* * *
Через два часа приходящий в себя Фёдор и Юра сидели на лавочке детской площадки.
– Я был на допросе в ОБЭПе.
– Хорошего мало. Что случилось?
– Решение суда Мурманской области о признании права собственности на здание в Новороссийске.
– Почему Мурманской?
– А ты вспомни нашего криволапого однокурсника.
– Всё ясно.
– Потом три раза нужно было перепродать, я немножко поучаствовал. Кроме тебя у меня на этой Земле есть ещё пара человек, которым я не могу отказать.
– Да… Группу тяжело вести. Доказать вину можно если кто-нибудь один из группы расколется.
– Поэтому этот «крендель» так себя по-хамски и вёл. К отцу домой сначала приехал, расспрашивал, откуда у меня деньги на такую сделку, он же знал, что отец мне позвонит и предупредит, хотел перед допросом жути нагнать. Методы, конечно, отработаны годами. Страшно и неприятно.
– Ты ничего не подписал? – спросил Юра.
– Ни в коем случае! С таким поведением ничего я ему подписывать не собираюсь, он мне чуть жизнь не поломал.
– Ты готовься, тебя минимум ещё раз на допрос вызовут, твоя подпись для дела нужна будет. Слушай меня внимательно… Скажешь, что следователь оказывал на тебя давление, дерзил, вёл себя вызывающе, дайте, пожалуйста, другого следователя, а скорее всего тебе уже позвонит новый. Значит, смотри, как только ты узнаешь фамилию нового, срочно звони мне, я свяжусь с Эдиком, он на него выйдет.
– Всё?
– Нормально всё будет, не бойся.
– Фу-у-х… Камень с души.
– Сдрейфил?
– Конечно.
– Первый раз был на допросе? – улыбнулся Юра.
– Да.
– «С почином Вас, Глеб Георгиевич!»55.
– А главное, я с этого мероприятия ни копейки не имею. Движуху замутили в другом месте, а неприятности прилетели в этом.
– Ну это как по Ломоносову: «Если в одном месте убыло, значит в другом – прибыло». Я всё понимаю – каждый зарабатывает как может.
– Думал, что по более весёлому поводу зайду к тебе, но, раз уж я тут, вот тебе столичный сувенир. Щёбы ны змерз.
Фёдор накинул на шею Юры шарф болельщика «Динамо» Москва.
– За своё мусорское «Динамо» болеешь? – оценив шутку, съюморил сотрудник надзорного органа.
После шоковой терапии Фёдор возвращался домой по набережной, где и был перехвачен Элей. Морской ветер призван был привести мысли в порядок и развеять тяжёлый осадок от хрустящего под ногами мусора.
НАБЕРЕЖНАЯ
20 мая 2007 года
– Я, наверное, единственный человек, которому не нравятся две вещи, – начал Фёдор. – Я не люблю своё студенчество по причине бездарно проведённого времени и не люблю весну.
– Почему же единственный? Я тоже не люблю весну, – согласилась Эля.
– Не может быть, все девчонки любят весну.
– Влюблённые парочки сидят на лавочках, трогают друг друга, а у тебя никого нет… Кому ж это понравится?.. А как тебе эта весна? – с улыбкой спросила спутница.
– Эта пока ничего… Ты не представляешь, какой тяжёлый день у меня сегодня был, – устало сказал Фёдор.
– Сегодня ж воскресенье, – удивилась Эля.
– Это Россия, детка, здесь воскресенье может быть тяжелей послеотпускного понедельника. Мне нужно срочно переключить внимание. Давай поговорим о чём-нибудь отвлечённом.
– У меня для тебя есть неожиданный сюрприз.
– Какой же?
– Ты сейчас забудешь обо всём на свете, в том числе и о своих неприятностях.
– Не томите, сударыня.
– Сгораешь от любопытства?
– Ещё как.
– Страждешь?
– Стражду!
– Можешь изобразить барабанную дробь?
– Т-р-р-р…
Эля вынула из сумки два листа бумаги с каким-то напечатанным текстом.
– Что это такое?
– Электронные билеты.
– Надеюсь, на «Курочку Рябу»?
– Мимо!
– Кто же выступает?
– Там всё написано.
Фёдор остановился и нахмурился.
– Чего? «Metallica»?
– Да-да…
– Это невозможно, они к нам с 1991 года не приезжали.
– Угадай, где места?
– Ничего себе! В фан-зоне?
– Я их купила полгода назад. Не знала, с кем поехать.
– Ты же тяжёлую музыку не слушаешь.
– У них медляки красивые, и я ни разу не была на рок-концерте. Тем более на такой мировой знаменитости. Я слышала, сейчас есть три «М», которые могут в любой точке Земного шара собрать полный стадион – Мадонна, Маккартни и «Metallica». К тому же выступление под открытым небом, громкая музыка, давка, месиво, «Лужники», ОМОН, дубинки – благодать.
– Именно этим и закончился их последний концерт в 1991 году в Тушино. Массовым избиением стражами закона зрителей. Но положение безвыходное, надо ехать. В крайнем случае спрячешься за меня. А если будет слишком громко, я в любой момент могу выдать тебе беруши.
– Ну, ты рад?
– Сказать, что рад – это вообще ничего не сказать. Это же историческое событие. Я на рок-концерте первый раз в шестнадцать лет был. В феврале 1997 года к нам в «Бору» приезжала «Ария». Тогда такие мероприятия были диковинкой – народ с Анапы и Геленджика подтянулся, возможно, даже с Ростова, сложно сказать, я не отслеживал. Так вот, один парень в середине выступления на сцену вылез, что строго запрещено. Валера Кипелов, очевидно к этому привыкший, делает шаг назад. Из темноты кулис вылетает кабанообразный охранник в чёрном, двумя ладонями в грудь толкает «диверсанта» и так же быстро скрывается во тьме. Несчастный, с трёхметровой высоты летит вниз, а зрители, вместо того чтобы подхватить руками своего брата-рокера, расступаются в стороны, и бедолага шлёпается о бетонный пол. Был бы трезвый, убился бы на фиг. Сейчас перестали так делать, запретили, наверное, после несчастного случая. Просто руки заламывают и уводят. Но самое удивительное, у меня в этот день и на это же время были пригласительные в гортеатр на Иосифа Кобзона. Бабуля умоляла: «Твоя «Ария» ещё приедет, а Кобзон – больше никогда, историческое событие, надо идти». А я всё-таки выбрал «Арию». И у Кобзона на концерте тоже случился случай. Во время выступления начался пожар: на сцену кумар пошёл, аппаратура задымилась. Если бы Давыдович остановил выступление и сказал: «Товарищи, без паники, все расходимся», – возможно бы, началась давка. Но у него ни одна мышца на лице не дрогнула. «Пожарные свою работу делают, а я свою». Окутанный дымом, он допел до конца. Ну, это советская школа – тогда профессионалов готовили. Это тебе не в перьях по сцене бегать и с журналистами материться.
– А если бы сейчас повернуть назад колесо истории и вернуть тебя в те февральские дни, ты бы поменял своё решение?
– Относительно тебя?
– Нет, относительно выбора концерта, – засмеялась Эля.
– Ни за что! Тогда для меня первый рок-концерт можно было сравнить с полётом в Космос.
– Ну, теперь твоя коллекция пополнится ещё одним историческим событием.
– Да, Котик… Вот это ты мне подарочек подсуетила. Кстати, в Москве есть несколько значимых для меня мест, не посетив которые, я не представляю своего дальнейшего существования.
– Всё так серьёзно?
– Это судьбоносные пункты, которые я не могу не выполнить. Доставай свой розовый кошачий блокнот со стразиками и записывай: Первое. Телецентр «Останкино». Помнишь, как в кинофильме «Москва слезам не верит»: «Вы были на телецентре? Я закажу Вам пропуск»56. Нам с тобой обязательно, помимо экскурсии, надо поучаствовать в массовке какой-нибудь передачи – «Поле чудес», «Минута славы» или «Пусть говорят». Мечтаю с детства, чтобы меня по телевизору показали, а в правом верхнем углу был значок «Первый канал».
– Я только «за»!
– История этой сказочной мечты своими размашистыми ветвями упирается в телевизионные антенны крыш пятиэтажек, а её могучие корни уходят в сумрачное начало девяностых. Одной лютой постперестроечной зимой по Новороссийску прокатилось веерное отключение электричества. Мгла накрывала город крылом. Пролетавшая верхом на метле ведьма сбивала снег с макушек сосен на улице Советов. Её зловещий хохот вселял цепенеющий ужас в сердца прохожих, бегущих в промозглой тьме к спасительному очагу. Некоторые, застывая в страхе, превращались в прекрасные ледяные статуи. Потом ещё конкурс в здании морвокзала провели на лучшую ледяную статую – победил замёрзший депутат городской Думы. Так вот, свет горел только в двух зданиях – в городской больнице и в пятиэтажке по адресу: улица Корницкого, 22.
– За что такие привилегии этому дому?
– За то, что по этому адресу наш с тобой общий знакомый Андрюха обитает.
– Какой Андрюха?
– Ты что, забыла? Он нас вчера возле памятника фотографировал.
Эля засмеялась и ударила спутника ладонью по плечу.
– А над Андрюхой проживал, начальник всех электролиний – заслуженный Саакян Рудик Ашотович. Так вот, интервью этого джентльмена показали по ОРТ в программе «Время».
– Так…
– А меня-то, не показали! – возмутился Фёдор.
– Это бесчеловечно, – посочувствовала спутница.
– Я не могу дальше жить с тяжестью этого груза, мне срочно нужно засветится в кадре и сделать с него памятный скриншот.
– А второе?
– Второе: Ростов Великий, где Яковлев с Куравлёвым по кремлю бегали. Я хочу увидеть место съёмок фильма «Иван Васильевич меняет профессию». Ну, вот люблю я кинематограф, ничего не поделаешь. По тому же принципу – «Место встречи изменить нельзя», на Крымском мосту. И «Ирония судьбы» – где Женя Лукашин к подъезду подходит. Ну и третье: посидеть в кресле знатоков «Что? Где? Когда?». Это в Нескучном Саду, в Охотничьем домике. Передача моего детства. Ну и ещё остаётся КВН, Лига чемпионов и Большой театр.
– Неожиданно. За один раз нельзя объять необъятное. Придётся ещё раз ехать.
– Знаешь, как я в Большой хочу. И твоих, и моих знакомых обойди – никто никогда не был в Большом. Туда билетов никогда не достать. В 1941 году немецкие войска вплотную подошли к Москве, они уже Кремлёвскую стену в бинокль рассматривали. Гитлер мечтал войти в Москву и первым делом повесить на Красной площади Левитана, потом Сталина, потом сжечь Ленина, а вечером в Большой театр на концерт пойти. Он Юрия Левитана объявил личным врагом. За его голову была обещана награда в 250 тысяч марок – это когда за тысячу автомобиль можно было купить. Потому что, как только немецкие солдаты, поймав радиоволну, слышали сокрушительный дикторский голос, они, обливаясь слезами, бежали звонить маме в Дюссельдорф. Левитан: «Сегодня… 16 сентября 1943 года… Советские войска… штурмом овладели важным портом… Новороссийск!» И салют в Москве, 12 залпов из 124 орудий. Грохот такой стоял – земля в Берлине дрожала. А фашисты все телефоны обрывают: «Мамочка, забери меня отсюда, здесь холодно, нет диснеевских мультиков, а ещё Кайда больно дерётся». Вот тебе, пожалуйста, как раз подошли, памятник «Матрос с гранатой».
– Лицо узнаешь? – спросил Фёдор.
– Сложно сказать.
– Ты заметила, что то же лицо у памятника «Неизвестному матросу»?
– Да… Они похожи.
– Это Владимир Кайда – его при жизни скульпторы в двух памятниках увековечили. Во время войны рукопашные бои были не редкостью, а благодаря росту и богатырской силе он в схватках, как цыплят, вооружённых фрицев душил голыми руками. Железными кулаками укладывая фашистскую сволочь спать вечным сном на перину чернозёма, он иногда забывал достать кортик из бушлата. Фюрер даже издал Указ: «Солдату Третьего рейха за смерть Кайды дарую урочище Широкая балка». Но не тут-то было… Немцы, видевшие на горизонте двухметровую фигуру с закусанной в зубах от ярости лентой бескозырки, в ужасе бросали автоматы и врассыпную, как зайцы, бежали с поля боя. Последний раз вообще полевую кухню оставили.
– Откуда ты всё это знаешь?
– Это мой город, детка. Я чувствую его дыхание. Я слышу ритм ночных улиц. Я знаю его людей… Понимаешь, о чём я? – с надменным видом знатока жизни поделился опытом Фёдор.
– Я ещё записала Останкинскую башню, МХАТ и Кремлёвский дворец.
– Да… Чувствую, нам эта поездочка дороже Бангкока выйдет.
– Ничего не поделаешь, духовное богатство бесценно… Для всего остального есть банковская карта. Куда ты меня привёл?
– Я на днях у знакомых флешку забыл, надо забрать.
– Ой, неудобно, давай я внизу подожду, – застеснялась Эля.
– Да ну, брось ты, что за глупости? Заберём флешку и дальше пойдём, – настоял молодой человек.
Фёдор позвонил. Дверь открыла взрослая женщина в домашнем халате. В руке она держала телефон. По телевизору шло выступление Владимира Винокура. Гудела кухонная вытяжка, вкусный запах блинов доносился до прихожей.
– Здравствуй, любимая мамочка! Это Эллочка! Мы знакомы с четверга, решили ехать в романтическое путешествие в Москву, жить скорей всего будем у меня, так что благословите нас поскорее, займите тридцать тысяч на поездочку и верните флешку!
РОДНОЙ ОФИС
31 мая 2007 года
Беспечный розовый вечер опускался на улицы майского города. Растянувшаяся от горизонта до горизонта анаконда из тысяч автомобилей рычала, тарахтела и поднимала в атмосферу кубометры отравленного дыма. Она гудела и возмущалась, требуя от светофора срочно зажечь зелёный, но всё было тщетно. Утомленный город был связан и обездвижен цепью металлических кузовов. Его кровеносная система на пару часов застыла в удушающих объятьях стального хищника.
Торопиться уже было некуда, но, несмотря на это, умудрённые жизнью работники в спешке бросали офисы и по одному разбегались к спасительным очагам. Саркастическую улыбку вызывали аккуратно, почти бесшумно щёлкающие по соседству дверные замки. Жужжание выключаемых компьютеров сменялось неестественной тишиной. Гремящая оцинкованными вёдрами уборщица напоминала школьную техничку, приводившую в действие благословенный звонок, извещающий об окончании урока. Из особо счастливых квартир сквозь тюль кухонных окон уже пробивался свет. Пленники кабинетов, которым в этот день удача не так широко улыбнулась, зажигали настольные лампы, включали музыку и заваривали бодрящие напитки.
Но сумерки, медленно окутывающие город, от этого не становились менее прекрасными.
Фёдор перешагнул порог здания муниципального Земельного комитета. Здесь всё было знакомо: ступеньки лестницы, побитые временем перила и тот же манящий вид воли за немытыми стёклами. За полгода поменялся только состав команды, обновленный очередной бездумной оптимизацией.
– О-о-о! Вот это встреча… Дорогие друзья и те, кто не ставит свои «балалайки» на беззвучный режим. Посмотрите, кто к нам пришёл! – радостно воскликнул Саныч.
Старые знакомые обнялись, после чего бывший шеф, скрипнув дверью сейфа, извлёк из него чёрную плоскую коробку от DVD-диска. Её украшала белая, нарисованная от руки замазкой, буква «Ф».
– Эти стены помнят ваши триумфальные победы во славу муниципальной казны, – начал веселить вымотанных за день коллег начальник, – и публикацию ваших дел в правовой системе, и безумный выигрыш трёх миллионов у «Паука».
– И торжественное рукопожатие председателя Комитета после этого, – продолжил Фёдор.
– На премию намекаете? Зачем вам премия? На всякие ведь пакости изведёте… Я вас знаю, – лукаво прищурившись, погрозило пальцем старшее поколение.
– Так точно! Нам хлеба не надо – работу давай! – согласился гость.
Заварив в кружках кофе, молодые люди выдвинулись в курилку.
– Кафетерий «У дяди Тамаза», – шёпотом сказал Саныч, – передал нам с вами одну забавную киноленту. Я уже посмотрел, теперь вам рекомендую. Производство «Грузия-фильм».
– О! Динамичные грузинские короткометражки! Обожаю убирать квартиру под задорную музыку… Хорошенько, правда, ребята припозднились с премьерным показом, на полгодика… Но и на этом спасибо.
– Ну… Талантливая картина должна на полке полежать, попылиться, пройти цензуру. Так же? Лучше поздно, чем никогда.
– И ни с кем! – подтвердил Фёдор.
– Оцените замысел режиссёра, думаю, вам особенно понравится тридцатая минута.
– Мне как раз этой минуты и не хватало, ибо мамане долг торчу.
Саныч протянул собеседнику открытую пачку сигарет.
– Ни в коем случае!.. Три месяца как в завязке. Даже не соблазняй. Хотя во сне курю.
– Я тебя зачем позвал? Первое – кинопросмотр, а второе – Пушкина перевели на зама в правовой департамент, он меня за собой подтягивает.
На следующей неделе я вступаю, не поверишь, в должность начальника правовой службы. Тебе предлагаю должность ведущего специалиста, поехали.
– А зарплата какая?
– Причём тут зарплата? Кто там за зарплату работает?
– Не хочу вас обидеть своим отказом, но душа не лежит.
– Брось… Повалял дурака на своём заводе и хватит. Долго на одно жалование собираешься существовать?
– А риск?
– А где ты видел доходное место без риска?
– Я после вчерашнего допроса ещё не отошёл.
– Первый раз, что ли? – засмеялся Саныч, – «О сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух»57! Два раза такие вещи не предлагают. Ты хорошо подумал?
– Может быть, в будущем я пожалею об этом, но сейчас я не готов оставить отдел охраны труда во имя защиты интересов законной власти, законно избранной народом.
– Защиты, надо сказать, от народа, с его «ненасытными» аппетитами!
– Да… Граждане вообще «неблагодарная» публика.
– Им и песка в песочницу насыпали, и грибок покрасили, и даже – о счастье – сосну во дворе побелили, а они всё равно дорожные колодцы закрыть люками требуют.
– Ну, это уже от сытой жизни… Я считаю.
– Может, ещё и индексацию зарплат провести?
– Совсем краёв не видят, – возмутился Фёдор, показав кулаком соответствующий жест «No pasaran!».
– Может, ещё и бензин начать продавать за границу вместо нефти? Или итоги приватизации пересмотреть?
Фёдор достал из рюкзака шарф футбольного клуба «Барселона» и повесил на шею Саныча.
– Прямо из сердца Каталонии – с «Камп Ноу». Носи на здоровье, зимой не мёрзни.
– Ух ты! Спасибо.
– Ты уже стал начальник-долгожитель. Как у вас житьё-бытьё в Комитете?
– Да как? Люди на работу десятками приходят, десятками уходят, телефон чистить приходится – места для новых контактов не осталось. За этой чёртовой работой жизни не видишь. Кофе, сигареты, сигареты, кофе – мои лучшие друзья, на них и держусь. Вчера только 8 марта отмечали, а завтра уже новогодние подарки пора покупать. Вчера только у тебя на про́водах горланили «Прощай, на всех вокзалах поезда!»58, атомный, кстати, баянист был, а сегодня моя очередь пришла музыкантов приглашать. Время летит – ужас охватывает. Год стал как раньше полгода. Как будто на Венере живешь.
– Я знаю, почему так… Потому что современный человек сам время ускоряет – быстрее бы пятница, быстрей бы аванс, быстрей бы отпуск. Во-вторых, «генерал-алкоголь» время «съедает», уходить от него надо, ничего, кроме головной боли, не приносит, как в прямом, так и в переносном смысле – это уже много раз проверено. И в-третьих, гаджеты – «временны́е убийцы». Вот попробуй воскресенье в одиночестве провести, без общения, музыки и гаджетов, скажем, в лесу, на базе отдыха или, на худой конец, в гараже – тебе один день неделей покажется.
– Ну, ты философ… Я тебе так, по-отечески скажу… Завидую я тебе. Вон кулаки в кровь сбиты, живота нет, лицо в царапинах. Тёлки клюют на такой внешний вид – и смокинга с бабочкой не надо.
– Это всё его величество спорт, – улыбнулся Фёдор.
– Я тоже так хочу – и регби, и капоэйра, и варган с футболом, – сказал Саныч, глубоко затянувшись табачным дымом. – Кстати, жена всё спрашивает, что со свадьбой у Феди? Что ей передать?
– Надеюсь, что скоро.
– Ух ты… Вот это новости. Как зовут невесту?
– Эллочкой зовут. Но она об этом ничего ещё не знает.
– Вы не перестаёте меня удивлять.
– Думаю, предложение надо делать. Только с башней ещё не определился. Либо на Эйфелевой, либо на Останкинской.
– Лишь бы не на Пизанской. А то в прошлом году случай был… Невеста «Нет» сказала… Так жених от радости чуть в бездну не шагнул.
– О! А это идея. «Выходи за меня, не то я сейчас спрыгну».
– Беспроигрышный вариант.
– Из наших кто-нибудь заходил в гости?
– Да… Мар-миха на прошлой неделе заходила, из Сочи чурчхелу привезла. Ирка-Жучок заходила, мы с ней полчаса болтали, про Риту рассказывала.
– Хорошее?
– Эх, Ритка, Ритка… Это уже не та скромняшка, какой мы её знали. По непонятной причине прекратила со всеми общаться. Трубку не берёт. Я ей на день рождения звонил… На SMS тоже не ответила. Я думал, это только ко мне такое отношение, потом с девчонками разговариваю – у них та же история. Два года вместе проработали, ни разу не поссорились, и тут – на, пожалуйста.