Я выбираю тебя. Книга первая

Ну, никак не ожидал начальник такого разговора от девочки с косичками. Он привстал от моей наглости:

– Я, конечно, понимаю ваше желание пуститься в путешествие в Орджоникидзе.– Тер он подбородок.– Очень красивый и своеобразный город. Но чем я могу помочь? У нас ведь тоже план по сдаче отходов алюминия и меди.

И почесывал затылок, раздумывая. Я расстроилась: неужели откажет?

– Петр Иванович, мы не просим цветные металлы. Просто на территории перед столовой и вашей конторой валяется много хлама. От этого ДОСААФ выглядит неухоженным. Давайте, мы с одноклассниками устроим субботник. Наведем здесь порядок. Все металлическое заберем, а остальное сложим в одну кучу. А ваши курсанты погрузят это на машину и отвезут на свалку.

Петр Иванович даже улыбнулся:

– А что, это идея. И вам хорошо, и мы не в накладе. Разрешаю.

Он тут же вызвал завхоза:

– Дайте инструменты для субботника этим школьникам. Всячески им помогайте. Все, что надо им, они после субботника заберут с собой. Я разрешил. Остальное вывезите на свалку.

– Оля, я даже не ожидал, что в твоей детской головке находится такой зрелый и практичный ум. Думаю, тебя ожидает неплохое будущее.

– Спасибо, Петр Иванович. Я к ребятам.

В голове моей вертелись некоторое время лестная фраза офицера. Но проведение субботника и последующие события вытеснили ее из памяти.

Потом мы нашли на буровых качалках всякие металлические болванки и выкопали из земли возле железной дороги обломки рельсов. В результате класс оказался первым. И мы отправились с учительницей в туристическую поездку.

Мы с одноклассниками гордо вышагивали по тенистому городу, открывая новые места в нем и черпая знания пригоршнями. Музеи и обелиски, – все посмотрели мы и, наконец, отправились в городской парк. Незабываемые минуты подходили к концу, когда мы остановились у водоема с лебедями черной окраски, грациозных, ярких и просто необыкновенных.

Они проплывали мимо нас в одну, потом в другую сторону. Или вдруг один лебедь, склонял свою голову к другому, зарывшись клювом в его пуху. Это зрелище было незабываемо. И чем-то напоминало добрые чувства людей.

Любому мероприятию рано или поздно приходит конец. Мы надолго запомнили эту удивительную поездку, заработанную собственным трудом.

Я никогда не отказывалась от школьных мероприятий. И любое поручение выполняла добросовестно и с огоньком. Но в душе со многим не соглашалась. Просто действовала, как по Уставу: сначала выполни приказ, потом выражай свое несогласие.

Шло время. Я подросла, стала больше общаться с ровесницами. Еще чаще – со старшими подругами. Соседки Катя Писарева, Лида, Люба и я, взявшись под руки, ходили взад-вперед по улице, напевая модные в то время песни типа:

– Представить страшно мне теперь,

Что я не ту открыл бы дверь,

Другой бы улицей прошел,

Тебя не встретил, не нашел.

Мы многозначительно при этом переглядывались. Втайне каждой из нас уже нравился кто-то из ребят. Ночами мы мечтали о встречах с ними. И переживали, если они не обращали внимания на наши страдания.

Часто во время прогулок пересказывали прочитанные взрослые книги. Особенно мне запомнился Любин пересказ романа «Анжелика и король». Я слушала и удивлялась ее мастерству передавать увлеченно и правдиво всю интригу романа. А после этого взяла в городской библиотеке все книги про Анжелику. И прочитала их от корки до корки, проживая все испытания вместе с героями книги.

Разлад между родителями не оставлял спокойными нас с братом. Мы старались меньше оказываться на глазах у матери с отцом, не расстраивать их и помогать по мере сил, опасаясь попасть под горячую руку.

Мать все последнее время плакала, переживала и следила за каждым шагом мужа. Мы жалели ее. А она, поймав его на измене, совсем сникла.

Она как-то рассказывала тете Оле Боровлевой:

– До этого в душе теплилась мизерная надежда, что не все так плохо, как кажется. Со временем все встанет на свои места, жизнь наладится. Но ничего не улучшилось.

Он по-прежнему отрывается у любовницы. А дома одни скандалы да ложь.

– Что поделаешь, Даша. «Жизнь прожить, – не поле перейти». Случается и такое.

– Мне все тяжелее становится жить рядом с изменником. Он напивается до потери пульса, орет на всех, кто попадается на пути, хватается за нож или топор. И гоняется за нами, пока кто-нибудь из соседей не запустит в свой двор.

– Дашенька, милая, если что, переноси свои вещи ко мне. Потом подгонишь машину и уедешь от Андрея, если совсем невмоготу терпеть его выходки.

Однажды в нашем доме дошло до драки отца и Вовы. Если бы не помощь маминого двоюродного брата, страшно подумать, чем бы окончилось это столкновение.

Мать и Вова потихоньку переносили вещи к тете Оле на случай, если в ходе очередного скандала придется спасаться бегством. Было решено: больше не возвращаться в опостылевшие стены.

Мне мама не особо доверяла. Боялась, что из-за малолетства выдам отцу ее планы. А я и без слов все поняла. И помалкивала. Меня уже тогда обижало отношение ко мне. Как-то друзья позвали меня на улицу. Отец с матерью сидели на кухне, через которую я шагала с гордо поднятой головой, делая пальцами щелчки, которым недавно научилась

– О, пошла, пошла! Даже не смотрит на отца.– И повернувшись к маме, произнес то, что меня покоробило до самой души, – Смотри, принесет тебе твоя фифа в подоле.

Прошло немало лет с тех пор, многое забылось, а эти слова до сих пор жгут душу.

В конце августа мать забрала наши с братом документы в школе, уволилась с работы. И в последний день летних каникул, когда отец был на работе, погрузив немудреный скарб на машину, покинула с нами родное место, где прошли многие годы семейной жизни. Пусть не всегда счастливой, но жизни.

Как пчелиный рой гудели тогда соседи, столпившись у забора, когда отъезжала машина с нами:

– Дашка бросила Андрея.

Кто-то был на стороне матери, кто-то осуждал ее поступок, считая, что в семье бывает всякое:

– Надо уметь терпеть и прощать.

– Но сколько можно прощать человека, думающего только о собственном благополучии? Он ведь совсем не думал о своих родных, каждый раз смешивая их с грязью.

Глава 2. Переезд из Грозного. Жизнь в Ищерской

В казачью станицу, где проживали родственники, мы приехали поздно вечером. На улице уже горели фонари, и воздух остыл от дневного жара. Разгрузив машину, взрослые поспешно накормили и отправили двух своих дочерей и нас в детскую комнату.

Закрыв дверь, они приступили к вечерней трапезе сами. Хоть и старались прижать дверь накрепко, она приоткрылась. Никто не обратил на это внимания, зато я теперь видела и слышала весь их разговор за столом.

Сначала все ели молча, разговор был отрывочным. Можно сказать, он попросту не клеился. Ясное дело, родственники не были в восторге от приезда сестры с детьми. Свалились, как снег на голову, без предупреждения или согласования. Приняв на грудь по сто граммов за внезапный приезд, родные мало – помалу разговорились.

Мама, как и все женщины, считала себя правой и обиженной. Это сквозило из ее рассказа:

– Никогда не забуду, как однажды Андрей сказал, что имеет право из-за моей холодности к нему гулять на стороне…

Тетя Вера, полная белокурая женщина, перебила ее:

– Глупая, да он, видно, просто пугал тебя, показывал свою власть над тобой! Они это любят! Или настолько был неуверен в себе, что для самоутверждения старался внушить тебе, что он сильный и незаменимый…

Хмыкнув, дядя Коля возразил:

– Причем тут сила?! Мужчина может быть сильным, не прибегая к унижению или оскорблению. Здесь что—то другое. – Он замолчал, в раздумье, почесывая затылок:

– Не обижайся, Даша, я тебе зла не желаю. Знаю точно, что вы, женщины силы черпаете от окружающей природы, а вот мы ее берем от вас. Таково устройство жизни. Не мы его придумали, не нам и судить его. Прости, может у вас с Андреем нелады с сексом были?

Ведь ты пойми, не найдя отзыва в тебе, он на стороне найдет ту, которая с готовностью осчастливит его.

Мама, как от пощечины вздрогнула от этой фразы. Не донесенная до рта вилка с капустой, казалось, зависла в воздухе.

– О каком сексе может идти речь?! Я и на работе, и дома. Он вечно пьяный и злой. Да и помощи от него ведь никакой! Так наработаюсь, что не до отношений в кровати! Да и дети ведь уже большие!

Дядя Коля лишь возразил со вздохом:

– Дети они у всех дети. И на работу все ходят. А вот мужья, как мы знаем, не у всех смотрят в сторону. Иные от своих жен и шагу ступить не хотят, пылинки готовы сдувать с них. Ты бы чуть поласковей с Андреем-то была. Смотришь, и лад бы в семье восстановился. Поверь, на своем опыте это знаю.

Обиженная мама только огрызнулась:

– Ну вот, я еще и виновата, оказывается. Он будет шляться где-то, а я его ласкать должна?!

Ну, нет уж, милые родственнички. Я совсем другого мнения обо всех пьянках-гулянках своего суженого. И считаю, что такой отец моим детям не нужен! – Она побагровела от обиды на родственников.

– Даша, ну это ты зря! Хороший он или плохой, ты детей от него родила. Значит, он во все времена останется для них отцом. Это для нас мужья могут быть бывшими. А для них он навсегда останется настоящим. Каким бы он ни был, – возразила тетя Вера.

Разговор принимал совсем не то русло, которое ожидала создать моя мама.

– Мне кажется, ты, кумушка, не права. Работа работой, но для каждой женщины главнее всего должна быть семья. Думаю, Андрей не искал бы кого-то на стороне, если бы ты жила для него, была каждый раз новой.

Большинство женщин, как ни странно, выйдя замуж, перестают бороться за внимание мужчины, – с огорчением продолжал дядя Коля, почему-то оглянувшись сначала на свою взлохмаченную жену, потом на маму.

Если в намерения родственника входило как-то вразумить, успокоить гостью, то последней фразой он, кажется, взбесил ее.

– Сейчас не крепостное время! Это мужчины должны добиваться нашего расположения, а не мы под них подгибаться! Ни под кого не подстраивалась и не собираюсь делать это впредь! Пусть спасибо скажут, что мы за ними стираем, кормим их, поим, как детей! И ночами не спим, переживаем, где они, что с ними случилось! – Сквозь зубы процедила мама.

Она резко поднялась со стула. С грохотом отодвинула его в сторону. И, сказав, что время позднее, пора спать, отправилась в спальню на приготовленную для нее сестрой кровать.

Заснуть в эту ночь мама так и не смогла, вертелась с боку на бок, попеременно поправляя подушку, простынь или одеяло. Голова лопалась от дум. В чем же ее вина, что семейная жизнь не удалась?

Разве она не пыталась вразумить мужа? Он жил, как хотел. И не слушал ее совсем. Странная получалась картина: прожив рядом с мужем восемнадцать лет, она не чувствовала себя счастливой, не ощущала вкуса замужества. Кроме детей от замужества она не получила ничего.

Мы на соседних кроватях спали, как ей казалось, спокойным, безмятежным сном. А в ее груди теснился комок сомнений, какое-то чувство опасности опоясало холодом ее тело с ног до головы. Сердце то бешено колотилось, то вдруг замирало. Мысли становились тревожней и назойливей.

Сон никак не шел. Она не находила ответов на множество мучающих вопросов. Лишь к утру, когда ночную тишину прервала петушиная перекличка, она задремала нервным сном.

Хотя передышка для мозга была кратковременной, проснулась она с четкой установкой поступить в создавшейся ситуации, не так, как все от нее ожидали. Ей надоело жить разумно, в угоду другим, делать все, как требует моральный кодекс.

Вчера стало ясно, что родные не разделяют ее взглядов на жизнь. И хотя они предложили временно остановиться у них для успокоения нервишек и пока найдутся работа и жилье, она твердо решила, как можно скорее покинуть это пристанище.

Несколько дней у нее ушло на безрезультатные поиски работы и жилья в населенном пункте, где жили родственники. Потом кто-то рассказал ей о большом наборе на работу на вновь организованной железнодорожной станции в станице Ищерской.

На следующее утро, наскоро позавтракав, она, с трудом открещиваясь от попыток родственников продолжить разговор, сразу после завтрака отправилась в эту станицу попытать счастья. Если там открывают новую товарную станцию, значит, есть возможность получить жилье и работу одновременно.

На новое место жительство мы переезжали в кабине грузовой машины, которую вел разговорчивый дяденька Ваня, явно симпатизирующий моей матери. К слову сказать, внешности она была незаурядной. Правильные черты лица, обрамленные завитыми светло-русыми волосами, привлекали к себе мужское внимание. Даже некоторая полнота не портила ее внешней прелести.

Дядя Ваня как мог, старался понравиться симпатичной пассажирке. А в ответ только вежливые «да» и «нет». Целый месяц после переезда семьи на новое место жительства он под разными предлогами появлялся в комнатке, предоставленной нам. Он и помощь в обустройстве комнаты в бараке оказывал, и мастерил недостающую мебель. Но расположения от моей матери так и не дождался.

После шумных отношений с мужем ей еще долго придется привыкать к спокойной жизни. Она перестала верить мужчинам. И давно уже вышла на работу стрелочницей, старательно уклоняясь от ухаживаний дяди Вани при любой встрече.

Мужчина стал появляться реже. Вскоре он нашел себе пару и женился на одинокой станичнице, крохотный домик которой приветливо улыбался прохожим чисто вымытыми стеклами и находился метрах в ста от школы.

Бараки, населенные новоиспеченными железнодорожниками, были полны тоненьких голосов. Почти в каждой из двадцати комнат были дети разных возрастов. Малыши, пока старшие братья или сестры учились в школе, носились по длинному коридору и по участку под окнами. В школу, которая находилась примерно в трех километрах от станции, ученики обычно ходили всей ватагой.

Мы с Вовой быстро нашли друзей по интересам. И стали все свободное время проводить с ними. В числе них было трое совсем взрослых ребят. Они учились в разных учебных заведениях. Домой приезжали на выходные и каникулы. Остальные учились в школе.

После занятий мы спешили домой, переодевались, брали ведра и снова в школу. Оттуда совхозными машинами нас развозили по виноградарским бригадам для работы. Я хорошо училась и старалась не уступать станичным друзьям в сельских работах, хотя впервые за свою жизнь здесь увидела, как выращивают виноград в таком количестве. От горизонта до горизонта простирались поля с виноградными кустами.

Когда наша семья была полной и проживала в городском коттедже, во дворе у нас возвышалась виноградная беседка, дающая хорошие кисти колерованного винограда. Отец ухаживал за ним с большим удовольствием. И очень гордился сортом розового винограда с вдавленными одна в другую ягодками-виноградинками.

Каждая из этих кистей достигала около трех килограммов. Он хвастался им, а мы с матерью молили Бога, чтобы не было этой прелести. Кроме постоянно пьяного лица родителя мы не видели после сбора урожая ничего. Рвать нам кисти запрещалось, все ягоды отправлялись на изготовление вина.

Я не могла поверить своим глазам, когда взглядом пыталась объять все виноградники. От обилия сортов и вкусов голова шла кругом. Мы наполняли срезанными ягодами ведро и относили учетчице на трактор. Та заносила в строку каждого сборщика количество собранных ягод за день. А в конце месяца мы, как полноправные виноградари, получали зарплату. Это были, конечно, не огромные деньги, но достаточные для использования на личные нужды и, кроме того, полученные за собственный труд.

На пути к месту работы и обратно мы пели пионерские песни или:

От Махачкалы до Баку

Волны катятся на боку,

И, вздымая, бегут валы

От Баку до Махачкалы.

Возвращались мы уставшие, но это не мешало понимать, что посильную помощь родному совхозу мы оказали. А по вечерам, наскоро справившись с домашними заданиями, встречались с друзьями под нашими окнами или на перроне вокзала.

Как-то раз, играя в прятки, мы обнаружили в дворике вокзала заросшую травой могилку со звездочкой. Оказалось, это памятник неизвестному солдату. Ради интереса стали рыться в библиотеке, расспрашивать старых жителей станции, писать письма и запросы. И нашли-таки, чья это могила.

Благодарности приглашенных родственников не было предела. Сбор пионеров с горном, барабанами, речами и слезами был проведен пионерской организацией школы на высоком уровне. Мы были довольны, что работали не зря, кто-то разыскал своих родных. А большего и не требовалось.

Наша жизнь на станции кипела, как вода в котле. Игры в нашем возрасте были, чуть ли не главным занятием. В прятки, в садовника, в казака-разбойника, в догонялки, в знамя – вот некоторые из игр, что скрашивали наше свободное время. А когда не было желания участвовать в подвижных играх, мы просто плечо к плечу сидели на бревне и играли в садовника или хохотали от смешных анекдотов или историй.

Надя как-то рассказала, сотрясаясь от смеха, случай с ее сестренкой Олей:

– У нашей Мурки появились маленькие котята. Оля, естественно, решила взять над ними шефство: нянчила их, таскала везде с собой. Когда я пришла из школы, она вдруг забегает в дом и кричит с порога:

– Няня, там один котёночек всю мордочку в молоко себе испачкал! Он что, теперь грязный будет ходить?

Я отмахнулась: – Не думаю, мама вылижет его с ног до головы.

Оля удивленно подняла брови вверх, потом поворачивается к маме, которая в это время доваривала манную кашу для нее и только что поднесла ложку ко рту:

– Мам, вылижешь?!

У мамы от неожиданности ложка из рук выпала.

Все засмеялись.

– Юмористка твоя Олька, – смеясь, сказала я. – Как-то я ждала тебя, когда оденешься для похода в вагон-клуб. Она подошла ко мне и говорит:

– Оль, а почему у моей мамы такой большой животик?

– Хочет братика тебе купить.

– А я что, тоже была сначала в животике у мамы?

– Ну да. Сначала у мамы увеличивается животик, потом появляются детки.

– И Лида, и Надя, и Сережа, – все там были?

– Да.

– Так что, мы матрешки что ли?

Ее округлые глаза, казалось, вот-вот из орбит вылезут.

И она принесла мне свою любимую игрушку, показывая, как все ее братья и сестры помещались в мамином животике.

У Вовки Кузнецова тоже была маленькая сестричка. Он ухмыльнулся:

– А наша Наташка сегодня взяла в рот травинку и говорит:

– Мама, гляди, я курю, как папа,

– Наташенька, а курить нельзя.

– А почему папа курит?

– Так взрослым дядям разрешается иногда курить сигареты, а маленьким деткам нет.

– Так это же просто травка, не сигареты, – выдала Наташка.

– Ну и детки пошли, все-то они подмечают, – отозвался, оправившись от смеха, мой брат Вова.

Он был выше среднего роста и необычайно красив. Длинные и блестящие волосы каштанового цвета спадали на его плечи. Глаза небесного цвета отсвечивали в солнечные дни зеленцой. Он гордо носил над землей свою голову. Ноги его, казалось, не касались земли – складывалось впечатление, что он парил над землей. Он вскружил голову не одной девушке.

В то же время он отличался чрезмерным самолюбием и был недостаточно прилежен. Поэтому учеба в школе у него не задалась. Он учился в 8 классе школы, когда не подчинился требованиям учительницы немецкого языка. Между ними возникла почти потасовка. Брат перестал посещать школу, поступил в Грозненское ПТУ. И стал появляться в станице только по выходным и во время каникул.

Когда Вова окончил училище, он стал работать на станции Ищерской в котельной, отапливающей два наших жилых помещения. Располагалась она в середине барака, где жил он со мной и матерью. Ее окна и дверь выходили на сторону железной дороги. В небольшой комнатке стоял крохотный котел. Возле него постоянно была горка угля и лопата. Брат периодически подбрасывал уголь в топку. Уголь тлел, в комнатах жильцов становилось тепло и уютно.

Мы набивались в маленькую котельную, как селедки в бочку. Нам нравилось общение в этом теплом и чистом помещении.

Вова как-то говорит:

– Вчера ко мне Миша Булкин заходил, рассказал анекдот про моего тезку, обхохочешься. Хотите послушать?

– Конечно!

– Еще как!

– Валяй!

– Так вот: « Учитель, недовольный ответом ученика у доски, как-то говорит:

– Дети, кто будет учиться на отлично и хорошо в школе, попадет в рай. Если он будет лениться и получать плохие оценки, то в ад.

Поднимает руку Вовочка:

– Иван Иваныч! А кто-нибудь живым школу окончит?

Мы хохотали и от того, что действительно анекдот оказался смешным, и от того, что наш серьезный Вова вдруг повеселел.

Надя была года на три старше меня. У нее много братьев и сестер. Придя в бедно обставленное жилье подруги, я поражалась количеству кроватей, на которых располагалась вся ее многочисленная семья.

У нас с нею оказалось много общего: даже мыслили одинаково.

У Нади был брат Серега, возрастом чуть младше меня, который вздыхал по мне, не получая взаимности. С ним я ходила вечером в центр села, чтобы встретить подругу с уроков во вторую смену. Мы забирались на камни или пеньки, что попадалось под руки, чтобы заглянуть в класс и дать понять подруге, что мы ее уже ожидаем.

Однажды мы с Надей с разрешения моей мамы поехали в гости к ее родственникам в поселок Садовый. Он находился где-то недалеко от Моздока. Сказано, дети. Для нас не существовало прошлого или будущего. Мы жили в настоящем и по-настоящему: носились с друзьями по полям и поселку, были довольны поездкой и счастливы оттого, что вместе. Набрав подсолнухов на совхозном поле, радовались жизни, щелкая семечки и весело щебеча.

Мне почему-то на всю жизнь запомнилась четырехкомнатная квартира родственников подруги, в которой все три спальни находились с одной стороны и выходили дверями в большой зал. И я долгие годы мечтала заиметь для своей семьи именно такое жилье. В гостиной возле стены, противоположной дверям спален, стоял диван, на котором все жители квартиры и гости устраивались рядышком, и смотрели телевизор.

Мы с Надей жили, душа в душу. Я была покладистой и верной подругой. То же самое получала от нее. Мы без боязни делились секретами. И каждая была уверена, что никто из посторонних не узнает о них.

Надя страдала от неразделенной любви к моему брату-красавцу. Я знала об этом тайном чувстве подруги. Та сразу же менялась в лице при его появлении. Но никому не выдала сердечной тайны подруги, хотя и намекала брату, чтобы обратил внимание на нее. Но мои намеки так и остались в воздухе.

Каждый раз при встрече с нею я знала, каким будет ее вопрос после приветствия:

– Как там Вова? Когда он приедет?

Я что-то отвечала, она радовалась или расстраивалась. И все равно с надеждой и ожиданием смотрела в ту сторону, откуда мог показаться он.

Мне было больно от ее страданий. Но ничем не могла их облегчить. Вове она тоже нравилась, и всякий раз, как он приезжал к родным в станицу, их тянуло друг к другу. Они почти всегда оказывались рядом на скамейке, смотрели с обожанием друг на друга. Но он не был способен на подлый поступок.

В те годы у него появились более глубокие потребности, чем просто сходить с девушкой в кино и потом проводить ее домой. Он учился и жил в городе, который часто развращает психику молодежи. Там много доступных женщин и увеселительных заведений. Зачем же пудрить мозги честной девочке?!

Мы с удовольствием слушали музыку и хорошо пели. Причем, почему-то, даже внезапно заводя какую-то песню, выбор был одинаковым. Одно и то же нас волновало и расстраивало. В то время по приемнику слушатели часто просили исполнить Полонез Огинского.

Мы тогда безмолвно смотрели на приемник, подперев руками голову. И, слушая любимую мелодию, прокручивали свои жизни через призму этого шедевра.

Еще мы в окружении станционных друзей ходили в клуб на просмотр фильмов. Как-то посмотрели фильм» Трембита». И всю дорогу из станицы до дома копировали слова, жесты и песни из фильма.

Особенно правдоподобно это получалось у Нади. В то время была мода на клетчатые рубашки. Надя была в такой рубашке и так комично копировала героев фильма, что мы с ребятами со смеху падали всю дорогу.

Но чаще всего фильмы смотрели в вагоне-клубе, которые в те годы бороздили дороги – пути с остановками на маленьких станциях. Тогда уже любимыми фильмами наслаждались по несколько раз. И знали диалоги наизусть. И опять смешнее всех киношные герои – Сметана, Шурик или Бумбараш – выглядели именно в исполнении Надежды.

Говорят, бедняк думками богатеет. Все мы с друзьями были из простых рабочих семей. И часто шутили:

– Оль, а что бы ты сделала, если вдруг ни с того, ни с сего разбогатела?

– Это как?

– Ну, например, выиграла бы в лотерею целый миллион рублей!

– Ого! Нам никогда в лотереях не везло.

– А вдруг?!

– Самое главное, мы бы купили дом с садом и огородом. Все в него. Может, взяли бы машину. Вова выучился бы на водителя.

– А что еще?

И мы начинали общими усилиями придумывать, что необходимо человеку для полного счастья. Но так и не могли сразу истратить весь свалившийся на голову вымышленный выигрыш. Тогда приступали «покупать» подарки для родных и близких. В те годы запросы у нас были мизерными: только самое главное.

Как-то глубокой осенью я задержалась на совете дружины в школе. Чтобы сократить путь домой, пошла не по проезжей части дороги, а напрямик по полю, израненному снарядами во время войны. То тут, то там виделись котлованы от взорванных бомб, заросшие травой. Они представлялись мне естественными памятниками человеческой жестокости.

Я шла по полю и на ходу обдумывала, как страшно и трудно было выжить в войну, когда вокруг стреляют, убивают и бомбят. Каким же надо было быть счастливчиком, чтобы избежать участи многих миллионов погибших во время этой страшной войны?!

Мой дедушка во время войны работал заведующим почтой в этой станице. А мама, тогда еще семнадцатилетняя девушка, разносила похоронки и письма от солдат адресатам. Жили родные на том самом месте, где теперь стояли школьные мастерские. И нынешние одноклассники сейчас там мастерили лавочки, топорища и табуретки.

В войну немцы стояли в нескольких шагах от почты. И на месте нынешней школы они хоронили своих погибших солдат. Кирпичный туалет теперь находился во дворе слева, позади школьного здания. Зимой, когда девочки во время перемен гурьбой направлялись в его сторону, на них набрасывались со снежками мальчишки. Стоял девчачий визг, гвалт. Некоторые школьницы так и возвращались в класс, не попав в туалет.

Потом во время урока, краснея, они отпрашивались у учителей по разным придуманным причинам: то к директору срочно надо сходить, то воды попить, то еще по какой-то другой причине.

В моем характере выделялось много мужских черт, одной из которых было отсутствие желания визжать или поддаваться мальчишкам хоть в чем-то. Когда они нападали, я кому-то подножку подставлю, кого-то сама снегом забросаю, от кого-то увильну, кому и синяк под глаз поставлю. Но все равно пройду туда, куда надо.

И вот теперь я шла по полю и думала:

– Зачем, интересно, Бог повторно повернул жизненную дорогу матери в эти места? Может, она что-то не довершила здесь, пока была молодой? И теперь должно что-то измениться в ее судьбе!? Мама рассказывала, что у нее в годы войны был парень, с которым она в мечтах связывала свое будущее, но он погиб под Ленинградом. Или, может, это знак для меня?

Размышления были прерваны глухим отзвуком шагов обгоняющей меня новенькой девчонки с хвостиком из параллельного класса. Я впервые увидела ее вблизи. Поэтому внимательно осмотрела ее. Большой открытый лоб, умные, прозорливые глаза. Несколько тусклые волосы выглядывали из-под неопределенного цвета шапочки.

Девчонка от быстрой ходьбы раскраснелась, на лбу выступил пот, хотя продолжала держать руки в карманах широко распахнутого длинного пальто. Мы просто улыбнулись друг другу, и каждая продолжила ходьбу в своем темпе. Мне понравился открытый взгляд новенькой, захотелось с нею подружиться.

Провожая ее взглядом, я невольно перевела свой взгляд на свое донельзя укороченное своими собственными руками пальто: лишь для того, чтобы не выглядеть старомодной. И мне вдруг стало не по себе. Живя во время мини-юбок и беленьких носочков, эта девчонка не постеснялась показаться немодной в своем длинном пальто. А я свое новое пальто укоротила так, что из-под него бессовестно выглядывали мои совсем не идеальные ноги.

На следующее утро я проснулась в хорошем настроении. На улице накрапывал мелкий дождик, постукивая по подоконнику. А сквозь тучи то там, то тут пробивались солнечные лучики. Я восторгалась такой погодой. И всегда отмечала чистоту и блеск от влаги, подставляя ей свои лицо и руки.

Все школьники готовы были отправиться в школу, когда двери соседнего барака открылись, и вышла вчерашняя новенькая. За нею следом выбежали две ее сестренки примерно восьми и пяти лет. Они стали прыгать вокруг старшей сестры и, видно, тоже радовались мелкому дождику. Старшая и средняя сестры поравнялись со мной:

– Вижу, тебе нравится дождик? – Просто сказала новенькая и протянула руку, – Ира.

– Оля.– Я пожала ее руку.– Обожаю, когда моросит дождь. Вся природа омывается тогда и блестит! Кому такое не понравится?

– Давно хотела познакомиться, но все как-то не получалось.

– И мне. Ты же вчера меня стремительно обогнала на поле…

– Тогда не до знакомства было. Я очень спешила. Маме в ночь на работу. А сестренки остались бы без присмотра. И главное, без меня и моей сказки на ночь они даже заснуть не могут, – пояснила Ира.

При этих словах старшей сестры Надя покраснела.

Новая знакомая рассуждала и вела себя совсем по-взрослому. Мне показалось, что есть в нас что-то общее. И оно обязательно сблизит, сделает друзьями.

Разговаривая, мы продолжали не близкий путь в школу.

– Оль, ты здешняя? Или откуда-то издалека приехала? – Поинтересовалась Ира, отбросив рукой с лица намокшую челку.

– Мы из Грозного.

– Вы – это кто? – спросила она.

– Я, мама и старший брат.

– А-а. Симпатичный брюнет с голубыми глазами – это твой брат? – Оживилась Ирина.

– Да. А ты откуда его знаешь? – удивилась я.

– Я не знаю его! Просто видела несколько раз. И все, – покраснела новая знакомая.

Она на миг замолкла. В ее душе шла борьба между любопытством и воспитанностью. Первое взяло верх.

– Извини, а что же вы без отца? Матери ведь одной трудно обеспечивать семью и справляться с вами.

Я помолчала. Но, будучи натурой открытой, сказала:

– Ничего, выдюжим. Мы с мамой от него уехали!

Установилось безмолвное молчание. Слышны были лишь наши шаги и шуршание мокрой от дождя травы под ногами. Через промежуток времени, поборов в себе тяжелые воспоминания, я с долей пафоса произнесла:

– Зато теперь никто не мешает нам спокойно спать по ночам! Мир стал для нас цветным и ярким. А раньше виделся больше в черно- белых тонах.