 
А Перса на острове Крите
Гуляет в тиши одиноко.
Но что там белеет, смотрите,
Какой там трепещется локон.
 
 
Кто девушка эта? —Европа,
Куда она нас уводила?
До света, до жизни, до вздоха.
По Криту Европа бродила.
 
 
И сын его – грозный властитель
Получит чудовище, знаю.
Туманна ночная обитель,
И там Минотавр изнывает.
 
 
Все это однажды случится,
И вечно останется с нами,
И Перса – печальная птица,
Здесь бродит одна вечерами,
 
 
Грядущее в прошлом пребудет,
Уже ничего не случится.
Там боги, и звери, и люди,
И мечется белая птица.
 

Глава 16 На острове Кирки

Но время шло своим чередом, подрастали дети и внуки и расселялись по миру. Их становилось все больше, теперь уже не только Океан, но и сама Тефида все реже их навешали, но иногда Тефида нарушала свои правила и отправлялась туда, забыв обо всем.

Особенно беспокоила ее внучка Цирцея, чародейка ненавидела отца и презирала матушку, ничего не хотела о них слышать даже, с ней надо было поговорить обо всем и попробовать рассказать о том, что было, может тогда она что-то поймет. Да и просто поговорить, посмотреть, как она там устроилась, чем занята. Не только люди, но и титаны всегда нуждались в общении.

Гордая Перса к дочери не заглядывала, она не хотела снова и снова говорить с ней о том, что случилось, и при этом видеть, что та повторяет ее судьбу. Сознавать это, чувствовать свою вину было очень горько.

Тефида же рассказала о том самом сне, который так мучил и мать, и бабушку до сих пор, уже тогда они были уверены, что девочка наделена удивительным даром, и ей ведомо значительно больше, чем им обеим. А так хотелось, чтобы тайное наконец стало явным.

– Да все очень просто, сестра моя будет связана с сыном Европы, и вероятно, они что-то такое породят, что прославятся на все времена. Такие сны просто так не снятся, и тем более, вы их запомнили навсегда…

– Все для нее так и закончится на этом острове Крите, а мне не нужен никакой грозный воин и тем более из сыновей богов, они погубят нас, разве не для этого они и завоевали этот мир, чтобы от титанов больше ничего не осталось. Мы же и можем только укрыться на островах и забыть о их существовании, пусть Прометей носится с ними, но они выбросят его, как только он хоть слово против скажет.

Не сразу поняли титаны, что время их прошло и прошло без возврата, только просвещенным удалось заглянуть чуть дальше, чем остальным. И они знала о том, но молчали, потому что никто не мог поверить в то, что такое может быть.

– Мы должны жить среди них, – говорила Тефида Цирцее, – мы не можем себе позволить такую роскошь как смерть, а раз так, то придется как-то с ними мириться. Ведь они победители, а не мы.

– Я не хочу с ними мириться, – отвечала та, – мы были раньше, если отец мой уйдет с небосклона, то они не протянут долго во тьме. Вот это было бы самое лучшее из всего, что можно ожидать.

– Но ты же знаешь, что он никуда не уйдет, – он останется с ними навсегда, и в этом наша главная беда. Да и куда нам уходить, если даже Никта и Геката выбрались из тьмы на свет, им, бывшим там с самого начала, не захотелось там оставаться, а куда ты предлагаешь уходить нам.

– На свои острова и дальние земли. Да куда угодно. Лишь бы не видеть и не слышать их, я не откажусь от такой жизни.

Тефида не переставала дивиться тому, какими странными созданиями были ее дочки и внучки. Если она сама не могла понять их, то кто же в мире этом поймет?

Но разве не о том же думала и страдала Гея, когда ей пришлось избавиться от Урана, а потом заставить Рею и внуков расправиться с Кроносом, тот оказался ничем не лучше своего отца. И стоило ли убивать, а вернее лишать сил Урана, если будет только хуже? Но разве можно о том узнать, пока не попробуешь и не проживешь все это сам.

Вернулась Тефида домой опечаленная еще больше. Вечером она рассказывала Океану о их внучке, сетовала на то, что та обрекала себя на одиночество.

– Какие-то залетные герои не в счет, – прибавила она

Океан молча смотреть на бесконечную водную гладь, ему нечего было сказать, нечего ей ответить

 
Молчит бессильно Океан,
Он видит грозную Цирцею.
Когда герои разных стран
Пред ней отчаянно немеют.
 
 
И превратив легко в свиней
Беспечных эллинов, девица,
Молчит и любит все сильней
Лишь одиночества страницы.
 
 
И солнца тот печальный круг
Пред ней в просторе проплывает,
– Скажи мне, батюшка, мой друг,
Счастливы боги не бывают.
 
 
Тогда зачем, тогда к чему,
Но Гелиос молчит сердито,
И поглощает эту тьму,
Тепло им дарит деловито,
 
 
Нет, ей Цирцеи не понять,
Что остров можно бы покинуть,
Влюбиться и родных обнять,
Поспорить с грозною богиней,
 
 
Одной остаться на пиру,
И быть собою в этой драме,
Но снова перед ней замрут,
Те, кто считал себя богами
 

Глава 17 В Колхиде

 
Ээт могуч и грозен,
Он в своей Колхиде
Снова видит солнце,
Снова небо видит.
И вдали растаял
Наглый тот мальчишка,
И за птичьей стаей
Он несется, слыша
 
 
Стон сестры Цирцеи
Возглас сына рядом,
О моя Медея,
Что же ты, не надо!!!
Ночь смыкает саван,
Там в долине смерти
Остается славный
Парень, только ветер.
 
 
Все поет о чем-то,
Ждет его обратно
Подлая девчонка
Погубила брата.
И царек беспечный
Будет с ней жесток там,
И несется снова
Племя на восток там
 
 
Ничего, вернетесь,
Вы еще придете
Глупые бараны
К Ээту приползете.
Снова видит солнце,
Снова небо видит.
Ээт могуч и грозен,
Он в своей Колхиде
 
 
Могуч и грозен сын Гелиоса Ээт. Если Цирцеи в наследство достался далекий остров в океане, то ему подарил Лучезарный Колхиду. Это всегда была прекрасная и богатая земля, завидная для многих. Но понимали самозванцы завоеватели, что не удержаться им там без поддержки Гелиоса, поцарствовав немного, они уезжали оттуда прочь, искали острова попроще, чтобы не дотягивались до них его лучи, что не вспыхивал пожар в разных местах, и не сгорело все вместе с царями
 

А вот Ээта туда привел сам Гелиос, и заявил, что будет он там царить, и не оставит он сына без внимания. Все, что от него требуется, сделает для Ээта, и подарил ему для начала символ власти – золотое руно, которое осталось в самом главном саду под охраной дракона.

Все эти годы Лучезарному было мучительно больно из-за того, что он так поступил с его матерью, что не смог ему дать то, что должен был. Парень вырос без него, и увидел в первый раз отца, уже став взрослым. Старик Океан, растивший внука, никогда не был ласков и сердечен, но сделал мужа настоящего, готового постоять за себя и за свой мир, правда, он не ожидал, что мир этот будет таким вот, преображенным.

Но оставалось только порадоваться за внука и поразиться щедрости его отца. Правда, Цирцея сразу сказала, что бед и разочарований будет больше, чем радости в судьбе брата, но может быть, она говорила это из зависти, его остров смешно было даже сравнивать с Колхидой.

Она никогда прежде не бывала во владениях брата, но Тефида уговорила ее отправиться туда, они должны быть вместе в этом чужом и опасном мире

– Вам на богов надеяться не придется, посмотри, как они разошлись, а вот своим помогать надо, не забывать о них.

№№

Ээт встретил родичей радушно, сам показывал свои владения, рассказывал обо всем, что там было, немного удивился таким гостям.

Тефида заглянула в покои, где несколько дней назад родилась дочь Ээта

– Ее назвали Медеей, – почти удивилась она хотя сомнений в том не было никаких, она в те времена все знали заранее, даже то, что будет связано с этой девицей

– Это внучка Лучезарного, потому она такая сияющая и яркая, – говорила Тефида.

Цирцея молча на нее смотрела. Все, что будет происходить дальше, придется в то вмешиваться ей самой, но пока можно было немного передохнуть

– Ей достанется много бед и страданий, и запомни, что кроме тебя у нее никакого нет. Старуха хотела хоть как-то их сплотить, заставить оставаться вместе, чувствовать себя родичами.

К тому времени, когда в Колхиде родилась Медея, в мире уже правила не только Эрида, но появилась и богиня любви Афродита, и те, кто ждали ее с радостью, теперь о том сильно пожалели, потому что столько бед и страданий в их жизнях не бывало никогда прежде, как теперь.

Вот Цирцея и напомнила бабушке о ее явлении в мире:

– Почему нас так любят богини Любви и Раздора? – с горечью спрашивает Цирцея.

Ее это сильно печалило.

– Они ко всем относятся одинаково, мне пора домой, там уже у твоей матери родилась Пасифая, и надо будет ей помочь с малышкой.

Старуха тяжело вздохнула, пророчество об этом ребенке тревожило всех в этом мире.

– Еще одна несчастная, – задумчиво говорила Цирцея, больше она ничего не сказала, но и так все было ясно и понятно без всяких слов.

Старуха сделала вид, что она ничего не расслышала. Если ничего нельзя изменить, то стоит ли даже пытаться? Оставалось только жить и смотреть на то, как и что будет развиваться.

Она бессильно усмехнулась, думая о том, что кто-то в грядущем будет искать бессмертия, расшибется в лепешку, чтобы его найти, но они даже не представляют себе какой это кошмар, и какое благо, точно знать, что рано или поздно ты покинешь этот мир.

Глава 18 Коварство Лучезарного

Тефида не ошиблась, она появилась в своих владениях в тот момент, когда на свет появилась милая и очень красивая девица – последний дар от Гелиоса, напоминания Персе о той жизни, которой больше никогда у нее не будет – это был последний лучик света в темном царстве бога Океана. Она держала малышку на руках и думала о том, что еще будет в их жизни, как все сложится потом.

Перса сидела неподвижно, можно было сказать, что она умерла, если бы, конечно, была смертна. Она не смотрела на ребенка, ни о чем не говорила, ей хотелось только одного – расправиться с Климентой, увидеть, узнать, что та страдает еще больше и сильнее, чем она сама, хотя куда уж больше, казалось бы. Но не богиня Эрида, а именно Климента стала главным ее врагом.

Очень медленно, но и до владений Океана доходили новости о том, что творилось во всем остальном мире. И вскоре всем обитателям этого мира стало ведомо, что не Климента была их главным врагом, что она такая же жертва, как и ее сестра, потому что Океан узнал, что Гелиос снова женился, и женился этот предатель титанов на дочери Олимпийца Посейдона – бога морей, потеснившего самого Океана – женился он на Роде.

Старик пытался понять, специально ли он выбрал эту девицу, чтобы досадить им всем им, Персе в первую очередь, или просто хотел заполучить в родственники Посейдона, как когда-то стремился к Океану. От прях он узнал о том, что Олимпийцы продержатся до конца света, и никто их не сменит больше, вот и хотел оказаться с ними в одной связке.

Гелиос был неравнодушен к повелителям именно водной стихии, потому что только вода могла немного остудить его жар и действовала благоприятное на душу его и тело. А с кем ему быть, если не с повелителем всех морей. Да и сам он большую часть времени двигался именно над морями и океанами.

Тефида поняла, о чем думает ее грозный муж, но в отличие от него, она могла признать, что время их прошло, и они были бессильны противиться новым его порывам.

– Дочь Посейдона, – усмехнулась Персея, – ему все равно, кто будет рядом, лишь бы получить еще что-то, кроме любви богини. Она ему не нужна, и потом мне даже жаль эту Роду, она не ведает, с каким чудовищем связалась. И Клименту тоже жаль, она, наверное, теперь страдает больше всех, столько усилий прошли даром.

Такие речи немного разозлили ее матушку

– А почему он должен оставаться в одиночестве, ведь это ты от него ушла, а не он от тебя. Он пробовал вернуться, был тут, но тоже все напрасно.

А Клим просто получила то, что и должна была получить, тут нет ничего удивительного, небеса ей отплатили той же монетой. Она моя дочь, но никто не должен так поступать со своими близкими, вот и пусть страдает.

№

Климента, как только узнала о том, что Гелиос женился на другой, вовсе не была так благодушно настроена, как ее сестрица. Она решила отомстить, только до вторжения Эриды не могла придумать, как же это сделать. Но ни о чем кроме мести думать не собиралась.

Она страшно мучилась от своего бессилия, но желание мести захватило ее полностью.

А тут и появилась Эрида, она решила отомстить всем и сразу, как она это делала и позднее. И орудием в ее изящных ручках должна была стать именно эта несносная девица, так похожая на нее саму, но не поэтому ли она всеми силами старалась ее устранить, зачем в мире быть двум Эридам?

– Они у меня все попляшут.

– И что ты предлагаешь? – спросила Климента и поморщилась.

– Отправь туда Фаэтона, это все-таки его отец, пусть у него погостит, может быть, ему дочь Посейдона понравится, это было бы лучшим вариантом, чтобы наказать твоего неверного мужа.

– Не хочу, чтобы парня впутывали в эти разборки, это плохо для него закончится.

– Ну не хочешь и не хочешь, мое дело предложить, а твое отказаться, но уж на колеснице то прокатиться он может. Пусть все видят чей он сын, да и сможет заменить батюшку, если что.

Климента знала, что отказываться следует от всего, что предлагает Эрида, но никак не могла с собой справиться. Ее манило в ту пропасть, из которой она не смогла бы выбраться.

Фаэтон слышал их разговор, и еще до того, как матушка это предложила, он решил туда отправиться. На земле парню было скучно и одиноко и самое лучшее, что он мог придумать, чтобы развлечься, это промчаться по небесам в огненной колеснице. Разве многим в этом мире доступно такое? Они навсегда запомнят, кто он такой и какой он. Эридина стрела попала точно в цель, да она никогда и не сомневалась в том, что все так и будет, как она того хотела.

 
Отец, я хочу прокатиться
На огненной той колеснице,
Я сын твой и права имею.
Конями я править посмею,
И страшное там не случится.
Мне очень нужна колесница.
Бог Солнца молчал виновато,
Он знал, что наступит расплата.
 
 
Не думал, что скоро случится.
– Опасна моя колесница,
– Но я с ней управлюсь, я знаю.
Коней к небесам поднимает.
И к солнцу безумец умчится,
И дышит огнем колесница.
С земли наблюдает Эрида.
Сочувствует, так лишь для вида
 
 
Коварная, горе случится,
Всю землю сожжет колесница.
Отвергнутый сын не зевает,
Он мир этот вновь убивает,
И будет убитым убийца,
Там Зевс все лютует, ярится.
В объятьях немых Океана
Останется внук его странный,
 
 
И скажет Старик – Он разбился.
Исчез, навсегда растворился.
И Гелиос с неба взирает,
Он знает, он все это знает.
 

Глава 19 Гибель сына Гелиоса

О чем думала или не думала в тот момент Клименка, соглашаясь с Эридой, сказать трудно. Но она не только не стала возражать против того, чтобы он туда отправился и прокатился на огненной колеснице, но улыбнулась, словно сама толкала парня в Пекло.

Какая —то эйфория царила на острове, словно бы все было настроено на эту волну.

Фаэтон, ушел нее оглянувшись, он был убежден в том, что оглядываться – это плохая примета, вот и не оглядывался. И Эрида подумала о том, что видели они парня в последний раз.

Климента ни о чем таком не думала, она считала, что пробил ее час, и тот, кто был зачат Гелиосом, наконец займет достойное место.

Гелиос царил, как и обычно на небосклоне, ничего в жизни его не переменилось, как было, так и осталось. Он взирал на взрослого сына и хотел как-то искупить свою вину. Парень не виноват в том, что его матушка так вот с ним поступила, да с ними с обоими.

Когда Гелиос услышал о том, что тот хочет колесницу, он нахмурился

л- Кто тебе о том сказал? Ты не мог об этом сам догадаться, не делай этого, не стоит, кроме беды это ничего не принесет, уж поверь мне, спроси у сивилл.

Но все сказанное было напрасно, парень не отступался от своего.

– Мои друзья не верят, что я твой сын, вот я и должен им все это показать. Пусть они все увидят своими глазами, ведь лучше один раз увидеть, – говорил парень и боялся остановиться.

Гелиос ему поверил, он почувствовал, насколько это было важно для самоутверждения. И хотя в глубине души он чувствовал подвох, но не собирался отказывать брошенному когда-то сыну.

Как же здорово было лететь в колеснице над миром, он летел все быстрее и все дальше – сын Гелиоса и Клеймены, рожденный обманным путем, он докажет всем, что они заблуждались, что он так же могуч и сиятелен, как и его отец, что никакая п мире сила не сможет его побороть.

В какой момент радость сменилась тревогой, сказать трудно. Просто он слишком быстро подлетел к земле, боясь, что друзья его не разглядят, решат, что там сам Гелиос катается, а вовсе не он.

И в какой-то миг там вспыхнул огонь. Но он еще не мог этого видеть, и несся дальше. Землю охватило пламя, и жарко стало везде, даже на Олимпе.

Зевс взглянул на то, что творилось там и схватился за молнии. Размышлять долго было некогда, в тот момент, когда колесница, пролетая над океаном, оставляя свой огненный след, он пустил одну, вторую, третью молнию. две из трех попали в строптивого юношу, и он вместе с колесницей сорвался с небес, а потом пошел ко дну.

– Весь мир узнал, что у тебя был сын, – простонал Океан, который пытался спасти парня, но оказался от него слишком далеко и дотянуться до него не смог. – Я всегда не верил и не доверял тебе и правильно делал, таким нельзя доверять. Ты сжигаешь, рушишь, губишь все, что смогло к тебе приблизиться.

Но что теперь было о том говорить, если дело сделано. Климента долго не могла поверить в то, что все это случилось, что сына ее больше нет, но урон, который он нанес земле, был страшен.

Гелиос только печально усмехнулся. Он видел, как Зевс убивает Фаэтона и тот упал в море. Кони же вернулись к нему домой.

Дети титанов и богов не получили бессмертие, и глупо было им рисковать жизнями ради забавы, что позволено богам, то не позволено их детям. Только порой все это бывает трудно объяснить, они —то считают себя равными отцам, и страшно ошибаются.