Моя любимая – Кикимора. Сказки для взрослых

Ну, ты и ведьма, дорогая!

О, воин, то была Наина!

А.С.Пушкин

Самой могущественной ведьмой в заповедном лесу была Маринка..

Когда и откуда она взялась, о том история леса умалчивает, и духи- хранители не ведали, но была у нее одна особенность, сколько бы времени не прошло, она оставалась молода и прекрасна.

Такое случалось и прежде, кто-то в котел с кипящим молоком бросался, кто-то в огне сгорал дотла и возрождался из пепла, Маринка молодела, в страсти погружаясь.

И правильно, ведьма все-таки. Так, да не совсем так. Потому что другие ведьмы, тоже вроде от нее не отстававшие, все-таки старели, дряхлели, а уж после ночи с Тугариным, этом змеем похотливым и ненасытным, и совсем дух можно было испустить. А ей хоть бы что, она днем еще с Горынычем куда-то летала, что там делала, даже бес Захар не знал, хотя ему все и про всех было известно, но примерно догадывался, чем ведьма с Горынычем в горах занимается, особенно когда гром гремел, землетрясение начиналось. А здоровый камень даже ему по голове звезданул, когда он решил подсмотреть да подслушать, чтобы уж точно все знать. Шишка на голове так и осталась у любопытного черта, как напоминание о том, что не стоит подглядывать, когда Змей с Ведьмой страстям предаются.

Когда все девы перевелись и больше ему не попадались, тогда Горыныч и пристрастился ведьму воровать.

Правда, потом приходилось все время ее возвращать назад. Она такую жизнь ему устраивала в горах, что камни падали с небес, Горыныч под напором духов горных возвращал Маринку в лес заповедный, какое-то время терпел, без нее обходился, а потом, когда не в моготу совсем было, и терпеть никак нельзя, снова на охоту за ведьмой отправлялся.

Это была, между прочим, самая первая охота на ведьм, только в отличие от более поздних ужастиков, она была довольно мирной. Любовники если и сгорали, то на костре страсти, а потом Змей, довольный случившимся, огнем небольшим полыхал, костры помогал разводить и другим согреваться, а один раз даже жреца от погибели спас. Тот заснул в храме своем, а огонь, который ему охранять велено было, и погас. Проснулся жрец и горько заплакал. Когда загрохотало рядом, решил он, что это верховный жрец идет жизнь его отнимать, а это Горыныч пожаловал. Справился о том, о чем рыдает он, усмехнулся, дыхнул на жертвенник, и огонь заполыхал сильнее прежнего, даже больше оказался. Верховный жрец удивленно на парня посмотрел, решил, что не то что-то, но придраться ему не к чему было.

Так Горыныч и сотворил в порыве страсти своей доброе дело. А Маринка молодела и хорошела на глазах.

И то, что для смертной гибелью бы оказалось, нашей ведьме только на пользу шло, этого никто бы в те допотопные дни отрицать не стал.

Так Маринка изобрела средство для молодости без старости, а в перерывах умудрялась кому-то помогать, а кому-то вредить, уж это как получится, ведь люди разные и случаи тоже разными бывают.

Но однажды все должно было измениться в вольной да прекрасной или страстной жизни Маринки. Пришел к ней рыжий и толстый бес Тарас, да и давай ее уговаривать, жалобно так, чтобы она взяла его к себе жить.

Удивилась Маринка, брови вверх взлетели, а говорила она довольно резко, а что с наглым бесом церемониться то:

– А это с какой такой радости, что-то не пойму я тебя, Тарас, зачем ты мне интересно нужен?

– А может я тебе, и пригожусь, – совсем, как волк в сказке про царевича, заявил Тарас.

– Может и пригодишься, – то ли смеялась, то ли издевалась Маринка, – только мне что-то пока в это не особенно верится.

Сама же она думала о том, что возможно вреда ей бес никакого и не принесет, но кто сказал, что от него и польза какая-то будет, ведь он так ленив, болтлив.

– Не люблю я пакости, – говорил Тарас, – прекрасно слышавший все ее мысли, только так много вижу и слышу.

– Да и я вроде не глухая, – отозвалась Маринка.

– Тебя часто дома не бывает, а я в это время смотреть стану за всем, что тут творится, твоими глазами и ушами буду.

Черт вроде намекал на то, что он не собирается ее свободы лишать, и ревновать к Змею да Тугарину не будет. Хотя пока она не согласилась, он много чего наговорит, а что потом на самом деле будет, кто его знает.

– А то и будет, – услышала ведьма, – ты меня выгнать можешь, Горынычу сплавить, а он утащит туда, где наш царь Макар телят не пас.

– Может, и утащит, только тебе назад вернуться раз плюнуть, – продолжала с ним торговаться Маринка.

И думала ведьма о том, что жила все время без рыжего черта, так зачем же теперь жизнь себе портить?

Но от него даже ведьме отделаться было не так просто, потому она сопротивлялась не очень сильно. А Тарас, видя, что она уже не так упорствует, пошел в наступление.

И тогда махнула она ему рукой, мол, оставайся, а что, если у Яги кот Баюн живет, и в ус не дует, то ей Тарас вполне сойдет.

– Ты, конечно, не Баюн, но чем черт не шутит, может быть и ему отдыхать придется, когда ты развернешься.

Так тщеславие, и желание соперничать с Ягой ведьму и сгубило, хотя в тот момент она о том еще и не догадывалась.

Маринка бросала черту вызов. Принял он его или нет, сказать трудно, слишком спокойным, даже меланхоличным он казался. Но всем известно, кто в тихом болоте водится, вот именно черти, и самые шустрые, между прочим, ведьма давно это заметила.

Жили они – не тужили, довольно свободно и даже местами весело, но стал Тарас рассказывать Маринке между делом все чаще, как он это умел делать, о добром молодце, который так хорош, что глаз не оторвать, но в нее он не влюбится, это точно.

Маринка посмеялась немного, и заметила, что если он красивее Тараса, то уже и красавец писанный.

Тот не обиделся, только намекнул на то, что так сама Василиса Прекрасная считает.

– Прекрасная, – передразнила его Маринка, – потому она и прекрасная, что мозгов и ума ей не досталось, она в это время за красотой носилась.

Тарас еще раз убедился в том, что девы друг друга любят не особенно, и всегда готовы одна про другую гадость сказать.

– Ну, ты и ведьма, дорогая, – только и оставалось заметить ему, словно он только сейчас о том догадался, и разглядеть смог.

Но про Василису и черт и ведьма быстро забыли, какой от нее прок, так только к слову пришлась. А вот про юношу того так просто забыть им не удалось, и они заключили пари с Тарасом.

Все это было похоже на шутку и розыгрыш, но в каждой шутке только доля шутки, особенно когда ведьма за дело берется – это точно.

Ведьма все чаще задумывалась, даже, что уж совсем невероятно было, Горыныча прогнала, когда страсти в груди его и еще кое-где закипели, и дала она себе слово, что расшибется, но парня того, которого Тарас разыскал, получит. И если Василиса собиралась только красотой своей брать (очень сомнительное, между прочим, дело), то она кое -что еще придумала, более надежное, чем улыбки и словечки всякие.

Маринка зелье приворотное заготовила на всякий случай. Проигрывать она не любила, и даже не представляла себе этого. Особенно, когда черт за ней следил так пристально.

А события между тем развивались довольно бурно.

Когда Тарас с Горынычем играл в кости, то и проговорился бес Змею ненароком, почти случайно, что сон ему был вещий, и там ясно стало, что променяет она такого огненного красавца, которому в кровати равных нет на простого смертного, да еще того, который ее не любит и не ценит.

– Ты и представить себе не можешь, Горыныч, – откровенничал Тарас, что такое быть не может, я тоже смутно представляю, а ведь будет, как пить дать, будет.

Горыныча убедить любому было не трудно, а черт старался, потому что слишком много было на кон поставлено, его моральное удовлетворение, грядущая слава, и второе пари, которое он с Баюном накануне заключил, о том, что ничего у Маринки не выйдет.

Посмеялся над ним Баюн, но он при своей-то учености позабыл, что хорошо смеется тот, кто смеется последним, а это будет он – Тарас, а не Баюн, и ради этого можно было на многое пойти.

Такая вот игра в ту пору в заповедном лесу начиналась, и разобраться, кто с кем и против кого, было затруднительно, там и на самом деле сам черт ногу сломит.

Но чтобы все уж наверняка вышло, разыскал он и второго Маринкиного любовника – второго Змея лютого.

Тугарину он сообщил о том, что Горыныч готов биться с соперником, а потом и с ним за Маринку, и было ему видение, что побьет его Горыныч.

Только удивленно взглянул на него великан и задумался, надолго, хотя он сам был большой, только мозгов не особенно много ему досталось, потому и думал он долго, а соображал не особенно хорошо. Одно понял Тугарин, что черт что-то затеял, столкнет их всех лбами, а сам будет на кочке сидеть, да поглядывать со стороны как они насмерть бьются. А что делать, если Тарас из тихого омута выбрался, да за дело взялся?

Но и этим Тарас не ограничился. У леса всегда бывали уши, иногда случайные, но на этот раз совершенно конкретные уши оказались.

Он сделал так, что Горыныч разговор его секретный слышал, и Тугарин решил не драться, а переждать в горах. Так от одного соперника они и избавились без боя. Тугарина после этого разговора и след простыл, а Горынычу не надо было еще раз пересказывать все, что происходило, пока он девиц, от него попрятавшихся надежно, караулил, да поймать старался напрасно. Только плоть свою раздразнит, огонь заполыхает, а ничего не происходит, потом уже и дым пошел, а в дыму том кого разглядеть-то можно?

Так весь его эротический запал в трубу и вылетал, и такие промашки в последнее время случались все чаще, прямо беда какая-то.

Но пока Змей свои силы напрасно тратил, бес времени даром не терял.

Тарас наведался к богатырю и сообщил ему о том, что Маринка его в кого угодно оборотит, если он в нее влюбится, потому что ей нужно только покорить любого и доказать и себе и Живе – сопернице своей вечной, что перед ней никто не устоит. Но так как девать героев и чудовищ уже некуда, то под чужими личинами и приходится их прятать. Один из них уже трехголовым Змеем летает, а второй вообще чудовищем стал, и назад не расколдует, потому что не нужны они ей.

А если посмотреть в глаза внимательно любому волку, а особенно медведю, то и там легко можно добра молодца разглядеть, а уж про туров и говорить нечего, все они из ее рук и вышли, а ведь тоже так сильны и хороши были.

И так разошелся Тарас, что и остановиться уже никак не мог, сколько не старался.

Богатырь и прежде хотел от колдуньи подальше держаться, а после такого предупреждения и вовсе избегать ее стал. Не зря все-таки Тарас старался, да пыл свой тратил, не перед свиньями, а перед разумным богатырем бисер метал.

Не дремала в то время и ведьма сама.

Маринка хотела только одного – выиграть спор с Тарасом, потому она и караулила везде богатыря. И чем дальше он от нее старался убегать, тем чаще и ближе к ней оказывался. Да что за чертовщина такая. Не зря говорят, что от себя не убежишь, а от ведьмы и подавно.

Убежать, то он не мог, конечно, но сопротивлялся отчаянно. Чего только не делала ведьма, но он был глух и слеп ко всему, что она для него предлагала. И напрасно Маринка голову ломала, что в нем такого особенного. Почему ни один мухомор не помогает? А ведь еще недавно все было так просто, и не с такими у нее все получалось. Князья сами приползали, да что там князья, бог Услад молил ее о ночи страсти. Правда, с ним она не связывалась, от богов только неприятностей и жди. Дальше от них и целее будешь, но всех остальных, кого хотела и получила, а тут богатырь обычный, даже если рядом с ним Тарас суетиться, и ничего не выходит, хоть убей. Вот Яга с Баюном вместе расхохочется, когда узнает, что их главную ведьму бес Тарас да смертный богатырь обвели вокруг пальца.

Хорошо, что пока они этого не знают, хотя кто ей сказал, что не знают, в погоне за богатырем она совсем перестала следить за тем, что вокруг делается. А Тарас и соврет, не дорога возьмет, тем более, он заинтересован в том, чтобы спор у нее выиграть. И она, как всегда не ошиблась.

Черт радовался тому, что он почти выиграл спор у такой ведьмы, значит, остальные еще быстрее поддадутся. Но на каждого черта хитрого да коварного свой Змей находится всегда. И на черта бывает поруха.

Тут появился Горыныч, и увидел, что богатырь от Маринки бегает без оглядки, даже поздороваться с ней не хочет. Обидно стало ему за любимую, и решил он с ним поговорить по душам, подкараулил в озере, и уже потопить хотел, но Тарас предупредить воина успел, и тот выбрался на берег.

Завидев Горыныча, он теперь держал ухо востро и понимал, что Змею доверять никак нельзя. Но схватки избежать этим двоим все-таки не удалось. Хотя они соперниками даже не были.

Только Змей знал поговорку о том, что от ненависти до любви всего один шаг, и кто поручится за то, что завтра он в ведьму не влюбится, вот и надо было объяснить ему, что этого делать не стоит, пока Змей жив, и он через труп его еще не переступил. И вилами на воде писано, что переступит, даже если Тарас у них под ногами и под лапами болтается.

На берегу сцепились они, но Горыныч обессилил от ярости, и воду он всю уже вылил, когда на небесах валялся, радугу изображая, потому и пришлось признать ему поражение.

Это он в ярости – то биться решил, а сразу стало ясно, что на земле не силен он даже против смертного богатыря.

Правда, тот, тоже решил, что из-за ведьмы убивать такого красавца- змея не стоит, потому что потом еще пролитую кровь искупать тяжким трудом придется. Если бы любил он ее, то можно и пострадать, а муки адские из-за нелюбимой терпеть, ведь это чертям на смех.

Может, такие мысли ему Тарас подсказал, когда понял, что убитого Змея на него спишут, и он виноват останется, а может богатырь и сам до такого додумался, Змей остался жив, хотя и изранен был изрядно. Но он не особенно переживал, потому что за свою любовь не единственную, но неповторимую все-таки бился отчаянно. А когда все утихомирилось немного, то погрозил он черту кулаком и скрылся в лесу заповедном

Прибежал он к Маринке раны свои лечить, Тараса отругал за то, что тот какие-то свои делишки обделывает. А честным змеям никакого покоя от него нет.

Тарас возмущался, когда такие речи змеевы в родном доме услышал. А он считал дом ведьмы уже родным, другого у него все одно не было.

Маринка призналась, что пока за богатырем бегала, по – настоящему влюбиться успела, теперь уж точно его не отпустит.

– Да как ты можешь, – возмутился Горыныч, – ну, ты ведьма, я из-за тебя кровь проливал, а ты в обидчика моего влюбилась.

– Не кричи так, – урезонила его Маринка, – я у тебя не первая и не последняя, век богатыря недолог, он еще раньше срока голову сложит, тогда все сначала и начнем.

Змей молчал, он не знал, что на это ответить, хоть у нее одна голова, но последнее слово все равно за ней будет. И как бы не было еще хуже, чем теперь. Хотя минуту назад ему казалось, что хуже уже и быть не может, теперь же он считал, что все может быть.

Тарас незаметно улизнул от них, чтобы предупредить богатыря о том, что беда его ждет, если он не уедет поспешно. Не только Маринка, но и бес успел к нему за это время привязаться, и полюбить его, как родного. Он готов был с ним отправиться подальше, но догнала их Маринка. Тараса прогнала подальше, а богатыря в тура обратила.

Об этом потом было во всех былинах и летописях записано. Потому что она своего упускать не собиралась.

И если бы не бес Тарас, то неизвестно как бы все закончилось. И ходил бы он туром до сих пор, если бы от охотников сбежал. Но Тарас, как всегда оказался рядом, и понял, что он тоже в чем-то очень сильно виноват перед парнем этим.

Он побежал к волхву, к матери его, но пока все было напрасно.

Бессильны были они. А Маринка и вовсе почувствовала свою волю и власть над строптивым возлюбленным своим.

Правда, туров в ту пору много было, и можно было превращенного с настоящим перепутать, она затаилась, и стала ждать. И когда Тарас к одному из них подошел и стал с ним о чем-то разговаривать, она поняла, что это и есть тот, который ей нужен – единственный и неповторимый.

– Ты женишься на мне? – спрашивала Маринка, когда тура увидела.

Молчал тур, он еще говорить по-человечески не научился, а может, не хотел с ней вовсе разговаривать. Но Маринку это не особенно расстроило.

– В тот день шкура с тебя и спадет, когда моим станешь, а пока с чертями пообщайся. Они тебя уму -разуму научат.

Она презрительно взглянула на предателя-Тараса, убедилась еще раз, что чертями никак нельзя верить, и победно улыбнулась.

Только Маринка тогда еще не знала, что хорошо смеется тот, кто смеется последним. А на каждую ведьму ведьма покруче найдется.

Сама богиня ночи и смерти Марена, в честь которой ведьму когда-то называли, вышла из Пекла в тот самый миг. Чем уж ей наша ведьма не угодила, сказать трудно, только исчезла ведьма, на глаза у тура и Тараса растворилась, зато ворона черная в небеса взлетела и пронзительно закричала.

Молчали завороженные и тур и черт.

Хотел Тарас попросить Марену еще одно доброе дело сделать, но язык вовремя прикусил, а кто сказал, что она помогать им станет. Может, она Маринке за что-то свое мстила, как бы с туром хуже не было. И понял бес, что к Ладе надо за этим обращаться, уж та точно не подведет.

– Ты подожди меня тут, – уговаривал он тура, – я скоро вернусь, и избавишься от шкуры своей. Я все это сотворил, мне и поправлять.

Ничего ему тур не ответил, зато ворона подлетела, прямо на голову уселась и клюнула его очень больно.

– Ну, ты и ведьма, -подпрыгнул на месте Тарас, но от затеи своей не отказался, он отправился в Ирий к Ладе, чтобы обо всем рассказать и попросить ее о помощи.

А что, за поступки свои отвечать надо, а ошибки поправлять, особенно когда заигрался и бед натворил.

Тарас был славным чертом, хотя и азартным очень. Но главное ведь вовремя опомниться и остановиться.

А ведьма что, она навсегда ведьмой и останется, в какие бы наряды и перья не рядилась. И надо от них подальше держаться, целее будешь

.Искупление вины

(Добрыня в заповедном лесу)

Не так легко и не так приятно было оставаться победителем, потому что за пролитую кровь расплачиваться приходилось, и если даже это была кровь чудовища, и тогда ничего в этом мире не менялось. Так и на этот раз.

Пролилась кровь Змея, и сама богиня Лада появилась перед Добрыней и объявила ему о том, что он должен очиститься от нее.

– В мире нет ничего нового, – печально улыбнулась она. – Теперь не Маринка, а я дарю тебе шкуру тура.

Вспомнил богатырь обо всем, что с ним уже бывало, когда он с волшебницей дело имел, но перечить богине не стал. Кровь не водица, хоть и Змеиная, и живое он существо, тоже в этом мире богом Родом сотворенное. И не особенно он понимал, зачем ему надо было убивать его тогда, просто все одно к одному было, не мог он его в живых оставить, как ни старался.

Увидела богиня, что не ропщет он, не просит ни о чем и улыбнулась еще раз. Но зато Леший (а они уже вместе с воином туда и перенеслись) не особенно доволен этим был, не очень спокойный постоялец ему доставался. Красивый и статный был богатырь, и прежде о любовных похождениях его столько всего было сказано, столько девиц готовы были в омут с головой броситься, а что уж тут в лесу твориться начнет и не представить себе.

Вот и русалки уже из озера высовываться стали, и Кикимора поблизости околачивается, и словно подтверждая самые дурные его предположения, богиня продолжала:

– Но сражался ты за правое дело, а посему облегчу немного твое положение. Только ночью темной ты в шкуре тура оставаться будешь, а днем в обычном своем виде тут и оставайся, но смотри, когда шкуру сбрасывать станешь, карауль ее, чтобы она никуда не исчезла, иначе придется тебя во тьму отправить.

Богатырь улыбнулся ласково, Леший разозлился еще сильнее – этого -то ему меньше всего хотелось, одно дело тур, а другое добрый молодец во всей его красе, но он решил помолчать, если станешь противиться, богиня еще что-то придумает.

Проводил воин Ладу до перекрестка, старался спокойным оставаться. И ей он понравился, она пожелала ему, чтобы все обошлось, и подчеркнула, что в мире есть правила, которые для всех обязательны.

Но Леший волновался напрасно, на русалок и кикимор и прочих особей женского пола, которых тут оказалось даже больше, чем обычно, воин особенного внимания не обращал. Даже Царевна Лебедь напрасно старалась чаровать его и увлекать в глубины тьмы, не видел и не слышал он ее, Маринка его охоту к приключениям надолго отбила.

Но вот Кот Баюн, прибежал с ним познакомиться, и он ему понравился сразу. И хотя кот был еще зол на его друга Дуная, который обманом его изловить смог, но рассудил, что нет худа без добра и сам он во всем виноват, потому Добрыня ему понравился, и надо было его дружбой на грядущее заручиться, всякое быть может.

Кот дни напролет рассказывал сказки, и внимательно слушал его воин, а иногда ему на гуслях, которые при нем оставались, подыгрывал. Это заставило и Лешего успокоиться немного.

Но в один прекрасный день проснулись и решили на белый свет выйти черти, которых Омутник на несколько дней в подземную тюрьму запер за дерзости разные.

Они не слышали, и слышать о Добрыне не хотели, а вышли по лесу пройтись и размять свои кости, и увидели они шкуру, около пенька валявшуюся. Хорошая шкура была, и поняли они, что их во всем и обвинят, кто-то тура убил и бросил шкуру, но сбежал, а они тут оказались.

Схватили черти шкуру, оглянулись по сторонам, и бросились назад с ней вместе в тихий омут. Но до Омута не добежали, испугал их оборотень какой-то шкуру на берегу оставили и в рассыпную, кто куда сбежать и успел только.

Омутник тоже не особенно интересовался лесными гостями, ему бы со своими справиться, вот он и увидел шкуру на берегу. Он не стал думать о том, что произошло с животным, но решил, что так ему лежать будет удобней на этой шкуре- мягче и уютнее, а так как никто его не видел, то он и прибрал ее в свою пещеру и решил, что если что – поведает о том, что это ему в жертву принесли люди. И очень он остался доволен тем, что уютнее на лежанке его стало.

Шкура оказалась мягкой и удобной, и он любого готов был убедить в том, что это жертвоприношение. И уже никак с ней не хотел расставаться, хотя и не думал Омутник, что за ней кто-то явится. А самое главное- потеряли и потеряли, и нечего о том волноваться даже.

Кот замолчал к вечеру, он предложил воину немного передохнуть, да и не хотелось ему особенно рядом с огромным туром оставаться, кто знает, вдруг зверь в нем проснется лютый? Тогда и растоптать ненароком может, если люди такими жуткими и коварными бывают, то тут зверь настоящий.

Добрыня тяжело вздохнул, наступало время ему в турьей шкуре ночь проводить, но когда он подошел к пню дубовому, то и увидел, что нет там никакой шкуры, как корова языком слизала. Он вздрогнул и понял, что случилась беда, хотя хотелось верить, что просто бросил не на привычное место и позабыл.

И вроде поблизости никакого не было, но, сколько не ходил он, не смотрел, пропала она, исчезла бесследно. Тут и Кикимора присоединилась, сердцем почуяв, что неладное что-то творится, она поняла, что случилось, и стала всех поднимать и тормошить. Кикимора корила себя за то, что ничего не видела и не слышала, это на нее совсем не было похоже, но что тут делать прикажете. Чародейство, да и только.

Но богатырь и на этот раз особенно не отчаивался., решил все принять, как есть спокойно. Видно, судьба его такова, и отвечать продеться, сам виноват. Кот наоборот стал очень горевать, потому что считал, что это он заговорил так своего друга, что тот ничего не замечал. Был за ним и прежде такой грех, но тогда никому угрозы оказаться в мире Ния не было. А теперь Добрыня должен был за его сказки своей жизнью расплачиваться, мало ему своих бед. В таком отчаянии давно не был Баюн, не знал он, куда бежать и кому что сказать можно.

Пришел Леший, и все кто оказались поблизости, подошли к злополучному пню, им жаль было воина, страдавшего почти безвинно, но ничего они в своем лесу не отыскали, сколько не старались.

Как только выглянула Луна, и Ний вырвался из тьмы, на этот раз Бог Тьмы пожаловал он за ним. И пошел богатырь туда, едва простившись со своими новыми знакомыми.

Уж если не везет, то не везет, – причитала Кикимора, она порывалась отправиться к Ладе, но ее остановили, что там делать и о чем просить, если сами виноваты.

– Шкуру надо было караулить, – говорил раздраженно Федор, – а не к богиням бегать. Когда где не надо, так от тебя спасу нет, и мухи не пропустишь, а тут шкуру утащили и хоть бы что.

И он был прав. Нечего было сказать на это Кикиморе.

Поздно в этот раз Федор вернулся в Омут, завалился спать и решил больше ни во что не вникать. И только утром он стал рассказывать водяному и Омутнику, что такой переполох в лесу устроил.

Обе они удивлялись тому, что услышали и никак не могли уразуметь, что же такое случиться могло, если никого из чужаков поблизости не было.

Черти шнырявшие туда и сюда все слышали прекрасно. Они переглядывались и понимали, что на самом деле натворили, теперь их точно во всем обвинят, в чем и повинны не были.

И стали они спрашивать друг у друга, что же им дальше делать, кто-то незаметно сбегал на берег, проверил то место, где валялась шкура, и уточнил, что ее там уже не было.

Федор заметил, что они суетятся, поймал за хвост одного из них и стал пытать. И давно зная, что увернуться от него никак нельзя, признался во всем пойманный им бедолага, не без хвоста же оставаться. И узнал он о том, что они сделали.

– Мы не знали, что она Добрынина, ты же нам ничего не говоришь, поносили, на оборотня натолкнулись и на берегу ее оставили, можешь обыскать нас.

Теперь уже настало время насторожиться Омутнику, он понял, что Федор дойдет и до его жилища, шкуру так просто не спрятать, да и не утаишь шкуры, лучше сразу отдать, сокрушался, что только единственную ночь на ней провел и вздохнул:

– Иди, забирай.

Удивленно взглянул на него Федор- от Омутника он меньше всего ожидал чего-то подобного.

Федор не стал пока выяснять, что там происходило, он схватил шкуру и потащил ее к Лешему, заставил его глаз не спускать и высушить шкуру хорошенько, а сам бросился во тьму за богатырем. Оставалось только радоваться тому, что ничего они с ней сделать не успели – и то хорошо.

Ний решил, что Добрыню можно и у себя во дворце оставить, князь все-таки, хоть у удельный, а то достаются ему все какие-то нелюди. И так тоскливо ему было целую зиму в одиночестве оставаться, и слова сказать не с кем, а Добрыня хорош был, если бы Доля от него не отвернулась, то никогда бы судьба его с Нием и не столкнула. И уже успокоился Ний, мысленно благодаривший чертей за то, что они сотворили, когда шум раздался за сводами темного дворца его.

Но когда он увидел Федора, то понял, что ничего не получится, тот просто так бы в его владения не спустился. И удалился он, не желая видеть, как лучшего из гостей его пленных забирать будут.

А Федор уже нашел воина и обрадовался, что больше копыта бить не надо.

– Пошли назад, нашел я в Омуте шкуру твою, скажи спасибо, что не сожгли они ее, она проветрится, просохнет и как новенькая будет, но смотри получше за своим имуществом, в следующий раз нам может не так везти, черти есть черти, чего только сотворить они не могут. И с этими словами, не прощаясь с Нием, да его и не было нигде, они двинулись в обратный путь, долго ему во тьме задержаться не пришлось.

Могло быть и хуже. Воин и сам это прекрасно понимал.