– Самообман! – указательным пальцем погрозил Фёдор.
– Совершенно верно, – хлопнул кулаком о ладонь Василий, – кайф ведь ещё заслужить нужно. А ну, побегай час по полю с мячом. Здорово отдохнуть после нагрузки? Конечно, здорово. Тридцать раз подтянулся – у соотечественников челюсть отвисла, тебе по-кайфу? По-кайфу. Твой ребёнок олимпиаду по математике выиграл, по-кайфу? По-кайфу. Если бы природа хотела, то она бы дала человеку кнопку – нажал и кайфуешь в любое время, когда захочешь, но она же этого сознательно не сделала. Однако человечество в лице Акакия чувствует себя умней Создателя. А ну, дай-ка я обману природу и сам себе такую кнопку сделаю. В итоге, вместе с кайфовой кнопочкой мы получаем дыру в кармане, искореженные автомобили, разбитые головы и сломанные судьбы. Жестокое наказание за жестокий обман.
Так Бахус, грязный винодел,
Без боя Русью овладел33.
– Ну, здрасте! Приплыли! А как же домашнее вино? – возмутился Андрей, после чего начал загибать пальцы. – Виноград вырос на нашей земле, в родной климатической зоне, согрет лучами солнца, полит дождём, всё натуральное, считай, тот же сок – качественный пищевой продукт.
– Самообман качественный. Загибай пальцы на другой руке! – парировал Василий. – В магазине посмотри – сок в одном отделе стоит, а вино почему-то в другом. На продажу одного не требуется лицензия, а на другое нужна. Одно свободно продают, у другого возрастное ограничение. Выпил в рабочий полдень, за одно – никакого наказания, а за другое – увольнение по волчьей статье. Странный какой-то пищевой продукт получается. Крутоватые последствия, не находишь? Вспомни, я раньше по двести литров вина делал, а в итоге, это «счастье» ничего кроме головной боли не приносит, как в прямом, так и в переносном смысле. Это уже много раз проверено, единственное место вина – унитаз.
– Да… Вкусное было вино, жаль ты прекратил производство, – с грустью вздохнул Андрей, – просто меру нужно знать.
– А ну-ка, братюня, расскажи, какая она мера? – спросил с улыбкой Василий. – Очень интересно.
– А это у каждого своя, я вот свою меру с семнадцати лет знаю.
– Ты сейчас величайшую чушь сказал, а самое ужасное, что ты в неё веришь. Я эту ахинею слышал сотни раз – её говорят люди, не знающие определения употребляемого слова. Запиши себе дома, фломастером на обоях в прихожей, чтоб не забыть: «Мера – есть измерение предмета». А у нас получается так: у одного мера в застолье – рюмочка, у второго – стаканчик, у третьего – бутылочка. Нет, брат, так не годится. Это уже не мера, а свободная трактовка, ибо мера, на то она и мера чтобы быть единой для всех – и первых, и вторых и третьих. Между точной категорией «мера», по сути константой, и между вольной категорией – «у каждого своя» нельзя ставить знак равенства. Есть что возразить?
– Я под словом «мера» подразумеваю «не напиваться».
– Опять философское рассуждение! Один на четвереньках по подъезду ползает, в коленно-локтевой позе, в интеллигентных кругах именуемой – раком, второго на себе жена тащит, третий за столб держится, и каждый наутро будет думать, что он вчера не напился, ибо в канаве не уснул.
– Да Андрейка, вот это Василий тебя в «калошу посадил», – не упустил возможности съязвить Фёдор.
– Я имел в виду, выпил, чтобы стало хорошо, и всё, не более. «Умный пьёт до тех пор, пока ему не станет хорошо, а дурак – до тех пор, пока ему не станет плохо»34.
– И сразу вопрос, а как часто это можно делать? Раз в год? Раз в неделю? А может, ежедневно перед завтраком?
– Ну это каждый сам решает для себя.
– Вот и вся твоя «мера» – сито дырявое. Миф. Кто как хочет, так её себе и представляет. У одного метр вот такой, у другого вот такой, а у третьего – восемь раз вокруг ноги через шею в сапоги.
– Я хотел сказать, главное – вовремя остановиться.
– О-о-о… Брательник! Так каждый преступник за час до преступления думает. Нож кухонный – самое распространенное в мире оружие после автомата Калашникова. Никто не знает, на сколько осколков разлетится бутылка, ударенная об асфальт, равно никто не знает, как твой организм отреагирует на следующую «дозу радости». Вчера от трёхсот грамм было всё нормально, а завтра от этой же порции будет помутнение рассудка. Как говорили древние римляне: «сто грамм – не стоп-кран, дёрнешь – не остановишься». Положа руку на сердце, ты ведь на свадьбе… Вот, скажем, Федя из вежливости пригласил тебя на свадьбу. Ты на выкупе, дома у невесты, накатываешь за здоровье молодых со счастливым тестем три стопаря, а потом – цитирую тебя – «вовремя останавливаешься», отказываешься от адского зелья и весь вечер наяриваешь минералку. Как тебе такое? Это все равно что блуждать три дня по лесу без еды, а потом, найдя хижину лесника съесть кусок шашлыка и вежливо отодвинуть тазик. Ты со мной согласен? Можно отказаться от первой рюмки, но не от второй, ибо это будешь уже не ты.
– Да, Андручо… Вот это тебя Василий на лопатки уложил… Мало того что провёл удушающий, так ещё и по булкам шлёпанцем надавал, – радостно подвёл черту словесной баталии Фёдор.
Затем мелкий шкодник прервал новые возражения проигравшего, остановив обоих в центре аллеи жестом рыбака, демонстрирующего двухметрового сома. Взяв стороны за запястья и выдержав МХАТовскую пятисекундную паузу, громогласно произнёс: «Считаю дальнейшее избиение бесчеловечным, убедительную победу в схватке одержал… Василий Юрьевич!» – Рука представителя старшего поколения взмыла вверх.
«Теперь пожмите друг другу руки», – подытожил рефери.
После оглашения результата поединка движение возобновилось.
– Ну, Василий, в честь капитуляции нашего корефана, – предложил Фёдор, – давай затянем:
«Меж на-а-а-ми… Памяти туман, ты как во сне!» – разлетелось по безлюдной округе учебного городка.
«Ты ка-а-к во сне», – подхватил Василий.
… Наверно, только дельтаплан поможет мне,
Поможет мне…
Наивно это и смешно, но так легко
Моим плечам,
Уже зовёт меня в полет мой дельтаплан,
Мой дельтаплан35…
Хоровое пение заставило повернуть головы удивлённых чаек, о чём-то спорящих на щите баскетбольного кольца.
* * *
Андрей, получив обратно фотоаппарат с дружеской «оплеухой», вместе с Фёдором ехал по спокойным субботним улицам.
– Андручо, у меня есть давняя мечта: ты за мной заезжаешь утром в будний день, и мы, как два не обременённых каторжным трудом бездельника, катаемся по городу, любуемся видами, кормим лебедей, ходим по знакомым, «гоняем чайковского». Например, покупаем овсяного печенья и заезжаем покормить какую-нибудь школьную отличницу.
– Всегда мечтал в гости к Дасаевой забуриться с «Таллинским» тортиком и в смокинге.
«Мы на прошлой неделе, – начал дразнить воображаемую одноклассницу Фёдор, – на финал чемпионата мира по регби в Южно-Африканскую Республику ездили. Там по побережью такие забавные пингвинятки бегают. А на следующий день мы рванули в Париж на выступление Юрия Куклачёва, а как вы проводите выходные?».
– Ты хочешь увидеть, как зависть корёжит лица измотанных ипотекой соотечественников?
– И это тоже, но больше съездить в Париж на выступление Юрия Куклачёва… Ну или хотя бы на концерт «Металлики».
– Что у тебя в пакете? – спросил Андрей.
– Плюшевые сердца.
– Мне?
– Нет, это бывшим коллегам. А тебе, могу выдать календарь, правда, я им в офис вёз, но во имя нашей дружбы… Дарю!
– Спасибо, в гараже повешу.
В руках у Андрея оказался настенный календарь с логотипом цементного завода «Максим Горький».
– А я так Свете ничего и не подарил. – поделился Андрей. – Где ей такое же сердце купить?
– Да вы, сударь, бесчувственный сухарь. Даже стихи не подарили?
– Какие?
– «Товарищ! Не ведись на буржуазную хрень, 14 февраля – обычный день!», – с победной интонацией Юрия Левитана прочитал Фёдор.
– Прекрасно жили без этого праздника, никто о нем ничего не слышал, и на тебе, здрасте – каждый раз теперь бери и раскошеливайся. Вот опять расходы непредвиденные.
– Это чуждая нам культура… Импортные праздники заброшены из-за границы в диверсионных целях, – поделился агентурными данными Фёдор.
– Они, кстати, у нас в одно время появились – в середине девяностых, – но Валентинка, в отличие от Хэллоуина, прижилась крепко. Я не знаю ни одного человека, который бы Хэллоуин отмечал. Только реклама по городу на всех баннерах висит. Кафешки заманивают: «Заходите, костюмированные вечеринки, декорации, все дела…» А чувствуешь неискренность – явно «залипуху» какую-то подсовывают.
– «Всеми силами, всем нутром ненавижу щенячий восторг! Презираю дешёвый гром!»36.
– И тыквы, и зомби эти не наши, и шапки у ведьм конусные, и сами ведьмы молодые с мётлами – всё не родное. Абсурд! Ведьма должна вызывать отвращение, а не вожделение… Вот, если предложить, ты на какой мюзикл пойдёшь? «Оклахома» или «Ленин в Октябре»?» – спросил Андрей, выруливая на проспект имени вождя мирового пролетариата.
– Думаю, на батеньку! Батенька-то он наш, отечественный.
– И здесь, наверное, то же самое. Зачем нам смотреть на англо-саксонский ужас?
– А англо-саксонская Валентинка тогда почему прижилась?
– Потому что на Хэллоуин, я так думаю, Федь, барышне никакого внимания уделять не требуется, ну, если она, конечно, вареники не готовит… В чём мать родила, в чулочках и конусной шляпе. А на День Свята́га Валентина – вынь да положь! Попробуй подарок не подари – столько обид.
– Надо было цветами отделаться, сейчас бы по городу в поисках очередного пылесборника не колесили.
– Надо было. Говорил один рабочий: «Знал бы прикуп, жил бы в Сочи».
– Да, чувак… Умеешь ты Светку «спалить» на ровном месте. Надо будет у светила домоводства записать фирменный рецепт «Вареник с клубничкой»… От шеф-повара.
Дружеский смех, подобно свисту в степи, разлетелся по округе. Улица Советов окрасилась знойным колоритом южных станиц: натренированный застольями с бабушкиными подругами, Фёдор из открытого окна движущегося автомобиля затянул визитную карточку «Кубанского казачьего хора»:
Так підем же до дому, милий мій, миленький,
Вареничків наварю, голуб мій сизенький!
Навари, милая, навари, милая,
Навари, ё-хо-хо, моя чорнобривая!
– Ты не вздумай при ней такой перформанс «отжечь», она и так скандалит, что я с тобой делюсь о наших с ней отношениях.
– А я Светку в первый же день знакомства предупредил: «У Андрюхи от меня секретов мало, так что десять раз подумай, примеряя костюм женщины-кошки». И это ты ещё трезвый, а как накатишь… Хоть в блокнот за тобой изречения записывай. Ты и так рубаха-парень, а алкоголь для тебя вообще – сыворотка правды.
– «Истина в вине» – «In vino veritas», – улыбнулся Андрей.
Фёдор не упустил случая процитировать классика. Тем более что это было второе произведение после «Аптеки», оставшееся в памяти о сумрачных старших классах:
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
«In vino veritas!» кричат37.
– Розенбаум?
– Блок.
– Сигарет? Почём брал?
– Что ты? Механический! Колесико такое с углублением по окружности для верёвочки.
– Ну-у-у… Я рассчитывал хотя бы на боксёрский.
– На нас сейчас Сан Саныч смотрит с неба и всё это слышит.
– Какой Сан Саныч?
– Блок.
– Строительный?
– Так, давай сейчас на Новороссийскую республику сворачивай, я в офис на пять сек заскочу, – попросил Фёдор, – и поедем дальше в магазин упаковки подарков, у меня как раз идея появилась. Короче, смотри, делаем большое надувное летучее красное сердце с наклеенными буквами «суслик». Причём буквы ты сам вырезаешь. Нandmade, эксклюзив, такого больше ни у кого нет. Шик? «Суслик» приколется. Мне там тоже затариться нужно, а то Ритка придёт сегодня, а я без подарка.
– Ты что «хорька» себе завёл?
– Сам не верю.
– Подожди… Эта та самая Рита, о которой ты рассказывал?
– Да.
– Вот это тебе фартануло. Ну ты даёшь… Поздравляю.
– Жди меня, и я вернусь.
Федя быстро поднялся по ступенькам и зашёл в большое светлое помещение. По чистоте, растениям на подоконниках и множеству безделушек на столах можно было сделать вывод, что здесь работают одни барышни.
– Ничего себе! Это вы тут обитаете? Хороший офис, в центре. Тепло у вас.
– О-о-о! Привет, Федя.
– Ну и как, клиент идёт?
Фёдор в порядке живой очереди потискал сначала Иру, а затем Наташу. Достал из пакета и вручил два небольших плюшевых сердца.
– Так, это вот Жучку, а это вот Нотику.
– Спасибо, какой ты молодец, – благодарили дамы.
– За годы нашего совместного знакомства, без всякого сомнения, стерлась грань между дружбой и любовью. «All you need is love»38… Ту-у-т, ту-ту, ту-ту.
– Единственная в этом году «валентинка», – сказала Ира.
На пороге кабинета появилась Рита с полным чайником.
– Блин, не знал, что вас тут трое будет, сегодня же суббота, – растерялся Фёдор.
– Вот так всегда… – сделала вид, что расстроилась Рита.
– Прости, я бестолочь! Обещаю реабилитироваться на следующей неделе.
– Следующего года! Знаю я вас. Все мужчины – обманщики.
– У нас по субботам расширенный приём, многие люди в будни не могут прийти, – разбавила неловкую ситуацию Наташа. – Я как раз утром заварных пирожных купила. Федь, ты чай или кофе будешь?
– Нет, спасибо, Наталья Игоревна, я полетел, меня ожидает экипаж. «Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены»39, тих и печален хомяк на столе у Пиндры́… Чао, крошки!
ЗИМНИЙ ВЕЧЕР НА МАЛЕНЬКОЙ КУХНЕ
17 февраля 2007 года
До прихода Риты оставался час. Распахнутые окна балкона впустили в дом головокружительный тёплый вечер южной зимы и запах разогреваемого соседями шашлыка.
Снизу послышался короткий сигнал клаксона.
– Поднимешься на кофе? – спросил Фёдор с третьего этажа у водителя подъехавшего автомобиля.
– Другим разом, ещё на юбилей надо ехать, спускайся, – ответила Марина.
Салон машины утопал в запахе духов. Шикарное вечернее платье, скрывающее от посторонних глаз самое дорогое, походило на бархатный занавес драматического театра. Наращенные ногти украшали стразы, в волосах искрились блёстки лака. Шея и кисти рук пестрили золотом и переливающимися камнями. Рядом угнездился Фёдор в шортах и шлёпанцах на босу ногу.
– Тут Вам телеграмма пришла, получите, – Марина протянула чёрную плоскую коробку от DVD-диска. Она хранила в себе тридцать банкнот с изображением похитителя женских сердец, красавца-мужчины при погонах и сабле – генерал-адъютанта Муравьёва-Амурского на фоне дальневосточного пейзажа.
– Телеграмма от гиппопотама? Спасибо почтальону Печкину. Обожаю телеграммы из Хабаровска.
– А какой правоустанавливающий документ сделали? – поинтересовалась Марина.
– Вот, возьми на память, – Фёдор протянул файл с копией акта ввода в эксплуатацию, – свидетельства в течение двух недель можно будет забрать.
– Красота. Слушай, я тебя хотела попросить… Мне тут немножко объект недвижимости достался. Его нужно перепродать. Давай на тебя оформим.
– Спрошу чисто так, из любопытства: он тебе достался каким-то необычным способом?
– Это информация, несущая скорбь, – улыбнулась Марина.
– Ну как я могу тебе отказать? Тем более что участвовать в мнимых сделках законом не запрещено, так же?
– Про то, что ты сейчас вслух сказал, давай договоримся – это останется нашей маленькой тайной.
– Всё что пожелаете, матушка. Привет юбиляру!
* * *
Принесённые днём из кафе антрекоты с печёной картошкой, салат с креветками, оливье и зелень заняли почётные места в хрустальных вазах чехословацкого производства, «отжатых» у бабули. Расставленный где только можно десяток зажжённых свечей, тюльпаны в стеклянном кувшине и надувное сердце под потолком с нетерпением ждали самую дорогую в своей скоротечной жизни гостью. Наконец-то на пороге квартиры появилась Рита.
– На тебе лица нет. Что случилось? – удивился Фёдор.
– Нам нужно серьёзно поговорить.
– Давай.
– Ты знаешь, как ты меня сегодня подставил?
– Я?
– Ты не мог купить три одинаковых сердца и подарить нам троим?
– Вот же твоё сердце, – взглядом Фёдор показал на шар.
– Дело не в подарке, а дело в том, что ты из нас троих выделил меня одну. Как только ты ушёл, началось: «А где же подарок Риты? Наверное, его Федя вечером в ресторане подарит. Возможно, даже в бархатной коробочке». Никто не поверил, что ты про меня забыл. Девчонки прекрасно поняли, что у нас что-то есть.
– Я такую цель не преследовал.
– Но получилось-то так! А я не хочу, чтобы кто-то знал, что между нами что-то есть.
– В этом нет ничего криминального.
– Я хочу, вернее, хотела, чтобы это осталось тайной, это моё желание. У тебя вот есть статуэтка «Узбечка с чаем», и я тебя не спрашиваю, почему ты сделал такой выбор, я просто его уважаю и всё.
– Может, они ещё раньше нас рассекретили? Мы столько времени вместе работали. А может, просто прикалывались? Ты, что, их первый день знаешь? Тебя мало за нашего Клёпу замуж выдавали? Им лишь бы похихикать. Да и кому какое дело, что кума с кумом сидела? У всех своя жизнь – завтра уже никто ничего не вспомнит.
– Лучше бы ты вообще ничего не дарил.
– Постой, а не ревнуешь ли ты меня? Ты это брось. Если бы я хотел с Иркой или Наталкой встречаться, мы бы это начали сто лет назад. Но я же в тебя, воистину любовь зла, втюрился. Мы с девчонками в приятельских отношениях, я к ним всегда могу обратиться за помощью, и, потом, мы созванивались с Нотиком по работе, и она сказала, что в этом году ей никто ничего не подарит. Они сейчас с Иркой одиноки. Я решил их поддержать.
– Одиноким тёлкам сердечки дарить – такая у тебя поддержка?
– Я тебя вообще не понимаю. Что тут страшного? Я тебе изменил, что ли?
– Всё ты прекрасно понимаешь! Легче всего сидеть и дурака включать. Если сейчас ты так косячишь, то что же будет дальше?
– «Довольно обидны Ваши слова»40. Это же я, твой Пузырь, мы с тобой полжизни знакомы. Можно сказать, друзья детства, ты же на моих глазах из подростка-пятикурсника в матёрого зубра превратилась. А ты такие вещи говоришь, как будто я прохожий, с которым ты вчера познакомилась.
– А чем ты лучше остальных?
– Ничего себе! Для тебя прошлое ничего не значит? Это не твои слова, это слова из передачи на ТНТ, где одинокие сердца ищут друг друга.
– Мне пора ехать. Я не хочу получать такие удары от человека, который мне нравится.
– Я тебе нравлюсь? Неожиданно!
«Добрый вечер, пожалуйста, машинку на проспект Ленина, 18», – подвёл черту телефонный звонок.
Гостья направилась в прихожую, молча оделась и, глядя на кошку, сказала: «Пока, Пи́ндра… Не знаю, когда теперь увидимся».
Рита села в такси. Фёдор, оставаясь на безлюдном проспекте, чиркнул колесом зажигалки. Прислонившись спиной к дорожному фонарю, он, затянувшись табачным дымом, провожал взглядом стальной экипаж, увозивший в ночь любовь всей жизни, а может, как ему казалось, и всю его прежнюю жизнь. Рёв мотора становился всё тише. Красные габаритные огни, уменьшаясь во тьме, превращаясь в две крохотные точки. Они походили на неопознано летающие объекты, безвозвратно тающие на глазах у очевидцев.
Молодой человек вернулся домой. Открыв окна балкона и ещё не осознав, что произошло, он наблюдал за подхваченным ветром улетающим в чёрное новороссийское небо воздушным шаром с наклеенными белыми буквами в мультяшном стиле – «Ритузик».